Первый лепесток…
Тайшакутен всегда был таким, сколько себя помнил. Слишком тихим, слишком слабым, слишком терпеливым, никуда особо не рвущимся, одним словом – бесполезным. Его способность, сущность, казалось, только сильнее его сковывала и совершенно не помогала, ведь Тайшакутен был рожден во время войн и кровопролития, а он, как в насмешку, был создан не для этого. Хотя честно, юноша в принципе не знал, для чего был создан. Тайшакутен мог лишь слышать бьющееся сердце мира, как вся земля содрогается от криков войны, и осознавать, что никак не может это облегчить. Или остановить. Сущее наказание. Он был ненужным. Все попытки хоть как-то изменить происходящее заканчивались провалом. Все стекало с его рук, как вода. Ничто не задерживалось, не укреплялось. Но даже так, несмотря на неудачи, юноша пытался снова и снова, пока ему не удалось создать небольшой отряд для оказания первой помощи под названием "Крылья". Это ведь что-то, да?.. Тайшакутен надеялся, что теперь уж точно все переменится. Но и здесь жизнь все перемешала. Вместо того, что оказывать первую помощь, лечить и кормить, его отряд ходил попятам за смертью, поспешно хороня изувеченные и гниющие трупы. Так проходили долгие, душные месяцы, пропитанные смрадом, пока в один из дней смерть, наконец, не обратила на них внимания. Снова было много крови и слишком много горя. Тайшакутен давно уже не различал, где начиналась чужая боль, а где – его собственная. Все было одно. Весь мир бился единым, бешеным пульсом. Секунда, и он прервется. Вот еще чуть-чуть, и… Их спасло лишь чудо. Его чудо. Асура.
Второй лепесток…
На самом деле, Тайшакутен никогда и никому не мог открыть свое сердце полностью. Когда не получается выразить все, что чувствуешь полным спектром, то молчание остается единственным выходом. Все вокруг, даже Асура, были обращены своей сущностью наружу, когда он был сконцентрирован внутри себя, чувствуя чужую боль и ложь каждую секунду. Никто из них особо не задумывался, что испытывает человек, бившийся в конвульсиях перед смертью, как изворачивается его душа в эти минуты, в точности не помнил, как глаза постепенно блекнут, уставившись в пустоту, а тело в твоих руках размякает, чтобы затем навечно одеревенеть. А этот запах… Тайшакутену казалось, что он был весь пропитан им. Никто не знал, как сильно может резать ложь и двуличие. Что вначале это шокируют, потом болезненно ноет, а следом гниет и заставляет медленно тлеть. Где-то там, под сердцем. Никто также не задумывался о том, как может быть всего слишком много: голосов, людей, эмоций, чувств, страхов, крови. А последнего всегда было слишком много. Как и этого мира. Его особенно было чрезмерно много. Невыносимо. А еще никто почему-то не замечал, что одной грубой войной ничего не добьешься, что нужно поступить иначе, хитрее, радикальней. Что очищать нужно с верха. Имеет ли кто-то право переделывать происходящее под свою прихоть? Даже если и имеет, то точно не Тайшакутен, но он готов был пойти на все, чтобы прекратить это безумие. Взять все грехи без остатка. Тайшакутен знал, как поступить и что сказать, чтобы окончательно переломить ход дел и помочь Асуре взлететь как можно выше. Он всегда был совершеннее него. Сильный, теплый, верный, хоть еще иногда и наивный, как дитя. Где-то там, внутри. Главное правильно нажать, чтобы это раскрыть. Асура был идеальным лидером. Тем, кто должен сиять. Тем, у кого действительно есть шанс хоть что-то изменить. Все равно, если внутри него все стремительно вяло и мертвело. Все равно, если Асура его возненавидит.Третий лепесток…
После убийства Асуры и собственной коронации, Тайшакутен стал окончательно похож на сломанную куклу. А если точнее, то просто стал похож на себя настоящего, будто открыв свое первозданное нутро на показ всему миру. Каждый шаг давался с трудом, грудная клетка еле-еле поднималась для такого обычного вдоха и выдоха, а сама его сущность замерла где-то внутри неясным, черным комком. Нигде ничего ни екало, ни гудело. Считают монстром? Пусть. Если захотят, он может стать еще хуже, покажет все, на что способен. Его жизнь и так была сплошным актом самоубийства. Изящным и извращенным. Еще ребенком он мечтал об идеальном мире, неком вечном Рае для селестиалов без конфликтов и недопонимания среди людей, где все жили бы в гармонии и согласии. Со временем, конечно, стало ясно, что такой мир никогда не сможет существовать, по крайней мере, без Асуры. Сам император мог лишь создать жалкое подобие, пустую игрушку для отвлечения. Что он и сделал. Остались только последние штрихи в плане. Поблекшие глаза посмотрели в бесконечную даль небесной пустоты: "Когда узнаешь, то простишь ли ты, Асура?". Император горько усмехнулся и рассмеялся – никто никогда не узнает. Никто никогда не поймет. Но даже так, Тайшакутен все еще продолжает ждать того, кто окончательно очистит этот мир. Очистит этот мир от него самого. Ждал своего Асуру.Четвертый лепесток…
Возможно, Тайшакутен действительно тогда любил. Искренне, по-настоящему. Сейчас, глядя на кремовый потолок дворца, который давно заменил ему небо, император уже четко не помнил, что это за чувство. Но вспоминая первую встречу с Асурой, все его заостренные черты и голос, сердце, что должно было давно рассыпаться в прах, предательски ныло и болело. Тайшакутен с затуманенной головой вспомнил, что этому когда-то придумали слово, такое кислое на вкус. Тоска. Он чувствовал себя окончательно пустым, подвешенным над миром. Поглотив столько человеческих эмоций и боли, утонув в согрешениях, превратив себя в обоюдоострый меч, Тайшакутен был уверен, что безразличие теперь являлось его постоянным спутником. Природная чрезмерная чувствительность просто достигла своего естественного конца, стала химерой в виде безэмоциональности, затхлости и отчуждённости. Так почему при виде Асуры так захотелось плакать?Пятый лепесток…
Тайшакутен уже давно представлял их встречу с Асурой. Долгожданная встреча героя с тираном, что, наконец, вернет мир и процветание, даст начало новой Вселенной, перезапишет историю. Все предрешено. Да, император четко видел конец этой истории: вот послышался звон колокольчиков и подвесок, испугано попрятались птицы, вот небо озарилось кровавым золотом, вот послышались крики и вопли, вот Асура медленно вошел в главный зал такого холодного дворца. А вот началась битва, решающая и безжалостная. Ведь победитель будет один. И Тайшакутен уверен, что они оба знают, кто им станет. Как долго пришлось ждать этого дня. Еще немного, и Тайшакутен сможет отдохнуть. Возможно, его труд действительно не был проделан зря. Он сделал все возможное, чтобы разжечь лютую ненависть. Он сделал все возможное, чтобы Асура стал героем. Асура бьет беспощадно, сильно, со всей злостью, так, что ломаются кости и крошатся зубы. Тот прошел достаточное испытание в Бездне, чтобы стать сильнее. Тайшакутен позаботился об этом, это его личная и единственная гордость, гордость, что вот-вот разорвет на части. Император кроваво улыбается. Для красоты концовки он изо всех сил старается дышать ровнее, а уворачиваться более уверенно, скрывая уже и так умирающее тело. Удивительно, но они все равно идут ровно, их сущности стали идентичными по силе. Тайшакутен предполагает, хотя нет, он точно знает причину. Но победитель будет только один. Надо заканчивать. Хватит. Последнее острое слово, последняя провокация. Травить сердца это как раз его работа, и Тайшакутен восторженно наблюдает за разъяренным мужчиной, чья сила достигает апогея. Осталось немного… У Тайшакутена уже мутно в голове от ударов, переломов и обильной потери крови, об которую так предательски поскальзывались слабые ноги. Он уверен, что в основном кровь на полированном мраморе именно его. И впервые за долгое время юноша искренне улыбается. Они оба, тиран и герой, несутся в последней, решающей схватке, вонзая в своего врага мечи до характерного хруста и так поврежденных костей. Тайшакутен с тихим ликованием чувствует чужую руку на сердце, самой императорской сути, и ждет, когда его вырвут без шанса на дальнейшие перерождения. Окончательное, безвозвратное убийство селестиала. Тайшакутен хрипло смеется. Асура вынимает из бледной груди осколок собственного, утерянного и больного красно-черного сердца.Шестой лепесток…
Асура испугано держал кристалл в руке. Это была именно та последняя часть, которую он так долго и безуспешно искал в Бездне, собирая мельчайшие осколки. Та часть, что должна была вернуть ему силу и воспоминания. Если так, то где же было сердце самого Тайшакутена?.. Неужели...? Они оба с тяжелым дыханием уставились друг на друга. Глаза юноши так и остались затянутыми поволокой, и только на секунду в них промелькнула ясность. Асура завороженно вглядывался в лицо напротив и неожиданно вздрогнул от осознания – лотосовая сущность, обращенная в меч, все еще была в нем, но он не чувствовал боли. Его враг (враг?) только что сам подставился под удар. Ты ведь знаешь, моя сущность всегда принадлежала только тебе. Тайшакутен в последний раз и навсегда улыбнулся мужчине. Быстро остывающее тело как-то слишком неловко и тихо свалилось на землю. Мир рушился, небо падало, дворец полностью исчезал в алом зареве. Четко ничего не осознавая, мужчина ошарашено смотрел на мертвого и только сейчас заметил, насколько тот был истощен и бледен. Казалось, Асура только сейчас, спустя столько лет, по-настоящему увидел юношу. Все резко стало каким-то сном, еще одной извращенной иллюзией императора. Так не должно было закончиться. Слишком много красного, разлитого по всему белому камню, слишком тихо, слишком пусто. Почему так пусто внутри? Это не торжество победы, это что-то иное. Что-то не так, что-то точно не так. Секунда и Асура резко рухнул на колени от резкой головной боли. Тысяча чужих, его собственных, давно забытых мыслей и воспоминаний заполнили разум мужчины с бешеной скоростью. Сущность, драгоценный кристалл наконец-то был собран. Дыхание сперло, все тело охватила агония, пробирая до костей дрожью, пот лился рекой. Асура зажмурился и закричал, в ярости стирая в порошок ядро, все еще находящееся в его руках. Он с испугом, через белую дымку, видит самого себя в той самой роковой деревне, а после все адским круговоротом несется через жизнь того, кто еще недавно видел мир глазами цвета весенней листвы. Тайшакутен переиграл его. Переиграл и уничтожил, создавая заново по своей прихоти, исполняя их общую мечту, хорошенько окропив ее кровью и вручая Асуре. Сколько же там было потаенного страха, ненависти, самоотверженности и целеустремленности сломать себя окончательно. Сколько усталости, бесчувствия и апатии так старательно скрывалось внутри, и, одновременно, как много было желания увидеть то, как Асура, окрепнув, воплотит их замысел в жизнь. А любви?.. Сколько же там было запрятанной любви, что извивалась изломленным цветком где-то на самом дне души, которую никто никогда не касался. Как-то не думал касаться… Боялся. – Нет, нет, нет, нет! – взревел Асура и сразу же замолчал. Все прекратилось также быстро, как и началось. И Асура уже с испугом посмотрел на разрушенный в мелкую крошку кристалл, понимая, что у Тайшакутена уже нет шанса на будущее. Тот продумал все с самого начала, лишая мужчину права вообще что-либо решать. А сам он, Асура, как свирепый пес просто шел по выстроенному пути, не задумываясь о знаках, воспринимая все как судьбу, скользя лишь по поверхности бездонного озера. Он так легко поверил в предательство спустя столько времени, проведенного вместе. А небо все падало и падало. Асура ведь мог спросить, выслушать, если бы захотел. Мог пересечь все на корню. Но вместо этого он тащил Тайшакутена в самое пекло, в гущу пыток и страданий. А тот был умнее. Юноша знал, что они зря растрачивают силы, понимал, откуда идут все беды. Но Асура был слишком упрямым, твердолобым. Мужчина совершенно не замечал, глубоко утонув в личных чувствах и в призрении. Он же мог все остановить, так ведь?.. – Почему, почему ты изначально решил все за меня?! – Ты был еще не готов. Сейчас, вспоминая каждый их диалог и спор, приходит чертово понимание, которого так не хватало Асуре. Тайшакутен всегда давал подсказки, всегда намекал на то, что у него действительно на душе и о чем планирует. Но Асура не видел, не хотел видеть. Он был лишь захвачен горячим безумием войны, как и все остальные солдаты, хотя цель у них с Тайшакутеном была одна – прекратить войну. Ты просто его использовал. В начале, возможно, да, использовал. Только Тайшакутен мог успокоить его безумие, только с ним Асура, наконец, смог перенаправить свою силу в нужное русло без лишних жертв и идти вперед. И он знал, что тот позволял ему это делать. Только со временем мужчина стал замечать больше, поверхностно, но все же: тихие, ровные шаги, что ступали за ним попятам, коралловые губы в замершей полуулыбке, слишком белая кожа и тонкая фигура на фоне затянутого тучами неба и разорванных трупов. И глаза, такие внимательные и грустные, слишком настоящие и родные. Его хотелось сломать и одновременно защищать. Он был тем, кому изначально нужна была защита, но по итогу почему-то именно хрупкий юноша стал щитом и сердцем Асуры. Асура очнуться от своих мыслей и посмотрел на расползающийся небосвод, где тысячи звезд-обломков летели вниз, кружась вокруг самого главного и ужасающего светила, в котором был заключен еще один мир. Стоял страшный звон и рокот ветров, грохот лопающей земли пробирал до самых костей. Все-таки мир не выдержал. Они оба не выдержали. Втянув сквозь зубы воздух, мужчина дотронулся до окровавленного тела, с заторможенным облегчением замечая, что оно еще хранит отголоски слабого тепла. Возможно, у них еще есть шанс. Пора и ему взяться за радикальные меры. Асура совершенно не согласен с предложенной концовкой. Разорвав собственную грудную клетку, мужчина с содроганием достал совершенно ему не свойственное сердце, слабо светящееся лазурным. Ему достаточно было надавить, чтобы отколоть половину, после чего Асура настороженно замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям, но ничего не произошло. Отчитав на всякий случай несколько секунд, он снова повернулся к лежащему телу. Сможет ли одно ядро удержать жизнь в двоих? Мужчина молился, хотя не знал кому, чтобы это было все-таки возможно. Асура медленно поднялся и не глядя больше ни на что метнулся вверх, направляя всю оставшуюся силу в пылающее огнем светило, что почти полностью обрушилось вниз. Вселенная перезапустилась.Седьмой лепесток…
Свет раннего солнца пробрался в окно, скользя по серебристо-белым стенам небольшой, но уютной комнаты. Если прислушаться, то среди утренней тишины можно было услышать далекий гомон оживленной улицы, где все голоса и звуки слились в один жизнерадостный поток. Ветер игрался с множеством колокольчиков, развешанных по всему дворцу, принося с собой влажный запах близлежайшей реки. Наступило долгожданное спокойствие и умиротворение. Слишком непривычно. Тайшакутен в испуге распахнул глаза, делая резкий и ужасно болезненный вдох. Увидев снова ненавистный кремовый потолок, юноша дернулся, но подняться не получилось. Все внутри горело и ныло, голова гудела, тело совершенно отказывалось слушаться. Почему он жив? Или же все произошедшее было еще одним кошмаром, созданной иллюзией в бреду? Нет, юноша все просчитал. Это не могло быть ошибкой. Тайшакутен должен сейчас лежать мертвым под обломками игрушечной цивилизации. Но вместо этого, он, весь пропахший лекарствами, находился в теплой кровати у огромного дворцового окна, в котором то и дело пролетали стайки разнеженных птиц. Впервые за много лет Тайшакутен почувствовал страх. Неизвестно, сколько времени прошло с его пробуждения, когда дверь в комнату отворилась, и внутрь зашел тот, кого Тайшакутен боялся увидеть больше всего. Хотелось сбежать и сгореть окончательно, но ему оставалось только продолжить считать птиц, чтобы хоть как-то отвлечься. Благо Асура лишь молча поставил на прикроватный столик чашу с водой со стопкой ткани. Когда такие знакомые, мозолистые пальцы коснулись горячего лба, чтобы положить компресс, юноша ощутимо вздрогнул и напрягся. Тайшакутен изо всех сил старался не показать ядовитую улыбку. Чувство отвращения к себе расцветало внутри новым гнилым цветком. Ярость, ненависть и раздражение – как же он презирал себя. Ни на что не способный. Столько времени потрать и все равно не суметь сделать все, как надо. Как же он устал. – Хватит думать, – прозвучало как-то резко и чересчур громко. Слишком правильно. От неясных эмоций Тайшакутена мутило и беспрерывно трясло. Усмешка все-таки появилась на красивом, юном лице, когда их взгляды с мужчиной пересеклись. Асура, уже не скрываясь, вовсю рассматривал израненного юношу, словно пытаясь запомнить, подметить для себя что-то новое. В лице мужчины не было ни злобы, ни оттенка вражды. Было что-то иное, до скрежета зубов позабытое и еще не узнанное. И, видя все это, Тайшакутен не понимал, что ему теперь делать. Он достиг собственной точки обнуления, сделал все, чтобы себя стереть, но от него, похоже, продолжают еще что-то ждать. Продолжают вот так вот смотреть. Точно ли его помнили настоящего? Как так получилось, что он еще жив, если испорченное ядро было разрушено? Как поступить теперь? Кем быть? – А что мне еще делать? – получилось хрипло и как-то постыдному слабо. – Говорить. Постепенно. Асура на инстинкте снова проверил чужой лоб, на котором положенный компресс уже успел нагреться. Такая тревожащая лихорадка за эти дни почти не прекращалась, следить за состоянием Тайшакутена приходилось постоянно, хотя после всего произошедшего это было меньшее из зол. Уже хорошо то, что он пришел в сознание, а раны заживали. А остальное… Главное не нужно никуда торопиться. Все у них наладиться, обязательно. У них еще была целая вечность, чтобы наговориться. Чтобы наконец-то все разъяснить. Юноша с печалью проследил за чужими движениями, после чего отвернулся: – Я уже так не умею. В воздухе повисло молчание. Постепенно оно затянулось и стало казаться даже уютным. Убаюканный, Тайшакутен начал проваливаться в сон. Краем сознания он еще чувствовал, как компрессы сменяют друг друга, а мешающиеся пряди волос заботливо убираются с лица. Потом с тихим выдохом ему все же ответили: – Научим. Зарождалась новая точка отсчета.