***
— Адриан! Глаза распахнулись сами собой, и Адриан резко вскочил с постели, запутавшись в одеяле, словно в паутине. Он маленькой мушкой трепыхался в недрах плотной ткани, пока в лицо не ударил утренний солнечный свет и не пришло осознание — это был всего лишь сон. Дебильный кошмар, о существовании которых он успел забыть еще во времена студенчества. Но учитывая вчерашний день… Что ж, неудивительно, что Бражник восстал в его воспаленном мозгу после панической атаки, потери сознания, галлюционного бреда и звонка Натали. Наборчик такой, что потянет на пару недель в психдиспансере, не говоря уж о неприятных снах. Агрест тяжело вздохнул и потер лицо руками, пытаясь сбросить с себя остатки липкого страха. Щека неприятно саднила, а где-то в воздухе Адриан прям нутром ощущал присутствие недовольного Плагга. Никуда его квами не делся, и все еще отлично умел будить оплеухами. — Пацан, ты задрал во сне орать, — буркнул сонный кот, раздраженно потирая лапками глаза. — Вы вообще дадите мне поспать, или я теперь обречен на вечное бессонное существование?! — Да господи боже мой, спи! — фыркнул Адриан раздраженно. — Кто тебе не дает? Мне просто херня приснилась. — Что вы тут опять ругаетесь? Дверь распахнулась и вместе с мелодичным голосом Маринетт в спальню ворвался чудесный аромат свежей выпечки. Кажется, это бельгийские вафли. Адриан вдохнул этот запах всей грудью, и ему показалось, что сладкий туман растворил в себе весь недавний кошмар, от которого еще несколько секунд назад трясло, как в припадке. Маринетт где-то на его минималистичной кухне откопала фартук, прихватки и даже странного цвета половник, о существовании которого Адриан, судя по всему, даже не догадывался. Повар - везде повар, и этот облик делал ее такой домашней, по-настоящему уютной и теплой, что Адриан не смог сдержать растянувшейся на весь рот улыбки. Маринетт посмотрела на него с заботливым укором, словно молчаливо спрашивала, сколько еще его кошачья задница собирается валяться в кровати и где та фура сметаны, которую ему несомненно подвезли, раз он так лыбится. — Просто на всякий случай — завтрак готов. Шанталь уже умывается и собирается в школу. И тебе пора, у нас до выхода час остался. — Ты знаешь, что я бесконечно люблю тебя, моя Леди? — Подхалим. Маринетт демонстративно вильнула бедрами на манер Леди Баг и скрылась в коридоре, оставляя дверь открытой, а Адриана полностью погруженным в свое любовное желе. Все же хорошо, что они никуда вчера не поехали. Вне зависимости от того, что оставила Натали в его старом доме, ночное рандеву в особняк Агрестов абсолютно точно не могло закончиться таким прекрасным утром. Маринетт вчера остановила его чуть ли не в дверях, встав в проеме намертво и остудив его горячую голову своим недовольным шипением. Когда дело касалось отца, — а точнее, проблем, которые отец может в теории ему создать — у Адриана сразу врубался режим действия: нужно было узнать все сразу, здесь, сейчас. И решить это желательно секунд за пятнадцать, пока Габриэль не успел ничего сделать. Наученный горьким опытом Адриан прекрасно знал, что его отец может испортить даже самый лучший праздник, а крупную, но не смертельную проблему сделать просто колоссальной. Агрест-младший за всю жизнь так и не смог понять, подливает масла в огонь приобретенная за годы работы катастрофизация или отец просто сам по себе сеет разрушение ничуть не хуже Плагга. Поэтому он бросился к дверям сразу, даже не раздумывая, но его крайне ответственная и рассудительная девушка вовремя отвесила ему ментальный подзатыльник. Напомнив, что в квартире есть маленький ребенок, которого нельзя оставлять одного, она почти насильно уложила Адриана обратно в кровать. И все последующее, включая их страшную аварию, произошло только внутри очень буйного подсознания… Его невольно передернуло, а улыбка сама сползла с лица, когда в голове снова возник отпечатавшийся там образ Бражника в свете фар и с талисманами в ладони. Адриан никогда не был суеверным и старался не поддаваться магическому мышлению, но сначала Нино в галлюцинации что-то бормотал ему про психолога для Бражника, теперь вот этот странный сон… Возможно, к нему на нервах последних двух месяцев просто вернулись давние страхи. Или он действительно сам знает нечто важное о судьбе этого мужчины, только никак не может это осознать… Адриан усиленно замотал головой, стараясь выгнать оттуда все ненужные мысли. Нет, вот этим он точно не будет портить себе утро. Для мыслей о Бражнике вообще есть отдельное место и время — нигде и никогда, но коли уж его подсознание спустя столько лет возвращает ему «папки» с делами давно минувших дней, то он определенно точно потратит несколько часов рефлексии на этот вопрос. Но чуть позже. Сейчас за этой стеной его любимая девушка готовит его любимый завтрак, а за столом сидит его любимая крестница. Никаких молей. — Пахнет просто потрясающе, — резюмировал Адриан, обнимая Мари со спины и заглядывая ей через плечо. На столешнице вовсю работала вафельница, готовясь преподнести еще одну порцию румяных квадратиков. Одну такую тарелку уже за обе щеки уплетала Шанталь, умытая, чистая и с двумя идеально заплетенными косичками. — Ты меня в три часа ночи разбуди, я все равно расскажу тебе, как готовить все папино меню в пекарне, — усмехнулась Маринетт. — Я бы удивилась, если бы они не пахли потрясающе. Адриан чмокнул ее в щеку и невольно улыбнулся, вспомнив, как много лет назад, когда она в первый раз принесла эти вафли в класс, врала всем — мол, это ее отец приготовил. Он ведь лучший пекарь в Париже, и ему это точно раз плюнуть. Уже много позже Адриан узнал от Сабин, что Мари тогда не спала всю ночь, воюя с вафельницей и формой для духовки, чтобы все получилось идеально. Но ее природная застенчивость не позволила даже принять похвалу за такие старания. С возрастом и прохождением экзамена на жизнь под названием «Леди Баг», Маринетт перестала прятаться от собственных достоинств и скрывать их. Сейчас никто не сможет разубедить ее в том, что ее работа хороша, если она уверена в этом сама. И уверенность ее всегда оказывается объективной, как резюмирует практика. Ну, во всяком случае, одной конкретной Сидни уже несколько раз выписывали штрафы на работе за предвзятое отношение к сотруднице. Адриан, разумеется, не имел к данным кейсам никакого отношения. Но кто знает, может имела Хлоя? Насколько он знал, отношения у них с Маринетт не в пример улучшились со школьных лет. — Кстати говоря… — он уткнулся носом любимой в шею. — Ты ведь так и не сказала мне, как Том себя чувствует. — Уже лучше, — легко отозвалась Мари, и по ее спокойствию Адриан понял - говорит правду. — Ему наконец подобрали лекарства. Обещали отпустить домой уже через пару дней. Но к печи подходить запретили-таки… — она вздохнула и опустила взгляд, почти беспомощно посмотрев на Адриана. — Честно скажу, я не знала, что мой папа, прожив на свете столько лет, может вписаться в роль королевы драмы лучше Хлои. Адриан издал тихий смешок. Мем смешной, ситуация страшная — как сейчас говорят. Он вполне мог представить, какой удар испытал Том, когда у него отняли такую важную часть жизни, хоть и крайне вынужденно. А еще он знал, насколько важно соблюдать рекомендации врачей. Потому что когда Габриэль на протяжении многих лет их игнорировал и занимал всю свою жизнь работой, у него развился рак пищевода, запущенный аж до третьей стадии. — Это дело всей его жизни, — Адриан покачал головой. — Надеяться, что он от него откажется без моральных потерь – достаточно наивно. Можно ведь найти какую-то альтернативу его классической печи? Ему запрещены высокие температуры, а не готовка. — Да, мы с мамой уже об этом думаем. Но он ничего и слышать не хочет. — Ну, стадия отрицания рано или поздно пройдет. Если вы с Сабин будете рядом с ним. Он боится потерять не печь, а свой образ жизни, в который неизменно включены и вы двое. Если вы будете рядом и покажете, что далеко не все изменится, то принятие новых обстоятельств пройдет для него проще. — Мне всегда казалось, что вот эти стадии — это только про раковых больных. — «Доктор Хаус»? — фыркнул Адриан. — «Доктор Хаус»… — обреченно призналась Маринетт. — Стадии принятия горя не просто так называются. Они применимы к любому горю такой силы, которое способно вызвать отрицание как защитную реакцию и запустить эту цепочку. Главное, чтобы твой отец не «завис» на какой-то из них, важно пройти все. — Ты когда вообще успел стать таким умным?! Адриан поднял на нее самодовольный взгляд и снова обнаружил стайку веселых божьих коровок в ее глазах. Приятно было услышать от нее пусть и шутливую похвалу, особенно после того, как этот «умный» давеча скакал от нее по всем крышам Парижа. Ну, кто прошлое помянет… — Тетя Маринетт, дядя Адриан! А мы ведь пойдем в выходные на ярмарку? Голос Шанталь прорезал их веселую идиллию своими высокими нотками и внезапно заставил напомнить, что два воркующих психологических голубка тут вообще-то не одни. Адриан еще не успел сказать Маринетт про эту ярмарку и почему они все вместе непременно должны туда сходить, но той, кажется, и не требовались никакие объяснения. — Конечно, сходим, милая, — отозвалась Мари любящим голосом. — У меня как раз последние выходные перед выходом на работу, повеселимся напоследок. Вот так вот. Ни тебе «какая ярмарка?», ни уточнения по времени или возможности. Идем — и все. У Маринетт всегда так было, когда дело касалось Шанталь. Она находила время, умудрялась вырваться с работы, успевала готовить Шанталь самые вкусные кексы на конкурс выпечки в школе. Адриан из-за этого чувствовал себя немного неловко, потому что казался себе каким-то недокрестным, по сравнению с ее величеством, королевой Второй мамой. Но, вспомнив, какой яркой лампочкой светилась Шанталь, когда он намедни всем открыто представился ее крестным папой, сомнения рассеялись, не успев даже загустеть. Самое главное, что Шанталь любит его, чувствует себя счастливой рядом с ним, не ощущает себя брошенной. А соревноваться с Леди Баг в умении за мгновения организовать себя и всех вокруг — увольте, пожалуйста, он не самоубийца. Адриан крепко обнял крестницу и чмокнул ее в макушку, быстро убежав в ванную умываться самостоятельно, потому что вафли на общей тарелке таяли крайне быстро под влиянием растущего детского организма…***
— Я заеду за тобой после театрального кружка. Только не задерживайся, хорошо? Если что, звони мне или Маринетт. — Да, хорошо, всё, всем пока! — Шанталь выскочила из машины на школьной стоянке и галопом понеслась к кучке таких же учеников, что стояли у дверей здания и махали ей руками. Уже в на бегу она нацепила на себя знакомую красную кепку, вызвав у Адриана очередной приступ счастья и умиления. — Жаль, что Нино этого не видит… — тихо, почти шепотом произнесла Маринетт, почти слово в слово повторив мысли самого блондина. — Он бы так ею гордился. — Ну, кто знает, — Адриан пожал плечами с легкой улыбкой. — может, он все же видит и гордится. Во всяком случае, мне хочется в это верить. — Мне тоже. Они сидели пару минут в тишине, наблюдая, как классная руководительница Шанталь пересчитывает всех учеников у крыльца школы, а потом парочками заводит их в здание. Когда тяжелая дверь захлопнулась за последним цветастым рюкзачком, то выдохнули почти в унисон. Только вот это скорее было небольшое разочарование, нежели облегчение. Оба понимали — их маленькая утренняя идиллия закончилась, а впереди еще куча дел на сегодня. Более того, им абсолютно точно нужно было поговорить, а не откладывать это дело в долгий ящик. Все, что произошло вчера и что они пережили за эти тринадцать лет, как оказалось, вместе, бесспорно требовало обсуждения. Это понимала даже не умудренная высшими знаниями психологии Маринетт. — Ну что, поедем в дом твоего отца? — спросила она, когда состояние лёгкой родительской эйфории оставило обоих. — Может, мы сначала перейдем к запланированному разговору? — Уверен? Ты вчера ночью чуть дверь квартиры не выбил после звонка Натали. — Я запаниковал, — Адриан смущенно почесал затылок. — Ты вообще могла заметить, что со мной это часто случается. Но знаешь, я просто подумал утром… Что я там могу найти, с другой стороны? Ключ от сейфа, в котором документы на мое усыновление? Не смотри на меня так. — Адриан фыркнул, увидев как исказилось строгостью лицо Маринетт. — Это бы очень многое объяснило… — Натали знает о наших геройских личностях. И говорила она в панике. — Это мы так поняли своими полусонными, ночными мозгами, — парировал Агрест. — Натали всегда обладала удивительной способностью следить за мной и моей жизнью даже вне отцовского дома, но до этого момента не увидела во мне Кота Нуара. Так что… все может быть еще и не так, как мы думаем. Но я хочу, чтобы сейчас между нами не осталось никаких недомолвок, я очень хочу обсудить с тобой все, что случилось, а уже потом ехать разгребать очередное дерьмо моего отца. Маринетт смотрела на него внимательно, вот этим самым пронизающим взглядом, который он раньше видел только под пятнистой маской. Без черных крапинок вокруг глаз он, на удивление, смотрелся даже внушительнее. Она словно пыталась понять, не придуривается ли ее новоиспеченный бойфренд и не преуменьшает ли своего волнения по поводу предстоящего входа в отчий дом. Но Адриан не придуривался. Он расставил для себя приоритеты еще утром, как только Маринетт возникла на пороге их спальни. Когда-то давно, будучи еще почти мальчиком, он поклялся себе: если когда-нибудь звезды ему улыбнутся и они с Леди Баг будут вместе, то он непременно будет ставить их общие интересы на первое место. Ну, честности ради, тогда формулировка была несколько иной, но смысл за годы не потерялся. И он не собирался даже сейчас отступать от своих давних обещаний. И готов был поклясться, что все это Маринетт с легкостью смогла прочесть в его искреннем взгляде. Поэтому согласилась и не стала спорить. И они говорили. Долго, на протяжении почти трех часов, замолкая только, чтобы сделать очередной глоток воды или кофе. Говорили обо всем. Об их общей юности, о давней влюбленности Маринетт, о бесконечной привязанности Адриана, о Бражнике, семилетней войне, в которой они сражались бок о бок и которая оставила неизгладимый отпечаток на обоих. С небольшой дрожью в голосе Маринетт рассказывала ему о том, как почти до самой помолвки с Лукой засматривалась на модельные плакаты с младшим Агрестом и как порой ее заносило куда-то абсолютно не в ту степь… По совсем юной юности Маринетт практически его сталкерила. В пору было напрячься этой информацией, если бы Адриан не помнил свой заваленный пятнистым мерчем стол в отцовском доме, такой же расцветки пижамные футболки и штаны… Ручки, ножницы, пеналы, тетради, плакаты, постельное белье, коллекционные карточки, мягкие игрушки, постоянный заказ папарацци даже на места сражений, просто чтобы заснять эксклюзивный красивый кадр Леди Баг, которого ни у кого больше не будет. Да, все это определенно выводило их счет в ранг «1:1», да еще и накидывало Адриану сверху позорные полтора балла точно. Именно поэтому на вопрос Маринетт о том, не злится ли он на нее, Адриан совершенно искренне ответил «нет». Тем более, ее следующие слова вновь аннигилировали его в душе до маленькой желеобразной массы: — Знаешь… Тогда я этого не понимала, но сейчас осознаю очень хорошо: я всегда смотрела в сторону Адриана Агреста, но самым близким человеком считала именно Кота Нуара. Ведь ему я могла доверить не только свою душу, но и свою жизнь. Потом настала очередь Адриана доставать все свои секреты из сундуков. Он долго говорил про те изменения, которые в нем произошли с получением талисмана. Как из потерявшего мать мальчика он чуть ли не в миг превратился в национального героя, и насколько это сорвало ему башню. Он почувствовал свободу, а Кот Нуар перевернул его сознание и мышление с ног на голову. Адриан помнил это ощущение эйфории, когда он в первый раз бежал в черном костюме по городским крышам и чувствовал себя таким легким и счастливым, что грешным делом мечтал дотянуться до небес, чтобы снова встретить маму. А потом появилась Леди Баг. И в его черные краски свободы ворвалось так много красного, что он сам превратился в пятнышко на ее маске. Сердце делало кульбиты каждый раз, стоило напарнице оказаться в его поле зрения, и разбивалось все больнее и больнее с каждым ее отказом. Когда Маринетт спросила его, почему он не оставлял попытки добиться ее столь долго, Адриан не смог нормально ответить. Он и сам точно не знал. Лишь с высоты своего жизненного и профессионального опыта мог предполагать, что он держался за эту любовь и свою геройскую «профессию» как за единственное в жизни, что Габриэль не мог контролировать. Не отказывался, сколько бы боли и грусти они обе не приносили. Потому что Адриан с самого детства рвался на волю, и долгое время талисман и Леди Баг были единственными проводниками туда. С возрастом, когда он начал копить на съем жилья и «выкуп» собственной независимости, ему казалось, что чувства к Леди Баг угасли. Он даже убедил себя в том, что это был просто переходный период, первая влюбленность. Вот эта сумасшедшая химия ведь у всех подростков бывает, разве не так? Но только потом понял — нет, не угасли, просто на время утратили приоритет. Затаились где-то в глубине его сознания и развивались, росли без его ведома. Стоило Адриану познать счастье одиночества и личной жизни, как он обнаружил вместо первой влюбленности настоящую любовь, пронесенную с собой годами. И она абсолютно точно не собиралась никуда уходить. Но самый главный вопрос, который мучал обоих — нет ли в другом хотя бы толики разочарования? Адриан всю жизнь этого боялся в душе. Раньше его снедал ужас при мысли о том, что Леди Баг увидит под маской того беспомощного мальчика, которым Адриан тогда себя считал. Ему снились кошмары. Он просыпался среди ночи, едва способный подавить собственные крик и слезы, чтобы не привлечь внимание Натали. Долгое время его самым главным страхом был вовсе не Бражник, а возможность увидеть разочарование в глазах напарницы после снятия масок. Наверное, поэтому лет в шестнадцать он перестал настаивать на раскрытии. Он поддался своим страхам и больше никогда не заводил об этом разговор. И, как оказалось, отчасти Маринетт всегда ругала его за подобные порывы по той же самой причине. — Меня тогда трясти начинало от мысли о том, что ты увидишь меня настоящую, — вздохнула она, откинувшись на спинку сидения. Адриан прекрасно понимал, что говорить о таком непросто, особенно, если пытаешься оставить свою неуверенность в далеком прошлом. — Вот такую, понимаешь? Неуклюжую, вечно заикающуюся, неспособную за себя постоять. Да я была уверена, что ты вообще откажешься быть моим напарником. Я пряталась за маской Леди Баг лет до семнадцати, пока Лука однажды не сказал, что я удивительная сама по себе и мне не нужно цеплять на себя маску уверенности, чтобы казаться круче. Теперь-то я понимаю, что он имел в виду… — она потерла переносицу. — Если честно, тогда я подумала, что это метафора, но суть уловила. И внезапно для себя даже задумалась. Я думаю, мне просто надоело в какой-то момент быть тенью Леди Баг, хотелось представлять из себя что-то и на гражданке. Адриан прекрасно понял ее, но про себя даже удивился. Он никогда не считал Маринетт слабой и неспособной за себя постоять. Неуклюжей - да, но это не черта характера и в его глазах никогда не определяло ее. Маринетт часто вела себя застенчиво и робко, когда они были детьми, но он до сих пор отлично помнит эти разносы по фактам, которые она устраивала Хлое и Лиле порой даже на уроках. И в такие моменты ее не волновали ни возможность попасть в кабинет директора, ни связи мадемуазель Буржуа, ни каверзный характер Лилы. Она говорила то, что думала. Всегда громко и яростно, так, чтобы слышали и усвоили абсолютно все, не только эти двое. Адриан тайно завидовал ее бесстрашию отстаивать то, что считаешь правильным. В подростковые годы у него самого подобных навыков не водилось. Но больше всего в Маринетт его восхищало то, что эта ярость и твердость духа в ней совмещались с добротой сердца и крайне высокой эмпатией. Ведь когда Хлоя в свое время «допрыгалась» и осталась абсолютно одна, когда от нее отвернулись Сабрина, Адриан и даже собственный отец, Маринетт была единственной, кто протянула ей руку помощи. Так что определенно точно нет, Адриан не был разочарован тем, что Маринетт оказалась Леди Баг. И сказать по правде, он даже не был удивлен, разве что шокирован подобной иронией, что подкинула им Вселенная. — Как я могу быть разочарована? — Когда он задал обратный вопрос вслух, Маринетт лишь улыбнулась этим своим теплым светом, который она всегда излучала в любимых людей. — Ты вроде психолог и должен понимать, что ты и Кот Нуар не разные люди. Ты же сам только что сказал, что я с Леди Баг - одно целое. Почему же с тобой должно быть иначе? Когда-то давно я была безумно влюблена в известную и идеальную модель, коей ты никогда не хотел быть. А потом я полюбила одного ушастого смелого и заботливого засранца, коим ты всегда являлся и к которому всегда стремился. И Адриан вдруг понял, что она действительно права. Кот Нуар всегда помогал людям; Адриан Агрест получил отличную профессию, чтобы заниматься тем же самым. Кот Нуар обожал возиться с детьми, не раз устраивал на улицах акробатические номера для ребятни; Адриан Агрест теперь отдает всю свою заботу маленькой Шанталь. Кот Нуар никогда ничего не боялся и всегда был вольной птицей; Адриан Агрест обрел смелость, послал отца и всю привычную жизнь ради свободы. Вполне возможно, неосознанно пытаясь стать тем самым «верным вариантом» и уйти от образа своего альтер-эго, Адриан внутренне, наоборот, приблизился к Коту Нуару. И Маринетт поняла это сразу же, а до него, как обычно, доходило несколько лет.***
— Ты не допускаешь того, что Мастер Фу специально все так подстроил с нашими талисманами? Ну вот про то, что мы не должны были ни в коем случае друг друга раскрывать, сидя чуть ли не за одной партой, — спросил Адриан, когда они расслабленно попивали молочные коктейли на стоянке какого-то парка. Все слова уже были сказаны, а самые главные страхи — развеяны. В сердце чувствовались какая-то непривычная легкость и приятное умиротворение. Если бы Адриан слушал эту историю от своего клиента, то определенно сказал, что тот пережил момент единения. Со своей любимой девушкой, а главное — с собой. — Да, делать ему больше нечего, — Маринетт со смешком закатила глаза. — Но я допускаю, что поняв что к чему, он много лет хихикал про себя с наших тупняков. Можно будет спросить у него в следующий раз. Нам ведь надо ему рассказать о… ну, обо всём этом. — Стоило бы, да, — согласился Адриан. — Но точно не сегодня. — Абсолютно точно. Они стояли у машины, обнявшись, вызывая улыбки у проходящих мимо пенсионеров. Теперь уже точно никаких тайн, секретов и недомолвок. Они выяснили все, что хотели и теперь наслаждались короткой передышкой перед тем, как отправиться в дом Агрестов. Момент был волшебный, действительно настоящее единение, но, увы, долго длиться оно не могло. У Шанталь через пару часов заканчиваются уроки, а танцевальный кружок идет всего сорок минут. До этого времени нужно все успеть. — Ладно, раньше сядем - раньше встанем… — вздохнул Адриан, когда они уже садились обратно в машину. — Это все равно неизбежно. Особняк Агрестов встретил их ледяным одиночеством. Почти таким же, каким Адриан его запомнил. Только теперь пустота была не только морально давящей, но и ощущалась вполне физически — в доме действительно никого не было. Адриан безошибочно ввел код на воротах, когда механический голос домофона спросил пароль. Натали много раз говорила в своих сообщениях, что не меняла его на тот случай, если Адриан захочет вернуться домой. Что ж, вот он и вернулся. Стоило Адриану вылезти из машины, как знакомый холод пробрал его до самых костей. В детстве, после смерти мамы, особняк начал казаться ему какой-то злодейской крепостью, в которой его запер тиран-отец, словно в золотой клетке. И приставил к нему двух надзирателей. С грустной усмешкой он много раз проводил параллели между собой и заточенной в башне принцессой, с одним лишь отличием — не было рыцаря, что мог бы его спасти. Хотя, если так посмотреть… Взгляд метнулся к Маринетт, которая молча держала его руку и взирала на эту каменную цитадель вместе с ним. Нет, определенно рыцарь у него все-таки есть. Входная дверь тихо закрылась за ними, являя взору двух героев темное и безмолвное помещение. — Дом, милый дом, — вздохнул Адриан и наощупь нашел выключатель где-то на стене. — Да, ничего не изменилось… Он не был здесь семь лет, а в доме все осталось по-прежнему. Дорогие картины на стенах, кресла, стоящие в том же самом положении, маленький комод с искусственным букетом цветов на нем, даже книги на журнальном столике никто не сменил: «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма, «Последний день приговоренного к смерти» Виктора Гюго и «Преступление и наказание» Федора Достоевского. Натали всегда говорила ему, что эти три книги стали любимыми у отца после смерти Эмили. Но, честности ради, Адриан никогда не видел связи между причиной и следствием. И это уже не говоря о том, что он вообще не мог припомнить отца хоть с какой-то книгой в руках после смерти мамы. — Зачем твой отец вообще повесил здесь этот портрет?.. — несколько нерешительно подала голос Маринетт. — Я никогда этого не понимала… Адриан встрепенулся и вдруг понял, что подвис немного, тупо пялясь на этот журнальный столик. Он проследил за взглядом девушки — она смотрела на эту злосчастную огромную картину, которая много лет мозолила глаза и самому Адриану, и всем приходящим в этот дом людям. Он отлично помнил тот день, когда ее писали. Это было на утро после похорон матери. — Веришь, нет, я и сам не знаю, — вздохнул Адриан, поднимаясь по блестящей мраморной лестнице. — Я перестал его понимать, как только мамин гроб опустили в землю. Гостиную и эту вещь он решил оставить напоследок. Все-таки Адриан уже готов был перестать бегать от своего прошлого и попробовать его принять, найти для него место в истерзанной душе и жить дальше. А чтобы принять, нужно все вспомнить. Даже самое болезненное из того, что происходило с ним в этих стенах. Второй этаж весь состоял из дверей. Первые три: спальня отца, комната Натали и бывшая комната самого Адриана. В конце коридора, после рабочего кабинета Натали и библиотеки, находилась почти незаметная черная дверь — вход в небольшую каморку Гориллы. Адриан поймал себя на мысли, что это был первый раз лет, наверное, за десять, когда он заглянул в спальню отца. Непонятно, откуда здесь взялся такой аскетизм: телевизор сняли и книжные полки тоже, оставив лишь одну кровать да кофейный столик у стены. Возможно, все вещи убрали подальше от пыли, Габриэль ведь больше времени проводил в больницах, чем дома. Адриан с трудом мог вспомнить то время, когда отец и мать еще делили эту спальню, но в его смутных воспоминаниях она была определенно ярче. Может, даже с другими обоями… В комнате Натали он бывал чаще и ее аскеза была ему вполне понятна. Кровать, прикроватная тумбочка с зарядками под ноутбук и телефон, пару книжных стопок на другой тумбе — вот и весь уют. Натали предпочитала строгость, но все же это было слишком даже для нее. Скорее всего, большинство вещей она просто увезла с собой. А каморка Гориллы была совсем пустой. Там остался лишь каркас кровати, убрали даже матрац. Откровенно говоря, Адриану и сравнить было не с чем. Он никогда ранее не открывал эту дверь. — А я вот о чем подумала, — протянула Маринетт, словно угадав его мысли. — Куда делся твой телохранитель? — Если честно, этого я тоже не знаю. Может, отец уволил его после того, как я съехал… Адриан вдруг подумал об этом странном человеке, которого и сам без задней мысли называл гадким прозвищем, придуманным в стенах дома. И с какой-то жгучей виной понял, что никогда не знал и не интересовался настоящим именем мужчины. Он вообще про Гориллу ничего не знал. Разве что мог с уверенностью утверждать, что тот страдал от олигофрении, вероятно, в легкой форме. Но никому не было до этого дела. Наверное, даже ему самому. Адриану оставалось лишь надеяться, что Горилла нашел себе где-то место после того, как его вышвырнули из этого дома за ненадобностью. Комната самого Адриана осталась точно такой же, какой он ее запомнил. Даже все оставленные им вещи лежали на своих местах, хоть их и было немного. Наверное, Натали наводила тут порядок в надежде, что владелец всего этого когда-нибудь вернется… Эта комната хранила столько воспоминаний и хороших, и плохих, но самое ужасное — связанных с Нино. Адриан с силой сжал дверную ручку, подавив в себе желание захлопнуть дверь и прекратить этот поток мыслей. Он почти видел, как Лахифф лезет по тому самому канату из простыней к нему в окно, избегая камер, чтобы зарубиться в Мортал Комбат с лучшим другом на всю ночь. Адриан с силой закусил губу, но все же немного расслабился, почувствовав как Маринетт обняла его со спины. Они стояли так еще несколько минут, пока в голове Агреста проносился целый ворох мыслей из его памяти, который он на протяжении семи лет так старался запихнуть в себя поглубже. Но неожиданно это не вызвало в нем истерики или ожидаемого потока душевной боли. Только легкую горечь на языке, обосновавшееся в сердце разочарование и какую-то дикую усталость. Он столько лет носил обиды в себе, что теперь, когда вернулся буквально к их истокам и осознал, каким бременем они лежали на его плечах, то не почувствовал более ничего, кроме скорбной грусти. Об умершей уже очень давно любви отца к нему и счастливых моментах своего детства. — Оставить тебя ненадолго? — шепотом спросила Маринетт, когда стало очевидно, что момент рефлексии затянулся. — Да, всего на пять минут… — Адриан едва заметно улыбнулся, в который раз изумившись, как точно Маринетт умеет угадывать чужое настроение. Он не хотел ее прогонять, но действительно нуждался в этих минутах наедине с собой. — Я тогда побуду внизу. — Там есть маленькая кухня, за столовой. Сразу дверь увидишь. Натали всегда там что-то хранила долго портящееся. Я думаю, можно будет чай попить… — Хорошо, подожду тебя там, — Маринетт чмокнула его в щеку, и через пару секунд он уже слышал, как по лестнице цокают маленькие каблучки ее босоножек. Адриан глубоко вздохнул и ступил внутрь комнаты, прикрыв за собой дверь. Плагг осторожно высунулся из кармана его толстовки и вылетел на воздух, осматривая знакомое, но давно забытое жилище. Адриан только сейчас понял, что за весь этот день после выхода из дома Плагг не вставил ни единого слова, даже после того как ушла Шанталь. И сейчас тоже молчал, только полетел куда-то наверх, к книжным полкам, на верхних ярусах которых раньше любил спать. Пусть это и не было очевидно, но его маленькому другу тоже было свойственно чувство такта и понимания. Плагг умел закрыть рот, когда это действительно было нужно. Адриан сел на кровать, что сейчас была застелена лишь неброским покрывалом. Мониторы компьютера рядом с ней все еще стояли на столе без единой пылинки, как будто он только вчера проходился по ним тряпкой. В свое время он из принципа не забрал ни одного гаджета и предмета техники из отцовского дома, даже навороченный мобильник оставил. Вместе с симкой. Все дизайнерские шмотки, вероятно, до сих пор висели в шкафу, только если Натали не спрятала их от моли и пыли. Помнится, в свой чемодан Адриан сложил только те немногочисленные вещи, которые купил когда-то сам или получил в подарок от друзей. Это взбесило Габриэля больше всего, ведь сын обрубил буквально все концы. Адриан из интереса нащупал кнопку включения компьютера под столом и через пару секунд с экрана на него вновь посмотрело улыбающееся лицо Эмили. Адриан и сам невольно улыбнулся ей в ответ: — Привет, мам. Он поднялся наверх. Плагг копошился где-то наверху, Адриан не знал, что квами там ищет, впрочем, и знать не особо хотел. Скалодром выцвел за столько лет, краски на искусственных камнях уже не выделялись так сильно. Да и дерево на «съездах», как Адриан сам это называл, давно перестало блестеть. Вся его комната поблекла. Вместе с его детством, от которого по сути осталась только эта спальня, ставшая совсем пустой и безжизненной. Что ж, наверное, знак доступный. Прошлое остается в прошлом. Не надо пытаться его насильно забыть, но и позволять управлять будущим тоже не стоит.***
Адриан удивился, когда не обнаружил Маринетт на кухне. Чайник вскипел только что, а на столе расположились две чашечки со свежими круассанами. Судя по прекрасному запаху, это те, что Мари приготовила сегодня утром. Возможно, она просто решила пройтись по дому? Адриан заглянул в столовую и коридор, даже в небольшую ванную на первом этаже — пусто. Он выдохнул и все же толкнул дверь в гостиную, разумно решив, что Мари, скорее всего, там. Не ошибся. Маринетт сидела на корточках около журнального столика и смотрела на что-то, что было скрыто от взгляда Адриана ее спиной. Два указательных пальца были прижаты к губам, словно она неосознанно приказывала себе молчать. — Мари? Что случилось? Маринетт обернулась на звук и посмотрела на Адриана каким-то странным, плохо читаемым взглядом. В нем как будто смешивались отчаяние, злоба и… облегчение? — Что там? Что ты нашла? Маринетт поджала губы и, секунду поколебавшись, сделала шаг в сторону, освобождая обзор. — Адриан, мне очень жаль… На столике лежали любезно оставленные Натали талисманы. Бабочки и павлина. Те «сокровища», за которыми они с Маринетт гонялись тринадцать лет в попытках отнять их у поехавшего на голову мужика. И этим «мужиком», в который раз по жестокой иронии Вселенной, оказался его отец. Теперь для Адриана поблек весь дом.