***
Теперь молчала Бернадетт. Молчала долго. Сначала смотрела на Плагга, иногда переводя взгляд на серое кольцо у Адриана на пальце, а потом и вовсе уставилась в окно. Адриан не мешал ей. Он понимал – такое еще переварить надо. У всех жителей Парижа с Леди Баг и Котом Нуаром было связано немало воспоминаний, даже у самых маленьких. У любого из них случился бы шок, вывали ему такое перед самым носом, а профессионалу – коим и являлась Бернадетт – необходимо взять себя в руки и не дать волю эмоциям хотя бы в моменте. Что может быть весьма непросто в такой ситуации. Спустя еще десять минут Бернадетт взял мобильный и набрала какой-то номер: — Британи, доброе утро. Отмени, пожалуйста, две мои утренние встречи. В девять и десять тридцать. Да, извинись перед клиентами, скажи, что я нехорошо себя чувствую. Спасибо. Адриан пока не знал, что это значит. Но тон у Бернадетт был ровный и спокойный, что не могло не радовать. — Во-первых, прежде всего, я хочу вас поблагодарить, мсье Агрест, — начала Бернадетт, тут же приняв свою обычную позу. — Когда в прошлом году обрушился Гэтэ Монпарнас, вы вытащили нас с женой – тогда еще невестой – из-под завала намного раньше пожарных. Вы спасли нам жизнь. Адриан помнил это происшествие. Одно из немногих за последние годы, когда ему действительно понадобилось для дела надеть костюм. Гэтэ Монпарнас был торговым центром в северном районе города. Именно «был», потому что после недавнего обрушения потолка было решено не восстанавливать здание, а снести его и сделать на том месте парк. А в центре поставить мемориал погибшим в катастрофе. Адриан был совсем недалеко от места крушения, и потому Кот Нуар прибыл туда даже быстрее городских служб. Вероятно, он в тот день действительно спас очень много людей, которые могли просто не дожить до приезда скорой и спасателей. Он не помнил, чтобы видел там Бернадетт, но он и на лица людей тогда не смотрел: просто вытаскивал всех, кого мог. — Говорить «не за что» неправильно в данном случае, — Адриан неловко потер руку. — Но вам действительно не за что меня благодарить. Я делал то, что должен был. — Во-вторых, мне кажется, это очень многое объясняет касаемо вашего состояния. В том числе и то, почему у вас был такой медленный прогресс в осознании нашей терапии, как вы сказали. Весьма объемная часть вашей жизни была закрыта для всех, и это не позволяло взглянуть на картину полностью. — Да, я тоже об этом думал… — Адриан на секунду замялся. — Мадам Атталь, не сочтите за грубость, но вас увиденное и услышанное действительно не волнует, или вы просто заправский профессионал? Бернадетт улыбнулась. Видимо, самое первое «оружие» из арсенала его альтер-эго подошло идеально, чтобы немного разрядить всю ситуацию. Агрест отлично осознавал, что не волновать ее это не может. Но сейчас она видит перед собой ту же самую задачу, которую видел и он сам, когда в его кабинет впервые вошла Леди Баг – помочь. Несмотря ни на что. А свои эмоции и чувства оставить пока за дверью и обдумать их позже. С учетом того, что, в отличие от него, Бернадетт поступает абсолютно правильно и разумно, он был ей очень благодарен. — А вам было бы спокойнее, если бы я упала в обморок от изумления? — вопросила она все с той же улыбкой. Адриан заметил, как она закрыла свою записную книжку и отложила ее вместе с ручкой на кофейный столик. Разумное решение и сразу говорит о ее желании завоевать доверие. Никакого конспектирования, ситуация его не предполагала. Бернадетт устроила руки на подлокотнике кресла и внимательно смотрела на клиента, полностью передав ему все свое внимание. — Ни в коем разе. — Тогда давайте начнем. Откуда вам будет удобнее. И Адриан рассказал. Рассказал ей абсолютно все. Вывалил на Бернадетт все подробности последних нескольких месяцев своей жизни, начав с того утра, когда он решил принимать у себя на сессиях Леди Баг. Он рассказал про Бражника, про свою маму и про Мастера Фу. Про Натали, Феликса и Кагами, вторые похороны Эмили, про видения образа Нино. И потом даже о том, как он пытался помочь собственному отцу вылезти из этой пучины отрицания, но чуть сам не сошел с ума. И стоило потоку событий иссякнуть, Адриан вдруг почувствовал себя так легко, будто наконец сбросил с плеч тяжелый груз, который носил в себе далеко не пару дней или даже месяцев. У него было такое чувство, что этот железный мешок c нервами он таскал на спине на протяжении последних тринадцати лет. — Что скажете? — устало подал он голос после затянувшейся паузы. — Ну, кроме того, что у меня нужно отобрать лицензию, конечно… Бернадетт слушала его очень внимательно, а потом снова долго молчала. Он не винил ее, такой объем информации с учетом пережитого ею получасом назад шока обработать было крайне сложно. Даже для такого истинно заправского профессионала. Адриан ощущал некое чувство дежа вю. Наверное, глазами Маринетт во время их сеансов он выглядел похожим образом. — В ином случае я бы, конечно, подтвердила тот очевидный факт, что вас нужно лишить лицензии, — наконец заговорила мадам Атталь. — Но как и любой хороший психолог, и вы, и я прекрасно понимаем, что бывает крайне мало однозначных ситуаций. Если не сказать, что их не бывает вообще. Если вас действительно волнует ваше нарушение этики, то я бы, как представитель профсоюза, при надобности вас оправдала. — Что, правда? — изумился Адриан. — Да, хотя мое решение не все бы поддержали, — улыбнулась Бернадетт, вполне прозрачно намекая на консервативных мужчин, что стояли во главе их профсоюза. — Но раз уж мы заговорили об этом, давайте разберемся. Я предполагаю, если бы решение принимал судья профсоюза, то в случае с Леди Баг он бы размышлял в сторону охраны ваших тайн личностей, которые с относительно недавних пор защищены законами нашей страны. И вы вполне разумно приняли решение нарушить этику, чтобы не допустить утечки информации в посторонние руки. Весьма опасно доверять правду посторонним, даже психологам. Никто наверняка не знает, куда она может быть далее передана и как использована. А что касается вашего отца… — Бернадетт сложила руки в замок перед собой. — Мне кажется, тут все еще куда очевиднее. Как и в ситуации с Леди Баг вы не могли рисковать передачей подобной информации в чужие руки, а открывшаяся правда и вновь пережитая травма похорон матери только все усугубили, не позволив вам здраво мыслить. И несмотря на это, вы все равно отчасти преуспели в обоих случаях. — Вы так считаете? — Адриан невольно поморщился. Он, кажется, сегодня только и будет делать, что задавать односложные вопросы, сидя с неправильной для этого стороны кофейного столика. — А разве нет? — переспросила Бернадетт. — Ведь по факту вы помогли разобраться Леди Баг с ее проблемой с бывшим мужем и смогли понять, что не так с вашим отцом. С учетом всех обстоятельств, я бы сказала, что вы добились большего, чем можно было рассчитывать и в теории. Если даже при вынужденном грубом нарушении этики у вас получилось прийти к весьма удовлетворительным результатам, хоть и весьма спорным путем, я бы засчитала вам это за грубый просчет с занесением в личное дело. Но не забирала бы лицензию. — За заслуги перед родиной? — усмехнулся Адриан. — О да, это безусловно было бы первым пунктом в моей оправдательной речи. На протяжении всего ее небольшого монолога, Адриан никак не мог взять в толк, с чего вдруг из всего им сказанного Бернадетт зацепилась за его непрофессиональное поведение и возможность его оправдать. Дошло чуть погодя, когда нужный эффект от сего «представления» был достигнут. Отвлечение. И в его практике бывало такое, когда клиент рассказывал сразу просто огромное количество всякого дерьма. Порой Адриан удивлялся, как один человек вообще может выдержать столько лишений, печалей и тревог, навалившихся чуть ли не одновременно. И от всего этого клиент пребывал чуть ли не в отчаянии, не видел выхода из ситуации и готов был уже окончательно опустить руки. И чтобы этого избежать, нужно было заставить его посмотреть на все произошедшее чуть более здраво. Выровнять его, вытащить из негатива. Похвалить за стойкость, узреть какой-то позитив во всем произошедшем, указать на другую сторону медали – все, что угодно, лишь бы вызвать у клиента позитивный отклик. Это действительно работало, помогало немного выровнять эмоциональное состояние для дальнейшего разбора всех проблем. И именно это Бернадетт сейчас блестяще провернула с ним самим. — Вы описали весьма большое количество запросов, — продолжила Бернадетт, осознав, что он немного расслабился. — И я думаю, уже заметили, что их разброс по кейсам весьма объемен: какие-то уходят корнем еще в вашу юность, а какие-то возникают уже на основе взрослой жизни и отражают ваши страхи за будущее. — Да, и я никак не могу понять, за что мне хвататься в первую очередь, — Адриан тяжело вздохнул и устало потер переносицу пальцами. — Все кажется безумно важным, но я не могу разорваться и решить все одновременно. — Конечно, не можете, — кивнула Бернадетт. — Я боюсь даже представить, какой это тяжелый груз и сколько вы его в себе носили. Однако ваше первое желание приоритезировать решение проблем весьма правильное. Попробуйте сейчас с помощью визуально изобразить все ваши проблемы в качестве блоков задач. Возможно, это поможет вам взглянуть на картину целиком. Адриан даже не заметил, когда Бернадетт успела положить перед ним бумагу и ручку. Но она права: визуализация всегда была верным способом разобрать ворох мыслей. Это не было его любимым приемом, но в такой патовой ситуации все средства хороши. С грустным вздохом Агрест взялся за карандаш. «Отец», «Феликс и Кагами», «Смерть Нино», «Побег Натали», «Отношения», «Возможность завести детей» – вот такие кружочки у него получились после пятнадцатиминутного обдумывания и составления внятных тезисов. Кружочки были хаотично разбросаны по всему листу, и выглядели словно рассыпавшиеся бусинки с браслета Шанталь, который она порвала пару месяцев назад. И теперь, как и в случае с браслетом, ему предстоит собрать все эти шарики и нанизать на нитку в правильном и четком порядке. — О чем думаете? — спросила Бернадетт, когда молчание Адриана затянулось. — О том, насколько у меня сложная жизнь, — нервно усмехнулся Адриан, и Бернадетт искренне улыбнулась ему в ответ. — Есть какие-то мысли касаемо составленного списка? — Да, есть. Я думаю, что с Натали и желанием завести ребенка можно разобраться позднее. Тем более, что последний пункт не только моего ума дело, а я понятия не имею, захочет ли Ма… моя девушка его сейчас обсуждать. Он оттормозил себя в последний момент, памятуя о том, что имя Маринетт в своем крайне подробном рассказе Бернадетт не поведал. Даже не скажи он этого напрямую, догадаться, что Леди Баг и его новая девушка – одно и то же лицо было бы весьма не сложно. Но личность Маринетт не его тайна, и раскрывать ее он не имеет права, даже если решил полностью довериться Бернадетт. — Весьма логичный ход мыслей, — согласилась мадам Атталь. — Как бы это ни было прискорбно, но мои эмоции касаемо смерти моего лучшего друга я бы тоже отложил. — Почему? — Это дела давно минувших дней. Я не отрицаю, что не прожил это горе, и оно сильно влияет на мой общий эмоциональный фон, но если начну из такого далека, то у меня ни времени, ни ресурса не будет решать дела сегодняшние. — Но вы ведь осознаете, что к этой теме все равно нужно будет вернуться? Учитывая вашу близость с крестной дочерью… — Да, конечно. Я это понимаю. Адриан не дал ей договорить. Он и так прекрасно знал, что она собиралась сказать: его горе и скорбь не должны влиять на Шанталь. Пока она еще ребенок, все не так критично, она многого не понимает и даже не до конца осознает смерть собственного отца. Но она будет расти, и в какой-то момент может начать думать, что Адриан видит в ней не свою любимую крестницу, а умершего лучшего друга. И это может подорвать доверие к нему, если не разрушить их отношения совсем. Ради любви к Шанталь он должен наконец отпустить Нино. Дополнительного напоминания об этом не требовалось. — Хорошо, тогда что думаете насчет оставшихся пунктов? В списке Адриана осталось лишь три: «Отец», «Отношения» и «Феликс и Кагами». Ему хотелось бы поставить на первое место их с Маринетт совместное будущее, но не самым удачным образом выходило, что оно напрямую зависело от решения всех проблем с Габриэлем. Он сам не сможет успокоиться, пока вся эта ситуация хоть как-нибудь уже не разрешится, а Маринетт будет продолжать нервничать за своего нерадивого бойфренда. Соответственно, именно Габриэля надо вычеркнуть из этого списка в первую очередь. — Как я и думал изначально, начать нужно с моего отца… — Адриан тяжело вздохнул, словно даже признавать этот факт ему было неприятно. — Я знаю, что Феликс ждет, пока я ему позвоню, но не имею понятия, как разбираться с кузеном, пока у меня тут более близкий родственник несет отборную дичь. — О конфликте с кузеном и вашей бывшей женой мы говорили еще два года назад, — как бы невзначай протянула Бернадетт, заглядывая в свои прошлые записи. — И до недавнего вашего объединения во имя общей цели никаких подвижек не было? — В сторону общения? Нет. Я так им и не позвонил. Не скажу, что я все эти годы продолжал на них злиться, но видеть их у меня не было никакого желания. — А что изменилось сейчас? — Они помогли похоронить мою мать, — Адриан пожал плечами. — Не задали ни одного вопроса, и, судя по отсутствию какого-либо шлака в желтой прессе, действительно никому ничего не сказали. Это много значит для меня. И после всего случившегося я подумал о том, что тоже хочу уже наконец прекратить это многолетнее молчание. — То есть вы нашли возможную тропку из конфликта, из которого раньше не видели вообще никакого выхода? — Не то чтобы я его ранее искал. — И тем не менее, — настояла Бернадетт. — Ну… — Адриан задумался на несколько секунд, по старой привычке этого кабинета переведя взгляд на окно. — Наверное, можно сказать и так. Если так подумать, головой-то я всегда понимал, почему Кагами так поступила. Не оправдывал, но понимал. Мадам Цуруги человеком была еще более деспотичным и импульсивным, чем мой отец, а если наложить на это ее фанатичную преданность японскому консерватизму… Да, на месте Кагами я бы тоже на что угодно пошел, чтобы вырваться оттуда. Но я так и не простил ее за то, что она мне столько времени врала. А брата – за то, что потворствовал этому. — А теперь? Вы все еще не готовы их простить, но к чему-то ведь уже пришли. — Как минимум, я готов их выслушать. И не хочу больше держать оборону. — Я прошу вас подумать над параллелью между вашим конфликтом с кузеном и конфликтом с отцом. Нет ли ощущения, что эти ситуации отчасти друг друга повторяют? И там, и там вы находитесь в тупиковой ситуации, которая причиняла вам очень сильную боль. — Вы сравниваете абсолютно разные вещи. Феликс – засранец, Кагами – во многом дура, но ни один из них не терроризировал Париж годами под личиной моли, желая потягаться со вселенной! — Но разве этот факт как-то видоизменяет ваши эмоции и чувства касаемо этой ситуации? — приподняла бровь Бернадетт. — Мсье Агрест, эмоции – есть эмоции. Злоба всегда будет злобой, а обида – обидой, какой бы контекст ни приводил к ним. Меняется лишь интенсивность. Тем более, вы и сами сказали, что не сможете принять какого-то объективного решения касаемо Бражника, пока не успокоите этот бушующий шторм в голове. Я предлагаю вам сначала довести положительную динамику с вашим кузеном до какого-то логического завершения. Во-первых, вы не хуже меня знаете, как опасно бросать на полпути подобного рода улучшения. Во-вторых, если ваша беседа с братом и его женой закончится на хорошей ноте, это даст вам уверенности и положительный опыт для решения проблемы с отцом. Ведь если не брать во внимание контекст, ваш эмоциональный и даже физический отклик на обе эти ситуации схож: обида, злость, отстраненность, отказ от каких-либо контактов. Или мои заключения все же ложны? Адриан был уверен, что будь он обычным клиентом весь вот этот маленький монолог она бы ужала в два раза и точно бы не стала оперировать терминами. Неплохой, кстати, подход: использовать их общие профессиональные знания, чтобы донести до него информацию не только с позиции психолога, но и с позиции коллеги. Адриану даже захотелось мысленную пометку себе сделать, чтобы потом опробовать нечто подобное в собственной практике, но пока не стал: к этой практике еще нужно будет вернуться. Сегодня он направил в профсоюз уведомление, что уходит в отпуск на неопределенное время по личным причинам. Профсоюз вообще что-либо неопределенное совсем не любил, а особенно – подобного рода отпуска. Он прям чувствовал, что по возвращению его заставят пройти переаккредитацию, но про эти девять вселенских адовых кругов точно сейчас думать не хотел. — Может, и правдивы, — Агрест снова тяжело вздохнул и потер переносицу. — Если это с такой точки зрения рассматривать, то появляется больше смысла. То есть вы считаете, что хотя бы частичное разрешение конфликта с Феликсом и Кагами поможет мне решить конфликт с отцом? — Я считаю, что в такой ситуации никак нельзя позволить себе идти «по приборам». Если у вас есть возможность проработать все те же самые эмоции, просто в другой ситуации и с другими людьми, то ею стоит воспользоваться. Адриан вышел из кабинета Бернадетт только через три часа после того, как зашел туда ранним утром. Нетипично продолжительный сеанс и весьма непростой как для него, так и для его психолога. Уже с улицы через окно он заметил, что мадам Атталь так и сидела в той же позе на том же самом кресле. Смотрела на небо и в никуда одновременно. Вероятно, думала и продолжит это делать еще очень долго. По какой-то причине Адриан не сомневался, что она сохранит его тайну. Бернадетт всегда казалась ему заслуживающей уважения и доверия женщиной не только в качестве специалиста. Он видел множество статей про нее на сайте профсоюза и в новостях. Благотворительность, бесплатная психологическая помощь жертвам насилия, открытые лекции и мастер-классы для детей – это лишь малая часть ее заслуг за всю карьеру. Адриан искренне считал, что Бернадетт наработала себе карму на многие годы вперед. Он не знал, что привело ее к такому образу жизни, но это и не было нужно. Личность ее говорила сама за себя. — Рано или поздно это всегда происходит. Внезапные появления Мастера Фу поражали, но почему-то никогда не пугали. Возможно, дело было в самом старце, который распространял вокруг себя просто непробиваемую ауру покоя, равновесия и гармонии. По обыкновению мужчина возник словно из ниоткуда и теперь стоял рядом с Адрианом, украдкой наблюдая за задумчивостью мадам Атталь. — Вы имеете в виду раскрытие личности? Адриана не удивило даже то, что Мастер Фу откуда-то узнал тему его разговора с Бернадетт и что он раскрыл одному человеку тайну, которую должен был охранять всю свою жизнь. Попытки понять, откуда этот старик все всегда знает, он бросил еще лет в семнадцать, когда тот нашел его с первой в жизни пачкой сигарет на вершине Эйфелевой башни. — Да, причем добровольное. — Но судя по вашему спокойному тону, выговаривать вы мне за это не собираетесь, — усмехнулся Агрест. — Адриан, — Мастер посмотрел на него с улыбкой. — Я как никто другой знаю, что ни одна тайна не способна жить вечно. Рано или поздно все секреты начинают идти трещинами, а потом и вовсе рассыпаются на мелкие кусочки. Такова людская природа и законы вселенной, иначе между знанием и незнанием не существовало бы никакого баланса. — Считаете, это была первая трещина? — Нет, первая трещина по вашей тайне пошла уже много лет назад, еще когда Лука по роковой случайности выяснил ваши личности. Потом вы сами друг другу открылись, потом узнала Натали, а теперь ты сам рассказал все этой женщине. Все закономерно. — Вы это ведете к чему-то конкретному, да? Адриан всегда был рад увидеть старца, который часто помогал ему переживать самые худшие моменты отрочества. Но он также знал, что Мастер никогда не приходит просто так. Тот является лишь в моменты опасности, острой нужды или перелома. И раз уж он сейчас стоит здесь, рядом с одним из своих нерадивых «избранных», точно пришел с конкретной целью. — Я просто хотел сказать, что ваши тайны личностей теперь не имеют столько значения, сколько имели ранее. Конечно, не стоит делать их достоянием общественности, но так переживать из-за вынужденного раскрытия надежному человеку уж точно не стоит. — Вы сейчас про Бернадетт говорите? Мастер Фу по привычке сложил руки за спиной и перевел взгляд на небо, как будто указывая Адриану, где именно нужно искать ответ на его вопрос. — И про нее тоже.***
Встречи с Мастером всегда оставляли после себя такое «медленное» послевкусие, даже самые короткие. Как будто стоя рядом с ним, Адриан невольно входил в какое-то альтернативное пространство, где время течет иначе, где властвуют созерцание и неспешные прогулки. Посему было весьма сложно после разговора с ним полностью вернуться в «реальность». Адриан настолько глубоко ушел в свои мысли, что после телефонного разговора с Феликсом даже и не запомнил дороги к тому кафе в центре, где они договорились встретиться. Более того, Агрест не сразу осознал, что оставил машину у офиса Бернадетт, а до места встречи добрался, вероятно, на метро. Очнулся Адриан только уже сидя за столиком, когда над ним стояла вежливо улыбающаяся официантка. А через секунду на периферии зрения возникли кузен и его, как оказалось, беременная жена. В первый момент Адриан действительно изумился, ведь ранее при встрече не заметил и намека на вполне очевидное положение Кагами. Не вырос же за неделю у нее живот… Но после маленького копошения в памяти, все встало на свои места: в тот день на ней был очень свободный халат, скорее всего, она приехала по зову своего бывшего прямо с работы. Да и сам Адриан смотрел тогда далеко не на нее… Феликса он тоже наконец смог разглядеть получше. В день их встречи образ повзрослевшего брата запомнился Адриану каким-то красным пятном все по той же самой причине. Сейчас, имея возможность близко разглядеть изменившиеся черты его лица, Адриан с удивлением понял – они с Феликсом теперь совершенно не похожи. Раньше многие поражались их сходству, принимая за братьев-близнецов, и отказывались верить в то, что они всего лишь кузены. Генетика действительно бывает удивительной, но учитывая, что Эмили и Амели всегда казались отражениями одного и того же человека, все же могла быть объяснима в этом случае. Однако возраст взял свое. Феликс ростом вышел, кажется, побольше него самого, а в его лице Адриан уже не видел и одной своей черты. Что удивительнее всего, несмотря на такие изменения и кардинальную смену образа, Адриан был уверен, что даже встреть он случайно кузена на улице – непременно его бы признал. — Можно вас поздравить? — улыбнулся Адриан и кивнул на живот Кагами, когда официантка, приняв их заказ, убежала к другому столику. — Да, спасибо, — Кагами с искренней заботой положила руку на то место, где сейчас билось сердце ее ребенка. — Это мальчик. — Имя еще не выбрали? На секунду Кагами с Феликсом немного странно переглянулись и, казалось, изобразили очень короткий мысленный диалог. На мгновение у Адриана снова возникло чувство дежа вю: вспомнился единственный раз, когда он решил провести для одной пары сеанс семейной психотерапии. Те вот также переглядывались, как будто нарочно пытались что-то скрыть от своего психолога и «сопоставить» версии. Зачем – непонятно было тогда и непонятно сейчас. — Пока не решили… — слегка неловко отозвался Феликс. — Ты… Адриан, извини за вопрос, но как ты вообще себя чувствуешь? После всего… что произошло с твоей мамой. — Лучше, чем могло бы быть, хуже, чем хотелось бы, — вздохнул Агрест, принимая из рук подошедшей официантки свой капучино, а потом без запинки соврал: — Я так и не понял, зачем он там ее держал. — А я так и не понял, что это была за технология, — как будто бы даже стыдливо покачал головой Феликс. — Я все доступные источники перерыл, но не нашел ничего хотя бы приблизительно похожего. Как бы невероятно ни звучало, у меня такое ощущение, что твой отец получил доступ к какой-то очень секретной разработке… — И тебя это удивляет? У него башка с бедой и куча денег, повезло, что не вытворил чего-нибудь покруче. На это Феликсу нечего было возразить. Во время своей медитативной поездки Адриан размышлял над очередными загадочными словами Мастера Фу и о том, что они могли бы значить. Старец как будто намекал своему подопечному открыться кому-то еще, какому-то надежному человеку, и первая мысль привела Агреста как раз к кузену. Но она сразу была откинута, стоило ему увидеть Кагами, наверное, уже на шестом месяце беременности. Может, Адриан не так хорошо разбирался в биологии женщин, но он помнил, как у Альи было несколько угроз выкидыша на нервной почве. Да, сравнивать раскрытие давней тайны и потерю любимого человека точно не стоит, но Адриан не хотел рисковать. Даже будь у него желание рассказать Феликсу и Кагами в благодарность всю правду, он бы точно не стал этого делать сейчас. Повисла неловкая тишина. Вот она – каверзная сторона подобных встреч. Каждая из сторон понимает, зачем они все здесь сегодня собрались и по какому поводу должны разговаривать. Но никто не знает, с чего начать, как сказать, с какой стороны зайти… В пору было посмеяться над самим собой: пару лет назад он горделиво разглагольствовал Леди Баг о том, что сможет разговорить даже злейшего врага. И вот сидит, не может вставить и слова в присутствии кузена и бывшей жены, на которых, кажется, уже и не злится совсем… — Адриан, мы… — Кагами наконец взяла слово, — мы все знаем, зачем сюда пришли. Это непросто после стольких лет, но я правда хочу кое-что объяснить. — Я не хочу, чтобы ты нервничала лишний раз, — на секунду прервал ее Адриан. — Мы можем… немного повременить. — Нет, не надо. Это и так все тянется уже слишком долго, — покачала головой Цуруги. — Я в порядке. Пожалуйста, поверь, не было и дня за все это время, чтобы я не сожалела о том, что произошло между нами. Мне правда безумно жаль, что я поступила так с тобой и с твоими чувствами. Ты был первым, кто помог мне увидеть альтернативу жизни с матерью, а вместо благодарности получил… что получил. Прошло уже почти десять лет, и я теперь, конечно, вижу много других вариантов, как можно было тогда поступить. Я могла рассказать тебе правду с самого начала, а могла вообще тебя не впутывать. В общей сложности за все эти годы я выдумала двадцать вариантов успешного побега, при котором я не разбивала тебе сердце и не врала безбожно более двух лет. Но все они бесполезны, потому что ни один из них не пришел мне в голову вовремя. В то время я была в отчаянии. И я знаю, что это не оправдание, и понимаю, что этот способ был худшим из возможных. Да, я добилась своего, но потеряла двух лучших и единственных друзей исключительно по своей вине… Было заметно, что этот монолог Кагами репетировала далеко не один раз. Экспромтом такую речь выдать весьма сложно, особенно в подобных давящих обстоятельствах. Но это только подтверждало правдивость ее слов: она много раз думала о встрече с Адрианом и о том, что скажет ему, когда появится возможность все объяснить. — И несмотря на то, что Кагами, как обычно, пытается взять все на себя, — взял слово Феликс, — я должен сказать, что крупная часть моей вины во всем случившимся тоже есть. — Лик… — Нет, не надо, — он крепко сжал руку жены. — Мы оба знаем правду, и Адриану тоже пора ее узнать. Факт в том, что весь этот план с вашей свадьбой и побегом Кагами придумал я. Адриан, наверное, никогда не видел Феликса таким виноватым и серьезным одновременно. Неожиданно в голову пришла мысль о том, что кузена он запомнил именно той занозой в заднице, каким он был еще в шестнадцать-семнадцать лет. И, несмотря на то, что этот образ угас еще в ту пору, когда они поддерживали общение, подсознание это не убедило. Наверное, именно поэтому наблюдать уже повзрослевшего Феликса было, как минимум, странно. Человек-то вроде знакомый, но на проверку оказывается уже совершенно другим. — Я думаю, не секрет, что я в годы подростковые был… — Мудаком? — усмехнувшись, подсказал Адриан. — Да, именно им. Я сейчас не очень хочу об этом распинаться, но суть в том, что после многих раз, когда ты вставал на сторону своих друзей в наших конфликтах, у меня сорвало башню. И я начал придумывать злодейский план, как подгадить уже и тебе заодно. Правда, все мои размышления так ни к чему и не привели, пока в один из приездов в Париж не встретил Кагами… — Я в курсе, я был на том приеме. — В общем… Ее я действительно полюбил. Мы общались тайно долгое время, потому что даже моя мама на тот момент подобной связи не одобрила бы. И весь этот план с усыплением бдительности, вашей свадьбой и ее побегом был моего авторства. Я тогда вообще ни о чем не думал, кроме того, как вытащить Кагами из-под надзора матери. А возможность подгадить тебе была просто приятным бонусом. Осознание того, что я поступил, как скот, пришло уже после того, как все было сделано… — Адриан успел заметить, как Феликс крепко сжал кружку с кофе перед собой. — Но я не сразу понял, что уже ничего не исправить. Не мог тогда, не могу и сейчас. Прости меня за то, что поступил с тобой совсем не по-братски, хотя ты, наверное, долгое время являлся единственным человеком, кроме мамы, кто всегда мне был искренне рад. Я не знаю, сможешь ли ты нас обоих простить, но у нас скоро будет сын… И знаешь, я видел ваши фотки с Шанталь в инстаграме… — Я же тебя там заблочил, — усмехнулся Адриан. Феликс лишь весёло закатил глаза: — Когда это кого-то останавливало? В общем, наблюдая за вами, я понял, что очень хочу, чтобы у нашего ребенка был такой дядя, как ты. Феликс замолчал и теперь лишь выжидающе смотрел на кузена вместе с женой. Они сказали все, что хотели и, возможно, даже то, что не хотели. Теперь настала очередь Адриана дать им какой-то ответ. Даже если он сам его не знал. — Знаете, у меня за последние несколько месяцев в жизни случилось больше, чем, наверное, за два года года до этого. И все это… до сих пор продолжает происходить. Я многие вещи успел переосмыслить и продолжаю переосмыслять. Много проблем надо еще решить. Но я не пришел бы сюда, если бы продолжал злиться на вас так же, как и восемь лет назад. Мне нужно о многом подумать, но… так и быть, я разблокирую тебя в инстаграме. Феликс с Кагами не смогли сдержать улыбчивые и веселые смешки. Да, разряжать обстановку Кот Нуар всегда умел. Радует, что в конце концов этому научился и Адриан. — Да уж не трудись, я тот аккаунт давно не веду. — Ну ты тогда дай знать, с какого фейка ты следишь за моими сторис, я хоть буду знать, кого отмечать на тупых мемах. И к слову о том, что бы я добавил в сторис: я думаю, тебе следует извиниться перед Маринетт за то, что пытался притвориться мной. Феликс сразу неловко поджал губы, и стало очевидно – он понял, о чем идет речь. В контексте текущей ситуации Адриана, наверное, этот эпизод злил намного больше их собственного с братом болезненного прошлого. Зачем Феликс пытался тогда выставить Маринетт на посмешище, раскрыв всем ее чувства к Адриану, так и осталось для самого Адриана загадкой. Да, Амели потом заставила сына извиняться перед Мари, Адрианом и вообще всеми, кто оказался втянут в эту идиотскую ситуацию, но углов это совсем не сгладило. Маринетт с тех пор на дух не переносила его кузена, и Адриан так до конца и не понял: разорвала ли она общение с Кагами из-за ее побега или из-за того, с кем она сбежала. — А какова вероятность, что она во время нашего разговора попытается мне что-нибудь сломать? — поинтересовался Феликс осторожно. — Ну… пятьдесят на пятьдесят. Зависит от того, закончу я к тому ездить ей по мозгам сам или нет. — Адриан замолчал было, но, увидев, вопросительные взгляды напротив себя, решил все же не закрываться окончательно: — Все дело в отце. Опять. — Я думал, ты с ним не общаешься с тех пор, как ушел из дома… У него же рак, нет? — Был. Ремиссия. От него сбежала даже Натали, и теперь он снова моя проблема. Феликс открыл было рот, но так ничего и не сказал. Вероятно, разумно рассудил, что их отношения еще не настолько реанимированы, чтобы Адриан принимал от кузена советы. — Мы можем помочь чем-то? — учтиво спросила Кагами, и это, наверное, лучшее, что можно было сделать в такой ситуации. Адриан лишь покачал головой, и за столом снова повисло молчание. На этот раз, правда, оно не было таким неловким. Адриан чувствовал искренность в их словах, они хотели наладить с ним контакт и, если это возможно, помочь. Но все, что могли, они уже сделали. И уже за это Адриан действительно мог сказать им «спасибо».***
Феликс и Кагами ушли через полчаса после того, как все основные слова были сказаны. Они перекинулись еще лишь парочкой смолтоков, и на этом на сегодня было решено остановиться. Адриан остался за тем же самым столиком. Он мешал остатки кофе в чашке и думал надо всем, что в этот, казалось бы, спокойный день ему удалось пережить. Он осознал, что его кузен и бывшая уже совершенно не те люди, на которых он когда-то давно держал злобу. Кагами больше не металась в панике по недрам своей души в поиске чего угодно, что помогло бы ей вырваться из удушающего захвата мадам Цуруги. Теперь она взрослая успешная женщина. У нее скоро будет свой ребенок, она осознала свои прошлые ошибки и готова нести за них ответственность. Феликс же давно оставил свои юношеские понты, самоуверенность и токсичность позади. Он явно хочет лучшего для своего сына. Лучшего отца, чем был у него, и, вероятно, лучшего дяди. Адриан понял, что совершенно не знает этих новых людей. Но был бы не прочь познакомиться с ними поближе. Обратно он шел в хорошем настроении. Ему не хотелось сейчас думать ни о чем: ни об отце, ни о Натали или даже талисманах и Бражнике. В груди сидело нестерпимое желание отвести Маринетт на настоящее свидание, которого у них до сих пор так и не случилось. Решил, что не хочет это откладывать. По дороге позвонил в ресторан, забрал свою машину от офиса Бернадетт и поехал дожидаться окончания рабочего дня Маринетт. На пути ему попался тот самый цветочный, который он обворовывал на розы, еще будучи мелким пацаном. Адриан принял это за вполне доступный знак. Когда Маринетт вышла из здания дома мод Габриэля Агреста, ее ждал сюрприз в виде счастливого Агреста-младшего и большого букета так много значащих для них обоих цветов в его руках. Хватило, чтобы заставить ее поистине счастливо улыбнуться впервые за последнюю неделю. Этот вечер они провели за ужином в потрясающем месте, в душевных разговорах о прошлом, настоящем и будущем. О том, что когда они решат родить ребенка, сделают для этого все возможное и, по их обыкновению, даже невозможное. Но если вдруг, по какой-то только вселенной известной причине, у них это не получится, они подарят любовь и заботу одному или двум малышам, которые были их лишены. Они вернулись домой только глубокой ночью и танцевали до рассвета в гостиной, как когда-то перед обоюдным школьным выпускным танцевали на крыше вальс. В уши лилась спокойная музыка, они смеялись, двигались в окне двумя сплетенными тенями и продолжали пить вино. В тот момент Адриану казалось, что просто не может существовать нерешаемых проблем, пока эта женщина находится рядом с ним. С каждым ее поцелуем он все больше убеждался – это скоро закончится. Еще утром он считал, что спокойная и размеренная жизнь со своей девушкой долгое время ему будет только сниться. Но сейчас внутри властвовало ощущение, что до нее буквально рукой подать. И оно лишь усилилось, когда Маринетт, обняв за плечи, позвала его тихим и нежным голосом: — Адриан… — Слушаю тебя, моя леди. — Я хочу выйти за тебя замуж.