О героях и двуличии

Способности проявились у Гэвина в четырнадцать. Половину из этого некруглого числа он провёл, уже разуверившись в существовании Санты, и год как перестал ждать письма из Хогвартса. Зато на компьютерном столе у него всё ещё стояла фигурка Бэтмена, а запасы комиксов пополнялись при каждом удобном случае. Не то чтобы он всё ещё верил в существование чего-то более необычного и захватывающего, чем прогулки с друзьями и игры в баскетбол, но, как и большинству мальчишек его возраста, ему нравились боевики, фантастика, и требовалась физическая активность. Однако с ростом ему не повезло и в команду его так и не взяли. Откровенно говоря, Гэвину частенько не везло. И будь он более мнительным ребёнком, заметил бы закономерности и раньше. Но вместо того, чтобы впадать в уныние и искать, чем же он нагрешил в прошлой жизни, забив на баскетбол, начал ходить в секцию бокса. А потом появилась она — его суперсила. Появилась, как это бывает, внезапно, но совершенно без повода. Его не похищали инопланетяне и не проводили над ним опытов, его не ударяла молния, пока он шлялся по пустырям, он не падал в пропасть, не ломал себе все кости и не встречал никаких загадочных магов-колдунов, открывающих «избранным» тайные знания. Просто в какой-то момент его перестали замечать и запоминать. Однажды, когда он серьёзно накосячил и мать объявила, что он под домашним арестом, и прозвенел первый звоночек. То ли ему было стыдно, то ли он не хотел, чтобы влетело ещеъё больше, но, когда друзья пришли к его дому и позвали гулять, Гэвину готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не испытывать необходимости говорить им, что его заперли дома — в его-то возрасте! — Гэв! Выходи! — орали под окнами. Настойчиво и неуместно радостно — особенно если учитывать, что наказали Гэвина из-за них. Орали так, что ему пришлось открыть окно и сообщить позорное: — Я не могу. Я наказан. Но пацаны не унимались. — Гэвин, мы тебя ждём! Пойдём к коробке! — Я же сказал, что мне нельзя выходить! — рассерженно бросил Гэвин. — Хватит ломаться, мы знаем, что ты дома! — Совсем с ума сошли?! Хватит прикалываться! Мне вот совсем не смешно! Но никто из троих приятелей даже бровью не повёл. Даже Брюс, который никогда не умел не колоться. Поэтому он участвовал в приколах только стоя на стрёме или вообще — в качестве испытуемого. — Ну и хрен с тобой! — в сердцах бросил Нил. — Надумаешь — приходи. Задолбал уже со своими выкрутасами. Сначала Гэвин даже ничего не понял и искренне посчитал всё дурацкой шуткой. А потом нечто подобное повторилось в школе. Сначала, несколько раз его не вызвали отвечать, когда он искренне не хотел или не сделал домашнюю работу. Потом его так же не заметила компания ребят, с которыми он повздорил. И Гэвин понял, что становится практически невидимкой. Хоть и не приобретает прозрачность и не надо ради этого ходить голышом, чтобы летающие тряпки тебя не спалили, и не приходится перемещаться в пространстве бесплотным духом. Немного дурацкая способность. Так, по крайней мере, ему казалось. Он не хотел становиться шпионом, а всем супергероям из комиксов для того, чтобы оставаться неузнанными, вполне хватало костюма и маски. Гэвин был не гордым — его бы устроило и такое. Даже с учётом того, что шить он не умел и обзаводиться костюмами на постоянной основе было бы проблематично. Но всё-таки он понял, что особенный. Такой, о которых и рисуются классные комиксы и снимаются кассовые фильмы. И твёрдо решил, что станет помогать людям. Он поклялся себе в этом, взяв в руку фигурку Бэтмена, хотя в те годы уже давно шла мода на «плохих парней». Злодеев активно реабилитировали, и в кино они частенько выходили куда обаятельнее супергероев. И, может быть, проявись его силы позже, наученный горьким опытом хуевой жизни Гэвин стал бы одним из них. Тогда же жаловаться особенно не приходилось. Жилось ему ничуть не хуже, чем соседям и друзьям. Всё, что ему оставалось — ходить на тренировки, сносно учиться, чтобы когда-нибудь стать полицейским, и не совершать глупостей, чтобы не попасть к какому-нибудь безумному учёному на опыты. Гэвин не стал супербыстрым и ловким, не обзавелся лишними конечностями (например, крыльями или хвостом), его кожа не стала непробиваемой. И очень долгое время он думал, что «незаметность» — его единственная особенность. Но однажды до него всё-таки дошло, что есть ещё кое-что. Кое-что ещё более сомнительное, чем первое. Однажды его катастрофическую неудачливость просто стало невозможно игнорировать. Ему не везло во всём. Доставался самый сложный тест, футбольный мяч летел прямо в голову, рвались оба кроссовка прямо во время забега, отключалась горячая вода, когда он хотел принять душ. Когда он стал старше, неудачи распространились и на сердечные дела. Его первая девушка внезапно переехала через неделю после того, как они начали вместе гулять. Другая — сообщила, что её отец категорически запретил им встречаться. Следующая продержалась дольше, но потом изменила ему аж с тремя и — дура такая, — призналась. Ещё одна — уже в академии — выбежала из его комнаты в общежитии с дикими криками, заявив, что не будет встречаться с человеком, у которого живёт мерзкая крыса. В биологии она явно не шарила. Но Гэвин действительно так и не понял, каким образом у него под кроватью оказался опоссум. Стрёмный, как вся его жизнь, и очень вонючий. Но Гэвин даже не выгнал его сразу. Ошарашенно сел напротив, глядя, как опоссум опасливо и глупо скалится, широко раскрыв пасть, и кинул ему несколько долек картошки-фри. Пусть уж пожрёт, обломщик. Примерно тогда Гэвин и понял, что он как Домино. Только наоборот. Как человек-магнит для неприятностей разной степени еботы. И многие другие на его месте решили бы тут и закончить карьеру супергероя. Чего рыпаться, когда с таким талантом его зашибут на первом же деле? Но Гэвин, как и говорилось, мнительностью не страдал. Зато страдал настойчивостью и абсолютной убеждённостью в собственных взглядах. Он сожрал на пару с опоссумом картошку и пару бургеров, обдумывая по пути своё положение. Но ничего особенно страшного в нём не нашёл (в опоссуме тоже). Да, происходящее с ним требовало усилий. Во всём. В самоконтроле, в удержании внимания, в упорном изучении предметов. Да, он частенько не попадал туда, куда хотел. Его бросали по тем или иным причинам с поразительным постоянством. Но, по сути, получалось, если он решил стать супергероем, это даже плюс. Плюс в квадрате, если можно так выразиться, потому что ему не нужно было бы искать неприятности. Они сами собой его находили. Что может быть лучше для страждущего помочь человечеству, чем просто идти по улице и столкнуться с бегущим куда-то сломя голову воришкой? Или понять, что в закусочную, куда ты зашёл первый и последний раз в жизни, сразу после тебя врывается псих в маске и начинает угрожать людям водяным пистолетом. Да он же не просто мог, он обязан был стать героем! А девушки? Да и чёрт с ними. В конце концов, именно сердечные привязанности и становились для многих супергероев, о которых он читал, тем слабым местом, которым желал воспользоваться каждый уважающий себя антагонист. — Перепутать тебя с крысой, — усмехнулся Гэвин, почёсывая обнаглевшего опоссума за ухом. Тот давно сидел на его руках и чавкал сыром. — Дура какая-то. Опоссум согласно уставился на Гэвина косым взглядом. Наверное, ему тоже не понравилась её возмутительная необразованность. Упрямство ли Гэвина или просто благословение судьбы позволили ему исполнить детскую клятву. Он действительно стал копом официально и супергероем — в свободное от работы время. Способности избавили его от опасности быть узнанным, а также от обвинений в превышении полномочий, если бы его кто-то когда-нибудь узнал. Он ходил в том, что ему удобно, а не в нелепых трениках на голую задницу. Он подкрадывался к негодяям вплотную и пользовался боевыми навыками. Обычно этого хватало для того, чтобы повязать преступника. А они потом даже не могли его описать. И Гэвин со временем превратился из «неизвестного героя» в Инкогнито. Кличка ему понравилась. Шли годы. Появлялось всё больше людей с суперспособностями. Далеко не все из них становились на «светлую» сторону. Гэвин объяснял это всё банальным уравновешиванием системы. Где есть свет, должна быть и тень, где есть добро — появляется и зло. Или наоборот. Но чушь, в общем-то, всем понятная и давно не раз со всех сторон обмусоленная. «Злодеи» объединялись, чтобы становиться сильнее. Пересекались между собой и герои, если не погрязли в собственном тщеславии и уверенности в том, что спасти мир можно и в одиночку. *** Коннор появился точно к назначенному времени. Его темно-серый костюм выглядел так, словно его только что вернули из химчистки. Вероятно, так оно и было. На Коннора трудилось море людей: косметологи, уборщики, портные, массажисты. И всё ради того, чтобы герой Америки — Стальной человек — не потерял и одного процента в рейтингах. На Конноре сколачивали бабло, но его это совершенно не напрягало. Как и дикая популярность, из-за которой он не мог даже выйти попить кофе в ближайшее кафе. — Пиздец. Может, тебе надо было назваться Таймером или Железным человеком? По классике. — Здравствуй, Гэвин. Меня вполне устраивает моё имя. К тому же за использование лейбла Железного человека придётся платить огромные деньги. — А ещё тебе катастрофически не идёт красное, — язвительно отметил Гэвин. Стоит ли говорить, что популярность Коннора его, мягко говоря, бесила. Он никогда и подумать не мог о том, чтобы открыть свою личность. Он любил свою работу. Обожал, когда о нём говорили, но точно знал, что популярности бы не выдержал. Возможно, суперспособность влияла на него, как влиял Веном на Эдди, и вся сущность Инкогнито говорила в Гэвине, когда он думал о том, чтобы «выйти в свет». Во всяком случае, он совсем не страдал, спокойно гуляя в парке или ужиная в очередной забегаловке, когда на подобные развлечения находилось время. — Правда? Спасибо за замечание, — искренне ответил Коннор и улыбнулся своей выученной, вызывающей оскомину, мягкой улыбочкой. — А мне нравится, как ты выглядишь. Современно и неброско. — Пизда рулям, — проговорил Гэвин, ошарашенно глядя на Коннора, и твёрдо решил сжечь всё, что на нём сегодня надето вплоть до трусов. — Только модного приговора мне от тебя не хватало. Ладно. Проходи, садись. Время — деньги. — Тебе же не заплатят. — Я о твоём состоянии беспокоюсь. Вдруг придётся уволить одну из твоих замечательных вьетнамских маникюрщиц. А у неё на родине пять голодных ртов. — У тебя довольно странное представление о моих сотрудниках. Как великолепный Стальной человек вышел на Инкогнито? Никто не поверит, но… он его увидел. Во время поимки одного придурка, чьей способностью было обращаться в жидкость. И вообще-то становиться жидким было ещё не так плохо, как могло бы быть. До сих пор ходили весёлые истории о парне, управляющем улитками. Супергероем у него стать так и не вышло. Ещё Гэвин знал о несчастном, который каждую ночь перемещался в рандомную точку на планете и никак не мог это контролировать. А одной девушке пришлось отказаться от мечты стать великим пекарем только потому, что любое яйцо, что попадало ей в руки, через пару мгновений вылуплялось. В мире становилось слишком много людей с необычными способностями. Загвоздка состояла только в том, что большинство из них были абсолютно бесполезными или неуправляемыми. Но Жидкий человек тогда навёл шороху. Он ограбил несколько ювелирных магазинов и один банк, прежде чем Гэвину удалось выйти на его след. Да и от него тогда тот едва не ушёл, потому что Гэвин о его способностях не знал и считал обычным воришкой. Ситуацию спас появившийся внезапно Коннор, который поймал негодяя в обычный термос. — Сэр, вам помочь? — поинтересовался Стальной человек, глядя на Гэвина, буквально сидящего в луже, на которой поскользнулся пару секунд назад. Наверное, Гэвин тогда его и невзлюбил. Потому что прежде, если уж быть откровенным, мог вечерком и вздрочнуть, рассматривая кареглазого красавчика на постере или этикетке шампуня. Но теперь вдруг перед ним оказался не просто мальчик с картинки (такой же идеальный, как и на фото!). Настоящий супергерой. И одной из его особенностей оказалось то, что Коннор его видел. Видел его позор. Его неудачливость, которую в тот раз не удалось обернуть себе на пользу. Но отказываться от сотрудничества, когда всё прояснилось, они оба не стали. Гэвин — просто потому, что ещё никогда до этого не встречался с “особенными”, если только они не устраивали какие-то непотребства, за которые их стоило упечь за решётку. Коннор, наверное, по той же причине — планировал нажиться на связи с Инкогнито, которого никто в мире, кроме него, не знал. И время от времени, но не слишком часто, они выходили друг с другом на связь и совместно занимались делом, благоразумно решив, что вдвоём его завершить будет проще, чем поодиночке. А, может быть, там было и что-то ещё… Но точно не для Гэвина. Определённо, не для него. Шампунь, кстати, он выкинул и больше той фирмы не покупал. — И что ты на него нарыл? — поинтересовался Гэвин, заваривая кофе. Не то чтобы он хотел произвести впечатление. Совсем нет. Он всегда делал кофе самостоятельно, не доверяя такую тонкую науку глупой бездушной машине. Использовал только покупную воду и творил его на медленном огне, убеждённый, что скорость только портит запах и вкус. Коннор сидел на барном стуле и с любопытством наблюдал за происходящими манипуляциями. — Это ведь ты детектив. Ты мне и скажи. Гэвин медленно повернулся к нему, борясь с желанием запустить туркой прямо в это смазливое личико. — Откуда у простого копа доступ к информации на суперов? У меня нет армии частных сыщиков и знакомств с влиятельными людьми. — Ты прав. Прости, Гэвин. Я не хотел тебя задеть. Гэвин побуравил его ещё пару секунд тяжёлым взглядом и сделал вид, что поверил, возвращаясь к плите. — Честно говоря, у меня тоже не так много информации, — начал Коннор. — Скорее всего, он получил способность недавно, потому что прежде никак себя не проявлял. Или не светился. На имеющихся у нас видео лица нигде не видно. Мы даже не уверены, что должны искать мужчину. — Класс. А что есть? Предположение, где живёт? Прогноз насчёт следующего появления? — Может, ты повернёшься ко мне лицом, сядешь напротив и мы будем разговаривать нормально? — Сдурел? Я не хочу испортить кофе. Говори. Я внимательно тебя слушаю. Коннор тяжело вздохнул, чтобы Гэвин услышал и испытал чувство стыда, наверное. — Пока он перестраховывается. Отследить не вышло. Но могу предположить, что он появится на открытии школы для детей со способностями. Судя по выходке с посольством, его привлекает политика. Гэвин задумался, глядя в тёмную жидкость. Спросил: — И что же, он собирается этим заниматься один? — Один? Не уверен, но сообщников пока с ним не замечали. Гэвин недовольно поморщился и повернул голову. Коннор стоял практически вплотную и продолжал говорить как ни в чём не бывало. — Вполне допускаю, что у него совершенно нет сторонников. Пока. Гэвин не понимал, как трактовать его взгляд, но он точно знал, что в его личное пространство бесцеремонно вторгаются. Знал, потому что привык делать это сам (с другими людьми). И чувствовал себя неуютно, когда его опережали. Не то чтобы с Коннором он хотел что-то такое провернуть. — Что-то мне подсказывает, что ты совсем не о новом преступнике поговорить пришёл, — пробормотал Гэвин. — Конечно. Я приехал выпить лучший кофе во всём Детройте. Коннор перевёл взгляд на турку, приподнял в удивлении брови. — Который, кажется, сейчас убежит. Не дожидаясь, когда Гэвин сообразит и отреагирует, он обхватил его руку, удерживающую турку, и потянул в сторону от горячей конфорки. Гэвин выругался и рефлекторно разжал ладонь. Турка, кофе и собственное достоинство должны были полететь на пол и показательно расплескаться по всей кухне. Но Коннор оказался быстрее, схватился второй рукой прямо за раскалённый бок и аккуратно поставил турку на подставку для горячего. Гэвин выругался второй раз. Он сам не понял, из-за чего так разнервничался. Оттого, что несносный Коннор вновь нарушил личное пространство и трогает его под предлогом помощи, или потому что руки Коннора почти его обнимали. И потому что он был так близко, что Гэвин чувствовал его жар даже сквозь его и свою одежду. — Ты в порядке? — В полном, — отозвался Коннор и мягко улыбнулся, демонстрируя раскрытую ладонь без намёка на ожог. — Сядь, пожалуйста, на место, — буркнул Гэвин, борясь с собственным глазом. Только нервного тика ему ещё не хватало. — Конечно, Гэвин. Как скажешь. Гэвин про себя усмехнулся его послушанию. Но сам чувствовал жопой или тем органом, что отвечал за его интуицию, что мерзавец что-то задумал. Хочет что-то, прощупывает взглядом так, что вышеупомянутая задница горит, точно её выпороли. То, что Коннор с ним заигрывает, Гэвин даже мысленно не допускал. Кто? Коннор? Этот холёный тип, сияющий милой улыбкой со всех билбордов и обложек журналов? Тот, кто встречает десяток красавиц и красавцев на пафосных вечеринках, кто время от времени появляется в новостях то с одним, то другим супергероем? И его вдруг заинтересовал такой скромный, пусть и очень харизматичный, парень вроде Гэвина? Совершенно не смешно. Гэвин налил кофе в чашки и поставил их на стол. Коннор за ним наблюдал и чего-то ждал. Легкая улыбка по-прежнему играла на его губах. — Что? — вскинул брови Гэвин. — У тебя есть сахар? И, глядя на его приторную улыбочку, Гэвину дико хотелось спросить, не слипнется ли у него чего. Но он сдержался. И даже достал из шкафа сахарницу, которую еле нашел, потому что давно не пользовался. Демонстративно поставил перед Коннором и сел. Но Коннор игру в многозначительные гляделки не заканчивал. Кто знает, может он привык там, в своём многоярусном особняке, что слуги угадывают его желания по одному взгляду. Может, конечно, и Гэвин был туповат. Но это уж вряд ли. — Что ещё? — поинтересовался он, стараясь сдержать накатывающее раздражение. Потому что был уверен — Коннора оно только развеселит. — Можно молоко? — Нельзя! — отрезал Гэвин. — С молоком и сахаром пей в своём дворце. Ишь чего выдумал, Гэвин тут распинался, чтобы приготовить отличный кофе. А тот его портить собрался. — Ладно, — с лёгкостью согласился Коннор и сделал глоток. — Мне кажется, — сказал он через пару мгновений: — Тебе нужно побывать у меня в гостях. Я живу в обычной квартире. Гэвин мучительно сморщился. И даже кофе показался не таким уж удачным. — А что? Увидишь, что я никакой не богатей, у меня нет сотни слуг и вообще… — Коннор всё-таки добавил сахар, успел размешать, и теперь задумчиво облизнул ложечку. — Мы могли бы хорошо посидеть за парой бокалов виски, не обсуждая рабочие моменты. И ты бы воспользовался своей суперсилой, и тебя никто бы даже не заметил. Зачем дурацкие надежды лезли в голову, Гэвин не понимал. Как и не понимал, почему не может никак их оттуда выгнать. Так хотелось видеть двусмысленность в обычной вежливости. И интерес в банальной тактильной распущенности. Кто-то не знает чужих границ, говорил он себе, не всякое прикосновение является знаком желания продолжить общение в горизонтальном положении. Он кашлянул, останавливая его уговоры, и выдал: — Так что там за интерес к политике? Чего он хочет? Стать президентом? Устроить теракт, дабы вызвать общественную волну? Заставить расформировать все дома престарелых? Коннор наконец убрал злосчастную ложечку от своих губ и положил на блюдце. — Гэвин, — сказал он задумчиво, — ты никогда не думал о том, что каждый суперзлодей — всего лишь непонятый герой? — Да, — усмехнулся Гэвин, — а каждый уголовник — несостоявшийся праведник. — Не настолько просто, — возразил Коннор. — В любом случае, никто из преступников не считает себя плохим человеком. — Конечно. Виновато общество, мама, папа, жестокая судьба, а каждый — просто жертва обстоятельств. И вообще делал всё, потому что у него не было выбора. *** Гэвин не злился, но сарказм сквозил в каждом слове. Он подумал, сколько раз сам мог свернуть не туда, сколько дров наломать, и ему бы действительно ничего за это не было. Кради, насилуй, убивай. Ты — Инкогнито, никто тебя не вспомнит и не опознает. Говорят, вседозволенность развращает. Но Гэвин не припоминал за собой тяги к откровенно мерзким вещам. Но и хорошим человеком себя никогда не считал. Он был по-своему неприятным типом: резким, наглым и хамоватым. Он не звонил родителям неделями, а порой и не приезжал на праздники, оправдывая себя тем, что не хочет портить другим настроение. А про себя, глубоко в душе, понимал, что просто струсил, оказался не готов к расспросам и участию в чужой радости. Забавно, но одиночество куда меньше било без свидетелей. План разработали простой и уже только поэтому — как считал Гэвин — гениальный. Он смешался с толпой и следил за всеми, даже не опасаясь быть замеченным. Время от времени он чувствовал на себе один-единственный взгляд. Без понятия, как вообще это работает. Но от этого взгляда прошибало током, хотелось выпрямить спину, расправить плечи, показать себя во всей красе. Когда наступал такой момент, Гэвин фыркал, кривил губы в ухмылке и через усилие расслаблял тело, надеясь, что выглядит максимально уёбищно. Он зрителей не заказывал. Даже таких именитых. Но Коннору надо было следить. Потому что задерживать самостоятельно доморощенного революционера со сверхспособностями он не собирался. Точнее, он собирался только помочь и свалить под шумок, чтобы все лавры достались Коннору, раз уж им выпало такое дело. Публика, корреспонденты — это всё было для Коннора подходящей средой. Он в ней был постоянно, понимал, как себя вести и что с этим делать. Гэвину вполне хватило бы и знания, что он способствовал поимке преступника. Здание для обучения будущих героев отгрохали приличное. Гэвин даже примерно не смог бы подсчитать, сколько миллионов на него потратили. Три этажа блеска и выпендрёжа. Профессор Ксавье бы оценил. Несколько залов для безопасных тренировок. Десятки аудиторий для того, чтобы вливать в юные головы подходящие для политиков идеи. Гэвин не обманывался насчёт того, для чего и кого всё затеяно. Но это было не его дело. Пусть в такие дебри лезет Коннор, если ему так хочется. Люди, обступившие сцену, оживлённо обсуждали предстоящее событие. Гэвин ещё ни разу не видел так много людей со сверхспособностями в одном месте. Помимо Коннора на открытие школы пригласили ещё трех героев (не считая детишек со способностями). Главным талантом Маркуса лично Гэвин считал пиздабольство и наличие охуенной задницы (честное слово, тут даже Коннор уступал, хоть и не сильно), но большинство его знало как Бессмертного. Он не боялся самых тяжёлых травм, но, что важнее, умел лечить и тяжело раненных одним своим волшебным взглядом. Норт славилась невероятными боевыми навыками и любовью к взрывам. И хоть своё прозвище Бомба она терпеть не могла — очевидно из-за частых уничижительно-ироничных приставок, связанных с сексом, — ей пришлось с ним смириться, потому что другие, несмотря на её старания, не прижились. Ну в самом деле, какая ещё Хель? Ни один маркетолог не одобрит: туманно, непонятно, а ты точно не злодейка? Третьим из этой компании знаменитых героев был Саймон. К его талантам относилось умение отзеркаливать силы противника. И, наверное, — находить себе хороших друзей, потому что с Маркусом и Норт они представляли что-то вроде команды. Если честно, Гэвин был уверен, что они и трахаются временами. Все втроём. По крайней мере, и Норт, и Саймон время от времени бросали на Маркуса вполне себе однозначные взгляды. А в интернете то и дело вспыхивали споры, с кем же из них двоих «на самом деле» мутит Маркус. Война фанатов зачастую выглядела эпичней, чем схватка того или иного героя с преступниками, но виновники холиваров не торопились развенчивать мифы о себе. Был в их компании и четвёртый — Джош. Он не заглядывался на Маркуса, да и на остальных вроде бы тоже. Способности свои не светил. Но считался полноценным членом их разношёрстной команды. Однако сегодня с собой они его почему-то не захватили. День выдался жаркий, и Гэвин сто раз пожалел, что нацепил свою любимую куртку. Футболка под ней противно липла к спине. Оставалось только надеяться, что дорогущий дезодорант так же эффективен, как преподносилось в рекламе, и от него не несёт, как от последнего бомжа. Хотя, судя по тому, что народ обступил его со всех сторон, не желая считаться с его личным пространством, с его флёром всё было в порядке. Он с трудом дождался, когда на сцену поднимется мэр и затянет никому не нужную пафосную речь. Что-то про величие Америки, про старание властей сделать жизнь каждого человека безопасной и радостной. Про заботу о каждом члене общества и особую заботу о детях. Гэвин наслушался таких сказок за свою долгую карьеру, так что хватило бы на пару жизней вперёд, поэтому даже особо не вникал. Только устроился поудобнее, сложив руки на парапете, мечтая о бутылке с ледяной водой. Наверное, Коннор тоже упарился в своём дорогущем костюме, потому что зачем-то улизнул от именитой троицы. Гэвин даже слегка напрягся, надеясь, что не упустил ничего важного, но вскоре успокоился, потому что через пару минут Коннор вернулся и даже махнул рукой одному из репортёров, явно позируя для очередного фото. То, что что-то всё-таки идёт не так, Гэвин понял поздно. Слишком поздно для того, перед кем стояла одна-единственная задача — отслеживать всякую подозрительную дичь. — Нахер уродов! — крикнул кто-то из толпы. А в следующую секунду Маркус, как раз вышедший вперёд к микрофону, содрогнулся, словно его кто-то сильно толкнул в грудь, но на ногах устоял. Он как-то нелепо моргнул, опустил взгляд вниз, чтобы рассмотреть, как по белой рубашке расползается алое пятно точно в районе сердца. И совершенно негероически рухнул на пол. Секунда растянулась в вечность, а потом схлопнулась, и началось безумие. Толпа пришла в движение. Гэвина толкали со всех сторон. Кто-то кричал в панике. Кто-то тщетно пытался призвать к спокойствию. Что творилось на сцене, рассмотреть было почти нереально, но Гэвин успел заметить, что первым делом мужик в чёрном строгом костюме позаботился о безопасности мэра и увёл его куда-то. Гэвин тихо выругался и попытался остаться на месте, чтобы отследить неведомого стрелка. Он был уверен, что Маркусу похер — поваляется немного и встанет как ни в чём не бывало, но кто-то ещё вполне мог пострадать. И, когда он разглядел в толпе фигуру с закрытым наполовину лицом, не нужно было быть крутым копом, чтобы сложить два и два. Гэвин оттолкнулся от ограды, за которую уцепился, и рванул вперёд, расталкивая мешающих людей. Но далеко уйти не смог. Что-то громко хлопнуло совсем неподалёку. И теперь уже Гэвин почувствовал себя летящим вниз, сметённый потоком жара. Взрыв не был сильным, да и головой он умудрился не удариться, упав на чью-то спину. Но в черепушке всё-таки противно зазвенело, приглушая звуки остального мира. Он только услышал ещё два хлопка — тихо, будто из-под воды. Ногу обдало вспышкой боли — кто-то пробежался по нему, желая скорее покинуть злосчастное место. Он зашипел и подтянул её к груди. Заставил себя сгруппироваться и осмотреться, преодолевая накатывающую волнами темноту. Хаос разросся и не желал утихать. А всё, на что хватило Гэвина — прикрыть собой тихо плачущую в паре шагов от него девчушку лет семи, пока кто-то не задавил и её. — Всё скоро закончится, — забормотал он, даже не зная, слышит ли она его или точно так же оглушена. Но на самом деле, возможно, это она его спасала от накатывающего чувства вины. Хренов супергерой. Хренов полицейский. Ему всё ещё нужно было сконцентрироваться на цели их с Коннором мероприятия. Но парня, которого он пытался преследовать, и след простыл. Когда основная масса людей схлынула, он всё-таки поднялся, помог встать девочке и перебежал с ней в сторону, укрывшись за боком фургончика с мороженым. В голове всё ещё царил туман, но он готов был в случае необходимости броситься в бой. Например, на случай, если Норт, Саймон и Коннор не справляются. А если учитывать произошедшее, вообще никто из них, как и служба безопасности, не справился. На сцене творилась какая-то суматоха. Саймон оттаскивал всё ещё безжизненного Маркуса в сторону, давая возможность Норт драться с парой противников. Коннор чуть правее принимал на себя удар от ещё двоих. Наверное, Гэвину стоило вмешаться. Подбежать, приказать нарушителям сдаваться, бросать оружие, предъявив в качестве аргумента то, что он коп. — Эй, крошка, — позвал он зацепившуюся за него мёртвой хваткой девчонку: — постоишь здесь? Мне нужно помочь и другим людям. Всё-таки она его слышала. Подняла на него испуганный, но уже вполне осмысленный взгляд, согласно кивнула. И даже сама отпустила. Гэвин даже невольно поразился подобной стойкости. Он ободряюще улыбнулся ей напоследок и побежал к сцене, куда уже подтягивались и другие полицейские. Но, когда до цели оставалось всего-ничего, случилось нечто, не вписывающееся в картину мира Гэвина Рида. Хотя он давно себя уверял в том, что ничего на свете не может его удивить. Он себя явно переоценил. Казалось, ничего удивительного в драке двух героев против четырёх вооружённых людей произойти не может. Ужас состоял не в том, что террористы припасли нечто особенно пакостное, способное покалечить кого-то из суперов, расстановка сил была совсем не на стороне банды. А Норт и Коннор, конечно, стремились взять их живыми и почти не битыми. Один из подоспевших копов вскочил на сцену и кинулся к бандитам, призывая бросить оружие. Ближайший к нему из четвёрки тут же кинулся с ним в драку. Прозвучало несколько выстрелов. И Коннор, непробиваемый Стальной человек, вдруг сделал шаг в сторону, и тот, с кем он дрался, упал замертво, сражённый шальной пулей прямо в голову. Гэвин замер, где стоял, поражённый увиденным. Он не раз видел смерти на работе (на обеих работах, если уж быть точным). Его не бросало в дрожь от крови, не тянуло блевать при виде обезображенных трупов. Но Коннор, допустивший чью-то смерть, вызвал оторопь, недоумение. Непринятие. Он же всегда был главным защитником, постоянно выступал за отмену смертной казни и, насколько Гэвин знал, не допускал даже тяжёлых травм во время задержания. Он всегда был, как дружелюбный сосед Человек-Паук, только с богатеньким дядей и замашками аристократа. Можно было попытаться обмануть себя, что всё вышло случайно, Коннор просто уклонялся от удара, поэтому не заметил пули, иначе, конечно же, принял бы её на себя. Но Гэвин чётко видел своими глазами, что это неправда. Коннору хватало сноровки и концентрации, чтобы оценить обстановку и не уйти с линии огня. Ещё двоих удалось скрутить и взять живыми. Напавший на полицейского тоже оказался застрелен. А Гэвин, продолжавший молчаливо наблюдать за развернувшейся картиной, не видел никого, кроме Коннора, поморщившегося от досады, что капли крови попали на костюм. К чёрту, решил Гэвин. Он не желал больше в этом участвовать. Он развернулся и быстро ушёл от сцены, сохраняя маскировку, заставляя себя не думать о случившемся. Хотя бы немного, пока адреналин ещё кипит в крови и тянет высказать всё в лицо этой двуличной мрази. Ему не стоило светиться. По большому счёту, ему стоило вообще больше не иметь дел с Коннором. Уйти совсем ему не позволяла профессиональная совесть. Он задержался, чтобы убедиться, что пострадавшим оказана первая помощь, что девчонка, которую он вытащил из-под ног несущихся в ужасе людей, нашла родителей. В суматохе на какое-то время удалось отвлечься от ненужных мыслей. Но потом они обрушились на него опять с новой силой. Ему не было жаль преступника. В отличие от Коннора он никогда не обладал излишне гуманными взглядами. В конце концов, после того, что они устроили столь нагло и самонадеянно, удивительно, что и двое остались живы. Пожалуй, он жалел вскормленный рекламой и собственным воображением образ настоящего героя. Никто не заставлял его верить в сказки, он сам попался на уловку собственных же фантазий. И почему-то разрушение этой иллюзии так сильно по нему ударило, словно он снова оказался глупым мальчишкой, поверившим в рождественское чудо. Вот всё и сложилось. Гэвин поверить не мог, что всё это время его водили вокруг пальца, а он в упор ничего не видел. Не бывает идеальных людей. Не существует героев в жестоком мире, полном соблазнов и страстей. Он не понимал только одного: зачем Коннору понадобилось втягивать его в свои махинации? Дверь в квартиру была заперта, замок цел. Но всё-таки, едва оказавшись за порогом, даже в полной темноте, он понял, что кто-то его ждёт. Кто-то опасный и безжалостный, кто-то, кто пришёл добить ненужного свидетеля, наигравшись с ним вдоволь. Наверняка он просто не успел убить его на площади, среди мечущихся в ужасе людей. Или просто не захотел задержаться, чтобы не попасть в ловушку собственного самомнения. Холодок прошёл по телу, и Гэвин лишь усилием воли подавил дрожь в руках. Делая шаг вперёд, он нащупал кобуру на поясе и привычным движением достал ствол. Однако уверенность в собственных силах не возвращалась. Ему следовало развернуться и уйти, попытаться сбежать, оставив Коннора ни с чем. Пусть торчит здесь, сколько ему вздумается. Да только он уже в любом случае слышал, что Гэвин зашёл. Догнать его такому, как Коннор, трудности не составит, к тому же в погоне могут пострадать посторонние. И самое отвратительное — силы Гэвина на Коннора абсолютно не действуют, а он слишком часто на них полагался, чтобы не совершить ошибку. Помимо прочего задетое чувство гордости опрометчиво толкало его вперёд, мешая думать. Надо целиться в глаз — только и понимал он. Возможно, если хоть пара пуль из обоймы попадут в яблоко, он сможет его задержать. Коннор сидел на диване перед включённым телевизором. Его силуэт вырисовывался на фоне окна непривычной жёсткой собранностью. Если бы не причёска с выбившейся прядью и то, как точно он помнил его профиль, вероятно, Гэвин и не узнал бы его. Он держал его на мушке, следил за каждым вздохом. — Не двигайся, — приказал Гэвин. И Коннор закрыл глаза. Будь Гэвин чуть более нервным, мог и такое счесть непослушанием и выстрелить. — Нахуя ты припёрся? — зло выплюнул он. — По самой банальнейшей из причин, — тихо ответил Коннор и повернул голову, чтобы посмотреть в глаза: — Хочу, чтобы ты знал правду. — Я сказал не двигайся! Стоило подумать раньше своей тупой башкой, — конечно, Коннор не боялся пуль. Он не раз ловил и большего калибра и всё ещё жив, здоров и даже не страдает от застарелых шрамов. — Пожалуйста, Гэвин. Я никого не убивал. Он говорил тихо. Так, будто сам себе не верил и знал, что никто другой не поверит тем более. Но важнее было то, что он понимал всю тяжесть своей промашки, но почему-то в то же время отказывался называться виновным. — Конечно, — съязвил Гэвин: — ты никого не убивал. Просто ты со своими нечеловеческими рефлексами и непрошибаемой кожей решил не подставляться под удар, а убила его ёбаная пуля. Брось, Коннор, и ты, и я оба прекрасно понимаем, что при желании ты вполне мог не допустить этой смерти. — Это был не я, — сказал он более твёрдо. Никто, кроме самого Коннора, не стал бы его сейчас защищать. Всё было логично. — Да, это был не ты. Твоя тёмная сторона, раздвоение личности, о котором никто не в курсе. Просто «щёлк», и уже не прекрасный защитник справедливости, а его злобная копия! Тебя просто «не так поняли»! Гэвин и сам удивлялся, от чего так распалился. Они были друг другу никто. Его не должно было так волновать происходящее. Он просто злился на самого себя, потому что оказался дураком. И, судя по всему, его по-прежнему считали круглым идиотом. — Нет у меня никакого раздвоения. Я был в другом месте во время нападения. И я понятия не имею, кто это был и как ему удалось притвориться мной! — Коннор резко поднялся на ноги, но стоял на своём месте и не думал нападать. Его не страшило, что Гэвин как-никак вооружён, но он выглядел как тот, кто банально хочет, чтобы его услышали, и он не знает других средств, кроме как повысить голос. Так просто, так слабо, словно он был абсолютно обычным человеком без суперспособностей, не обладающий никакими серьёзными аргументами, кроме своей искренности. Наверное, это и убедило Гэвина. Ну и ещё то, конечно, что на него до сих пор не напали. — Проверь камеры, Гэвин. Ты увидишь, что меня отвлекли. А потом кто-то очень похожий на меня занял моё место. — Если это правда, — недоверчиво начал Гэвин, но пистолет всё-таки опустил, — то почему ты торчишь здесь, а не убеждаешь своих прислужников найти нужную запись, чтобы тебя отмыть? — Я уже не раз тебе говорил, что твои фантазии насчёт моей роскошной жизни не имеют никакого отношения к действительности, — судя по ледяному тону, Коннор злился. И из последних сил держал свою маску рационального спокойствия. Он опустил голову, сделал несколько шагов по комнате, подбирая слова. Наверное, его обнадёживало уже то, что Гэвин начал пытаться его услышать. — Не от чего отмывать, — сказал он, остановившись, хмуря свои красивые брови. — Агент сказал, что мой рейтинг неожиданно вырос. Господи, да он просто в полном восторге. Представляешь? Говорит, что я должен и дальше держаться того же курса и даже не смел заикаться о том, что мне жаль того человека. — И ты держишься? — И — я тут, чтобы объясниться с тем единственным, кто понимает, что это полная хуйня! Ого. Коннор выругался. Гэвин сомневался, что когда-либо доживёт до подобного момента — настолько несокрушимым казалось его каменное спокойствие. — Ого, — сказал Гэвин. И нервно закусил губу, переваривая услышанное. — Мне кажется, ты сказал, что я единственный, кому ты доверяешь? В ответ Коннор возмущённо всплеснул руками. — Гэвин, я рад, что до тебя наконец дошло. И заметь, я говорил о доверии и раньше прямым текстом. Не только о доверии. Гэвин помнил всё. От первого заинтересованного взгляда до пошлейшего флирта, которому он не придавал значения. Что, если Коннор всё это время был искренним, а Гэвин просто не позволял себе верить? Считал недостойным и слишком простым парнем для того, чтобы ему действительно нравиться. Супером с самым низким рангом по шкале способностей. И что, если осознание пришло к нему только потому, что Коннор оказался не таким уж замечательным, как ему прежде представлялось? Да что уж там, всё ещё могло оказаться, что Коннор чудовище похлеще многих негодяев, которых ему приходилось видеть. И тогда всё вставало на свои места. Тогда его интерес обретал смысл. Потому что у Гэвина с его извращенскими способностями просто не могло всё складываться хорошо. Как с теми девчонками, с которыми Гэвин когда-то на что-то надеялся. — Я не понимаю, почему должен молчаливо признавать то, к чему не имею отношения. Да, заявить всем, что у меня появился двойник — значит, поднять панику. Но сегодня это якобы случайное происшествие, а завтра от моего имени сотворят бог весть что, а я только и могу, что пытаться найти его прежде. Гэвин прокашлялся, приводя мысли в порядок. Нервно провёл ладонью по волосам, уничтожая остатки укладки. Только сейчас, приняв для себя, что Коннор говорит правду, Гэвин наконец в полной мере оценил его состояние. Он стоял какой-то потерянный и совершенно ни в чём не уверенный. И Гэвин понял, что несмотря на собственное знание о непричастности он всё равно винил себя в смерти человека. Такой Коннор и впрямь казался куда более доступным, чем блистательный супергерой. И Гэвин даже мог представить, как подходит к нему, дружески треплет плечо, может? даже обнимает, готовый принять на себя хоть каплю чужой ноши. И главное — понимание, что Коннор доверился именно ему открыть своё смятение и слабость, наделяло Гэвина такой силой, о которой он прежде и не догадывался. — Садись. Я принесу чай. И мы вдвоём посмотрим, что с этим всем делать, — сказал Гэвин. Пожалуй, он ещё не был готов к откровенной прямой поддержке. Никогда не умел и решил учится небольшими шажками на случай, если всё-таки понял что-то неправильно. Когда он вернулся, Коннор и впрямь сидел на прежнем месте, нечитаемым взглядом пялился в экран с новостями. Гэвин поставил на журнальный столик две чашки чая и, аккуратно вытянув пульт из его хватки, выключил телевизор. Комната погрузилась во тьму. И только свет фонарей и вывесок с улицы позволил увидеть, как Коннор вздрогнул. А потом повернул голову и внимательно посмотрел в глаза. Что ж. Учиться шагать приходилось быстрее, чем ожидалось. — Мы со всем справимся, — пообещал Гэвин. — Я не за себя боюсь, — отозвался Коннор. Такой же отстранённый и безжизненный, каким сидел при возвращении Гэвина. Лучше бы он ругался матом и называл его идиотом. С открытой агрессией сталкиваться было как-то привычнее. — Не сомневаюсь, — Гэвин нащупал его ладонь и крепко сжал, ощущая холод чужих пальцев. — Надеюсь, они не знают о тебе. Получалось, Коннор думал, что он тоже в опасности. И, может быть, пришёл не столько за поддержкой, сколько убедиться, что с Гэвином ничего не произошло. — Никто обо мне не знает. Ты же один такой особенный. Коннор мягко усмехнулся. Как-то ломко и доверчиво, словно поверил, что это признание, а не констатация факта. И так просто было в этой окутывающий темноте наклониться и прижаться к его губам, чтобы подтвердить. Но Гэвин не решился. Чуть крепче сжал его руку? прежде чем отпустить, и ушёл в комнату, чтобы вернуться с ноутбуком и включить торшер. Сначала, решил он, нужно разобраться с двойником, а уже после, когда к Коннору вернётся спокойствие, он подумает об их тяге друг к другу. Они оба уснули под утро, так и не встав с дивана. Сначала Коннор, устало уткнувшись носом в чужое плечо. Гэвин ещё какое-то время рыскал в сети, пытаясь найти хоть какие-то упоминания о парне со способностями к перевоплощению. Но соцсети молчали, не давая ответов на вопросы. Был ли этот человек в сговоре с нападавшими и допустил смерть сообщников или просто удобно вписался в заварушку? Почему он выбрал своей жертвой именно Коннора? Чего он вообще добивается? Глаза уже жгло от переутомления, голова гудела, не подкидывая подходящих догадок. Гэвин аккуратно отложил ноут на журнальный столик, отчего-то опасаясь потревожить Коннора, и откинулся на подушку, почти сразу погружаясь в сон. А что? если ничего из этого не случилось бы, если бы Гэвин не появился на открытии школы? Что? если Коннор попал под власть его — Гэвина — неудачи? Он не успел до конца продумать эту мысль, убаюканный теплом и тяжестью Коннора под боком. А днём уже не имело никакого значения, есть ли его вина в произошедшем. «Стальной человек заявил, что не допустит агрессии по отношению к своему народу и будет бороться с протестующими любыми методами», — сообщила диктор новостей.