***
Торп ожидает, что Аддамс отдалится. Еще в тот вечер после поминок его матери она так порывисто спряталась за дверью своей комнаты, что было ясно – Уэнс сама испугалась своей откровенности. И парень не торопит. У него появляется время и вдохновение, которого так давно не было. Всю свою тоску по девушке он сублимирует в творчество. Ксавье начинает рисовать ее портрет, а еще заканчивает обещанный концерт для Крекстоуна. Странно – он мурыжил эту мелодию три месяца, а написал все в итоге за пару дней. Профессор даже ничего не стал менять, лишь усмехнулся сухими потрескавшимися губами, словно понял, откуда в парне взялось столько наития и кто тому причина. Ксавье успел позабыть, каково это, когда ноты проступают на бумаге, словно отдельно от него, как будто ему кто-то диктует, а он всего лишь проводник между вдохновением и инструментом. Потрясающее чувство единения с музыкой и самим собой. Что уж говорить о рисовании. В комнате снова селится запах льняного масла , растворителя и даммарного лака, отдающих сосновым лесом. Парень часами подбирает сочетания красок, чтобы точнее передать оттенок нежной светлой кожи, глубоких, бездонных карих глаз, почти черных, как сама ночь, и губ, изогнутых в дерзкой ухмылке. Но чем больше проходит дней, тем нестерпимее становится стремление инициировать с девушкой разговор. Тишина, что поселилась между ними, кажется удушающим вакуумом, нервирует и отнимает душевное равновесие. Сидя за столом на очередном ужине, Аддамс настойчиво игнорирует любое его внимание в свою сторону, и это оказывается финальной точкой. Он обязан поговорить и понять, что не так и почему они прекратили даже тот формат отношений, что между ними был. Отчасти, ему хочется все начать заново, только нормально, без вот этих страстных зажиманий по углам, а открыто, честно, чтобы никому не лгать и не прятаться. Желание проводить с ней все время, что ему отмерено небом слишком высоко. Сделать вид, что между ними ничего нет и не было, у Торпа просто не получится. Времени на размышления было достаточно, чтоб уяснить одну вещь – он влюблен и терять это чувство из-за глупых предрассудков не намерен. — Прежде чем вы опять разбежитесь по своим делам, я хочу пригласить вас на свои именины, — нарушает тишину Винсент. Его радует то, что его сын и дочь Мортиши хотя бы прекратили открытую вражду. В доме сразу стало спокойней и уютней, никто не делит территорию, и он полностью погружается в тихое семейное счастье с Тишей. — Через две недели, десятого сентября. Ничего особенного, просто ужин и… Будут коллеги и некоторые родственники. Мне бы хотелось, чтобы вы оба присутствовали на празднике. Это очень важно для меня. — Ты хочешь всех собрать дома? — бросает быстрый взгляд в сторону Уэнс. Но девчонка выглядит невозмутимой, безучастной к разговору, она размеренно вылавливает вилкой зеленый горошек в тарелке. — Нет, что ты, — улыбается, поправляя очки. — Я забронировал уже банкетный зал в отеле, в котором мистер Кларкстон праздновал свой День рождения в прошлом году. Помнишь, ты же тоже был? «Casa Cipriani» ? С видом на Гудзон. — Да, там красиво, — чуть невпопад кивает Торп. Его мысли частично заняты сидящей напротив девушкой, и он всеми силами пытается концентрироваться на беседе с отцом. — Обещается приехать Кевин с Рене и я не хочу тащить их в дом. Поэтому мы снимем им и себе номера в отеле, а на следующий день устроим старым друзьям небольшую культурную вылазку. Вы с нами? — Пожалуй, это без меня, — категорично заявляет Уэнсдей. Ей сложно представить, какого матери будет мило общаться с этой Рене, что прежде была близкой подругой покойной Мишель, по крайней мере, так говорил Ксавье. Что еще ей досталось по наследству от первой супруги Винсента, кроме подруг? Украшения? Вечерние платья? Как же все это мерзко выглядит. — Но ты ведь будешь на самом праздновании? — обращается к ней Мортиша. В ее голосе столько неприкрытой болезненной надежды, что Уэнсдей передергивает. — Да, — кивает. — Спасибо за ужин… — Наденешь то украшение, что ты у меня взяла? Бабушкин кулон из платины и обсидиана? — вдруг абсолютно неожиданно предлагает мать, и Аддамс чувствует, как у нее немеют ноги, а горло перехватывает мерзкий спазм. — Не думаю, что это уместно, — проглатывает панику вместе со скопившейся во рту слюной. Липкая тревога морозом ползет по коже, вздыбливая крохотные волоски на теле. Она напускает на себя наиболее равнодушный вид, стараясь держать эмоции в руках. — Тогда верни и его надену я, — улыбается тонкими губами. — Это очень памятная для нас вещь. Я волнуюсь, как пройдет этот вечер, и кулон однозначно придаст мне сил. — Милая, твое волнение вполне обосновано, — тут же включает психолога доктор Торп. — Новый круг знакомств, непривычная обстановка, но я уверен, ты справишься! С твоими утонченными манерами… Уэнс не слушает больше пафосный лепет Винсента, встает и молча выходит из-за стола. Проблема, о которой она и думать забыла из-за размышлений о Ксавье, вернулась слишком неожиданно и не вовремя. Кулон тот кудрявый придурок ей так и не вернул. А к откровенному разговору с матерью Уэнс не готова. Что она скажет? Тиша сразу намекнула, что ей не понравился Тайлер. Но разве Аддамс привыкла кого-то слушать? И теперь о своем позоре ей придется все рассказать маме. Она уверена, скандала и обид не избежать. А еще из глубины темных глаз Мортиши снова поднимется скорбное разочарование. Ох, как же хорошо его помнит девушка, вечно огорчающая женщину, подарившую ей жизнь. Действовать приходится быстро. Она звонит Энид, с которой трижды переносила встречу, выслушивает тираду из обвинений и обид, коротко рассказывает о том, что Тише нужен кулон, и просит встретиться. Подруга пару раз упоминала, что видела Тайлера в той дыре, где все еще работает, и Аддамс намеревается выжать из белобрысой сплетницы максимум информации о бывшем. Ей не хочется унижаться, но иного варианта нет –придется увидеться с подлым вором и потребовать вещь обратно. Или хотя бы узнать, в какой ломбард он заложил украшение. Все это выглядит как плохо спланированная авантюра, но больше мозг, охваченный огнем паники, ничего придумать не может. Аддамс требуется полчаса, чтобы привести себя в порядок, и она спускается вниз, поправляя болтающиеся на шее массивные наушники. У самой двери ее окликает Ксавье, и Уэнс издает сдавленный раздраженный стон, подкатывая глаза. — Ну, и долго ты будешь от меня бегать? — Ксавье в два шага оказывается возле нее и привычно касается пальцами острого локтя, разворачивая девчонку к себе. — Ты сейчас очень не вовремя, — морщит конопатый нос. — Поговорим потом. — Я не хочу потом, — настаивает на своем. — Мне кажется, у тебя было достаточно времени, чтобы все обдумать. — Слушай, я опаздываю на встречу, — хмурит тонкие брови и дергает головой, будто прячась за челкой. — Уэнсдей, ты ведешь себя, как ребенок. Я знаю, что между нами что-то есть, ты знаешь, что между нами что-то есть. Пришло время поговорить и все выяснить. Глупо прятаться за отговорками и придумывать вымышленные встречи, — старается говорить спокойно и уверенно, однако внутри его чуть колотит. — Это не займет много времени. — Во-первых, родители наверху, во-вторых – ты серьезно считаешь, что я выдумала встречу с Энид только из-за того, что не хочу выяснять с тобой отношения? — привычно идет в наступление. Ее голос становится ледяным, а взгляд готов вспороть парню вены. — Мне казалось, ты успел узнать меня получше. — Уэнс, — отпускает ее руку, которую все это время сжимал пальцами. — Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь, — чуть тише говорит Аддамс. — Мы не можем прийти и сказать родителям, что трахаемся. И что бы ты не придумал, это повергнет стариков в шок. Мою мать так точно. Что еще ты хочешь выяснить? Сплю ли я, кроме тебя, с кем-то еще? Вернусь ли сегодня домой? Ответ «нет». Это тебя устроит? — Я просто соскучился, — хмурит светлые брови, всовывая руки в карманы, отчаянно не зная, как себя вести дальше. Ее напористая прямота всегда бьет в лоб и сбивает его с толку. — Ты права, мне хочется, чтобы родители узнали, но я не собираюсь никого доводить до сердечного приступа. Хотя бы просто не отдаляйся от меня. И скинь геолокацию, в городе небезопасно ночью одной. Он выдает это все торопливой, нескладной скороговоркой, стесняясь собственной робости. Сложно говорить с человеком и не знать, куда зайдет беседа в следующий миг. Аддамс смотрит на парня с минуту и понимает, что не может на него злиться. Должна, и хочет, но не может. Чувство неловкости снова простирается между ними, невидимое и тягучее, отнимающее уверенность, заставляющее сердце ускоренно биться в груди, а щеки покрываться стыдным румянцем. Девушка чувствует себя подростком, у которого шкалят гормоны, но облечь мысли в слова не позволяет эмоциональный интеллект. Хотя, так в ее случае может и есть – что, будучи ребенком, что сейчас, она понятия не имеет, что чувствует и как это все обуздать. Но Ксавье смотрит на нее с тем самым подкупающим восторгом и тоской, и, кажется, готов на все, лишь бы она перестала бегать от него. Внутри у самого солнечного сплетения роятся крылатые насекомые, вызывая отвратительную приторную щекотку, и она сдается. — «Sweet Brooklyn Bar», в Краун-Хайтсе … — нехотя отвечает Аддамс. — Если у твоего дружка зажил разбитый пятак – можешь взять его с собой. — Давай я отвезу тебя, — тут же воодушевляется парень. — Дай… — Включи голову, Торп, — перебивает на полуслове, приподняв одну бровь, и глядит на парня, как на дурака. — Это не свидание, а незапланированная случайная встреча. Не дожидаясь ответа, она выскальзывает за двери, чувствуя легкое волнение. За все то время, что ей любезно предоставил Ксавье, девушка так ничего и не надумала. Все ее решения и идеи упираются в родителей, и Уэнсдей честно не хочет стать причиной ссор между Тишей и Винсентом. Ей больше это не нужно – пусть живут, а она будет строить свою жизнь. Уэнс успела несколько раз поймать себя на том, что действительно привыкла к Торпу, к его вниманию и ласке, к тому, как он беспрерывно бубнит о чем-то ей фоном на ухо, как обнимает… Ей отчаянно не хотелось это все терять. Возможно, впервые в жизни, она задумалась о том, что одиночество при всей своей прелести с недавних пор откликается в ней ледяными сполохами грусти, которые Ксавье научился гасить одним лишь прикосновением или взглядом поразительно лучистых глаз. Вся эта романтическая лабуда идет вразрез с ее принципами и правилами, что пугает ее до тошноты. Но она не против попробовать. Синтез разума и чувств Ксавье не столько вихрем кружит голову и притупляет бдительность, сколько вселяет ощущение трепета, нежности и тепла. Это ново для нее, непривычно и интригующе. Ксавье набирает Кента не мешкая. Он нервно сдергивает с плечиков черную рубашку, торопясь натягивая ее на чуть влажное после наспех принятого душа тело. — Кого я слышу, неужели его высочество Великий Ксаверий Торп Второй снизошел своим вниманием к моей скромной персоне, — ерничает обиженный друг. И это понятно: никому не понравится, когда тебя игнорируют. Ксавье намеренно откладывал встречу с другом, сперва реально не имея времени с ним увидеться, а потом просто отмалчивался, желая избежать лишних вопросов. — Не хочешь познакомиться с симпатичной блондинкой? — решает зайти сразу с козыря. Товарищу можно не лгать про случайность их сегодняшней встречи в этом баре. На том конце у абонента, видимо, случается своеобразный мысленный коллапс, и он переваривает услышанное. — Если это не подружка твоей набожной монашки, то я уже стою одетым в прихожей, — подхватывает волну настроения Кент. — Я надеюсь, ты же не сошелся со своей проповедницей нравов? — Нет, с Бьянкой все кончено, — ухмыляется, бросая на себя быстрый взгляд в зеркало. У него слишком довольный вид и горящие азартом глаза. Он считает, что это прямо огромный шаг в их с Аддамс отношениях – познакомиться с друзьями. — Энид тебе понравится…***
Аддамс приходится выслушать сперва кучу претензий, обвинений в равнодушии и черствости, ответить на миллион вопросов, и только потом Энид отпускает словесный понос. Они вдвоем сидят за дальним столиком, как раз под яркой неоновой лампой, отливающей синевой. От нее рябит в глазах, а еще коктейль в стакане Уэнс горчит на языке, и чувство волнения из груди никуда не уходит. — Он приходил сегодня, — как-то нерешительно начинает отвечать Синклер на вопрос подруги. Девушка комкает в руках салфетку, чуть хмуря светлые брови. — Что-то он к вам зачастил, — вертит в пальцах коктейльный зонтик. — Обо мне не спрашивал? — Твой кулон у него, — поджимает накрашенные розовым блеском губы девушка. — Так он не сдал его в ломбард? — новость, что украшение не ушло в чьи-то третьи руки, кажется позитивной и воодушевляющей. Значит, ей достаточно будет с ним встретиться и попытаться выкупить свою вещь. Галпин – мерзкий алчный ублюдок наверняка клюнет на такое. — Нет, — криво ухмыляется. — Может, кулон дорог ему, как память о тебе. — Не мели ерунды, — морщится Уэнсдей. — Откуда про кулон знаешь? — Подслушала, как он говорил по телефону с каким-то придурком, — ведет плечами блондинка. — Он хочет тебя вернуть, Уэнни. — Что? — Аддамс искренне удивляется. — Ты сама себя слышишь? Это бред. — Почему сразу бред? Может, он понял, что не прав, и хочет все исправить! — облокачивается на спинку стула Энид. — Конечно, Тайлер не рассчитал, что в его планы вмешается красавчик-пианист. Ты же с ним пропадала все это время, ведь так? — Как это относится к Галпину? — привычно уходит от ответа. — Да брось, ну мне же интересно! — ерзает на месте, сгорая от нетерпения. — Я твоя единственная подруга! — Мне нечего тебе сказать, у нас довольно запутанные отношения, — говорит почти правду. — И по-человечески прошу тебя, как свою единственную подругу, ничего у него не спрашивать тоже. — Да где ж я его встретить-то могу! — хмыкает, заправляя за ухо прядь выбеленных волос. — Он в забегаловку к Уокеру не пойдет есть, даже если будет помирать от голода. А в компанию к нам ты очкарика не зовешь. — Я позвала его сегодня, — хмурится, считая свою секундную слабость плохой идеей. — С другом. Кент – придурок, но точно в твоем вкусе. Синклер как-то странно зависает на мгновение, бледнея. В голубых глазах появляются эмоции, считать которые Уэнс не в силах. — Что не так? — принимает реакцию собеседницы исключительно на свой счет. — Ох, Уэнни, если бы я знала, что твой новый кавалер заявится сюда, я бы не говорила твоему старому кавалеру, в каком баре мы с тобой зависаем, — морщит курносый нос, кривя губы. — Прости, я хотела как лучше. До Аддамс медленно доходит смысл сказанных подругой слов. Все же рассказывать ей про кулон, в принципе, было плохой затеей. Синклер имеет поразительную способность своей помощью и советами усложнять Уэнсдей и так непростое существование. — Значит, есть шанс, что Галпин сегодня сюда заявится? — уточняет, верно ли она поняла блондинку. — Я бы сказала, где-то девяносто процентов из ста, что он будет тут. Я хотела помочь, честно! Ты когда сказала, что мать требует кулон и к нам заявился Галпин – я поняла, это знак! — тараторит девушка, распахивая широко глаза. — Йоко спросила про мои планы на вечер, и я громко стала говорить, что мы договорились встретиться в этой дыре. Знаю, что он тот еще кретин, но я подумала, если вы поговорите, может, он отдаст тебе твою безделушку. А вдруг он и вправду тебя любит и скучает?! — Господи, какая же ты романтичная идиотка, — кивает головой Аддамс, пытаясь понять, как себя вести дальше. С одной стороны – да, ей нужно с Тайлером встретиться, она ведь сама хотела. Вряд ли он от большой любви оставил себе кулон, скорее всего, просто ждет, что Уэнс предложит ему выгодную сумму, чтоб тот вернул фамильную реликвию. Это весьма в духе Галпина. Но с другой – она уверена, неприятной ситуации не избежать. Ей не очень хочется посвящать Ксавье в эту историю с бывшим и кулоном матери: в этой ситуации сама девушка выглядит ничем не лучше Энид. — Уэнни, прости, — хнычет Синклер, заискивающе глядя в глаза подруге. — Я не думала, что у тебя с этим сыном маминого жениха все серьезно. Подумала, что Тайлер – ну, он в целом, ведь неплохой, тебе с ним вроде нормально было. Ты так неохотно о нем всегда говоришь, я думала, ты переживаешь из-за этого! — Галпин исчез с моего горизонта, ничего толком не объяснив и прихватив с собой мое фамильное украшение. Не знаю, Энид, в какой Вселенной ты живешь, но в моей подобным образом поступают конченные уроды, — делает глоток горьковатой алкогольной жидкости. — И тебя никто не просил мне помогать. — Ну, я не думала… — Это да, думать – не твой конек, — перебивает, вскидывая резко голову. Ее глаза сразу же выхватывают знакомую фигуру, вошедшую в тесное помещение бара – та же кожанка, носимая им в любое время года, солнцезащитные очки на пол-лица, приторная улыбка на губах. За то время, что они не виделись, Тайлер никак не поменялся. И его тяжелый взгляд все так же ощущается на коже легким током. — Сиди тут и молись, чтоб я решила вопрос с кудрявым раньше, чем сюда заявится Торп. Аддамс неторопливо подходит к барной стойке, краем глаза цепляя силуэт бывшего, который двигается в ее направлении. Сердце колотится в груди, но это другое волнение: неприятное, противное, хочется свести лопатки и сделать вид, что она знать не знает этого мерзавца. Но взрослая жизнь предполагает решение вопросов, и тут за нее никто не вступится, и никто не поможет. Раз у нее хватило глупости поверить и так повестись на лживые слова Галпина, то и вернуть украденную вещь ей придется тоже исключительно собственными силами. — Какая неожиданная встреча, да, Уэнс? — он нагло касается ее спины, проводя ладонью по напряженным мышцам, и усаживается на соседний барный стул. — Я уж думал, твоя тупая подруженция не смекнет, что я ищу с тобой встречи. — У тебя имеется мой номер, — равнодушно отзывается Аддамс. — В телефоне есть функция «разблокировать абонента». Раз уж тебе так не терпелось меня увидеть. — О, кто-то принимает стервозол, — снимает очки, вальяжно бросая их на деревянную поверхность стойки. — Недотрах всегда пагубно сказывался на твоем настроении, я помню. Неужели богатенький сынок мамкиного мозгоправа еще тебе не присунул? — И-и-и-м, я посмотрю, ты за мной скучал, раз интересовался моими делами, — прищуривает карие глаза, прожигая ими дыру в собеседнике. — Какая честь! — Детка, да ну ладно тебе, — губы тянутся в мерзкой усмешке. — Хочешь, помогу снять напряг по старой дружбе. — Где мой кулон? — игнорирует очередную пошлость. Когда-то ей даже нравилась его манера речи – настойчивая, дерзкая, с щедрой долей похабщины. Сейчас же ее тошнит от омерзения. Что она в нем тогда нашла? Не то чтоб Уэнс была влюблена в Тайлера по уши, но он выгодно отличался от ее тогдашних воздыхателей: имел красивое загорелое тело, катал ее на байке и помогал забывать о житейских буднях. Пьяное знакомство в баре переросло в интрижку, а там Аддамс и сама не заметила, как начала с ним встречаться. Сейчас, когда эмоции остыли, она понимает, что их отношения с самого начала были обречены на провал. — О-о-о, какая ты деловая, — манерничает парень. — Друг, будь добр, мне и даме светлого нефильтрованного, — обращается к бармену, не меняя пренебрежительного тона. — Или твои вкусы изменились? — Тайлер, общение с тобой не доставляет мне ни малейшего удовольствия, — вполоборота разворачивается к собеседнику. — Ты умер ровно в тот момент, когда решил меня обокрасть. Скажи спасибо, что я не написала на тебя заявление копам. Так что сохрани остатки мужественности и по-хорошему отдай мою вещь. — Ну нет, она мне дорога, как память, — лезет рукой за ворот футболки и вытягивает оттуда тонкую цепочку с кулоном. — Смотри, я ношу его у самого сердца. Аддамс глядит на украшение, когда-то принадлежащее ее бабке, а затем снова встречается с Тайлером взглядом. Там нет ни капли раскаянья, вины или сожаления. Он просто дразнит ее, отчего-то чувствуя себя хозяином сложившегося положения. Ее это злит, и она теряет последние крохи терпения. По сути, можно послать его к черту и написать-таки заявление о краже. Но тогда Тиша точно обо всем узнает, и Винсент, и Ксавье. А ей не хочется никого втягивать в историю личного позора. — Что ты за него хочешь? — хмурит брови Уэнсдей. Она решает начать с простого и понятного вопроса для Галпина. — Вернее, сколько? — О нет, эта вещица не продается, — вертит в пальцах кулон. — Но ты можешь для меня кое-что сделать, и тогда я подумаю, как мы сможем урегулировать наш вопрос. — Например? — вскидывая бровь, смотрит на него с лютой ненавистью. Он приближает к ней своей лицо, а затем шепчет на ухо скользким, противным шепотом: — Давай начнем со старого доброго отсоса, а? — касается губами ушной раковины девушки, и она вздрагивает, отстраняясь. — Я помню, что твой рот способен не только на оскорбления. Злость вскипает в ней огненной лавой, устремляясь по венам. Отвращение, ненависть, обида поднимаются со дна души кислотой, разъедая все ее нутро молекула за молекулой. Какой же дурой она была. А еще Пагсли оказался прав – нужно было сразу заявить на вора в полицию. Ей хочется плюнуть ему в усыпанное родинками лицо, и она замахивается, чтобы врезать наглецу за скабрезности, но парень перехватывает ее за тонкое запястье. Он резко дергает девчонку на себя, отчего та съезжает со стула, едва успевая схватиться свободной рукой за край столешницы барной стойки. — Детка, не заставляй меня делать тебе больно, — тянет в гадкой улыбке губы. — Хотя мне нравится, когда ты такая дикая, злая, горячая. Что, небось, потекла уже от одной мысли, что я могу тебя сегодня трахнуть? — Какой же ты мерзкий, — морщится ни сколько от боли в руке, сколько от отвращения. Оно поднимается с глубины желудка тошнотой, и девушка отчаянно пытается выдернуть свою руку из цепких пальцев. — Думаешь, я не смогу за себя постоять? — Думаю, что ты будешь на все согласна, лишь бы получить свою побрякушку, — сводит брови домиком и поджимает губы. — Мама заругает, да, Аддамс? Я знаю, что на самом деле ты всего лишь обиженная маленькая девочка, способная разве что на громкие слова. Так что сделай лицо попроще и пойдем со мной. Где тебе удобней – в туалете или в машине? Он тянет ее за локоть, разворачивая лицом к залу, и первое, что она видит – это знакомые зеленые глаза, полные злости и раздражения. Что ж, удача в который раз поворачивается к ней не самым приглядным боком.***
Ксавье замечает Энид сразу же, едва входит в бар. Тут довольно много стремного народа, душно и очень убого. Пахнет липким апельсиновым ликером, табаком и перегаром. Почему Аддамс выбрала именно это место, ему не понятно. Кент оглядывается по сторонам и задает логичный вопрос: — А мы точно туда приехали? — парень в своей голубой рубашке от Армани смотрится в этом месте, как бриллиант на помойке. — Да, вот та девчонка, с которой я хочу тебя познакомить, — кивает в сторону блондинки, пытаясь найти Уэнс. Они проходят сквозь толпу, и Синклер при виде него округляет в панике глаза. — О, Ксавье! — она поднимается со стула, поправляя короткую блестящую юбку. — Давно не виделись! — А где Аддамс? — он чует печенкой неладное. Слишком бегают голубые глаза девушки и в целом она какая-то напряженная. — Да пошла выпивку заказать! Познакомь меня лучше с этим красавчиком, — лукаво подмигивает незнакомцу, награждая его белозубой, широкой улыбкой. — Я Энид. — Кент Уотсон, — кивает, нагло скользя взглядом по девичьей фигуре. — Очень рад знакомству. И пока парочка приступает к обмену бессмысленной информацией друг о друге, Торп-таки находит Уэнс. Она сидит на высоком барном стуле и разговаривает с каким-то парнем. Ксавье это не нравится сразу же, но он гасит вспышку ревности на корню. У него нет прав высказывать претензии и недовольства. Она свободная девушка, всего лишь позволяющая и ему иногда проводить с ней время. — С кем это она? — задает вопрос Торп, взглядом впиваясь в Энид. — Да так, старый знакомый, — лукавит блондинка. — Ну не такой он уже и старый, — поддерживает товарища Кент. Он знает Ксавье сто лет и может легко сказать, что его друг сейчас злится. Желваки на худых щеках ходят ходуном, взгляд стекленеет, дыхание учащается. Это не очень хорошо и нужно замять конфликт сразу же, не переводя его в активную фазу. — Это ее друг? — Бывший… друг, — с намеком и нажимом. — Ребят, они сами разберутся, там давняя история и давайте лучше позовем официанта и сделаем заказ. Я не думаю… — Значит, бывший, — кивает Ксавье. — Что мне еще стоит о нем знать, Энид? — Меня Аддамс убьет… — морщится, прикрывая глаза. — Но давай ты сначала сядешь. Короче… Торп приседает на стул, не сводя пристального взгляда с хрупкого силуэта, слушает сбивчивый рассказ с подробностями, которых Торп пожелал бы не знать. И о том, как этот Тайлер подбивал клинья к Аддамс, и как они встречались, и то, чем это все кончилось. Деталь с кулоном поразила Ксава до глубины души – это ж каким подонком нужно быть, чтоб обокрасть собственную девушку? А потом картинка перед его глазами резко меняется, и инстинкты срабатывают быстрее мозга. Он поднимается со стула и молча направляется в гущу событий. — Вот же дерьмо, — Кент вскакивает следом. Ему совсем не хочется разборок и мордобоя, но все к тому катится с небывалой скоростью. Поэтому парень надеется замять конфликт – ночевать в камере ему совсем не хочется, у него другие планы на это время суток. — Погоди, может лучше сразу вызвать полицию? — Энид хватает его за руку. — Я знаю Галпина, он тот еще мудак! — Хочешь загреметь в участок? — вскидывает брови парень, рукой убирая длинные волосы от лица. — Надеюсь, обойдемся без копов, идем… Он тянет ее за руку через зал, уже слыша следы потасовки и взволнованный гул посетителей. Ксавье обращается к незнакомому парню ровным, спокойным голосом. — Убери от нее руки, — чувствует, как у него напрягается каждая мышца, а дыхание учащается. Ему совсем не нравится этот любитель распускать свои клешни. Он ловит на себе растерянный взгляд Аддамс. С ней Торп поговорит потом, сперва нужно объяснить этому парню, как себя следует вести с дамами. — Все нормально, Ксавье, я сама разберусь, — пытается притормозить его пыл. — Оу, да у нашей Уэнс появился рыцарь в сияющих доспехах, — Тайлер коротко хохочет, скользя оценивающим взглядом по незнакомцу. — Принц, иди куда шел, пока я не засунул твой язык тебе же в задницу. Ксавье меряет парня долгим, злым взглядом, желая приложить его лицом об любую твердую поверхность. — Убери от нее руки, — медленно, почти по слогам повторяет Торп. Он сдерживает себя, не показывая эмоций, но Аддамс явно видит в его глазах полыхающую ярость, придающую всегда спокойной мягкой зелени агрессивный блеск. — А то что? — пыжится Тайлер. — Вызовешь меня на дуэль? — Прекратите оба немедленно! — Уэнсдей сердится и с силой дергает руку, наконец-то вырывая ее из цепкой хватки. Наверняка останутся синяки, но ей сейчас плевать на это. — Я не просила тебя лезть! Это мое дело! — Вот, парень, послушай ее, — тянет в омерзительной ухмылке губы. — У нас тут свой разговор, интимный. Ты явно лишний. Хотя, зная Аддамс, она любит эксперименты. Что, детка, возьмем его к себе третьим? Ксавье прикрывает глаза, делая глубокий вдох и медленный выдох. Затылок ломит от того, как крепко он стискивает челюсть. Винсент воспитывал его с мыслью, что любой конфликт можно решить словами, но жизнь научила Торпа обратному – иногда люди не понимают по-хорошему. И пусть он не сторонник публичных демонстраций силы, однако поведение бывшего Уэнсдей переходит все границы дозволенного. И дело даже не в том, что ему неприятно слушать гадости в сторону Аддамс, Ксавье в принципе не приемлет такого отношения к женщинам. — Нравится самоутверждаться за счет девушек? — Торп склоняет голову вбок, чувствуя физически, как в нем трещинами покрывается терпение. Оно крошится, дробится, колючими осколками осыпаясь в кровь, подогревая ее до кипения. — Хочешь поговорить об этом? — слащаво лыбится Галпин. — Давай, — дергает плечом Ксавье. — Один на один. — Даже так, — хмыкает Тайлер, снимая кожанку и бросая ее на барный стул. — Не боишься огрести? — От парня, который только и умеет, что распускать руки с девушками? — это открытая провокация, и он сам это понимает. — Нет, как правило, такие, как ты, смелые только на словах, а на деле обычные трусы, лишенные родительского внимания. — Так, ребята, давайте выйдем, ладно? — в беседу вступает подоспевший Кент. — А лучше просто разойдемся по-хорошему. — Да, Уэнс, пойдем, поговорите в другой раз, когда страсти утихнут, — Энид впивается в ладонь подруги длинными разноцветными ногтями. — Никому из нас не нужны неприятности. Аддамс испытывает крайнюю степень раздражения. Ее бесит Галпин, злит Ксавье и нервирует подруга. Она бы уладила свой вопрос без посторонней помощи, а теперь все выливается в нелепый драматический конфликт, как в дешевом фильме с убогими спецэффектами и притянутым за уши сюжетом. Но Энид права в одном – проблемы точно ни к чему. Торп пропускает девушек и Кента вперед, награждая Тайлера тяжелым взглядом, но больше не конфликтует и не задирается. Глупо затевать драку с этой сволочью. Он найдет на него иную управу. А вопрос с кулоном решит более экологичным и человеческим способом. Дальше все происходит неожиданно быстро. Тайлер бьет без предупреждения и исподтишка, хватая Ксавье за шкирку. — Перестань! — окрик Аддамс звенит в ушах смешиваясь с гулким пульсом. Пуговицы на рубашке Ксавье трещат, и он едва успевает увернуться, все равно получая скользящий удар по носу. Боль искрами взрывается в глазах, а вид собственной крови рождает ответную агрессию. От очередного резкого выпада соперника Торпа спасает реакция. Парень уворачивается и бьет в ответ, левой рукой, нанося удар по челюсти, который Галпин пропустил, не успев поставить блок. Выброс адреналина глушит ощущения боли. Завязывается драка. Ксавье удается схватить соперника за шею сверху, скручивая и ударяя по ребрам, сильно и с оттяжкой. Он отталкивает его, Галпин падает, и Торп нависает сверху, хватает парня за воротник и бьет по лицу до тех пор, пока не начинает саднить собственный кулак. — Только попробуй еще раз появиться в её жизни, — рычит, наклоняется ближе к окровавленному лицу. — О, и это тоже принадлежит, как я понял, ей. Торп запускает руку за пазуху скулящему поверженному сопернику, хватается за кулон и резко дергает, срывая хлипкий замок цепочки. Хочется плюнуть в эту падаль, но парень сдерживается. Он снова замахивается, но его руку тормозит Кент, оттягивая от Галпина. Народ, образовавший своеобразный круг, огорченно гулко ноет, что зрелище кончилось так быстро. — У вас три минуты и я вызываю копов! — орет бармен, и толпа начинает суетливо разбредаться по своим углам. Галпина кто-то поднимает на ноги, но Ксавье этого уже не видит. Его волоком тащит к выходу друг, бубня откровенные ругательства. Прохлада августовского вечера приводит Торпа в чувство. Он сбрасывает с себя руку друга, встряхивает ладонями, пытаясь отделаться от боли, и наконец-то поднимает глаза, натыкаясь на пылающий гневом взгляд Аддамс. Она стоит как раз напротив выхода из бара, скрестив перед собой руки. Рядом трется Энид, не зная, как себя вести дальше. Уэнсдей не видела всей драки, ее из бара за шкирку на пару с подружкой вытолкал Кент, грозно запрещая возвращаться. Рациональное зерно в этом было: «Sweet Brooklyn Bar» – место, где копов вызывают только на поножовщину. Часто простая драка перерастает в коллективную, и там уже не важно, парень ты или девушка, прилететь может откуда не ждешь. Это место находится рядом с ее квартирой в Бруклине и недалеко от дома Синклер. Поэтому они довольно часто сюда ходили, когда начали общаться с Энид. Она злится, что все пошло не по ее плану и обернулось подобным перфомансом. — Слушай, Энид, пойдем сходим к машине, у меня там есть аптечка, — Уотсон, несмотря на свою простоту и дурашливость, вовсе не глуп. Синклер бросает взгляд на злую подругу, потом на потрепанного Торпа и переводит его на Кента, тоже смекая нужную мысль. — Да и вода не помешает, — часто кивает, от чего светлые пряди падают на бледноватое лицо. — Там на парковке есть автомат. Она семенит на каблуках, звон которых смешивается со звуком автомобильной сирены где-то вдали и приглушенным гомоном посетителей бара. — Уэнсдей, — что ж, а разговор его таки ждет. Не тот, которого бы ему хотелось, но судя по тому, как жмет крохотные кулаки девушка, учащенно дыша, выскажется Аддамс по полной. — В более унизительное положение меня мог поставить только мой брат, еще будучи школьником, — ее голос звенит от злости. — Ты… Что это за петушиные бои без правил? Ты что себе позволяешь? — Удивительно, что ты защищаешь человека, который тебя обидел, — старается говорить спокойно. В нем еще много нерастраченного адреналина и вступать в перепалку еще и с Уэнс ему не хочется. — Я защищаю себя! Никто не просил тебя влезать, я бы сама справилась! — Да я наблюдал, как ты справлялась, — прячет разбитые ладони в карманы. — Меня не нужно спасать, что за ущербный рыцарский порыв? Что ты мне пытался этим доказать? — ее несет и остановится она не может. Она испугалась. Когда Тайлер напал сзади, хватая Ксавье за ворот рубахи и ударяя в лицо, что-то внутри нее болезненно сжалось, отнимая дыхание. Кровь, каплями брызнувшая на пол, лишь усилила панику, рожденную в ответ на происходящее. Но она не признается в этом никому и никогда. — Что я слабый женский пол, неспособный за себя постоять? — Мой порыв можно расценивать как угодно, но только не как оскорбление, Уэнсдей, — морщится, ему неприятны ее слова. — А, вот… — достает из кармана разорванную цепочку с кулоном. — Это, кажется, твое. Я не скажу Мортише, ни о том, что это Тайлер спер украшение, ни о том, что сегодня произошло. Аддамс смотрит на кулон, болтающийся на серебряной цепи, и ее затапливает такой волной разных эмоций, что она не может выдавить из себя ни звука. Она забирает украшение и больше пока не решается посмотреть на парня. — Ну что вы тут? — Кент появляется очень вовремя. — Так, присядь вот тут, под фонарем. Нос хоть не сломан? Он отводит его к столикам, которые днем заполняются посетителями бара, а в ночи пустуют. Тусклый фонарь не слишком улучшает видимость. Уотсон льет на ладони другу воду из бутылки, пытаясь рассмотреть нанесенный Галпиным ущерб. — Нет, он зацепил только, — промачивает лицо небольшим полотенцем, принесенным из машины. Нос болит, но терпимо. — Да все нормально, даже костяшки вроде целы. — Тебя нахрен уволят из твоей музыкальной канторы, — ворчит Уотсон. — Дай посмотреть… Аддамс внимательно наблюдает за действиями Кента, все еще чувствуя, как ее потряхивает внутри. Энид тоже не сводит взгляда с друга Торпа. У нее такое мечтательное выражение лица, что Уэнсдей сейчас наверняка вырвет. — Ты же понимаешь, что он мог тоже пырнуть тебя ножом? Забыл, как приятно собирать кишки по полу? — бубнит Кент, заливая счесанные костяшки обеззараживающим средством. — Не нужно, — хмурит брови. — Ты мне теперь эту историю до гроба будешь припоминать? — О да! — ерничает парень. — Жизнь, чувак, тебя нечему не учит. Кент прав. Сегодняшняя потасовка тоже могла закончиться довольно печально. Тайлер явно из тех, кто не гнушается применять в драке запрещенные приемы и режущие предметы, учитывая, что напал он на Ксавье со спины, как подлая гадкая крыса. — Пойдем, я вас отвезу, — прячет все медикаменты обратно в аптечку. — Не нужно, отвези Энид, я на машине, — отказывается девушка. Она не хочет обламывать подруге остаток вечера, даже Уэнс со своим узким эмоциональным диапазоном понимает, что Синклер уже пускает слюни по длинноволосому, голубоглазому другу Торпа. Кент жмет руку товарищу, кивает Аддамс и уходит, прихватив с собой щебечущую какую-то чушь блондинку. Уэнс не знает, что говорить, поэтому молча отходит от стены, к которой прислонялась спиной, и идет на парковку к своей машине, надеясь, что Торп пойдет за ней. Домой они попадают в начале первого ночи. Вся дорога проходит в гнетущем молчании. Ксавье испытывает жуткое дежавю – опять у него из-за несносной девчонки, молча поднимающейся с ним сейчас рядом по ступеням, болит все тело, особенно рука. Он хоть и бил левой, но все равно в пылу драки пару раз стукнул соперника и правой, разбивая едва зажившие костяшки. Уэнс плохо понимает, как должна себя вести дальше. За нее никто очень давно не вступался и тем более не решал ее проблем. Это выглядит странно и отдает ей нетерпимым замшелым патриархатом. Но чувство благодарности в груди, медом разливающееся по сердцу, глушит все доводы логики. Ксавье ей ничего не должен и уж точно не обязан был ввязываться в разборки за ее безделушку. А еще ей весьма неловко за то, что она ему наговорила возле бара. Да, петушиные бои за ее честь – это идиотизм, и она ни разу не дама в беде, и плевала она на рыцарские порывы Торпа, но подвеска в ее кармане говорит об обратном и простое «спасибо и извини» тут, видимо, не прокатят. — Слушай, я думаю, родители спят, так что… — он открывает двери, приглашая жестом девушку внутрь своей комнаты. — Нам однозначно стоит поговорить… — А мы можем перенести разговор на потом? — закусывает вишневые губы, чуть вздергивая бровью под дерзкой челкой. — Я бы хотела принести слова извинений, вернее, не только слова… — Уэнс, от того, что мы отложим этот разговор, он легче не станет, — закрывает двери, проворачивая замок на один оборот. Он складывает руки на груди и терпеливо глядит на девушку. Аддамс награждает парня в ответ лукавым взглядом, чуть вскидывая бровь. Его серьезность и сдержанность идут в жесткий противовес с его потрепанным абсолютно мальчишеским внешним видом – помятая рубашка, взъерошенные волосы, ссадина на скуле, запекшаяся капля крови в самом уголке губ. Ей не хочется говорить, все равно у их ситуации нет выхода. А тратить драгоценное время на малосодержательный треп не в ее принципах. — Слова – они ничего не стоят, — снимает с себя футболку, оставаясь в кружевном лифе. — Я уже говорила, что действия и поступки всегда весомей пустой болтовни… — Уэнсдей, — он теряется под ее откровенным напористым взглядом. Парень действительно просто хотел извиниться за то, что устроил показательное выступание с мордобоем. Черт, он взрослый парень, и после того случая с ножевым больше не играет в подобные игры. — Слушай… — Ты ведь сам говорил, что привык, когда за оральное оскорбление извиняются орально, — упрямится, уверенно продолжая гнуть свою линию. Она вынимает из ушей серьги-кольца, пряча их в задний карман шорт. — Так вот, я была не права... Он не думал, что из обилия сказанных им слов за время их общения, она запомнит именно эту глупость. Его все еще гложет невысказанность, неопределенность, колотит от нерастраченной злости, и он точно не хочет вынуждать или принуждать ее к каким-то действиям. То была напускная бравада, сам он и не помнит уже, когда ему в принципе кто-то делал минет. Бьянка считала, что ее уста исключительно для молитвы. И даже после попыток отречения от веры, ее мысли по поводу оральных ласк не изменились. — Поцелуй меня, — прерывает внутренний монолог парня Уэнс. — Я тоже соскучилась… Он смотрит ей в глаза, пытаясь найти подвох, и не находит. Короткое признание бьет его под дых, и Торп привлекает девчонку к себе, больше не мешкая. Зная ее закрытость и эмоциональную скованность, подобные слова кажутся громче всякого пафосного признания в любви. Он накрывает ее губы поцелуем, нетерпеливо сжимая тонкую талию. Пальцы гладят острые лопатки, кукольные плечи, касаются поясницы с той самой загадочной татуировкой. Все ощущения сосредотачиваются исключительно на мягкости и податливости ее губ. Поцелуи становятся глубже и увереннее, пока их обоих не топит страсть. Язык парня проникает в ее рот, руки спускаются к ягодицам, уверенно сжимая упругую кожу. Уэнс ненавязчиво подталкивает его вглубь комнаты, пока он не упирается в стол поясницей. Ее движения нерезкие, дразнящие, ей нравится наблюдать за тем, как она действует на этого парня, вызывая в нем восхищение и желание. Аддамс лениво обрывает поцелуй и приступает к расстегиванию пуговиц его рубашки. Ксавье дышит часто и взволнованно. У него в крови столько адреналина, что его аж потряхивает от дикого коктейля чувств и эмоций, бушующих за реберной клетью. Злость, ревность, азарт, страсть, нетерпение кипятят кровь и заставляют сердце колотиться в ускоренном ритме. Девушка скользит легкими, щекочущими прикосновениями от ключиц Ксавье и вниз по дробно вздымающейся груди, впервые замечая на нем крестик. Скорее всего, украшение он надевал на поминки мамы, да так и не снял. Уэнс зажимает распятие в ладони, глядя на Торпа снизу вверх. — Иисусу этого, пожалуй, лучше не видеть, — приподнимается на носочки, цепляет пальцами нагретую кожей тонкую цепочку, аккуратно снимает ее с мужской шеи и кладет украшение на столешницу. Затем также неторопливо сбрасывает рубашку, легко стаскивая с его плеч измятую ткань, и руками берется за пряжку ремня. Последнее, о чем Уэнс размышляет перед тем, как осуществить задуманное: это то, что она погрязла в этом парне целиком и полностью, и уже не выплывет, не освободится, да и она не хочет больше никакого освобождения. Аддамс поднимает на него глаза, их взгляды встречаются, и она медленно опускается перед ним на колени, не прерывая зрительного контакта, продолжая его раздевать. Торпу звук собственной расстегнутой пряжки ремня ощущается, как выстрел в голову. — Уэнс, погоди… — он кладет руку ей на плечо, чуть сжимая. — Ты же не… — Ч-ш-ш, — тянет брюки вместе с бельем вниз, обнажая напряженный член. — Веди себя тихо… Парень тяжело сглатывает, длинные пальцы с вновь сбитыми костяшками сжимаются в кулаки, когда она касается губами его живота, оставляет влажный поцелуй на тонком, едва заметном шраме под последней парой ребер справа, а затем спускается к тазовой кости, чуть задевая ее зубами, сразу же зализывая едва ощутимый укус. Дрожь ползет по телу, перебивая дыхание. Ему хочется смотреть на это порочное зрелище, но взвинченное возбуждением тело отказывается фокусировать зрение. Не то, чтобы Аддамс была сильна в мастерстве оральных ласк, но кое-что она умеет. Девушка берется рукой за основание члена, и, плотно обхватив его, начинает двигать ладонью вверх-вниз, внимательно наблюдая за реакцией парня. Она медленно проводит языком по низу его живота, не прекращая нехитрых движений, а затем так же медленно ведет горячим кончиком языка по всей длине его плоти. Каждая мышца мужского тела напрягается, и Уэнс поднимает на него взгляд, отмечая, что Торп наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. Его дыхание неровное, ноздри широко раздуваются. Девушка улыбается и оставляет нежный поцелуй на головке, задевая ее языком и вынуждая Ксавье зашипеть сквозь зубы, хватаясь рукой за столешницу. — Уэнс… — он дрожит. И Аддамс больше не дразнит. Она приоткрывает шире рот и плотно обхватывает член губами. — Господи… В ответ где-то внизу раздается тихий стон, вибрацией отдающийся по всему телу парня. Не в силах сдерживаться, он откидывает голову назад и сам выдыхает со стоном. Аддамс заводится от собственной власти над парнем, упиваясь его уязвимостью и податливостью в этом моменте. То, как он обрывисто дышит, как кусает губы, как он не может остановиться, подчиняясь ее правилам игры. Ей хочется, чтобы он потерялся в своих ощущениях благодаря ей. Пухлые губы опускаются ниже, мягко вбирая его плоть глубже, и Ксавье со стоном запускает руку в длинные распущенные волосы, однако никак не давит и не толкает. Она продолжает ласку губами, скользит туда и обратно по члену, доводя его тело до мелкой, лихорадочной дрожи. Его тело напрягается в попытке двигаться. Он старается сохранить подобие контроля, но с каждым движением ее губ Торп пропадает все больше, теряя себя кусочек за кусочком. Жилы на его шее ярко выделяются из-за возбуждения, он чуть смещает руку пониже ее затылка, путаясь в волосах, и наконец, сдается, бедрами толкаясь вперед. Приглушенный стон срывается с его губ на пару долгих секунд, и это звучит так эротично, так несдержанно, что Аддамс стонет в ответ. — Черт, — шипит сквозь зубы, чувствуя, как теряет остатки разума. Он хочет её до одури, до помутнения рассудка. Парень сам отстраняется и поднимает ее за плечи, впиваясь в шею жестким поцелуем. Уэнс томно стонет, чувствуя на коже горячий язык и зубы, хватаясь пальцами за мужские плечи в попытке обрести равновесие. В следующий миг Ксавье рывком разворачивает ее к себе, укладывая грудью на гладкую поверхность стола. Ксавье позади до приятной боли впивается руками в ее бедра. Аддамс четко понимает, что нежности кончились. Сейчас будет что-то другое. И ее захлестывает нетерпение. Жаркий коктейль, который пьянит сильнее, чем вино. Кожа покрывается мурашками от предвкушения скорой близости. Уэнс лишь чувствует, как сползают с нее шорты вместе с бельем, а затем мужские ладони поднимаются вверх, вызывая в теле дрожь, сбивая ее дыхание и ускоряя пульс. Он коленом раздвигает ее ноги и прижимается к ней сзади. Горячее прикосновение члена выбивает из нее тихий стон, и девушка закусывает губу, ощущая, как он медленно водит им по влажным от желания складкам воспаленной страстью кожи, доводя ее до исступления. Она сама подается назад, потому что ей нравится то, что он делает. Торп пальцами обхватывает ее плечо, второй рукой фиксируя за бедра, и толкается довольно резко, входит в нее глубоко и на всю длину. Удовольствие настолько острое, что удержать его в тайне очень сложно. Уэнс жмурится, закусывая губы, потому как стонать в голос не позволяет присутствие родителей в доме. Девушка впивается ногтями в гладкую поверхность стола, сминая в ладонях все, что ей попадается под руку. Единственное, на чем она сосредотачивается – это на ощущениях, которые выворачивают ее наизнанку, выкручивают, заставляют желать большего. Ксавье толкается глубоко, продляя ее агонию. Это просто потрясающее, восхитительное ощущение. Но медленно, слишком медленно, а Уэнсдей не может больше терпеть, ей хочется быстрее, сильнее, резче. И она практически подмахивает сама, чтобы заставить его двигаться, заставить войти полностью, до упора, ей это просто жизненно необходимо. И это заводит его еще сильнее. Остатки самоконтроля растворяются в желании взять то, за чем он так тосковал. Торп стискивает пальцами хрупкое плечо, чуть наваливаясь на нее, и ускоряет темп. Ей нравится, то, с какой жадностью и нетерпением он берет ее, проникая в нее снова и снова. В глазах темнеет от страсти, которая лишь разгорается. Чувствуя собственную грань удовольствия, подступающую жаром к пояснице, он опускает ладонь вниз между ее бедер, проводя пальцем по клитору, и это словно вспышка, которая усиливает ее наслаждение. Оно пронизывает настолько остро, что Аддамс подается сильнее назад, продолжая двигать бедрами навстречу резким, глубоким толчкам. В ушах нарастает звон и подступает темнота, которые в следующее мгновение взрываются от ярких искр, что ее осыпают. Тело выгибается в оргазменной судороге, и она вскрикивает, до крови прикусывая губу. На периферии сознания она ощущает резкие толчки Торпа, его пальцы на своих бедрах, когда он все берет в собственные руки, потому что девушка не в силах больше пошевелиться. И его стон присоединяется к ее, заставляя Аддамс сжаться вокруг его члена сильнее. Они не двигаются какое-то время, Аддамс силится выровнять дыхание, но у нее это не получается. Наверное, даже за все богатства мира она бы не смогла сейчас пошевелиться. Отголоски испытанного удовольствия мелкими всполохами растекаются по телу. Ксавье напротив приходит в себя быстрее. Он отстраняется, подтягивая свои спущенные штаны на бедра, и пытается собрать в кучу мысли. Даже учитывая расслабленность и вялость внимания, парень выхватывает следы своей страсти на бледной девичьей коже и чувствует, что переборщил. Торп сам не понимает, как его так накрыло, что он напрочь отпустил контроль. — Уэнс, — мучительно подбирает слова, испытывая острою потребность в извинении. — Прости, если я был груб, я… — Заткнись, — хрипит, стягивая ленивое разомлевшее тело со стола. Она не стесняется своей наготы, разворачивается к парню, внимательно глядя практически черными из-за расширенного зрачка глазами. — Твои слова лишь портят впечатление. — Но… — Я не фарфоровая статуэтка. Пойдем, — она берет его за руку и тянет в сторону ванной комнаты. — Я хочу еще… Торпу сложно оценить правильность происходящего. Его все еще кроет остатками пережитого удовольствия, и весь сумбур дня кружится в голове обрывками мыслей. По сути, они вернулись туда, с чего начали, никакого выхода из ситуации не нашли и даже не поговорили. Но почему-то сердце все равно заходится щемящей радостью лишь от того, что своенравная девчонка снова рядом с ним, жмется хрупким телом к его груди, снова ища поддержки. Уэнс гонит все размышления прочь, наслаждаясь здесь и сейчас. Сегодня она открыла Ксавье для себя с поразительно разных сторон, и эта многогранность лишь сильнее ее привлекает. Она возьмет из этих отношений столько, сколько получится, а потом просто уйдет, когда придет время. Вряд ли их разные дороги сойдутся в одну общую, но даже небольшого отрезка, проведенного вместе, ей, кажется, будет достаточно, чтобы выстоять на семи ветрах неприветливого мира.