Ma belle

Когда он впервые увидел тьму, её глаза, как она смотрела на него, внутри проснулось нечто глубоко дремавшее, жадное и жаждущее. Оно уже тогда едва ли поддавалось контролю. Но он справлялся. Хуже стало, когда он понял: оно тянуло лапы именно к ней. Той, что тёплой щекой прижималась к его холодной груди, пока её горячие слёзы впитывала ткань его рубашки. Если бы не цепи – его внутренние установки – по телевизору передали бы о найденных трупах. Тех, кто посмел посмотреть в её сторону и пожелать напугать её или навредить. Мужчины, женщины, парни, девушки – было неважно. Важна была лишь она. Её крепкий сон по ночам, её внимательный взгляд, не затуманенный опасением или испугом, её светлая кожа, не украшенная синяками. И пока она улыбалась и жила свою жизнь дальше, было терпимо. Когда он впервые разглядел за этой тьмой безжалостный огонь высоких звёзд, возжелал её так, словно она была единственной причиной, зачем он пришёл в этот мир. Лёд не привлекали равнодушные снега, дремавшие вокруг – они были подобны ему. Не привлекал свет, потому что светил одинаково ярко для всех. Но огонь, такой зыбкий: один порыв ветра – нет костра, и вместе с тем такой опасный: порыв ветра посильнее – и пламя уже лижет небосвод, этот огонь заворожил его. А тьма… …только с её приходом северное ночное небо засияло; цветами хризолита, изумруда, сапфира, топаза, рубина, кварца. Тьма пленила его. Когда он впервые услышал её признание, её признание ему, ощутил до того неведомое, но потрясающее своей силой чувство. Полноты, целостности. И ему пришлось проверить на прочность зазвеневшие цепи – клыкастое, когтистое нечто лишилось каких бы то ни было крупиц рассудка, рыло землю, утробно рычало, приказывало пустить к ней. Не чтобы загрызть, о нет, чтобы забрать, завладеть, распоряжаться ею единолично. Ему никогда раньше не приходилось задумываться над тем, как обезопасить девушку… от себя самого, этих диких, первобытных желаний. Ни одна из ранее им встреченных не вызывала в нём собственнических замашек. Учитывая её профессию, его доля была незавидна. Как современный разумный мужчина он всё понимал, а как властный, ревнивый, самодостаточный собственник – ни в какую. Если раньше он был не против общения своей девушки с его друзьями, теперь такое было позволено лишь единицам. В которых он был уверен даже больше, чем в самом себе. Знал, что рядом с ними она в безопасности. Дело не в его неуверенности, дело в том, что лишь один намёк с их стороны на что-то неприемлемое с её участием был ключом для тех самых цепей того самого нечто, что он старательно скрывал ото всех. Когда она ревновала его, хмурила брови и сердилась, что не получилось это скрыть, он слышал внутри рычание: - Покажи ей. Покажи свою ревность. Пусть поймёт, что её абсолютно беспочвенна, ведь ты едва ли миришься с присутствием её поклонников на этой земле. Это ей признаются, что-то там обещают, так пусть она узнает, какой громкой может быть с тобой. Какой потрясающе откровенной. Что ты с наслаждением выпьешь все эти звуки до дна и попросишь ещё. Когда она приходила к нему, он осознавал нечто ныне неизменное. Пока она вот так будет идти – ни к кому, но к нему! – он будет бежать, шагать и даже ползти ей навстречу. Он любил её порывы, чувственность и искренность, её стойкость, бесстрашие и силу, её самостоятельность, изящность и хрупкость, её беззащитность, её тьму и пламя. Он любил её. А теперь представьте, насколько алой, в цвет свежей крови, была пелена, застилавшая его глаза, когда он, просмотрев фотографии, сложил два и два. Фотографии, показанные ему президентом, вызвавшим в свой кабинет, как тот выразился, для деликатного разговора. Деликатности там не было. В мыслях – кромешный ад, сломанные кости и пущенная кровь. В голосе – жутко-ледяное, предупреждающее спокойствие. В глазах – вся первобытная ярость, помноженная на жажду убийства и желание забвения. Не своего, а одного тупого пацана, посмевшего приблизиться к его девушке. После его предупреждения. Если Крис пропадёт, Ленсону не придётся расплачиваться семейными узами за таинственное исчезновение парня. Глеб ни мгновения не сомневался, что своим поступком, тем, что собственноручно покарает кузена, отрежет себя от семьи. И что же? Да. Просто – да. Он пожертвовал бы и бóльшим. Чтобы уберечь Канае. Ведь уже двое засветились рядом с ней. Кристиан и Киара были очень похожи, даже те, кто не знал об их близком родстве, впервые увидев рядом, догадались бы, что эти двое являлись братом и сестрой. Ленсон не понаслышке знал, как низко могли опуститься таблоиды в желании отрыть сенсацию и обглодать жертве кости, даже если правды в тех статьях не было ни на слог. Киару он познакомил с Котонами сам и не слишком препятствовал, когда кузина позвала синеглазую брюнетку в свой проект. А следовало бы. Учитывая то, что её предыдущий был с ним, а так же то, что он и Ки не скрывали, кем приходились друг другу. Было опасно, и они ходили по тонкому льду. Но Киара делала всё от неё зависящее, и, казалось, опасность миновала. Крис же… стал каким-то системным багом. Кузен с самого начала не входил в круг тех самых близких, кому Ленсон доверил бы Котонами. Нет, режиссёр не подразумевал, что тот мог положить на темноволосую актрису глаз, но на каком-то подсознательном уровне посоветовал Кристиану держаться от Котонами подальше. Чем кузен по необъяснимой причине пренебрёг. А Глеб и не хотел слушать никаких причин, он хотел спустить бесов с цепи, и будь, что будет. В голове зазвучали голоса мамы и папы, следом бабушки и дедушки. От остальных он с лёгкостью отмахнулся. Пытался заглушить и эти – они не успокоят его, когда последствия скандала обрушатся на голову ничего не подозревающей Канае. Помимо голосов родных, к нему прорывались отвратительные звуки тварей из бездны, но ему хватило одной мысли о девушке, чтобы угомонить рычание и остервенелый клёкот в сознании. И план, решительный и требующий немедленных действий, выстроился сам. Камушек за камушком. - Криса я уберу, - монотонно произнёс Ленсон, и по взгляду Лори стало ясно, что президенту явно не понравился его выбор слов, но Глеб безапелляционно продолжил, - как только постпроизводство закончится, уеду сам. Киару дистанцировать нельзя, появятся вопросы о смене режиссёра сразу после скандала. Такарада внимательно слушал молодого режиссёра, и его неприятно впечатляла и одновременно напрягала та невозмутимость, с которой Глеб говорил. Ровно звучащий голос никак не сочетался с жестокостью, отражавшейся в тёмно-зелёных глазах. Будто режиссёр уже понял, что произошедший скандал не так прост, как мог показаться на первый взгляд. Хорошо зная своего кузена, Ленсон догадался, что недалёкий Кристиан очевидно добивался чего-то иного, но не вовремя подкараулившие их папарацци внесли свои коррективы. И Такарада понимал, что Глеб додумает и остальное, режиссёру будет достаточно просто задаться вопросом, откуда взялись фото, не вошедшие в статью. И вот здесь нужно было тормознуть Ленсона. Ведь тот, кто сейчас расхаживал позади обманчиво-холодной маски молодого мужчины, всё меньше походил на человека. - Нельзя, - согласился Лори и попробовал повлиять на непримиримый настрой Ленсона, возможно, попытаться сосредоточить его мысли на поиске, - но мы можем рассмотреть другие варианты. - Не можем – не успеем. Вы видели игру Канае, - остановил его Глеб, - ей нельзя покидать этот мир. В своём прошлом она уже не выживет без актёрства, это её уничтожит. А эта реальность лишится своей потрясающей актрисы. Вы не один десяток лет возглавляете чуть ли не крупнейшее агентство в стране и не можете этого не понимать: Канае Котонами найдёт свои образы, и те с удовольствием пойдут к ней в руки сами. - Всё так, - вынужден был признать угрюмый Такарада, осознавший, что их диалог в эту самую минуту перетёк в противостояние, когда светловолосый режиссёр надел эти жуткие бескомпромиссные доспехи, - допустим, Канае выберет игру… Президент намеренно сделал паузу, Ленсон должен был понимать, что Лори не пойдёт на то, чтобы ставить девушку перед фактом, но предложит решать самой. Пусть варианты и были один кошмарнее другого. - В ваших интересах, чтобы выбрала. – Это он сейчас как бы говорил Лори «настаивайте, запугивайте, делайте, что хотите, но уговорите Котонами не отказываться от игры»? Откуда в воздухе витала какая-то недосказанность. Президенту атмосфера не нравилась. Не нравилось то, на что он не мог повлиять. - Но как же чувства? «Ваши чувства», - хотел он сказать. И Глеб посмотрел Лори прямо в глаза. И то был абсолютно нечитаемый взгляд – зверя, захлопнувшего своё сознание, заменившего его инстинктами, подпитываемыми гневом и яростью. - Вы о чувстве боли? Предательства? И потерянности? – Вкрадчиво осведомился Ленсон всё тем же своим сухо-ледяным тоном, будто после каждого вопроса ставил точку, а не вопросительный знак. – Которые Канае испытает, осознав, во что её ввергло знакомство со мной и моей семьёй? Такарада чувствовал, что непроизвольно свирепеет. Потому что только сейчас догадался, что Ленсон позволил ему думать, будто у Котонами будет выбор. На что он его подталкивал? - Глеб, не стоит обобщать, - заметил мужчина, чувствующий подкатывающую к горлу горечь, - я уверен: ни ты, ни Киара, ни Элиза, ни твои родители никогда не пожелали бы Котонами зла. Лори был проницательным и не стал упоминать некоторых членов режиссёрской семьи. Но это не помогло, потому что тот припечатал: - Нет, не желали. Но причиним. Как мило и лицемерно. Так по-семейному. Наверное, Такарада нервничал ещё и потому, что понимал: он на самом деле мог им помочь самым, что ни на есть, малым. Выслушать их решения и поддерживать на выбранном пути. А вот действия режиссёра, если обнулить все чувства разом, выглядели логичными. Никто не раскроет личность Криса, если тот вернётся домой. Никто не задастся вопросом о родстве Киары и «того парня на Lambo», если не увидит их рядом. Как никто не спросит Канае о Глебе, когда тот покинет Японию. Поступок Ленсона не допустит вовлечения актрисы в новый и более жуткий скандал: поспешного третьего в текущей ситуации её карьера и репутация просто не выдержат. Но то, как держался светловолосый режиссёр, какие слова говорил, на что собирался пойти… Всё это вынуждало сердце Лори обливаться кровью, ведь он понимал, что Ленсон, помимо всего прочего, чувствовал какую-то агрессивную, утрированную вину – за поступок своего кузена, за то, что не уберёг свою девушку. - Ты не ясновидящий, понятно? - Именно поэтому я сделаю всё от меня зависящее в настоящем, чтобы не допустить никаких намёков на то, что Канае продвигалась по своей карьерной лестнице нечестным путём. Я верю, она будет невероятной актрисой. И ни я, ни моя семья больше не навредим ей. Глеб решительно поднялся на ноги, а Лори был вынужден признаться самому себе, что, наверное, действовал бы подобным образом. Попросил бы Киару и Ленсона увезти брата из Токио, скормил бы прессе тонну спасительной полулжи-полуправды, и… Это вряд ли помогло бы в той мере, в которой Канае спасёт отсутствие Глеба в Японии. - Я не подпущу вас друг к другу. Буду вынужден, ты ведь это понимаешь? – Посчитал нужным сообщить Такарада, возненавидев себя за каждое слово. Ведь с его стороны то была отвратительная и непростительная попытка шантажа: повлиять на режиссёра… ею. Его девушкой, которая сейчас, в данную минуту, болтала с Могами и… ни о чём не подозревала. - Полагаюсь на вас. – Коротко и бесстрастно кивнул Глеб, зная, что Лори до победного будет защищать своего артиста. И только. Абсолютно не та реакция, которой ждал президент. Но… беда была в том, что Такарада и сам не знал, чего теперь ждать. И от того, в какое фатальное предназначение облачался молодой режиссёр, становилось уже не просто горько – больно. Президент пока что не догадывался, что Ленсон рассчитывал на него. Ему самому не удастся держаться от девушки на расстоянии, но вот у Лори может получиться. Главное, настроить его на это. Да, вероятно, когда режиссёр перестанет владеть собственным разумом и сорвётся, понадобится не один охранник, но на счастье у Такарады находился целый штат. Покинув кабинет президента, Глеб достал мобильник и отправил Сэму смс, что планы поменялись, и он будет позже. Сейчас у него горело другое дело, заканчивающееся координатами аэропорта. Аэропорт. Этим днём сесть на самолёт мог кто-то другой с кем-то другим. Ленсон посмотрел в сторону съемочных павильонов, в одном из которых находилась Канае. Вместе с Могами и Саварой-саном, как он понял из путаных объяснений Киары, звонившей ему перед обедом по поводу того, что хотела пригласить его девушку составить ей компанию. Разговор был шутливым и безмятежным. И что они имели теперь? - Иди, - приказал ему нечеловеческий рык, - иди за ней. Он чувствовал: Канае… пошла бы сама. Приди он и возьми её за руку, не объясни ни слова, просто потяни за собой. Она пошла бы с ним. Ленсон сделал шаг, но остановился. Могами. Савара. - Что могут сделать одна девчонка и не тренированный мужчина? Да, не остановят его, но он не посмеет причинить вред близким ей людям, поэтому даже пальцем не тронет ни подругу, ни главу отдела талантов. Не тронет, потому что не пойдёт туда. Глеб решительно отвернулся и… замер. По второй лестнице в кабинет президента поднимался Себастьян. Ленсон, склонив голову вбок, задумчиво почесал бровь, отстранённо рассматривая человека, шагающего за помощником Лори. Светловолосого певца. Единственного, чьё имя упоминалось в новой скандальной статье. Помимо имени синеглазой актрисы. «Умно, Такарада-сан», - опасно-равнодушно протянул в своих мыслях режиссёр, теперь понимая, что парня преднамеренно старались не показывать ему. Ленсон расчётливо направился прямо в противоположную сторону. Пусть думают, что у них получилось. Продлить жалкое существование грёбаного горлопана. Пусть. «Аннушка уже разлила масло». Он уже определил свою следующую цель. Свой путь. _____________________________________________________ За звоном бокалов, лёгким смехом и всеобщим праздничным настроением, слушая лощёного парня-актёра, что-то воодушевлённо говорившего ей, стройная темноволосая девушка не замечала внимательного взгляда, очертившего её профиль. Чёрные, точно вороново крыло, локоны струились по спине, алые губы тронул намёк на улыбку. Глаза-океаны, не растерявшие ни капли своих тёмных вод, смотрели на красивого кавалера, сидевшего напротив. В них не было неподдельного интереса, но и скуки тоже не замечалось. Только что ведущий, вручая награду, объявил этих двоих «парочкой года». Конечно, он намекал, что их экранная любовь, впечатлившая зрителей, могла перетечь в реальную жизнь. Молодой актёр наигранно смеялся, стреляя в девушку заинтересованными глазами, явно пытаясь угадать её реакцию. И у него не получалось. Он не понимал по чуть приподнятым плечам, как она напряжена, что ей не нравятся подобные инсинуации на их счёт. И вряд ли ожидал её последующего ироничного смешка, а затем слов о том, что реальная жизнь устроена гораздо сложнее, чтобы им хватило бумажных – по сценарию – причин, чтобы быть вместе. Ибо перед камерой они – воплощение чужих образов, а не собственных. Синеглазая тьма не видела, как за несколько столиков от неё, крепкая мужская рука смяла ни в чём неповинную салфетку так сильно, что будь в ладони бокал, он уже кровавыми осколками осыпался бы на пол. А молодому зеленоглазому мужчине на завтрашних съёмках пришлось бы появиться в перчатках, чтобы скрыть повреждения. У него, как и у большинства присутствующих, поинтересовались мнением по поводу нашумевшей картины с Канае Котонами в главной роли. Он был честен. Ему понравились отдельные режиссёрские задумки, и впечатлило то, как интересно актриса воплотила их, что она совершенствовалась от картины к картине. На самом деле только его девочка так и смогла бы. Когда она поднималась на сцену за наградой, его губы не произнесли «так держать», но мысленно он сказал ей гораздо больше. Репортёр вспомнила, что однажды им – ему и Канае Котонами – довелось поработать вместе. - Несколько лет назад, - согласно кивнул Глеб Ленсон, молодой популярный режиссёр, приглашённый в качестве специального гостя на ежегодную престижную премию. Ему предложили вручить победительнице награду «Актриса года», но он отказался, заставив организаторов сохранить подобную информацию в тайне. Взамен мужчина пообещал им лично явиться на мероприятие. И сдержал своё слово. Собственно, поэтому он и сидел здесь. Отказался, потому что не хотел стоять на одной сцене с девушкой, чьё имя было вышито серебряными нитями прямо на его душе. И, улыбаясь, вручать заслуженную статуэтку той, что жила всё это время без него. Не хотел её дежурной улыбки в ответ. Ещё больше не желал видеть искренней – это значило бы, что… она пережила. Пережила их. Перетерпела, перестала… думать о нём. Разве не в этом был смысл, умник? Канае счастлива, здорова, жива. Не зовёт его «мой мистер Ленсон» в своей исключительно-восхитительной манере. Зато сияет. Не догадывается, что снится ему каждую ночь с того самого момента и по сей день уже целых два года. Зато невредима. Зато не с ним. Просыпается по утрам не рядом. Улыбается не ему. И хмурится тоже не на него. Спорит не с ним. Целует не его. Официального подтверждения романов не было сделано ни самой девушкой, ни её агентством, и, видит небо, эта перестраховка работала, не иначе Такарада приложил руку, и спасала её друга, если таковой существовал, но был надёжно спрятан. Он разобрался с проектом в Канаде. Затем было два в Китае. Последний вернул его в Калифорнию. Но после каждого он неизменно оказывался в Японии. Появлялся в агентстве, но провидение или, скорее, президент берегли их – он не виделся с Канае. Только издалека. Например, когда она садилась в машину, пока он парковался. Или выходила из автомобиля, когда он выруливал с парковки. Или скрывалась в одиночестве за дверцами лифта, нажав кнопку верхнего этажа, пока он, пригвоздив своё сердце очередным ледяным шипом, отворачивался и устремлялся к выходу. Его взгляд самовольно находил её изящную фигурку. Всегда. Будто знал, куда смотреть, где искать, когда ждать. Словно она посылала ему невербальный сигнал на недоступных другим частотах, а он легко, почти играючи считывал его. Они разговаривали лишь однажды. И не сказали друг другу ни одного тёплого или колючего слова. Ленсон мог хлопнуть себя по плечу – получилось. План удался: совместными усилиями президенту, Канае и другим удалось остановить плодившиеся слухи и сплетни, распускаемые о ней после скандала с участием его кузена. Ничем не подтверждённые, с каждым днём всё больше надоедающие простым обывателям пересуды о романе актрисы с иностранным богачом сошли на нет где-то через год. В разговорах с девушкой журналисты больше не интересовались «парнем на жёлтом спорткаре», совершенно позабыв о нём, в интервью больше не задавали вопросов о скандальной статье, словно её не существовало даже в архивах. Самоустранившись, Ленсон кардинально поменял картину того мира, и… сработало. Всего лишь стоило убрать одно условие – только его – и жизнь одной темноволосой девушки из Токио потекла так, как ей было уготовано до той их встречи. Актёрство, карьера, новые образы, новые проекты, новые города и страны, знакомства, встречи. Рядом друзья и близкие. Достаток и слава. Всё то, чего она заслуживала. Канае и Киара сумели завершить съёмки, оставшись пусть не близкими, но хорошими подругами. Кузина лишь однажды подняла эту тему. Набравшись смелости и, очевидно, вина, спросила, что он думал делать дальше. Как собирался быть? Глеб ответил, что собирался любить Канае Котонами, пока будет дышать. А после – снова любить. Больше Ки не заговаривала с ним. Только предупредила, что пригласила актрису на свадьбу. Именно там и случился тот единственный их разговор, спустя почти полтора года. Кузина намекнула, что все приглашения были с пометкой «+1», чтобы он был готов, если… если брюнетка придёт не одна. Так и случилось. Она появилась с каким-то незнакомым ему парнем. Уже позже Киара объяснила, что смазливый мальчик был клавишником Фувы Шо, с которым Котонами, оказывается, поддерживала общение. Глеб не запомнил его имени. Чтобы не провоцировать себя – не причинить вред её другу. Не вырвать язык, которым тот говорил с ней. Не сломать рук, которыми обнимал её. Не лишить глаз, которыми смотрел на неё. Уже вечером на банкете Куросаки хвастался другу, называя себя «окольцованным», даже снял это самое кольцо, ткнув им Ленсону прямо в нос, чтобы показать внутреннюю оригинальную гравировку, говоря, что теперь его вряд ли отпустят гулять с неженатыми друзьями, так что в интересах Глеба и Рена поторопиться. Счастливый жених, точнее, уже муж, размахивал рукой и в итоге выронил-таки обручальное кольцо. Они разговаривали на лестнице, которая спускалась к красивому задекорированному фонтану. Парни проследили за траекторией падения и видели, как кольцо булькнуло в водах того самого фонтана. На краю которого одиноко сидела темноволосая девушка, потревоженная неожиданной «посылочкой» сверху. Канае вскинула голову и вопросительно посмотрела на молодых мужчин. Позади ребят раздался голос Киары, зовущей их вернуться в зал, и Глеб хлопнул друга по плечу, поручив тому заговаривать зубы молодой жене, благо, у него всегда это мастерски получалось, а сам отправился вниз за кольцом. Он застал Котонами в странной позе. Девушка встала на колени на край фонтана и всматривалась в журчащую воду, пытаясь разглядеть кольцо. - Кажется, оно упало ближе к центру, - удручённо пробормотала она, - но сейчас я его не вижу. - С его везучестью странно, что он не потерял кольцо ещё, когда они катались на лимузине. Канае невольно хмыкнула, все видели, как возбуждённый и счастливый Ё вылез через крышу и, вытащив Киару за собой, принялся её целовать. Ленсон слишком хорошо знал своего друга, чтобы не предположить подобной ситуации. Лёгкий румянец на щеках актрисы, мягкая улыбка, вызванная его несерьёзной репликой, полосонули Глеба по кровоточащим ранам – им не было суждено затянуться никогда. То, чем он заплатил за эту улыбку, не позволяло им заживать. Девушка задумчиво закусила нижнюю губу, а потом чуть приподняла шёлковую юбку одной рукой и, подцепив тонкими пальцами ремешки босоножки, стащила еë, а затем ловко проделала тот же манёвр с другой. Ленсон успел лишь шагнуть ближе и поддержать её под локоть, получив благодарный взгляд сапфировых глаз, а после брюнетка уверенно шагнула в фонтан босыми ногами и, изящно нагнувшись, сунула руку в воду. Он шагнул следом тут же. И подхватил сумасбродную девушку на руки, встретившись с её изумлённым взглядом своим недовольным, под хмуро сведёнными бровями. И она вдруг, не испугавшись, потянулась к нему. Протянула тонкий пальчик, точно хотела разгладить эту возмущённую складку между его бровей. Когда её движение остановил осторожный кашель, и они были вынуждены повернуться на звук. И увидеть сконфуженного музыканта из подпевал Фувы Шо, неловко отводящего взгляд от того, как уверенно и крепко Ленсон держал темноволосую бестию на руках, прижимая к себе. Глеб сделал мысленную пометку всё же выяснить у кузины об этом парне больше, и не дай Бог ему узнать, что мальчишка вёл себя с этой девушкой не так, как она того заслуживала. Даже если тот был ей другом и… никем бóльшим. Никогда никем бóльшим. Выйдя из фонтана, Глеб неторопливо опустил Котонами, и та посмотрела на него снизу вверх. Пока рядом мельтешил её Плюс один, сжимая подобранные элегантные босоножки, синеглазая брюнетка протянула Ленсону руку и раскрыла ладонь, на которой лежало выроненное Куросаки кольцо. - Я успела взять его прежде, чем… …ты вытащил меня из воды, будто я была дороже этого кольца, стоившего баснословную сумму; по рассказам Куросаки, заоблачную. Так и есть, моя сокровенная. Поэтому, прошу тебя, обуйся и не твори подобных безумств больше. Конечно, он не произнёс этого вслух. Лишь кивнул, коротко поблагодарив и забрав пропажу, а затем – направился прочь. Прочь. Чтобы не смотреть, как мальчишка будет усаживать Канае на край фонтана и помогать застегнуть босоножки. В мыслях режиссёра смазливый пацан лишался новой конечности с каждой следующей ступенькой, по которым Глеб поднимался, уводя себя. Создавая расстояние. Потому что только что он своими собственными руками напомнил себе вес и тепло её тела, когда прижимал к себе, подкидывая собственному сволочному подсознанию больше данных, чтобы оно, измываясь над ним, лучше спроецировало её образ во сне. Уходил сейчас. Чтобы потом, проснувшись утром, он не добрался до аптеки и не купил себе снотворного – желая, как можно скорее вернуться туда: к ней. Ему нужна была сигарета, бутылка водки и хороший удар под дых. Ему нужна была его девочка. Чтобы она прильнула к нему, уткнулась носом ему в щёку, а своими губами в уголок его губ. Позволяя решать, когда свершится их поцелуй, и каким он будет. Уже два долгих года он обнимал и целовал её только так – во снах, незримо присутствуя в её жизни. Хотела увидеться с подругой, надолго застрявшей на съёмках на Гуаме – собственный чартер к её услугам. Хотела организовать пожертвование – к ней присоединялись крупнейшие фонды. Каждую неделю известная пекарня поставляла ей на дом свежие сочные ягоды, доставка была оплачена на месяцы вперёд, чтобы она могла лакомиться любимой черникой с вафлями на завтрак. Выбирать собственный автомобиль ей помогали Рен и Куросаки, предварительно заставив девушку пройти их тест-драйв, а после отчитавшись перед ним. Все его работы были посвящены ей. Никто не догадывался, что означал тот тёмный полумесяц, присутствующий в каждом фильме после титров. Он не думал, что с ним будет, когда она рано или поздно представит свету своего избранника, он знал это наверняка – сдохнет в то же мгновение. Но пусть лучше он. Всё что угодно – лучше он, чем она. Сейчас, спустя два долгих, изнурительных, беспросветных года они, наконец, могли оказаться ненадолго рядом, не вызвав ненужных кривотолков, что она воспользовалась подвернувшимся случаем и его связями, чтобы поспособствовать росту своей карьеры. Вот только у него, однажды едва не разрушившего её жизнь, не было права пытаться сделать это вновь. Он отдал всё, только бы синеглазая девушка приходила по утрам в этот мир. Пусть она не знала, но у неё всегда была, есть и останется его любовь. Чтобы ни случилось, как бы ни менялись реалии, куда бы судьба их ни занесла, Глеб Ленсон будет дышать для Канае Котонами. День за днём, год за годом, жизнь за жизнью.