***
После этого дня всё пошло наперекосяк. Поняв, что Ноа ждёт от него, когда он заведёт друзей, Кайзер начал свои тщетные попытки в этом деле. Рядом с ними жило не так уж мало его ровесников или детей чуть старше или младше. Кайзер действительно знакомился с ними с целью стать друзьями, но почему-то всё всегда шло не так. Сначала это были проблемы, вызванные тем, что он банально не мог влиться в коллектив к каким-то группкам, потому что совсем ничего не знал об играх, которые были популярны, или о мультиках, которые дети могли обсуждать часами. К концу июля ситуация стала получше, он достаточно наблюдал за другими детьми, чтобы начать понимать их увлечения. Теперь проблема оказалась в его характере. Жизнь с матерью в нищете, а после время, проведенное в трущобах, научили его всегда твёрдо держаться за вещи, принадлежащие ему. Он не хотел делиться своими игрушками, и это часто становилось поводом для ссор и драк, в которые он вступал без раздумий. Ноа часто ругал его за это, и Кайзер слёзно клялся, что больше не будет, но через пару дней всё повторялось снова, и он не знал, как объяснить, что, несмотря на безусловное согласие с участием в драках, их инициатором он никогда не был. Исключением была ситуация, когда какой-то ребёнок, бывший старше Кайзера года на три, отобрал у него плюшевого зайца, подаренного Ноа. Тогда Кайзер действительно первым кинулся на него, и драка понесла за собой ещё больше увечий, чем обычно, причём для двух сторон. Ноа, конечно, таким поведением был недоволен. Но вместо того, чтобы попытаться разобраться в ситуации и помочь своему приёмному сыну с социализацией, он предпочитал просто наказывать его, не обращая внимания на полные обиды глаза мальчика. Иногда Ноэль советовался с Анри и Эго, но те не могли помочь ему, ведь сами также не имели родительского опыта, хотя Анри ещё пыталась что-нибудь сделать, мягко поправляя Ноа, когда видела, что тот делал что-то, что казалось ей совсем неправильным. От неё же и исходила мысль, что Кайзеру, до этого почти не общавшемуся со сверстниками, было бы неплохо попасть в среду, где он смог бы изо дня в день наблюдать за ними, беря пример с их послушания. Ноа не был уверен, сработает ли это, но всё же с нетерпением стал ждать начала учебного года. Правда, жизнь решила, что так легко ничего не пройдет, поэтому прямо перед началом осени Кайзер умудрился заболеть. Если для Ноа его болезнь стала неприятным фактом, откладывающим поступление в первый класс, то для Кайзера всё обернулось настоящий пыткой. Ноа не умел ухаживать ни за детьми, ни за больными, так что говорить об уходе за мальчиком, совместившим в себя два этих критерия? На самом деле Кайзеру было плевать на горькие таблетки и противные лекарства, после которых во рту оставалось неприятное послевкусие. Ко всему этому он привык ещё тогда, когда жил вместе с матерью, и сейчас дела даже обстояли лучше, потому что лекарства стали вкуснее, а кровать, на которой ему предстояло провести большую часть болезни, удобнее. Но всё-таки было ещё кое-что, к чему он привык, когда жил с матерью — к её заботе. Женщина часто отказывалась от работы, чтобы провести с ним время. Она укладывала его на колени и нежно гладила по голове, пока он не засыпал от усталости и отсутствия сил. И даже когда Кайзер просыпался в бреду, вызванным жаром болезни, она всегда была поблизости, готовая успокоить его и подать нужные лекарства. Ноа никогда не было рядом. Он никогда не оставался дольше необходимого — давал Кайзеру еду и таблетки, следил за тем, чтобы тот их выпивал, и уходил после этого. Кайзер болел неделю, и каждый день своей болезни он едва ли видел Ноа больше полутора часов в совокупности. Всё остальное время он в одиночестве проводил в своей комнате, в одиночку борясь с участившимися кошмарами и тихо плача после пробуждения от них. В итоге первые дни учебы оказались пропущены, что не могло не сказаться на отношениях с одноклассниками. Кайзер никогда не был чрезмерно дружелюбным, а тут ещё и пропустил время, когда все знакомились друг с другом и разбивались по группкам. Несколько детей пытались с ним познакомиться, но после болезни он был морально разбит и просто награждал каждого из них недовольным взглядом. Очевидно, количество желающих с ним познакомиться резко падало. Спустя две недели учебного года Ноа, наконец, решил поинтересоваться, завёл ли Кайзер себе друзей. К его великому огорчению, он услышал только отрицательный ответ. Разочарование ясно отразилось на его лице в тот момент, и Кайзер принял это на свой счёт, даже не подумав, что Ноа может быть опечален ситуацией в целом. Страх, преследовавший его уже почти полгода, разгорелся с новой силой. Кайзер не мог позволить себе оплошать настолько, чтобы Ноа отказался от него, а потому, нацепив на лицо липовую улыбку, начал пробовать себя в знакомстве с одноклассниками. Выходило не очень ровно до того момента, как в школе на одном из уроков физкультуры их классу не предложили поиграть в футбол. Правила были упрощены до невозможности — от детей требовалось только бегать по полю, да пытаться забить мяч в ворота. Среди мальчишек игра вызвала дикий восторг, девочки же были посдержаннее, хотя нашлись и те, кто с удовольствием вышли на поле. Именно в тот день Кайзер понял, что у него, вероятно, есть некий талант, позволяющий ему без особых трудностей обыгрывать своих сверстников. До этого никогда прежде не игравший с мячом, он с каждой игрой всё лучше понимал, что от него требуется. Это не могло остаться незамеченным, и уже на следующее занятие физкультуры мальчишки готовы были подраться за то, в чьей команде он окажется. Популярность не была тем, что он желал с самого начала. Тем не менее, Кайзер не мог не чувствовать гордости, глядя на то, как кричат друг на друга его одноклассники, решая, кто именно с ним будет играть. К сожалению, за пределами футбольной площадки ситуация едва стала лучше. Да, враждебное отношение к нему исчезло, все быстро забыли о его нелюдимости в самом начале года, но и друзьями с ним никто не спешил становиться, что, конечно, Кайзера не радовало. Ему бы хотелось соврать Ноа насчет этого, но перед глазами всегда всплывало расстроенное лицо его матери, поймавшей его на какой-то мелкой лжи, и он отбрасывал эту идею. Шла вторая неделя октября, когда Кайзер решил потратить большую перемену не на то, чтобы поесть приготовленные Ноа драники, а потренироваться с мячом на улице, пока ещё была такая возможность. Листва на деревьях уже стала золотой, солнце грело всё слабее, и с каждым днём на улице становилось всё холоднее. Желая поймать последние деньки, когда ещё можно было поиграть на улице, Кайзер пошёл к футбольной площадке, раздумывая над тем, стоит ли ему попрактиковаться в ударах в ворота или в чём-нибудь ещё. К его удивлению, на поле уже кто-то был. Подойдя ближе, он смог разглядеть несколько старшеклассников, которые, судя по всему, издевались над каким-то мальчишкой, в котором Кайзер признал своего одноклассника. Несколько довольно обидных слов вылетели у них из ртов, большинство из них Кайзер слышал впервые, но был уверен, что они также оскорбительны, как и все другие. Нахмурившись, он наблюдал за тем, как один из старшеклассников потянулся к портфелю своей жертвы, видимо, желая вытряхнуть оттуда все вещи или даже забрать себе что-то. Кайзер не мог не разозлиться, увидев подобное. Жизнь — точнее, выживание — в одиночку ясно дали ему понять, как сильные любили издеваться над слабыми, и он ненавидел это всей душой. Больше всего на свете ему хотелось уничтожить самоуверенность «сильных» и показать им, какие они на самом деле жалкие. Недолго думая, он ударил по футбольному мячу, удачно стащенному из школьной каморки со спортивным инвентарём. Тот врезался ровнёхонько в лицо главного задиры, отчего тот даже отступил на пару шагов, чуть было не потеряв равновесие из-за начавшегося головокружения. Его друзья в шоке уставились на него, а одноклассник Кайзера, воспользовавшись возможностью, поспешил улизнуть. Он заметил смотрящего на него Кайзера и направился к нему. Тем временем, друзья пострадавшего от футбольного мяча парня, увидели, что от них удирают, и, рассыпаясь проклятиями, бросились вдогонку за двумя первоклашками, которые бежали со всех ног. — Благодарю, — тяжело дыша, сказал запыхавшийся мальчишка, когда они с Кайзером забежали в школу и спрятались в той самой каморке. — Эти несчастные создания просто отвратительны в своём желании навредить другим. — Несчастные... Что? — Кайзер посмотрел на него, как на сумасшедшего. — Ты нормально выражаться не можешь? — Какое горе — твой скудный ум не даёт тебе меня понять, — покачал головой мальчик, кажется, расстроенный этим фактом без всякого притворства. — Я тебя сейчас ударю, — предупредил Кайзер, и мальчишка поёжился. — Насилие — не выход, — пробурчал он себе под нос, но продолжать не стал под многозначительным взглядом Кайзера. — Ты ведь Михаэль, да? Мы в одном классе учимся. Я Бенедикт Грим. Кайзер наморщил лоб, вспоминая всё, что помнил про своего одноклассника. Кажется, тот, как и сам Кайзер, не особо ладил с кем-то из ровесников в основном из-за своего драматичного характера. Что, впрочем, не мешало ему продолжать комментировать почти каждое событие, происходящее в их классе, даже если его никто не слушал. Тем не менее, он, кажется, вполне хорошо учился, да и каких-то проблем с учителями у него не было. — Ты мне подходишь, — глаза Кайзера сверкнули, когда он схватил Бенедикта за руку. — Теперь, если кто-то спросит, то мы дружим, понял? Лицо Грима исказилось. — Ты серьёзно что ли… — с недоверием покачал головой он. — Ладно, думаю, из этого что-то может получиться, если ты не будешь совсем уж несносным. Да и ты помог мне с этими задирами, так что я тебе всё-таки благодарен… — Да-да, я такой, — Кайзер горделиво ухмыльнулся. — О, и не называй меня Михаэлем, тебе это ещё не разрешено. Брови Бенедикта поползли вверх, когда он это услышал. Но спорить он не стал, лишь вздохнул, закатив глаза. — Кстати, почему они издевались над тобой? — поинтересовался Кайзер, приоткрывая дверь каморки и проверяя, нет ли обидчиков Грима поблизости. — Называли ещё всякими странными словами… — Они идиоты, лишенные каких-либо человеческих качеств, — фыркнул Грим. — Из-за моей манеры общения решили, что я… ух… Кайзер обернулся и с любопытством посмотрел на него. — Решили, что ты кто? — спросил он. — Педик, — раздалось у него над самым ухом. Кайзер вздрогнул от неожиданности и резко развернулся обратно, чтобы увидеть ещё одного своего одноклассника, с недовольным выражением лица смотрящего на них. — А я говорил тебе. Грим снова закатил глаза. — Не пытайся загнать меня в рамки вашего скудного словарно запаса и мизерного спектра эмоций, Эрик, — театрально вздохнув, сказал он. Кайзер посмотрел на него с недоумением. — Ни слова не понял из того, что ты сказал, — честно признался он. — Тебе сколько лет, десять? — Мне семь! — нахмурился Грим. — Я не виноват, ребята, что вы книги не читаете. — Как будто ты что-то понимаешь из прочитанного, придурок, — Эрик вошел к ним в каморку и отвесил Гриму несильный щелбан, из-за чего тот сразу же скорчил обиженное лицо. Затем Эрик обратился к Кайзеру. — Я Эрик Геснер, кстати. Видел, как ты зарядил тому идиоту в лицо мячом. Спасибо, а то я уже думал, что придётся самому вмешиваться. — Ты слишком много ругаешься, перестань вести себя подобным образом, — Грим перестал потирать ушибленный лоб и с лёгким оттенком презрительности взглянул на Геснера. Тот в ответ показал ему средний палец, к большому восторгу Кайзера, который даже не думал, что кто-то из его ровесников решиться на такое, тем более в стенах школы. Внезапно он кое-что вспомнил и потянул Геснера за рукав его рубашки. — Кстати, а кто такой педик? — с неподдельным интересом спросил он. Слово на самом деле было ему немного знакомо, кажется, он слышал что-то такое в разговорах клиентов матери, но никогда не придавал этому большого значения. Бенедикт и Эрик посмотрели на него с одинаковой жалостью во взглядах. — Ты не знаешь что ли? — протянул Геснер, качая головой. — Педик — это не мужчина. Подобное объяснение, впрочем, не очень помогло Кайзеру разобраться. — То есть девчонки что ли? — склонил голову на бок он. — Хуже, — презрительно сказал Геснер. — Отец говорит, что они позор всего общества. Если бы тебе нравились мальчики, то ты был бы педиком, понимаешь? — Нравились? — Кайзер всё ещё не понимал. — Но мне нравится мой отец… — Боже, да не в этом смысле, тупица, — зашипел Эрик. — Нравились так же, как нравятся девчонки! Чтобы ты хотел за руку подержаться или даже поцеловаться! — Оу, — Кайзер никогда даже о девочках в таком плане не задумывался, поэтому сначала опешил. Кажется, в сериалах, которые он мельком подглядывал, было нечто похожее. Что-то, что называлось любовью — мужчины ухаживали за девушками, дарили им цветы, водили в рестораны и… целовали. Действительно, он никогда не видел, чтобы мужчина ухаживал за другим мужчиной. — Фу?.. — неуверенно сказал Кайзер, стараясь придать лицу наибольшее отвращение. Геснер, удовлетворённый его реакцией, кивнул. Они ещё немного времени провели в каморке, разговаривая о пустяках, а потом направились в свой класс, удостоверившись, что поблизости нет знакомых задир. Впрочем, как оказалось, те были умнее, чем думал Кайзер, и успели нажаловаться учительнице, предельно точно описав его внешность. Поэтому в тот день он получил не только двух новых друзей, но и свой первый в жизни выговор, красивым почерком оставленный в его дневнике. Ноа, конечно же, ругался. Это было гораздо страшнее, чем недовольное лицо учительницы или хихикающие одноклассники. На лице Ноа так чётко проявлялось разочарование и усталость, что Кайзеру стало страшно. Он не мог не начать оправдываться, не понимая, что этим усугубляет ситуацию. — Эти ребята сами виноваты! — с обидой в голосе заявил он. — Они назвали Грима педиком и… — Михаэль! — резко оборвал Кайзера Ноа, с ужасом глядя на него. — Помимо того, что ты стащил мяч, являющийся школьным имуществом, и причинил вред другим детям, ты ещё и ругаться вздумал? Разве я учил тебя таким словам? Щеки Кайзера стыдливо покраснели, и он замолчал, переступая с ноги на ногу и виновато смотря в пол. Ноа отправил его в комнату, чтобы делать домашнее задание, и Кайзер, немного счастливый из-за того, что его решили не наказывать, почти бегом отправился туда. Он не мог видеть твёрдого взгляда Ноэля, в тот момент окончательно принявшего решение.***
— Второй ребёнок?! — Анри вскочила из-за стола так, что все тарелки подпрыгнули вверх. — Ноа, ты сдурел! Это не то, что я имела в виду, когда говорила, что Михаэлю нужен пример перед глазами! Ты же… ты же даже ещё на работу не устроился, как ты потянешь двоих детей?! — Вопрос никогда не стоял в деньгах, я же говорил, что у меня есть пассивные доходы, — Ноа устало вздохнул. — А что ещё я могу сделать? Михаэль ругается, дерётся, с одноклассниками подружиться не может… А Йоичи хороший мальчик, я уверен, он сможет повлиять на Михаэля, чтобы тот изменился в лучшую сторону. Анри закрыла глаза, досчитав про себя до десяти, и опустилась обратно за стол, кидая выжидающий взгляд на Эго, но тот предпочёл никак не комментировать желание Ноэля усыновить ещё одного ребёнка. Они втроём вновь ужинали вместе, что в последнее время происходило всё чаще, потому что всем троим — и даже Джинпачи — нравилось проводить время в компании друг друга, скрашивая скучные вечера приятными беседами. Кайзер не всегда присутствовал на таких ужинах, иногда Ноа оставлял его дома, даже не подозревая, с каким несчастным взглядом мальчик смотрел на его удаляющуюся спину. — Мне всё ещё интересно узнать, на что именно вы живете, но что-то мне подсказывает, что лучше не знать, — призналась Анри, откидываясь на спинку стула. — Ноэль, ты точно уверен, что это хорошая идея? Дети… они всё-таки ревнивые существа. Что если Михаэль подумает, что он тебе больше не нужен? — Глупости, — уверенно сказал Ноа. — Анри, я понимаю, что ты беспокоишься, но для него так будет лучше. Я не хочу, чтобы гены взяли вверх, и он вырос каким-нибудь отбросом общества. Эго хрипло рассмеялся, что больше было похоже на кашель умирающего, чем на смех. — Такие высказывания слишком даже для меня, — с кривой ухмылкой заявил он. — Гены взяли вверх? С таким отношением он точно тебя возненавидит потом. Ты не пробовал на него с другой стороны взглянуть? Он же всю жизнь в трущобах каких-то жил, неизвестно сколько времени один побирался. У него банально социализации никакой нет, из-за этого и друзей завести не может. Ноа скривился. — Я хорошо к нему отношусь. И не надо мне указывать, как мне воспитывать моего ребёнка, хорошо? — холодно ответил он. Анри примирительно подняла руки вверх. — Мы просто хоти помочь, взглянув на ситуацию со стороны, — мягко произнесла она, глядя на Ноа, а потом повернулась к Эго, прищурив глаза. — А ты мог бы и подбирать выражения. Да и тебе ли говорить о социализации? — У меня всё прекрасно с ней, — пробурчал Эго, набив рот макаронами. — Иначе я бы здесь не сидел. Анри только вздохнула, не найдя, что возразить. — И когда ты планируешь усыновлять этого мальчика? — вновь обратилась она к Ноэлю. — Йоичи, да? Ноа кивнул. — Да… В ближайшую неделю я заберу его из детдома. Все документы уже готовы, и с ним я уже говорил об этом. Я наблюдал за ним каждый раз, когда приезжал туда, он действительно лучший вариант. Тихий, спокойный, прилежный и умный. Уверен, они с Михаэлем подружатся, и тот тоже встанет на путь исправления. — Лучший вариант? Ты как будто на рынке, — фыркнул Эго, но сразу замолчал под предупреждающим взглядом Анри, недовольно закатив глаза. Остаток вечера они провели, обсуждая возможные исходы усыновления Ноэлем ещё одного мальчика. Анри также старалась выпытать как можно больше информации о Йоичи, и Ноа неохотно отвечал ей. Оказалось, что мальчик чуть старше Кайзера, и ему исполнилось семь уже весной, в то время как Кайзеру пока что было шесть — Ноа решил не уточнять, что его точный возраст на самом деле не знал никто из них. Родители Йоичи были хорошими людьми — во всяком случае так заверяла Ноэля директриса детского дома, — но погибли в результате несчастного случая, оставив мальчика сиротой. Родственников, способных или готовых принять Йоичи, не нашлось, поэтому он и оказался в детдоме. Ноа предложил ему поступить так же, как и с Кайзером, и оставить двойную фамилию, поэтому после усыновления Йоичи не перестал бы быть Исаги. Анри на подобное покачала головой, уверенная, что мальчику это было не нужно, но он просто растерялся от подобного предложения, поэтому и согласился. Ноа, конечно, ей не поверил и принялся рассказывать другие мелочи, не желая видеть этот осуждающий взгляд.***
Исаги никогда не волновался так сильно, как в этот день. Держа за руку своего нового отца, он с трудом переставлял ноги, медленно идя к дому, который почему-то казался таким большим, особенно для маленького и напуганного мальчика. Прихожая встретила их домашним уютом и вкусным запахом вишнёвого пирога — и то, и другое было заслугой Анри, настоявшей на том, чтобы помочь с подготовкой к приезду Йоичи. Это был будний день, поэтому ей даже пришлось взять выходной, но она была настроена слишком решительно, чтобы Ноа пытался её отговорить. Исаги оглядел прихожую, продолжая крепко держать Ноа за руку. Его взгляд упал на маленькие ботиночки, стоявшие рядом с обувницей. Они были приблизительно его размера, и ими явно недавно пользовались — об этом свидетельствовала свежая грязь, покрывавшая подошву. Взгляд Исаги метнулся к вешалке, и он увидел красную детскую куртку с торчащей из рукава шапкой. Эти две вещи позволили ему предположить, что в доме находился ещё один ребёнок, предположительно, его ровесник. Ноа увидел, куда он смотрит, и кивнул каким-то своим мыслям, немного впечатлённый внимательностью мальчика. — Как ты мог догадаться, у меня есть ещё один сын, — спокойно произнёс он, с лёгким осуждением глядя на не помытые после улицы ботиночки. — Его зовут Михаэль, он почти на год младше тебя, в декабре ему исполнится семь. Я жду, что вы подружитесь, понял? Исаги с энтузиазмом кивнул. — Да! — решительно ответил он, чувствуя, как в нём растёт приятное возбуждение от того факта, что его новый родитель уже ждал от него чего-то. Исаги был уверен в том, что не подведёт его. В конце концов, несмотря на некоторые сложности с восприятием мира, из-за которых над ним иногда смеялись другие дети, он всё равно был довольно дружелюбным мальчиком. — Мы обязательно подружимся! — Отлично, — Ноа, казалось, был удовлетворён его ответом. Затем он повысил голос, чтобы его можно было услышать даже на втором этаже дома. — Михаэль! Спустись вниз. Мне нужно тебе кое-кого представить. Сейчас же! Сверху послышался скрип двери, а затем торопливые шаги. Кажется, новый брат Исаги предпочитал спускаться по лестнице, перепрыгивая по несколько ступенек. Исаги с любопытством вытянул шею, будто это помогло бы ему быстрее увидеть другого мальчика. Вскоре перед ними двумя оказался худощавый ребёнок, который мгновенно замер, увидев то, как Ноа сжимал руку Йоичи. Лицо мальчика за секунду стало похоже на гипсовую маску. — Михаэль, познакомься, это Йоичи, мой новый сын, — вероятно, Анри убила бы Ноа за подобную формулировку, но её сейчас здесь не было, потому что она убежала после того, как закончила все приготовления. — Йоичи, а это Михаэль. Вы должны поладить. Исаги с теплотой и интересом уставился на того, кого назвали Михаэлем, но тут же вздрогнул, встретившись с чужим взглядом. Он неуверенно сделал шаг назад, не в силах оторваться от льдисто-голубых глаз, полных неожиданной ненависти и злобы. «Кажется, поладить нам будет очень трудно» — пронеслось у него в голове.