Robbin, A Bobbin, The Big-bellied Ben... Робин-Бобин кое-как подкрепился натощак...
Старик Менки включил Литл-Уиннинг в свой объездный круг только после того, как понял, что маленький беспризорник в очках, обмотанных скотчем, и в непомерно больших штанах, подпоясанных веревочкой, каждый раз приносит ему шкурки, не траченные молью или протухшие. Шкурки крыс были всегда свеженькими, выскобленными до мездры, и при этом совершенно целыми, как будто мальчик имел целую крысиную ферму и много времени для выделки шкурок. Вот и сегодня Менки на своем фургончике подъехал в рассветном тумане к окраине Литл-Уиннинга, и со скамейки на автобусной остановке поднялась фигурка мальчика с узлом в руках. Обмен шкурок, тщательно осмотренных скорняком, что потом их выдавал за кротовые, состоялся, и оба скрылись по своим направлениям в густеющем тумане – мальчик направился к парку, в который переходил остаток леса на этой окраине пригорода Лондона, а Менки крутанул руль и поехал к столице, там он запрется на пяток дней и выполнит заказ на шубку для девочки десяти лет, наконец у него есть достаточное количество шкурок. Менки не торопясь, по одной вытаскивал шкурки из того мешка, в который он укладывал выскобленные мальчиком-очкариком, еще раз их осмотрел и одну отбросил в сторону, с нее начал осыпаться мех, да и сама крыса при жизни очевидно была покалечена - у нее не хватало пальчика на левой передней лапке, культяпка давно зажила, покрывшись розовой безволосой кожицей, а мальчик установил силки правильно, след от проволоки указывал, что она-то как раз перехватила шею и почти ее перерезала. Менки выбросил шкурку в ведро для отходов, да и забыл, ведь никакого убытка не было, он не переплачивал маленькому трапперу, он его безбожно обкрадывал. *** Гарри пересчитал не такую уж пухлую пачку фунтов, опять завернул ее в полиэтиленовый пакет и засунул поглубже в дупло – пора было возвращаться домой. "Домой", горько усмехнулся Гарри, и побрел по обочине, задумавшись и подсчитывая, хватит ли этих сорока фунтов для покупки новых джинсов, не хотелось идти в шестой класс в обносках, как обычно. Зря он ел целое лето шоколад и мороженое, жил же без них десять лет, а тогда бы точно хватило и на пару кроссовок, самых дешевых, зато по ноге. Дядя и тетя, в чьей семье он жил, покупали новые вещи только своему сыну, а ему доставались обноски от этого самого сына, и очки теперь купят только к Рождеству, а может и не купят, тетя последний раз орала, что на дармоеда не напасешься... Тут Гарри "почувствовал", что тетя уже встала и спускается вниз по лестнице – так всегда было, когда он думал о ней, он откуда-то знал, почти "видел", что она в это время делает. Гарри побежал, чтобы успеть юркнуть в оставленную незапертой заднюю дверь, а потом в свой чулан, и притвориться спящим. Клубок проволоки, который приходилось наматывать на шею окаменевшим крысам, он забросил под топчан. На самом деле проволока ему не требовалась, но Менки в самом начале подозрительно спросил, не травленных ли крыс мальчик обдирает. Пришлось узнавать про силки и имитировать шейные удушения, но это было плевым делом – окаменевшие тушки после разреза на животе обмякали, и шкурка с них снималась цельным чулком, оставляя нетронутыми кончики лапок с коготками. Потом Гарри отрезал у шкурок головы, срезал со спинок мясо и скоблил изнанку шкурок самодельным деревянным скребком. Скребок будто сам по себе удалял все ненужное, и на обработку каждой крысы Гарри тратил теперь по две-три минуты, а не по часу, как в самом начале карьеры траппера. Трапперами назывались в романах Джеймса Купера поставщики шкурок, и Гарри представился старому Менки именем Натаниэль Бампо, а тот стал его звать Натом, на что Гарри научился откликаться быстро. *** Менки снова приехал в середине октября, Гарри выходил каждое субботнее утро к автобусной остановке уже полтора месяца, но не видел коричневого фургончика скупщика, ждал порой до получаса и возвращался к тайнику, в котором шкурки не портились. Там и крысиное мясо не портилось, и запас его не заканчивался - дудочка приманивала окрестных крыс и усыпляла их, а чувство брезгливости при разделке раскаменившихся тушек давно исчезло, едва Гарри понял, что суп с кусочками крыс и кусочками картошки он на самом деле ест с удовольствием, после недельной голодовки из-за перекрашивания волос учительницы согласишься и не на такое. Видимо, из-за продолжительного приёма крысиного супчика он как-то раз обернулся крысой, потом научился усилием воли в нее превращаться – "ненормальности" его уже не пугали, как раньше, он учился извлекать из них выгоду. Гарри стал интересоваться сказками, но читать их приходилось в библиотеке, потому что дома не было книг про всякое такое, на букву В. В сказке про Гаммельнского крысолова Гарри узнал себя, вернее, узнал свою дудочку, которую сделал однажды во время очередного наказания – просто под руку подвернулась палка, что раньше была ножкой его табуретки, а перочинный ножик всегда был в кармане штанов. Сломанную табуретку ему заменили на стул, такой же шатающийся, но одна из круглых ножек табуретки закатилась под топчан; от безделья Гарри ковырялся в ней ножом, потом сломанным сверлом от дрели крутил продольное отверстие, и под утро, а поделка захватила его так, что он не мог уснуть, дунул в получившуюся дудочку. Никаких звуков не извлек, но вдруг из-под двери, в щель между косяком и порогом, выкатился окаменевший крысенок. Гарри тогда тупо смотрел на трупик крысенка с голым противным хвостом, вспомнил про ультразвуковой свисток тети Мардж, и понял, что нечаянно сделал такой же, но для грызунов, потому что следом за крысенком последовали две мышки. Гарри тогда их брезливо, в надетых резиновых перчатках, выбросил в мусорное ведро, а потом, когда вынес его к мусорным бакам, прочитал в газете, выстилавшей дно ведра, объявление о скупке шкурок кроликов, кротов и крыс. Натренировавшись в парке вызывать крыс и мышей, те всегда не доходили до него пары метров и окаменевали, Гарри позвонил по указанному в объявлении телефону, после ответа отпросился у тети в библиотеку и стал лихорадочно листать справочник по скорняжьему делу – объявление давал именно скорняк. Скребок для шкурок Гарри выточил из спинки стула, опять просидев над ним всю ночь напролет. Тайник, в котором Гарри хранил шкурки крыс, он вырыл сам под старым дубом, мечтая о том, чтобы его корни, а о дубильных свойствах дубовой коры он успел прочитать в том же справочнике, сохраняли добычу всю неделю, от субботы до субботы, и тайник таки сохранял. *** Крыса-Гарри подкрался к сове, что неосторожно села на забор у дома миссис Фигг, прыжком вскочил ей на шею и перекусил ее, Гарри научился в крысином обороте зубы заострять и удлинять. Сова трепыхнулась и взлетела было, но рухнула вниз, в заросли ежевики, Гарри выволок ее за крыло из колючих зарослей, перекинулся и спрятал ставшую небольшой, по сравнению с ним-мальчиком, птицу во всегда имеющийся при себе полиэтиленовый пакет. Выдирать перья и пух пришлось долго и кропотливо, зато запеченная в глине сова по вкусу напоминала курицу, и Гарри съел даже некоторые косточки, те, которые в собственном совином соку стали мягкими. *** После четвертой по счету съеденной совы, а с ее лапки Гарри снял и выкинул в костер очередное неприятно воняющее письмо, у Гарри получился полет в виде крысы с совиными крыльями, отчего он пришел в восторг и летал до утра каждую ночь, пикируя на сов, которых в окрестностях Литл-Уиннинга становилось все больше. Совокрыс по-прежнему мог отращивать зубищи, теперь прямо в клюве, но с каждой съеденной совой у него получалось понемногу удлинять и когти на лапах, а потому совы стали для него легкой добычей. Тут Гарри призадумался и немного занервничал – что, теперь превращаться во все, что съел? В курицу, теленка там, или вообще морковку? Попробовал, не получилось... Но потом Гарри отведал гадючьего мяса, одна наглая змейка из террариума в школе обозвала его лохматым очкариком, за что ночью болтливое создание загрызла и схомячила крыса, научившись после этого отращивать ядовитые клыки, от которых мясо у сов становилось мягоньким, так что его не требовалось подолгу запекать. Ясно, решил сообразительный Гарри, для превращения подходит только собственноручно или собственнолапно им добытое! Совы по-прежнему носили в лапах конверты, адресованные миссис Фигг, и Гарри теперь читал их перед сожжением, натянув на всякий случай вторую пару перчаток – мальчик был воспитан чистюлей тетей, и все скорняжьи работы, да и разделку мяса крыс, как и ощипывание и потрошение сов, выполнял в резиновых перчатках, которых купил целую упаковку. *** В последнем письме, пятом по счету прочитанном, неведомый дрессировщик сов, подписывающийся множеством имен, со шмелиной фамилией Дамблдор, спрашивал у миссис Фигг, почему та не отвечает; Гарри принес его вместе с куском пирога от тети Петуньи, когда родственникам понадобилось уехать праздновать Рождество к тете Мардж. Та отчего-то прекратила свои визиты в Литл-Уиннинг, и теперь Дурсли в полном составе ездили в гости к ней, чему Гарри был очень рад, пусть даже теперь ему приходится чаще отправляться к соседке на постой, ведь для его крысиного тонкого нюха такое количество котов было просто невыносимо – а нюх стал и в человеческом виде острым. Может быть, тетя Мардж перестала ездить, потому что Злыдень, ее любимый бульдог, издох в корчах под деревом, на которое он загнал Гарри в человеческом виде, но тот перекинулся в крысогадюкосова и укусил ядовитым клыком в нос, может быть, может быть... После тёти Мардж собак Гарри, мягко выражаясь, не любил, есть бы их сроду не стал, превращаться в них тем более. Яд, только яд. *** Крыса следила за совой, к лапке которой миссис Фигг привязала ответ на письмо, найденное на крыльце, отрастила крылья и рванула вслед за птицей в "тоннель", вылетела из него в окрестностях громадного замка, уселась на голову кабана, пара таких скульптур высилась по обеим сторонам кованых запертых ворот, и проводила взглядом письмоносицу. Ну что же, теперь Гарри знает, что волшебство существует, и существует целый пласт людей, которые его практикуют, к которым относится и он сам, – недаром этот Дамблдор интересовался, как поживает маленький волшебник Гарри. *** "Тоннели" для сов пронизывали небо над Англией повсюду, Гарри набирался знаний о них, остаток зимы и всю весну летая по разным адресам – он мог теперь принимать полноценный вид совы, периодически ночевал в совятне замка, Хогвартса, и его часто посылали школьники, чтобы он доставлял их письма. У Гарри вся карта Островов была в пометках, где он побывал, и к письму из Хогвартса он был готов, как и к учебе там – галеонов у магазинных сов, что возвращались от заказывающих товары в волшебном мире школьников, он отобрал почти сотню, как и разных книг, а также мантий, рубашек или чего другого, вплоть до зелий и алкоголя. Гарри убивал не каждую сову, а только тех, которых посылали богатые дети, и ни разу не ошибся, но через восемнадцать сов прекратил за ними охоту – ассортимент и цены в той Косой аллее, где располагались большинство магазинов, были им изучены, а в волшебной газете стали писать об эпидемии пропажи почтальонов, и Гарри затаился. *** Однажды в дождливую майскую ночь Гарри проверял свой крысогадюкосовиный облик, для чего сидел под своим крыльцом и по очереди отращивал то когти, то клыки, и услышал шорох из кустов, а затем унюхал непонятный запах, похожий на запах собаки, но в то же время другой – и он решил посмотреть, что это за существо, может, волкособ, по запаху похоже на того волкособа в передвижном зоопарке. Какой-то изможденный бродяга, сидевший под кустом тетиных роз, попал в полосу лунного света, которая внезапно появилась при разрыве туч, и у Гарри на глазах стал превращаться, ломая кости и повизгивая от боли. Гарри уже знал про ликантропию из учебника для третьего курса по ЗОТИ, поэтому оборотней он считал темными тварями, так что даже не сомневался – гадюка скользнула по траве и вонзила свои клыки в удлинившуюся пятку, отпрянула и превратилась в крысу. Впервые приняв полноценный облик змеи, Гарри от радости позабыл про укушенного оборотня – забежал под крыльцо и до утра то свивался, то развивался в кольцо и обратно. Потом он устал, вылез на траву, превратился в себя и увидел труп бродяги, который головой лежал в кустах, а ногами, в остатках рваных штанов, – в сторону дома. Колдовать своей собственной палочкой у Гарри выходило до смешного легко – он уже понял, что из дерева он запросто создает то, что волшебники называют артефактами, это и дудочка, и скребок, а потому палочек он наделал семь, из разных пород деревьев, но только над одной сидел в том самом "Трансе артефактора", в учебнике седьмого курса по нумерологии так называлось отрешенное состояние, при котором получались удачные поделки. Палочка эта была из ветки падуба, а наполнителем стали собственные перья, половина своего же крысиного хвоста, своя кровь в человеческом виде и один из ядовитых клыков - так захотела палочка, и Гарри не стал этому противиться. Перья, хвост и клык восстановились через пару оборотов, или, как Гарри уже знал из учебника трансфигурации за шестой курс, через пару анимагических преобразований. Гарри и так нравилось по очереди принимать свои три облика, да к тому же с каждым преобразованием у него все меньше болел шрам на лбу и улучшалось зрение, а так как очков ему не купили, Гарри сам себе покупал в лавке Малпеппера новые, и каждый раз аптекарь радовался, как эти капли хорошо помогают мистеру Бампо, смотрите, уже всего по полдиоптрии на каждый глаз осталось. Полностью снял очки Гарри после экзаменов за шестой класс, забросив их под половицу к клубку проволоки, он уже полгода как прекратил поставки шкурок старику Менки, некогда стало ловить и потрошить крыс; примерно тогда же шрам побледнел и почти затянулся, да и голова перестала часто болеть. Превращенный в вазон оборотень встал у угла дома, Гарри пересадил в него фиалку из кухни, и та разрослась так, что стала походить на куст сирени. При этом ни тетя, ни дядя, ни тем более туповатенький кузен Дадли долго не замечали прибавления в саду. *** Письмо из Хогвартса следовало читать в перчатках из драконьей кожи и в очках артефактора, а те хранились в стазисном тайнике под корнями дуба, и Гарри ногой в большущем кроссовке запинал письмо под крыльцо, для чего пришлось выходить на улицу. Магглорожденным письмо давали пропитанным зельем Доверия и Доверчивости, которые чуть снижали критичность восприятия, это было прописано в Истории Хогвартса, полной, академической, которая стоила пятьдесят галеонов и которая досталась Гарри при последнем налете на магазинных сов. *** Сова улетела с ответом, что в сопровождающем он не нуждается, все покупки, кроме палочки, уже сделаны, и он ждет только письмо с билетом на Хогвартс-экспресс. Гарри и не подозревал, что таким ответом он поднимет у Дамблдора столько вопросов, что тот решит сам взглянуть на мальчика до его прибытия в школу; не осознавал он и того, что дом под номером четыре на Тисовой улице он сам уже месяц как погрузил под Фиделиус, потому что Дадли оказался сквибом, и прошептанное ему на ухо исполнилось. Просто Гарри учился ритуалить, если можно так сказать, всё подряд из старинного, обшитого человеческой кожей фолианта, который он обменял в лавке Горбина на три унции гадючьего яда из собственных клыков, и именно этот, пока единственный абсолютно верно исполненный ритуал состоялся. Горбин ему сказал, что такого мощного яда руноследа, да еще и трехглавого, он давненько не встречал, и предложил тогда на выбор любую книгу из только что принесенных Люциусом Малфоем. Гарри, естественно, ломаться не стал, и мистер Бампо под Обороткой взял книгу с гербом Поттеров, и не сразу понял, что это такое было, когда у книги выросли два клыка и вонзились ему в запястье. А Горбин так никогда и не узнал, что давно им разыскиваемый трактат одного из самых темнейших родов ушел к прямому потомку, признал его и позволил себя открыть, что на протяжении последних тридцати лет сделать не удавалось никому. Дамблдор никак не мог обнаружить дом под номером четыре между домами номер два и номер шесть, понял, что надо Гарри в школе расспросить, кто его дом спрятал под Фиделиус, снеся при этом его собственные зачарования на неприязнь к мальчику, да и вообще, кто тот наглец, что посмел вмешаться в дело воспитания паладина Света; отбыл он весьма рассерженным, забыв отдать миссис Фигг ее месячную зарплату. Ошметки чар его производства еще долго болтались по улице, цепляясь к каждой мало-мальской ссоре, так что этим летом вызовов полиции на их улицу и поводов тете посплетничать было много. Билета Гарри никто не прислал, ранним утром тот вылетел в "тоннель" к Хогвартсу, да и проспал в совятне до прибытия поезда в Хогсмид, все-таки в анимагической форме совы он приобретал и совиное нежелание бодрствовать в светлое время суток. Вернее, билет, и даже не один, Гарри присылали, но Фиделиус пропускал одно письмо из Хогвартса в год, так было прошито в его стандартных настройках, а все остальные письма, не найдя адресата, совы возвращали Дамблдору. *** Гарри позорно свалился с насеста, как оказалось, в глубоком сне у него слетела анимагическая форма и он как следует приложился лбом о пол, что был под ним метрах в трех, весь усыпанный какашками сов и филинов. Он сломал ключицу и побыстрее перекинулся в крысу, чтобы исцелиться, но забыл, что совы – хищники; от множества атаковавших грызуна сов его спасло лишь то, что они друг другу мешали, и он срочно в виде гадюки скользнул в приоткрытую дверь совятни, клубочком пересчитав все тридцать восемь ступенек. Гарри встал, отряхнул с мантии совиные экскременты, под лестницей их тоже хватало, ощупал себя и вытащил из кармана сундук, который немедленно с хлопком увеличился до обычного размера; и тут с хлопком же перед изумленным мальчиком материализовалось лопоухое нечто, прикрытое наволочкой с гербом Хогвартса. Это нечто ухватило сундук и попыталось с ним исчезнуть. Ну уж нет, пыхтел Гарри, крепко зажавший в руках один из лопухов воришки, у него там всякого заныкано, в том числе и запрещенного к провозу на первый курс – он себе и метел парочку сделал, раз он столяр-артефактор, и в аквариуме у него плавала неразрешенная рыба-фугу, да и книги некоторые были не совсем разрешенными Министерством Магии (а совсем уж честно – входящими в перечень запрещенных на территории магической Англии). Поэтому когда лопоух завопил, называя себя в третьем лице Винни, Гарри и брякнул: – Слышь ты, Винни-Пух, кто ты есть-то? Лопоух радостно запрядал обоими ушелопухами и проверещал, что великий и могучий победитель Того-кого-нельзя-называть верно назвал его полное имя, а потому он, то есть Винни из рода Пухов, немедленно переходит ему в услужение, теперь он домовой эльф рода Поттер, великого темного рода, наследующего самим Певереллам, а он теперь... Тут до Гарри дошло, что это и есть один из тех служек, домовых эльфов, про которых ему попадались упоминания в разных книгах, и он попросил еще раз, помедленнее, повторить все, что тот проверещал. *** Гарри сидел на своем сундуке и пил чай в каморке своего слуги, разглядывая рисунки на стенах крошечного помещения, раза в два меньше его чулана. Вот тут явно узнаваемый портрет самого Гарри (с одуванчиковой шевелюрой, в перекошенных очках и со шрамом-молнией на половину лба), вот опять он же, но стоящий в детской кроватке и через перильца колотящий погремушкой фигуру в черной мантии, вот Гарри, чуть побольше того, с погремушкой, смеется над летающей вокруг него тарелкой, а рядом стоит тощая тетя и орет, судя по открытому рту – и Гарри потребовал сказать, откуда эльфу вот это вот всё известно. – Ну как же, господин мой, великий и могучий победитель Того-кого... Гарри зажал рот лопоуха рукой и пригрозил его уволить, если тот не перестанет обзываться, лопоух выпучил свои и так огромные глазищи и усердно закивал. – До поступления в услужение велико... - тут Гарри опять сделал попытку захлопнуть ладонью эльфу рот, и тот понятливо и торопливо закивал, так вот, он, Винни то есть, раньше состоял в команде, которая обслуживала факультет Гриффиндор и его декана, профессора МакГонагалл, а та частенько разговаривала с самим Великим Дамблдором у себя в апартаментах, он, конечно, не специально подслушивал, ну то есть не совсем специально... Тут эльф умолк, жалостливо глядя на Гарри, и совсем тихо сказал, что они всё знали, и директор, и его заместительница, и про наказания, и про голодовки, больше того, директор сам накладывал заклинания на дом, где жил Гарри, чтобы того закаляли в лишениях, а месяц назад директор вернулся откуда-то злой и сказал Маккошке, так ее все студенты за глаза обзывают, потому что она кошка в анимагической форме, что кто-то наложил на дом Фиделиус, и кто-то мальчишке купил все к школе, а неделю назад пришел и Маккошке велел, чтобы она в первую же ночь подменила палочку Гарри на нужную. Эльф все рассказывал и рассказывал, а Гарри слушал очень внимательно, его выживание в этом волшебном мире зависело от информации, и получить надежного помощника было самым настоящим чудом. Гарри, который прочитал Винни-Пуха в первом классе, когда за пару дней выучил весь алфавит, а еще через пару дней уже мог читать по слогам, прекрасно помнил ту книжку со смешным медведем на обложке, и это была первая и последняя книга, в открытую прочитанная при тете и дяде, потому что за чтение его наказывали, а оттого стал чаще читать в библиотеке, в чулане у него была слишком тусклая лампочка. Он так любил этого медвежонка, потому имя Винни так на него и подействовало, лопоух ведь был таким маленьким и с таким обожанием смотрел на него, как до этого не смотрел никто и никогда... Гарри плакал, а Винни бестолково суетился рядом... *** На Распределение Винни перенес Гарри к тому моменту, как под Шляпу вызвали девочку-мопса по фамилии Паркинсон и по имени Персефона, она ушла на Слизерин, потом сразу вызвали его, так что успели они в последний момент. Едва прикоснувшись к волосам, шляпа громко сказала: "Равенкло!", Гарри уже знал процедуру от Винни, так что сошел с подиума к столу под сине-бронзовыми флагами, где ему предложили сесть рядом с остальными первокурсниками, и все они сидели спокойно, едва лишь мазнув взглядами по лицу вновь распределенного к ним вороненка, Гарри оказался последним, кто попал на этот факультет; а едва последний первокурсник, смуглый мальчик по фамилии Забини, ушел за стол Слизерина, все уткнулись в книги. Зато очень нервничали отчего-то за ало-золотым столом, рассматривали его в упор, пихая друг друга в бок локтями, показывая пальцами и всяческими знаками стараясь привлечь к себе его внимание, и Гарри перевел взгляд на стол преподавателей. Оттуда на него смотрело пять человек, с разным выражением, и он в ответ тоже внимательно вгляделся в них. С явной неприязнью на него смотрел мужчина средних лет в черном, с обидой смотрел огромный бородатый патлатый лет сорока на вид, с удивлением – молодой мужчина в тюрбане, и с неприкрытым неудовольствием – женщина лет под шестьдесят, вся такая высушенная и неприступная на вид, что невольно напомнила ему тетю. Но самым внимательным оказался взгляд сидящего на золотом троне длиннобородого и весьма почтенного на вид старика, наверняка это и есть тот самый Дамблдор, пронеслось в голове у Гарри. Тут его практически уже заживший шрам пронзила вспышка боли – он сморгнул выступившие от этого слезы и осторожно их вытер, Винни только-только привел его в порядок, зареванного, наколдовав тазик с холодной водой, а ему еще до спальни надо как-то доползти, и Гарри внутренне собрался, как перед дракой с превосходящей его бандой кузена. Он никогда им не сдавался, даже когда валялся, сбитый с ног, но пощады не просил, лишь до крови прикусывал нижнюю губу. Испытанный метод помог и сейчас, боль также внезапно отхлынула, но аппетит уже пропал, и на волшебным образом заполнившийся стол мальчик даже не глянул. Он для вида поковырялся в стейке, отпил пару глотков из кубка с тыквенным соком и стал украдкой слушать разговоры вокруг, глядя под стол. Наконец после какой-то какофонии, ошибочно почему-то названной гимном Хогвартса, Дамблдор фальшивенько провозгласил, что музыка превосходит все волшебство в мире, и отправил спать, причем скомандовал им, как кавалеристам. Рысаки они все для него, что показательно. *** Винни влюбился в своего хозяина с магией такой многообразной и вкусной, что он смаковал ее, разбирая на составляющие; этот оттенок пустим на усиление перемещений – он пахнет совами и небом, вот этот, который скользит по телу очень гладко и прохладно, – на усиление его восприятия нужд хозяина, а этот, очень коварный и хитрый, отдадим мозгу, мало ему достается, ну а личный магический отпечаток темной и грозной силы мальчика пока трогать не будем, его можно и нужно запасать впрок. Домовой эльф нахохлился в скрытой под Фиделиусом каморке, чтобы употребить все как следует, и не опасался, что кто-то кроме хозяина Гарри его потревожит, – он сам Хранитель, и хозяин не отказал, не соврал и пришел к нему под утро, они провели ритуал Сокрытия, а потом Винни из рода Пухов настоял на полной магической клятве, чтобы никто другой не мог его призвать. Хозяин торопливо пролистал пахнущий грозой и смертью фолиант, и они поклялись друг другу в верности и поддержке. В этот момент в столе у Дамблдора что-то пошуршало, скрипнуло и сложенная до того в аккуратный сверток мантия-невидимка стала простой серой хламидой, и некоторое время спустя Дамблдор, что периодически проводил ревизию своих богатств, приказал своему эльфу выбросить ее – он не помнил, для чего он эту монашескую рясу, не имеющую никаких волшебных свойств, положил в ящик для сокровищ. Фолиант же, как и многое другое, хозяин Гарри оставил под охраной Винни из рода Пухов – Винни еще раз с удовольствием произнес про себя своё полное имя, любовно погладил книги, всякие деревяшки и метлы хозяина, и покормил круглую игольчатую рыбу натертым на терке мерзлым мясом ягненка. *** Гарри внимательно изучил подсунутую ему палочку; вернувшись от Винни из рода Пухов, он проверил сундук, но пока никто ничего ему не менял, и он снял вырезанную из тиса охранку, спрятал в карман и ушел на первую свою волшебную лекцию, по чарам. Потом сходил на Травологию, потом со вкусом пообедал, а вернувшись в одиночную свою спальню, увидел, что нет приклеенного сбоку, на обычный силикатный клей, своего же перышка, совой он был коричневой и в тон к сундуку перо подошло как нельзя лучше. Перышко валялось, порванное пополам, под кроватью – им сказали не брать палочки на Травологию и они все послушно их занесли в комнаты, но Гарри под утро оставил свою многокомпонентную у Винни, а в сундук уложил одну из пустышек, с оторванным у одного из низзлов миссис Фигг усиком. Нет, он и с ней мог колдовать, на чарах ею и махал, все равно им пару месяцев будут только ставить руку на эти самые махи, но в Литл-Уиннинге чары выходили с таким трудом, что никакого сравнения с его любименькой падубовой не выдерживали. А эта, подменная, смотрите-ка, тоже из падуба, и Гарри вошел в Транс, чтобы опознать компоненты начинки. Интересно, зачем ему ее подсунули? Выйдя из Транса через пару минут, он снял с двери охранку из тиса и пошел в гостиную: перо феникса у него есть, поленце падуба тоже, и нейтрализаторы все имеются, так что посвящу-ка я часок-другой общению, да и засяду за копирование подсунутой палки - подумал Гарри. Зачем бы ни подсунули, пусть обломятся. Винни выслушал все пожелания хозяина, принес все требуемое, и Гарри через полчаса вернулся. Все же факультет Шляпа ему выбрала что надо, в гостиной все сидели по углам в одиночестве, уткнувшись в книги, или же маленькими, в пару человек, компаниями; решив для вида порыться в шкафах, заставленных книгами, он неожиданно увидел давно им разыскиваемый Сборник Артефактора, авторства его трижды прадеда. Староста сказал, что книгу эту за пределы факультета все равно не вынести, а читать он ее может до посинения, ага, а скопировать не получится, только ручками переписать. Гарри прижал книгу к груди и унесся к себе, на что староста хмыкнул и вновь застрочил по пергаменту, нет, вовсе не ошиблась Шляпа, как вчера вечером заявил на собрании старост Персиваль Уизли, что стал старостой Гриффиндора в этом году. *** Крыс пробирался по канализационным, давно заброшенным, коллекторам и трубам, он там бродил по пять-шесть часов каждую ночь, лабиринт древних сооружений иногда выводил на верхние этажи, иногда в подземелья, и в каморке Винни постепенно скапливались разрозненные поэтажные планы. Потом совец их корректировал (он все-таки мальчик, а как правильно называть самца совы?), облетая башни снаружи и иногда внутри, ну а гадюк ползал там, где и крысу было трудно пролезть в узехонькие щелочки. Уроки, уроки, домашние задания, изучение фолианта пра-трижды-деда, некоторые поделки из него, а они выходили не сразу, потому что иногда у Гарри не было нужного материала и приходилось дожидаться заказа или самому гонять за ним в Лондон, ускользание от настырного рыжего гриффиндорца, обязательное посещение столовой трижды в день, потому что именно там их учитывали по головам, – все это позволяло разведывать территорию только по ночам или по выходным. Но постепенно Гарри вошел в свой ритм, с которого его сбивала только головная боль, что обрушивалась на него при посещении столовой и на уроках ЗОТИ, и Гарри решил с нею покончить, принимая перед уроками по паре капель Болеутолителя. Это помогало не очень, но потом Гарри понял, что даже частичное превращение спасает его от боли без приёма лекарств, и он благодарил себя, тетю и кузена, что не выкинул растоптанные кроссовки, потому что под партой в них никто не видит когти крыса, что отрастают на человеческих пальцах. Потом кроссовки все-таки развалились, и Гарри стал отращивать на своей пятой точке голый крысиный хвостик, и наконец избавился от изнуряющей его головной боли. Мир сразу заиграл яркими красками, поэтому крыс, что вылез внезапно в кабинете директора из дырочки на раме портрета Найджелуса Блэка, не испугался возгорания феникса, а подошел из любопытства поближе – и съел появившееся в груде пепла яйцо, крысы любят высасывать куриные яйца, спросите любого фермера. *** В Хогвартсе объявили неделю борьбы с грызунами – объявил лично директор, и снарядил шести- и семикурсников в помощь профессорам Флитвику и Снейпу, но не МакГонагалл, потому что профессор Трансфигурации в помощи не нуждалась, она охотилась в анимагической форме, а до заболевшего ангиной Гарри никому не было дела. Ангина закончилась, когда Гарри тайком улетел совцом из окна Больничного крыла и выхлопом из клюва сжег пару веток Гремучей ивы – он испугался ее внезапного пробуждения, вот от испуга и плюнул сгустком пламени. Дерево вроде бы сбросило все горящие ветки, но утром по Хогвартсу пронеслась новость – Гремучая ива истлела до корней. Гарри, который резко выздоровел после этого ночного огнеметания, удосужился почитать про фениксов и понял, что нужно срочно опробовать эту новую ипостась, а еще узнать бы, нет ли еще таких же, как он, превращающихся в магическое существо пятого класса опасности, да-да, пресветлые фениксы проходили именно по этой категории. Тренируя же в глухом лесу свою новую анимоформу, Гарри сжег пару огромных пауков, а их поджаренным до хруста мяском подзакусил в виде крыса. Тут-то Гарри и осознал всю прелесть бытия огненной птичкой. *** Гарри сплел себе маечку – нити паутины в акромантульном преобразовании выходили у него по полтора-два ярда в длину за один оборот, и пришлось овладевать девчачьими чарами вязания, и на спицах, и крючком. Насчитав у себя пять анимоформ и все их опробовав, он решил, что пока хватит, но не судьба – наступил Хэллоуин, и эта же судьба столкнула его, задумавшегося, нос к носу с троллем. Он ведь шел на праздничный пир, размышляя, какую древесину пустить на шкатулку в подарок для Винни-Пуха, потому и не заметил скрывшийся за поворотом тюрбан профессора Квиррелла, и вдруг до его тонкого крысиного нюха донеслась такая вонь, что его чуть не вырвало. Профессора и директор долго потом выясняли, кто расчленил тонкими лезвиями (а Гарри уже умел затачивать жвалы до остроты бритвы) и частично сжег тролля, но никаких своих выводов не огласили, лишь МакГонагалл сняла с Грейнджер пять баллов, когда та спустилась, вся в слезах, со второго этажа и наткнулась на озадаченно почесывающих затылки учителей. А Гарри через некоторое время обнаружил, попав под якобы шуточное заклинание близнецов Уизли, что магия на его шкурку больше не действует. Близнецы тогда остолбенели, а он пожал плечами и ушел. *** Наступала пора промежуточных экзаменов, декан уточнял списки остающихся в замке на рождественские каникулы, и Гарри записался одним из первых, а потом увидел, что настырно предлагающий ему дружбу Рон Уизли и оба его брата-близнеца тоже остаются. Ну уж нет, тогда Гарри сделает вид, что уедет, вернее, он уедет, а потом вернется, ему есть где и что пожрать, и поспать тоже есть где, он открыл в подземельях Главной башни такое место, что никак не отражалось на огромной карте, которую он увидел в Выручай-комнате. Но обо всем по порядку – про Выручай-комнату ему рассказал Винни-Пух, хотя эльфам путь туда был кем-то закрыт, но Гарри иногда искал там книги по артефакторике и наткнулся на свернутый в огромный рулон ковер, сотканный из шелковых ниток. Ковер он развернул, долго всматривался в изображенную на нем карту и сравнивал со своими планами замка, но вскоре это ему надоело – его собственные поэтажные планы были и понятнее, и подробнее, и Гарри ковер уменьшил, сложил покомпактнее, да и спрятал под бюстом какого-то короля, уронив с того корону с восемью зубцами. Под короной пряталась простенькая на первый взгляд диадемка, но только на первый взгляд, а на второй Гарри помчался со всех ног к декану – нашедшему диадему самой леди Ровены полагалось столько плюшек, что Гарри плюнул на свою тайну, да и не тайна это вовсе, потому что прошлогодние выпускники, а вернее, выпускница, некая Нимфадора Тонкс, расписалась несмываемой краской по внутренней стороне двери, прямо так и написала: "ЗдесьГлава первая. Приятного аппетита, Гарри Поттер!
28 сентября 2023 г. в 01:15