В эфире радио Вилледора

— Доброе утро, Вилледор! До запуска радио Эйден и не подозревал, как много в городе рабочих приёмников, но теперь голос Фрэнка, перемежаемый музыкой, доносится из каждого угла — и несколько раз если спасает ему если не жизнь, но целостность куртки, по крайней мере. Но если старик ещё хоть раз озвучит приглашение Эйдену забегать на ужин на весь город, пилигрим клянётся поменять все его запасы чая на сушёную полынь. Раньше пригодилась бы идея подменить виски на касторовое масло, но Марви бросил пить в один вечер, и это тема, которую они с Лоан обходят на кончиках пальцев. Нынешнее время приучило не сомневаться в удаче и не задавать глупых лишних вопросов. В центрах ВГМ, госпиталях и бывших военных ставках, в жилых домах и старых убежищах, созданных и брошенных в первые годы, было очень много радиоточек — они замолчали, когда замолчало вещание, но никогда не выключались — и теперь, с электричеством и радиовещанием, голос Фрэнка доносится из глубин тёмных зон, собирая вокруг себя заражённых. Вот уж правда, свет во тьме, думает Эйден, пробираясь по балкончику над зачарованной сворой кусак — кто-то рассказывал ему сказки о змеях, танцующих под дудку. Теперь он и сам сможет рассказать похожую байку, когда отправится в путь. Лезть в глубины тёмной зоны под попсу восьмидесятых — новый в его жизни опыт, но не самый худший, музыка заглушает звук его шагов и дыхания, к счастью, потому что быть скрытным он сейчас не способен. Ломка выкручивает ему суставы, а сердце дрожит и сбивается, как после тяжёлого забега. Лоан говорит — это нормально, Лоан говорит — с ингибиторов можно слезть, пара месяцев дурного настроения, головной боли, скачков давления, (полный список побочных эффектов читайте на этикетке), и тяга пропадёт — или хотя бы станет контролируемой, это говорит уже Фрэнк, но у Эйдена нет этой пары месяцев, не тогда, когда за ним по пятам идёт Вальц и вся верхушка Ренегатов, городу угрожают ракеты, а Мэтт собирается штурмовать Дамбу и хорошо, что не Рыбий глаз. Возможно, последние два факта связаны, возможно, связано вообще всё вокруг, и пилигрим просто прыгнул в центр змеиного клубка, но Эйден не может позволить себе не то что уйти, но даже отстраниться, и ему нужна вся сила, которую он может взять. Которую он может найти в заброшенных центрах, сожжённых лабораториях и закрытых госпиталях. Лоан даёт ему карту, отмечая, где ещё могли сохраниться запасы — где не выгребли Ночные бегуны, где не выгребла она, где не стал бы искать в первую очередь Хакон, из того, что она о нём знает (чертовски мало, как оказалось). Фрэнк даёт ему напутственный совет не сдохнуть и не колоть больше дозы в сутки — вот эти два явления точно связаны. Эйден колет две, когда очень надо, и после этого лежит, как будто выпил несколько стаканов самогона и сделал сальто с крыши. Маленький датчик в его руке даёт ему так много независимости — больше не нужно полагаться ни на добродушие Хакона (впрочем, это в прошлом, сейчас его добродушие больше похоже на то, чтобы убить всего одним ударом и не глумиться перед эти), ни на карту Лоан. Достаточно знать здание, а дальше датчик маркеров поймает сигнал, в конце концов, ВГМовские учёные делали чертовски отказоустойчивые вещи — маркеры, датчики, ключи, вакцины, подопытных. В темноте лестничной клетки, ожидая, пока мимо пробредёт Летун — уродливая фигура видна в щель дверей, — Эйден успокаивает и отвлекает себя, кончиками пальцев проводя по корпусу датчика — руки слишком грубые и озябшие, чтобы на самом деле чувствовать сколы и трещины корпуса, но он знает, что прибор пережил многое и всё ещё работает. Часть этих трещин на самом деле — грубо выцарапанный номер отряда предыдущего владельца. Большинство оставшихся ингибиторов спрятаны в завалах, или закрыты ключом ВГМ, или — как сейчас — находятся посреди гнезда заражённых, и Эйдену приходится полагаться на всю свою пилигримскую ловкость и удачу, чтобы подобраться к ним. Это имеет смысл, потому что все легкодоступные места давно обчистили Ночные бегуны или их правопреемница, Лоан, а Эйден пока не настолько отчаялся, чтобы просить ту поделиться своим «золотым запасом». Он не станет лишать Лоан её собственного шанса на выживание — потому что она будет, конечно же, в эпицентре происходящего, пилигрим не сомневается этом. Фрэнк не устаёт твердить, как они похожи, и Эйден хочет пошутить однажды, что, помимо всего прочего, Вальц сделал им «прививку от страха». Летун поводит уродливой головой, чувствуя вторжение — пилигрим невольно принюхивается к куртке, вроде же, отстирал после последней вылазки, и даже мылся вчера, но тварь всё равно настороженно кружит у двери. Если придётся драться, сюда сбежится всё гнездо, а Эйдену правда не нравится идея прыгать со второго этажа и удирать от погони… Придётся либо возвращаться в растревоженное гнездо через пару часов, либо срочно искать ещё одну «точку». — Хорошей ночи и удачи, Вилледор! Сегодня в городе… — с хрипом и треском оживает динамик в одной из палат заброшенного госпиталя, эхо разносит голос по коридорам, и летун с визгом срывается на звук. Эйден выдыхает и разжимает руку на рукояти оружия. Сраное радио опять спасло ему жизнь — такая себе компенсация за все попытки эту самую жизнь отнять. Телебашня до сих пор снится ему в кошмарах, и он чертовски не любит поворачиваться лицом к громаде VNC — слишком много воспоминаний. Датчик в этом районе приходится отключать — он упрямо указывает на телебашню; кого-то та заманила обещанием лучшего будущего для всех, кого-то — приказом, Эйдену вот предлагает силу, но он не полезет обратно, даже если это останется единственным не обысканным местом на весь Вилледор, включая сточные канавы Мадди-граундс, залитые химикатами кварталы и карман майора Мэтта — все места, где окружение попытается его убить в первую же минуту. Есть места попроще — например, заброшенная больница с гнездом заражённых, включая Летунов, ноябрьской ночью посреди ломки. Всё ещё больше шансов выжить. Фрэнк продолжает излагать новостную сводку, пока Эйден крадётся по чёрной лестнице, следя за показаниями датчика. Искренняя радость старика — единственное, что примиряет пилигрима с телебашней. Возможно, ещё приток новых Выживших. Возможно, ещё налаженная связь между районами, с Эйденом даже смог связаться Барни, пьяно и невнятно пообещав «хорошую жизнь, ублюдок, когда я до тебя доберусь» — пилигрим решил, что это смешно. Покрытие раций после запуска антенны возросло в разы. Те два дня, что занял подъём, Эйден продержался, раз за разом прося Фрэнка рассказать немного больше о своей мечте, о Ночных бегунах — не в части трагической гибели и без упоминания Хакона — и о самой всратой попсовой подборке, которую старик поставит после запуска. Марви откликался так быстро и отчаянно, будто сутками сидел с рацией — позже Эйден узнал от Лоан, что так и было, они сидели с Фрэнком вдвоём, не давая друг другу сорваться — в поминальный запой или на штурм телебашни. И вдвоём, не зная того, не давали сорваться Эйдену, потому что было чертовски просто пробиться к внешней стене и прыгнуть — возможно, ему бы повезло, и планер не впечатало бы ветром обратно в стену. Прыгнуть — и сделать бессмысленным весь предыдущий подъём. Датчик указывается в огороженную прозрачным пластиком и жёлтыми лентами карантинную зону на верхнем этаже — там тихо бубнит очередной радиоприёмник, но заражённых нет — визги доносятся снизу. Контейнер — небольшой кейс, всего одна или две дозы — ждёт его в операционной, и Эйден присаживается на корточки, отключает датчик и убирает во внутренний карман, меняя на ключ. Приёмник замолкает, но вместо тишины отключённой линии слышны шорохи и тихий вздох — пилигрим знает, что это продлится ровно минуту, а потом снова донесётся голос: — Дейв, Эдгар, Равик, Антон, Сара… Иногда Эйден думает, что Фрэнк — старый упрямый дурак, если сидит в эфире каждую полночь, чтобы зачитать в эфир строчку имён мертвецов. С другой стороны, Эйден слушает эти имена каждую полночь, так что непонятно, кто тут дурак на самом деле. — …лейтенант Роу, сержант Брукс, капрал Хикс, капрал Берислав, рядовой Вержбовски, рядовой Кеннеди, рядовой Редфилд.