Санни и Солнце

      В больнице было несметное количество времени на то, чтобы обдумать актуальное положение дел и пересмотреть ключевые моменты жизни в целом.       Санни тяжело далось откровение. Много говорить в принципе непросто, не даром два года назад врачи диагностировали мутизм, очень опечалив его маму. Однако… обстоятельства требовали заговорить. Объясниться. Раскаяться в том ужасе, который на пару с Бэзилом приходилось держать в сердцах.       Реакция друзей была совсем не та, которую ожидал Санни. Ни гримас презрения, ни злобы и ненависти, направленных на него, ни разрыва всех связей. Ничего не произошло из того расстрельного списка, которым в Мире Снов запугивал Омори и о котором думал настоящий Санни. Пусть Санни не шибко хорош в эмоциях, но ему показалось, что итог их длительного разговора рассеял тот туман недомолвок, в котором мальчик бродил безвылазно. Тянущие на дно валуны разбились в каменную крошку. Санни не был отвержен. Всем также стало легче.       Они очень долго обнимались, пусть Санни едва мог стоять на ногах. Чувствовать на плечах, спине, шее и запястьях множество разных ладошек было приятно: тёплые Кела, нежные Обри, ледяные Бэзила и суховатые Хиро. На секунду можно было представить, что ничего не изменилось с тех пор, как они детьми покоряли весь мир, умещенный в одном Фаравее.       Рядом с друзьями Санни в безопасности.       — Тук-тук, Санни, это я! — «я» заколотил в дверь палаты песенный мотив, но больше для формальности, потому как в ту же секунду дёрнул за ручку.       Санни, погружённый в размытые картинки минувшего дня и созерцавший перед собой пустым взглядом белые стены, пугливо дёрнулся, поведя плечом. Сегодня он гостей не ожидал. Однако компания Кела отозвалась рыбкой позитива, та махнула карамельным хвостом, приводя Санни в чувства, и растворилась в растрёпанных длинных волосах друга.       Чёрный мутный глаз прояснился, мягкие блики заиграли на радужке, отзеркаленные от лучей летнего солнца за окном. Кел улыбался во весь рот, держа в руке непосильно тяжёлую на вид сумку с продуктами, и, казалось, светил теплее всех горячих звёзд на небе.       — Утречка, Санни, — Кел прошёл внутрь, забавно балансируя меж цветочных горшков и букетов, оставленных другу всеми хорошими знакомыми с пожеланиями скорейшего выздоровления, — Как твоё самочувствие, дружище? Чувствуешь себя лучше?       Санни благосклонно кивнул, с едва заметным прищуром глядя на неловкого Кела с пакетом и, как оказалось, ещё и с массивным баскетбольным мячом.       — Безумно рад что ты в порядке!       Кел спустил мяч в ноги и придвинул стул поближе к койке Санни. Гостинцы перекочевали на небольшой прикроватный столик. Санни сел поудобнее в подушках, поправил мешающую повязку на саднящем глазу и сложил ручки на коленях. Прилежный, готовый выслушать любую историю Кела об утренней тренировке или рассказ о невероятно насыщенном сне. Кел всегда делился ночными приключениями, обсуждал пылко каждую мелочь с детским восторгом и даже приобрёл сонник для большей достоверности.       — Я купил тебе три килограмма апельсинов! — Кел, судя по всему, решил начать с козырей, — Ещё тут разные мюсли, даже твои любимые тыквенные. Я проверил дату — свежие совсем. Яблоки, два гамбургера от родителей, — мальчишка аккуратно раскладывал продукты, не задумываясь о том, что болезненный Санни не справится с таким их объёмом даже при всём желании, — пара пачек овсяного печенья, молоко и несколько йогуртов. А… И вот ещё для настроения.       Кел вытянул из пакета чёрное плюшевое нечто размером с его ладонь. Комочек засверкал жёлтыми глазами-бусинами на Санни, когда друг осторожно передал игрушку тому в руки. Санни завертел угольно-чёрного кота, мрачного, как сама ночь. Искусственная шёрстка на ощупь оказалась очень нежной, почти шёлковой. Кот напоминал Санни о Мяво.       Почему-то говорить не хотелось. Снова. Весь вложенный в него объем допустимых слов иссяк за вчерашней беседой. Санни с едва заметной улыбкой тронул запястье застывшего со счастливым выражением лица Кела, обхватил грубые мозолистые пальцы своими бледными тонкими и невесомо пожал. Для Кела жест стал высшей степенью благодарности. Ещё больше мальчик просиял, когда Санни устроил игрушечного кота на своих коленях.       — Мы с Хиро и Обри вчера до позднего вечера рядом с больницей тусили, — поделился Кел, не выпуская чужой руки; Санни не был против, — я хотел, не заходя домой, провести всю ночь неподалёку и навестить тебя сегодня. Тебя и Бэзила, я имею в виду! Но в итоге, хе-хе, Хиро почти пришлось тащить меня на спине. Я уснул. Прости, Санни!       Санни покачал головой, намекая, что всё понимает. Типичный Кел. Его что в двенадцать, что в почти семнадцать лет вырубает на раз плюнуть.       — Во-о-от! Хм… Мы неплохо провели время! Если ты вдруг до сих пор переживаешь — не волнуйся! Никто ни на тебя, ни на Бэзила не держит зла. Хиро себя ведёт совсем как раньше, так легко и безмятежно. Наверное, ему легче узнать, что Мари не сама решила… Ну ты понимаешь…       Санни понимал.       — Знаешь, ужасно, конечно, радоваться твоему плохому состоянию, но… я счастлив, что ты ещё на чуть-чуть остаёшься здесь, в городе. Все эти дни я как-то не осознавал, что ты реально покидаешь нас. Но теперь прощание отсрочено… Санни.       Кел звучал непривычно. Бойкий звонкий голос будто потускнел, истончился, как марлевая повязка в тёмных волосах Санни. Пусть осадочный привкус его печального тона растворится уже через пару минут в воздухе, как растворялось что-то, стоило Санни дольше задержать взгляд.       — Я буду писать вам.       Санни и сам не сразу осознал, как заговорил. Тихая хриплая реплика сорвалась с губ непроизвольно, зато на Кела подействовала дофаминовым выбросом — столько лет ждать речи от Санни и за пару дней получить сверхурочную дозу было невероятно.       Они смотрели друг на друга неотрывно. Кел явно хотел что-то дополнить, чем-то скрасить молчаливые переглядки, ведь слово «тишина» вообще всегда шла антонимом к его хаотично позитивной личности; однако нужные слова не шли на ум. Понятие «нужные слова» тоже противоположность Келу — нужность определялась лишь его собственным желанием что-то сморозить. Но то ли он повзрослел, то ли даже один чёрный глаз Санни действовал самым будоражащим гипнозом.       Санни чувствовал себя почти неловко. Ему тоже необходимо было кое-что сказать, но он пока не придумал этому чему-то подходящую личину.       Пришлось действовать единственным проверенным методом. Санни приглашающе развёл руки в стороны. Тактильным голодом он не страдал, да и в целом за касаниями не гнался, но раз уж он начал реабилитацию для своего разума, то не стоило себя ограничивать. К тому же Кел любил его обнимать.       И правда, шоколадные глаза Кела вмиг просияли, и он кинулся к Санни в койку, забираясь в белоснежные одеяла чуть ли не с ногами. Теплее самого солнца, его руки прижали худощавого Санни к груди. Он опять-таки не был против. Почему-то прильнуть щекой к ярко-оранжевой майке было неплохо, а руки сами собой замкнулись слабым колечком за спиной баскетболиста.       Всё же… объятия — шутка сносная. Приемлемая даже для введения на постоянную основу. Слушать бурное сердцебиение Кела было успокаивающе, вполне возможно, Санни смог бы заснуть, если бы перестал думать о ерунде так много. О том, например, как приятно чужие пальцы проходились по лопаткам и спадали чуть ниже, к талии, несмело и не прямо-таки по-дружески поглаживая. Кел всегда был неловким.       Чёрный кот свалился с колен в одеяла, когда Санни подался ещё чуть теснее, прикрывая глаза: здоровый и сокрытый повязкой.       Близость была приятна.