***
Пушистый комок зарылся в снежно-белые волосы так, что лишь маленькие рожки торчали сразу за массивными рогами самого Ибараки. Наблюдавший за этим Шутен хмыкнул, а, переведя взгляд на лицо Ибараки, не удержался от короткого смешка. – Ты смущаешься? – поинтересовался он, изгибая губы в усмешке. Ибараки покраснел ещё сильнее и не стал отвечать. Шутен пожал плечами и, развернувшись, беспардонно улёгся головой на скрещенные ноги Ибараки, начисто игнорируя его сдавленный вздох как попытку возмутиться. – Просто... так внезапно, – выдохнул Ибараки и тряхнул головой. Пушистый комок в волосах завозился, едва не улетев с головы, за которую и так держался каким-то чудом. Он тонко реагировал вместе с самим Ибараки. А всего-то Шутен, шутки ради или нет, уткнулся лицом в пушистую мягкость снежно-белого шарика и потёрся об неё, комментируя, что ему очень приятно. Ибараки моментально вспыхнул от стыда, отчего шарик как будто сдуло обратно к нему. Шутен, великий провокатор! Но это даже хорошо. Даже прекрасно. Ибараки посмотрел на Шутена сверху вниз, всё ещё несколько смущённый. Тот внимательно наблюдал за ним. – Ревнуешь? – поинтересовался Шутен. Ибараки состроил такое забавное возмущённое лицо. Он не врал Шутену никогда и не собирался. Ревновать к тому, что и так есть часть тебя! Глупости! Однако, Ибараки допустил, что, возможно, в этом что-то есть. – Я не ревную. – Значит, хочешь так же, – уверенно продолжил Шутен. Он поднял руку и провёл по торсу Ибараки. Слегка подогнул пальцы, касаясь кожи когтями, однако ещё не оставляя царапин из-за слабости воздействия. Затем поднял руку, отрывая её от торса, и подцепил прядь волос, чуть-чуть выдавшуюся вперёд из-за небольшого наклона Ибараки и попеременного вошкающегося на его макушке мехового кругляшка. Потянул длинные волосы на себя. Несколько спутанная грива не поддалась с первого раза, и Ибараки сам поднял руку, отделяя часть волос от остальных, проведя пальцем, который венчал коготь, по всей длине. Шутен покрутил длинную прядь, наматывая её на палец. Он поднял взгляд и поймал взгляд Ибараки. Тот со слабой заинтересованностью наблюдал, ожидая: от неоправданного стыда он уже избавился. – Хватило бы предупредить меня. Это было неожиданно, – сказал Ибараки. – Понял, – кивнул Шутен. Он потёр прядь волос между пальцами. Пушисто. Не слишком мягко, но определённо пушисто. – Тогда, предупреждаю, – заявил он и одним рывком вернул себя в сидячее положение. Пушистый комок на голове вцепился в целый рог Ибараки, ожидая действия Шутена, а сам Ибараки даже толком не знал, как отреагировать. На его заминку Шутен ответил просто: выпустил прядь волос, быстрым движением пересел за спину Ибараки, со спины стиснул его в своих руках и прижался, утыкаясь лицом в пышную снежно-белую гриву. Ибараки осознанно замер на месте. Шутен повозился ещё немного, крепче стискивая руки и теснее прижимаясь, глубже «зарываясь» в волосы. – Приятно, – раздалось приглушённое заявление. Ибараки ощутил дежавю. Пушистый комок с его головы соскочил на макушку Шутену, каким-то чудны́м способом пробираясь сквозь хаос на его голове, и заинтересованно зашебуршал там. Шутен будто бы в ответ зашевелился в волосах Ибараки, и тот поднял руку, прижал к лицу, пытаясь скрыть заалевшие от смущения щёки.***
Ибараки нёсся меж камней и поросли буйной лавиной, взбалмошный, с широким оскалом, бывшим когда-то задорной улыбкой. Колокольчик на его ноге настойчиво развеивал звуки окружающей среды, а сияющие азартом глаза прямо свидетельствовали о намерениях Ибараки. Перемахнув за вымахавший кусок скалы, он громко и сходу заговорил: – Эй, мой дорогой друг, давай... И осёкся на полуслове, замерев на месте от увиденной картины. Его заминку Шутен проигнорировал начисто и окончил фразу вместо него, по-своему: – ...выпьем, – сказал, как отрезал. – Садись, – он хлопнул по земле рядом с собой. Ибараки пронаблюдал за тем, как Шутен заполняет не пойми откуда взявшуюся в его руке новую пиалу алкоголем сразу после своей. – Я же говорил, что он придёт, – заявил Шутен уже не в сторону Ибараки. Напротив него расположился пушистый белый комок. В его руках оказалось что-то небольшое и круглое, и с опозданием Ибараки понял, что это была маленькая пиала, точная уменьшенная копия тех, что наполнил Шутен. Тот слегка красен с лица, однако ещё абсолютно серьёзен, чего не скажешь о пушистом комке, который явно покачивало даже в нынешний штиль. Шутен нахмурил брови и повернулся в сторону Ибараки. – Чего встал? – он поднял второй рукой пиалу, которую налил для Ибараки, и протянул ему её. – Но, я хочу тебя... Ибараки даже не смог полностью озвучить своё желание вызвать оппонента на поединок: Шутен безапелляционно перебил его на середине фразы. – Даже не желаю слышать, – он качнул пиалой. – Меня все хотят. Иди сюда. Ибараки всё же подошёл и уселся между Шутеном и своим пушистым спутником, который, слегка покачиваясь, перебрался к нему на колени, впрочем, не прекращая прижимать к себе собственную маленькую пиалку. Шутен одобрительно кивнул и отдал Ибараки его пиалу. Выпили. – Хорошо-о, – протянул Шутен и довольно оскалился. Он опёрся на отставленную назад руку и закрыл глаза, запрокинул голову. Пьяный румянец придавал ему более расслабленный, спокойный вид. Ибараки только мысленно согласился с последним утверждением: и вкусно, и приятно. Горечь от отказа в поединке быстро сошла на нет. Пушистый комок всё же не выдержал, плюхнулся на Ибараки, прижимая пиалу к себе и легко поглаживая её, но по реакции было видно, что Шутен таки споил своего мелкого «собутыльника». Ибараки хмыкнул. – Зачем ты его так напоил? – лениво поинтересовался он, не надеясь на ответ. Шутен открыл глаза, пару мгновений смотрел на пьяно дремлющий комок на коленях Ибараки, после чего обновил саке в обеих оставшихся пиалах. – Такое прекрасное саке! – заявил он и расхохотался. – Его нужно пить! И не важно, как много ты можешь выпить. Оно потрясающее! Ещё скажи, что я не прав. Ибараки покачал головой. В этот раз алкоголь действительно особенно вкусным. Впрочем, как и во все разы, что они с Шутеном вот так пили вдвоём.***
Пушистый комок, вечно сопровождающий Ибараки, всегда был чем-то само собой разумеющимся. Однако иногда Ибараки задумывался о том, каким образом их сотрудничество стало нормой. Он затруднялся ответить, когда конкретно обрёл такого необычного спутника, и почему тот увязался за ним, абсолютно не замечая творящейся вокруг Ибараки суеты, шума, которые сопровождали сражения. Кажется, это случилось ещё тогда, когда Ибараки оградил себя от целого мира из-за возможности нанести кому-либо вред... Пушистый шарик не обращал внимания на недостатки ёкай. Судя по всему, сам он был точно таким же, однако совершенно не боялся Ибараки и проявлений его смертоносной силы. Именно поэтому комок импонировал Ибараки. Второй импонирующей ему персоной стал Шутен, и ровно по тем же причинам – он совершенно не замечал в Ибараки угрозу собственному здоровью. Хотя, может, и замечал, но не обращал на это внимание. И вместе с отношением Шутена, самое-самое приближённое к нему окружение горы Оэ тоже приняло отчасти похожую на его линию поведения. Все знали, что Ибараки силён и чрезвычайно опасен. Но не все сторонились Ибараки. Сам Ибараки, прежде отрёкшийся от мира ради его сохранности, чувствовал невыразимое удовлетворение. Он стал частью мира, который хотел уберечь. Его целью всегда оставался Шутен, и какие бы мотивы сражений ни вели Ибараки, как часто он бы ни пытался стать сильнее, всегда были моменты, когда Шутен лёгким движением руки затевал небольшую спокойную посиделку. Пушистый комок всегда поддерживал повелителя ёкай горы Оэ, сами ёкай шли за своим предводителем. Неосязаемо стоящий во главе этой колонны Шутен смотрел на Ибараки как-то очень необычно. Снисходительно, миролюбиво, доброжелательно. Он не протягивал руки Ибараки, но тот и сам знал – если Шутен обернулся к нему назад, стоя во главе процессии, он и так протянул к Ибараки руку, чтобы подхватить его и увлечь за собой. И даже не одну. И речь не всегда лишь о руках. Само существование Шутена вело Ибараки, будто свет, указатель. Поэтому Ибараки никогда не удивлялся, почему его пушистый компаньон так часто проводит время с Шутеном, порой даже без самого Ибараки. У них было общее «духовное», «незримое», и хоть комок неспособен выразить его красивыми словами, его действия куда охотнее об этом рассказывают. Разыскивая свой комок, Ибараки подсознательно понимал, куда тот делся, но всё равно переключался на чувства, пытаясь ощутить эту крупицу своей силы. Потому что Шутен нарочно гладил пушистого компаньона, зная, что именно ради этого Ибараки и применяет свою способность. Чтобы ощутить всеобъемлющее неповторимое ощущение, незнакомое прежде Ибараки – ощущение защищённости на фоне отнюдь не губительной слабости перед соотношением физических размеров, сил и прочего. Ибараки не сразу смог описать это словами, и до сих пор затруднялся в точной формулировке, но был уверен в том, что ему нравится ощущать себя именно так в эти недолгие моменты. В конце концов, ради Шутена Ибараки был готов пойти абсолютно на всё. Даже пожертвовать своей жизнью. Шутен стал одним знакомством, одной точкой на линии жизни. Отправной точкой, из которой вышел луч. Лучи не имеют конца, и Ибараки хотел – и обязательно отдаст всего себя ради того – чтобы его линия жизни и впредь следовала подле линии жизни Шутена. За Шутеном шли обитатели горы Оэ. За Ибараки – лишь его пушистый компаньон. И этого было достаточно. Когда все эти долгие витиеватые рассуждения пьяным языком были высказаны, Ибараки впервые в жизни увидел, что щёки Шутена красными могут быть не только от алкоголя. Даже острые уши дёрнулись. Между ними повисла короткая тишина – помимо звуков мира вокруг и сопения прикорнувшего от долгого безделья слегка хмельного пушистого комка. Не то чтобы Шутен не знал ничего из этого рассказа, не догадывался сам, но услышать лично – всегда более сильно, чем подсознательно знать самому. Поэтому и Ибараки ощутил, как горят собственные щёки, осознав это всё. Когда он почувствовал, как в волосах завозился пушистый шарик, он в неосознанном порыве прижал руку к нижней части лица, будто пытаясь отчасти закрыться, но понимал, что комок – отголосок его собственных эмоций, и прекрасно ощущает всё, что думает и чувствует Ибараки. Белый меховой кругляш, цепляясь за гриву Ибараки, съехал по ней вниз, как по горке, и по кривенькой траектории направился к Шутену. Тот, уже оправившийся, усмехнулся и постучал пальцами по бедру, приглашая комок присесть, и уже потянулся за маленькой пиалой. В этот момент Ибараки чётко понял, что именно будет дальше, но даже не стал пытаться предотвратить это, только с усугубляющимся смущением наблюдал за тем, как комок забирается на бедро Шутена, затем, собрав хмельные силы в кучу, запрыгивает на плечо, и оттуда – прямо на голову. Шутен расхохотался, и слегка замер, когда комок вцепился своими маленькими пальцами в его вихры. В отличие от Ибараки, на голове Шутена держаться было особо не за что, только за волосы, и пушистый шарик едва не покатился кубарем, в последний момент схватился за длинные пряди. Шутен даже немного помог ему, подсадил ладонью обратно. – Ха, это интересно! – заявил Шутен, подняв глаза, но понял, что всё равно не увидит то, что творится на его макушке. – Что случилось? Раньше всегда отказывался так сидеть на мне! Он перевёл взгляд на Ибараки, на красного вовсе не от хмеля Ибараки, и снова засмеялся. – Я так понимаю, ты снова хочешь так же? – глаза повелителя ёкай горели задором. Ибараки никогда не сомневался в Шутене ни на мгновение, поэтому всё, что смог сделать – сдержать собственное смущение, которое грозило превратиться в нездоровый оттенок не только щёк, но и ушей. – Здесь всё ещё есть немного места, – Шутен свойски постучал пальцами по бедру вновь. Они выпили много, слишком много для такой ситуации, разговора. – Не волнуйся, мой друг, на моём месте так же удобно, – ответил Ибараки, и попытался перевести тему: – Это саке потрясающее. Шутен довольно усмехнулся и кивнул, разливая по пиалам остатки. – Полностью поддерживаю. Но, если ты захочешь... Ибараки едва не выронил свою пиалу, спешно опрокинул её содержимое в себя под заливистый хохот Шутена.***
Хруст веток и запах гари мощно ввинтился в сознание. Ибараки замечать окружающий мир совершенно не хотел, да и не время – на него буквально налетел Шутен и повалил наземь, обозначая конец долгого затяжного спарринга. Одной рукой Шутен плашмя надавил на грудь, второй перехватил левую руку Ибараки, крепко прижимая к земле. Он сам плюхнулся прямо на торс Ибараки сверху, сжимая ногами его тело. Захват получился неубедительный, но они оба ужасно вымотались – и, как и всегда, Шутен одержал победу. На лице повелителя ёкай обосновался довольный оскал, и он шумно выдохнул. Присвистнул. Ибараки шевельнул пальцами, но хватка резко усилилась. Даже если негласно спарринг был завершён, Шутен не отпускал Ибараки до момента, пока тот вслух не озвучит желание прекратить. – Сдаюсь, – прерывисто выдохнул Ибараки. – Мой друг, ты сильнейший ёкай из всех, что и требовалось доказать. Шутен самодовольно вздёрнул подбородок. Оба они были порядком потрёпаны, однако окружение пострадало сильнее. Шутен отпустил руку Ибараки, но ни встать, ни убрать руку с груди не потрудился, лишь выпрямился. Его грудь довольно часто вздымалась, сказывалось чистое упоение происходящим. Он даже прикрыл глаза, довольная улыбка не покидала его губ. Ибараки наблюдал за ним с неподдельным интересом – обычно поединок заканчивался его собственным лицом в земле или чем-то подобным, на лопатки Шутен укладывал его гораздо реже. Этот спарринг вышел действительно затяжным. Ибараки краем уха услышал шевеление рядом, после чего ему на лоб плюхнулся пушистый комок. Уселся прямо там – больше особо и негде было. – О, а я уж думал, ты далеко убежал, чтобы укрыться, – хмыкнул Шутен, из-под полуприкрытых глаз глядя на комок и Ибараки. Точно понять, куда он смотрит, было непросто. – А он и убегал, – раздался голос со стороны. Шутен и Ибараки синхронно повернули головы. Хошигума, склонив голову, скрестил руки на груди. От него веяло волной неприязни к происходящему вокруг. Ибараки не удержался от улыбки, понимая, к чему всё ведёт. – Маленький предатель, – в сердцах выдал Шутен и закатил глаза. – Вам больше заняться нечем? – бесцветно поинтересовался Хошигума. – Виноват, – сказал Ибараки, понимая, что всё равно всё к одному ведёт. – Исправлюсь. Шутен согласно угукнул, поддержав это утверждение. Перед Хошигумой даже повелитель ёкай чувствовал вину в некоторой степени. Самую малость, конечно, но она была. Звёздный статус Шутена распространялся на всех, кроме этого ёкай. – Разносить вы горазды, а убирать кто будет? А ну! – Хошигума возмущённо взмахнул рукой, затем вздохнул и покачал головой. – Да что я говорю, всё одно бесполезно... Он развернулся и принялся осматривать окрестности, выжженные дотла. Кое-где ещё трещало пламя, Ибараки слышал это в теперешней тишине. А потом внезапно рука Шутена, всё ещё лежащая на его груди, напомнила о себе более сильным нажатием. Шутен наклонился к Ибараки так низко, что тот непонимающе уставился на него, и расстояние осталось исключительно на объём пушистого комка. Тот, к слову, тоже не понял, но благоразумно замер на месте. Шутен усмехнулся и наклонился сильнее. Ибараки ощутил, как что-то прихватило его подбородок. На осознание хватило секунды – следом раздался возмущённый голос Хошигумы. – Это не избавит никого из вас от ваших прямых обязанностей! Стыд охватил Ибараки, когда Шутен, поднимаясь, заглянул ему в глаза и довольно – именно довольно, не хитро, не нагло – усмехнулся. – А если я сделаю, – начал Шутен, поднимая руку и забирая пушистый комок, поднимая его к себе на голову и одновременно с этим склоняясь ниже, – вот так? Ибараки успел испугаться, смутиться, подумать, надо ли сейчас дёрнуться в сторону или продолжать лежать истуканом – все эмоции вихрем пронеслись на его лице вместе с пониманием, когда, едва закончив говорить, прямо на виду у Хошигумы Шутен поцеловал его. Да что там, Шутен не просто прикоснулся своими губами к его, он лизнул их. – И это тоже! – праведный гнев Хошигумы гарантировал как минимум отсутствие хорошего саке в течение непозволительно длинного промежутка времени, и эти интонации намекнули Шутену. Он отстранился, хохоча, и поднялся на ноги. Пушистый белый комок, вцепившийся в его волосы, вышел забавным, интересным дополнением. Сам комок замер от явного диссонанса ощущений внутри Ибараки. Тот поднял руку, испачканную землёй и золой, и закрыл ею глаза, пока лицо отчаянно краснело. Ибараки уже не вслушивался в бытовую незлую перебранку между Шутеном и Хошигумой, только сел на земле боком к их голосам. Даже его уши были красными. Он не мог увидеть, но Шутен, мимолётно обернувшись и увидев подрагивающие алые острые кончики, тоже почувствовал расползающуюся внутри приятную неловкость, которую хорошо дополнил пушистый комок, скатившийся на его плечо.***
Шутен лениво потирал обнажённую грудь, удивительным образом не цепляя кожу когтями, и неожиданно почувствовал слабую боль возле ареолы. Склонив голову и откинув в сторону длинные волосы, чтобы не мешали, Шутен заметил явный засос, налившийся прямо на видном месте. Изменять своему стилю повелитель ёкай решительно не хотел, и этот след прямо на самом видном месте... – Я знаю, что ты тут, – повысив голос, произнёс Шутен. Потому как сейчас в комнате он один, хотя явно помнил, что укладывались отдыхать они вдвоём. Конечно же, им нужен был отдых после столь... интенсивного занятия. Увлечения. Друг с другом. За дверью что-то зашуршало, и в комнату вошёл Ибараки, смущённо краснея, но его взгляд был направлен чётко на Шутена. Тот довольным кивком оценил такую реакцию. Ибараки не мог отвести взгляда от глаз Шутена, иначе он бы провалился сквозь землю. Перед ним сидел повелитель ёкай горы Оэ, сильнейший ёкай – обнажённый, со свободно ниспадающими на плечи волосами, немного помятый на вид, но устало довольный. На его ключицах краснел один засос, на груди – второй, и Шутен наверняка не заметит, но у самого основания шеи расположился третий. Ибараки понял, что эти марки увидят определённо все. И все догадаются, кто их сделал. – Просыпаться одному после такого не очень приятно, знаешь? – поинтересовался Шутен, чуть-чуть изогнув губы в усмешке. – Мой друг, мне очень жаль! – спешно воскликнул Ибараки, подскакивая к Шутену, чтобы компенсировать своё отсутствие. Тот расхохотался и, воспользовавшись ситуацией, стиснул ладонями плечи Ибараки, замирая так, чтобы их лица оказались друг напротив друга. Ибараки замер, боясь шевельнуться, и чувствовал, какой жар валил от его красных щёк. – Я ни о чём не жалею, – коротко сообщил Шутен и прижался лбом ко лбу Ибараки, закрывая глаза. – И тебе советую. Тот несмело провёл рукой по его руке, к плечу, подцепляя отдельные пряди волос. Ибараки зажмурился, проигрывая в голове события прошедшего времени наоборот. Вот он, боясь того, что сделал, сидит у двери. Он был пьян! А вот Шутен тогда, судя по всему, или не пил почти, или выпил совсем мало. Зато спаивал Ибараки и его пушистого компаньона, заливисто хохотал и рассказывал всякие небылицы. Потом пушистый комок сам, по своей воле пришёл к Шутену, довольно распушился, разрешая делать с собой всё, что угодно. Шутен тогда сказал, мол, если это пушистое создание само так реагирует, значит, с Ибараки всё не так просто. После этого он выдал что-то о том, что совершенно не против этого, а дальше... Прямо между ними сейчас плюхнулся пушистый белый комок, задевая обоих. Шутен хмыкнул, после чего комок забрался прямо на него, нерешительно трогая прямые, спокойно лежащие на плечах волосы, не понимая, как на этом удержаться. – А пятно на груди мог бы и не ставить, – сообщил Шутен совершенно беззлобно, отстраняясь. Ибараки, только было успокоившийся, вспыхнул снова. – Я тут... В общем... Не только на груди... Шутен закрыл лицо рукой и захохотал, впрочем, Ибараки и без того увидел, как алеют кончики острых ушей. Настойчивый стук в дверь ввинтился в уши, и Ибараки живо вспомнил прошедший день, и то, что они должны были делать вместо игры Шутена в спаивание своих подчинённых. А уж когда из-за двери послышался ровный, но ощущающийся грозным голос Хошигумы, Шутен буквально подскочил на месте, чтобы одеться, а Ибараки принялся судорожно поправлять свою одежду. Им дали ровно двадцать секунд, после чего дверь перестанет быть препятствием между ними и Хошигумой. Ибараки вновь не заметил рядом с собой своего пушистого компаньона, но теперь не стал слепо бросаться на поиски, а просто сосредоточился на волосах Шутена, которые уже поднялись с плеч и стали удобным укрытием. Так и есть – в них он заметил белый бок и край небольшого рожка. Пришло понимание, что отныне пушистый комок сменил Ибараки на Шутена, ведомый подсознательными желаниями своего создателя и – чего таить – их полной взаимностью.