Гордиться нечем

Хэнк смотрит на него весь урок. Не может заставить себя отвести взгляд. Это очень удобно, что он сидит сзади. Можно выучить рисунок на Кисином свитере наизусть. Как будто он раньше его не знал. Хэнк боялся, что будет чувствовать себя грязным, даже использованным. Что Киса при встрече в школьном коридоре мимо пройдет и скривится, как он это обычно делал, когда речь шла о чем-то, что ему казалось стремным. Хэнк не хочет, чтобы Киса его таким считал. Но Киса с ним поздоровался. Даже по плечу похлопал. И пошутил, что у Хэнка рожа, словно он всю ночь дрочил, думая о Лильке. Когда урок заканчивается, Мел убегает догонять Анжелку, а Киса ждет Хэнка у своей парты и подмигивает ему, когда они сталкиваются взглядами. — Пойдем покурим, Хинкалина. Хэнк чувствует, как кишки внутри сворачиваются от смеси предвкушения и страха. *** — Ты че, Кис? — вздыхает Хэнк, когда Киса припирает его к стенке. — Да забей, Хинкалина, сюда не ходит никто. Это правда. Бассейн сто лет не работал, все ходили в ДКШный, а сюда иногда пробирались алкаши летом, или совсем пиздюки бегали курить, боясь попасться взрослым. Киса завел их в душевую, где пахло плесенью и застоявшейся водой, но была куча загородок, за которыми, если че, их никто бы не запалил. Хэнку хочется сказать что-то вроде «полдня подождать не можешь?», но Киса слишком резвый, и он не успевает что-то вставить между кусачими поцелуями. А потом Киса давит ему на плечи, и Хэнк понимает, зачем его сюда потащили. Конечно, чего он ждал? Киса же сказал, что от отсоса не отказываются. А тут Хэнк, который сам с радостью в рот взял, даже ждать не пришлось. Но одно дело, когда это происходило под одеялом в его комнате, и совсем другое — когда Хэнку предлагают опуститься на колени. Он, может, и хочет, но не готов. — Кис… давай просто. — Че просто? — Киса продолжает давить, и Хэнку приходится сбросить его руки. — Че ты, Хинкалина? Че не так-то? — Не хочу, — честно отвечает Хэнк. — Так не хочу. Киса прислоняется к кафельной стене и смотрит на Хэнка через полуопущенные ресницы. Неприятно видеть разочарованный взгляд, но Хэнк не обязан. Что бы там Киса себе не удумал. — С утра-то тебя от моего хуя не оторвать было. От этих слов физически больно, точнее, больно от отвращения в Кисином голосе, но Хэнк сдерживается. Он сам виноват. Сам позволил так о себе думать. — Давай, Кис, — он пытается уйти, но хер Киса спокойно его отпустит. Киса вообще не любит, когда все идет не так, как он задумал. Поэтому он вцепляется в Хэнкову зипку и выплевывает ему в лицо: — Ну хули ты ломаться начал, Хинкалина, как баба? Я думал, хотя бы ты мозг выносить не будешь. А ведь Киса и правда может его так воспринимать. Как способ сбросить напряжение. Не надо что-то придумывать про великую любовь, водить в кафе Кудиновых, бояться, что от него кто-то залетит. Идеальный вариант, а что до пидорства, он никому не расскажет, это же очевидно. Киса не успевает сгруппироваться, когда Хэнк бьет его в лицо — а Хэнк не успевает понять, что Киса точно уебется об угол душевой, и одним разбитым носом все не закончится. Он смотрит на Кису, стонущего от боли на грязной плитке, и думает о том, какую еще нелепую отмазку придумать для Мела. Хэнк очень устал придумывать.