Love Is A... (Murder)

Это не должно было закончиться таким образом. Но брюнетка была рада, что это произошло. Уже поздно, очень поздно. Она стоит в туалете какого-то захудалого отеля, посреди пустынной улицы, которую бы обычные люди предпочли обходить десятой дорогой. На ней окровавленное платье, как масляное пятно, в свете дешевых флуоресцентных ламп. Руки Уэнсдей в перчатках, тоже мокрые от крови, которую она пытается отмыть, но все ее усилия пока безрезультатны. Убрать такой беспорядок зачастую очень сложно... Возможно, придется подождать. Впрочем, это неважно - эта ванная комната наверняка видела и не такое. Мигают лампочки. В ванне, заляпанной грязью и водой, лежит тело. Это тело мужчины. Он неловко свернулся калачиком в ванне, его одежда не намного лучше, чем у Уэнсдей. Не говоря уже о том, что он весь в синяках и побоях, выглядит так, словно его растерзало крупное животное, в котором уже почти не узнать человека. Кожа самой кареглазой огрубела и покрылась царапинами - но ведь она жива, а не лежит мертвая в ванне. Так что она побеждает. Победа не хуже любой другой. Тут, пожалуй, необходим некоторый контекст... Уэнсдей убивает не ради забавы. Ну, типа того. Да, она получает от этого удовольствие, но удовольствие - это не то, что ею движет. В основном. На протяжении многих лет ее родители заводили знакомства с богатыми и влиятельными людьми - выискивали тех, кто коррумпирован, и добивались того, чтобы они исчезли тем или иным способом. Своеобразный семейный бизнес. По словам Мортиши, это было весьма прибыльным... и довольно приятным времяпрепровождением. Недавно к нему присоединились Уэнсдей и Инид. Их недавние достижения дают им возможность следить за жизнью этих извращенных растратчиков жизни. Инид, ставшая влиятельной журналисткой, и Уэнсдей, наслаждающаяся секретностью своего писательского псевдонима, заводят влиятельных "друзей" по ходу дела. На самом деле они всего лишь знакомые (большего они и не заслуживают), но их высокомерие и делает такими легкими их убийство. Она даже неохотно принимает на несколько комплиментов от "nepo baby" из компании, которую стремится уничтожить, зная, что все закончится тем, что все они будут молить о пощаде, захлебываясь своей кровью. Воистину, с тех пор как они взялись за работу, это был безостановочный водоворот преследования, выслеживания и убийства. Уэнсдей находит удовлетворение в этой работе; она помогает ей находит вдохновение для своих книг. Даже Инид, несмотря на свою неприязнь к крови, не возражает против нее... Возможно, она знает, что пролитая ею кровь спасает больше жизней, чем разрушает... А убийства людей, подобных тому, над которым сейчас стоит брюнетка? Что ж. Она, конечно, срезает ветвь коррупции с дерева, которое заслуживает того, чтобы быть срубленным под корень. Не говоря уже о том, что это вызывает на ее лице садистскую улыбку. Уэнсдей снимает перчатки и бросает их на тело. Затем она хватает простыню, встряхивает ее и кладет сверху. Она думает, что это тело не заслуживает даже этого... Но она также не хочет больше смотреть на это жалкое лицо. Окинув взглядом ванную комнату, она тщательно отмечает, какие места нуждаются в уборке. Она еще вернется к этому. Пока же она хочет избавиться от этого ужасного платья. Выступать в роли приманки было уже неприятно, так что отвратительное обтягивающее платье - лишь дополнительное неудобство. По крайней мере, Инид понравится, когда она разденется. Она смотрит вниз на тело. "Было приятно увидеть тебя снова". Она фыркнула: "Надеюсь, в следующий раз это будет в аду. Прощай, Ксавье". Уэнсдей выходит из ванной, бесцеремонно захлопывая за собой дверь. Это привлекает внимание Инид, которая сидит на кровати, ерзая от переизбытка энергии. Она ярко улыбается, когда провидица выходит из ванной, и Уэнсдей не знает, покраснели ли ее щеки от румянца или это просто оставшееся пятно крови после того, как Инид привела себя в порядок. Брюнетка не задается этим вопросом. Инид выглядит великолепно. Почти дикая. Свободная. "Все улажено?" спрашивает Инид, невозмутимо наблюдая, как Уэнсдей снимает с себя платье и бросает его в стоящий рядом мусорный бак. "Конечно, cariño" Подтверждает кареглазая, снимая туфли и стягивая колготки. Она удовлетворенно застонала. "Команда моих родителей будет здесь через час, чтобы прибраться окончательно". Инид кивает, потягиваясь. Стальные мускулы на ее теле слегка подрагивают в бледном свете, и Уэнсдей вспоминает, как всего час назад Инид была зверем, и эти самые мускулы вонзили отточенные когти прямо в грудь Ксавьера. У него не было ни единого шанса. Не против нее. Инид была великолепна. Она и сейчас великолепна. Кто бы мог подумать, что такая яркая и непоседливая журналистка способна на такие зверства? Инид остается Инид - все эти яркие цвета и ослепительная, отвратительная попса... но в ней есть праведная жилка, которая делает ее таким хорошим убийцей. Уэнсдей восхищается ею. Она гордится тем, что курировала ее; тем, что научила Инид нормально относиться к своей звериной сущности. Они - действительно непобедимая команда. Размышляя об этом, брюнетка чувствует, как ее черное маленькое сердце сгорает от желания. Как она жаждет Инид после этих ночей. Как ей хочется хоть немного ощутить вкус насилия, которому подвергаются их жертвы... и как охотно Инид готова дать ей все это. Она видит возбуждение Инид и знает, что та жаждет того же. Кинув колготки в мусорку, Уэнсдей стоит полуголая. Инид просто смотрит на нее. "Невежливо пялиться" Отчитывает провидица. "Тогда подойди сюда" Инид в ответ скалит острые зубы. "Я бы предпочла не касаться постельного белья. Оно грязное". Инид ухмыляется: "Как будто мы только что не были в крови, детка". Уэнсдей закатывает глаза, подходя к кровати. Она забирается на нее, но делает это вовсе не потому, что так сказала Инид. Вовсе нет. Она хочет быть здесь. На этой грязной испачканной кровати. В этом полуразрушенном отеле, который не стоит тех восьмидесяти долларов, потраченных на ночь... не говоря уже о шестистах долларах, которые они заплатили за молчание администратору. Это ее собственное решение и желание... Но вот, когда брюнетка опускается на матрас, улыбка Инид становится чуть более мрачной, и Уэнсдей вдруг действительно хочет быть здесь. Она и представить себе не может лучшего места. Темное, мрачное и немного прогнившее. Звучит прекрасно. Идеально. Инид, конечно, здесь ни при чем. "Вижу, ты передумала?" поддразнивает Инид. Не обращая на нее внимания, кареглазая ползет по кровати. Устроившись на коленях между ног Инид, она наклоняется и, не теряя времени, захватывает губы Инид в собственнический поцелуй. Удовольствие проносится по позвоночнику девушки, как молния, и побуждает ее немедленно углубить поцелуй, искры пляшут по нервам. Инид мурлычет, ее руки тянутся к щекам Уэнсдей, и она даже не колеблется, несмотря на брызги несмытой крови на коже брюнетки. Она слишком хочет, слишком отчаянно хочет прижаться друг к другу и почувствовать уютную близость. Это все, чего она хочет, это все, что ей нужно - все, что нужно им обоим. Губы Инид имеют божественный вкус - с нотками вишни от ее бальзама для губ и металлическим привкусом. Уэнсдей не могла представить себе ничего, что могло бы быть вкуснее этой сладкой амброзии. Даже самые сильные яды не могли заставить ее жаждать большего. "Ты была бесподобна, моя любовь", - тихонько прошептала она. На ее губах играет угрожающая улыбка, когда она слизывает с них капельки крови. "Настоящий зверь. Чудовище. У Ксавье было мало шансов против твоей мощи". Инид выдыхает в поцелуй и тихий стон вырывается из ее горла. Она прикусывает нижнюю губу Уэнсдей, всасывая ее в рот, и втягивает ее в еще один поцелуй, превосходящий первый по своей отчаянности. От этого поцелуя у брюнетки все внутри запульсировало. Когда они отстраняются, зрачки Инид расширяется, а выражение лица становится голодным и волчьим. "Будешь и дальше так меня хвалить, и завтра не сможешь ходить" Рычит она. Уэнсдей сжимает пальцами подбородок Инид, а большим пальцем проводит по губам. Она пристально наблюдает за ней, замечая едва заметные заминки в ее дыхании. Кареглазая слегка вздергивает бровь... она должна удержать свое возбуждение еще немного. "Ты сможешь помучить меня, mi loba... но сначала..." Блондинка сразу же все понимает и стягивает с себя рубашку. Уэнсдей с нескрываемым интересом наблюдает за тем, как обнажается живот и прикрытая грудь Инид. Тело голубоглазой представляет собой прекрасное зрелище - бледное и мускулистое, покрытое шрамами и отметинами от многолетних злоключений и (в последнее время) убийственных похождений. Инид по своей натуре не из тех кто нападает, но от того, как она может разорвать кого-то или что-то на части, когда находит для этого повод, захватывает дух. Такое тело, как у нее, опасно, и как она это понимает сейчас. Уэнсдей находит это опьяняющим... У нее даже дыхание сбивается в легких, когда ее глаза смотрят на обманчиво мягкое тело Инид. Под кружевом бюстгальтера блондинки, через всю ее грудную клетку, проходит ряд рельефных шрамов. Счетные метки. Точнее, следы убийства. Они изящны и аккуратны, расположены в ряд, аккуратно опоясывают нижнюю часть груди Инид. Уэнсдей признается, что не думала, что Инид когда-нибудь обратит внимание на такие метки... Но после второго убийства брюнетка стояла с серебряным клинком в руке над недавно обезглавленным Инид трупом, который блондинка еще прижимала к полу. Само убийство было грязным и непрофессиональным, но какой это был кайф? Неоспоримый. Они целовались и обнимались, и в момент адреналинового безумия Инид направила руку брюнетки и сама нанесла первые две отметины. Она прорычала что-то о традициях оборотней, но кто такая Уэнсдей, чтобы оспаривать столь интимный акт причинения боли: шрамы, сделанные, от гордости за голубоглазую, ее собственной рукой... тонкое чувство собственности, которое, однако, полностью контролируется Инид. Возможно, для многих это странно, но Уэнсдей не может отрицать, что ей нравится этот маленький ритуал. В любом случае, ее не волнует, что думают об этом другие. А ритуал действительно есть. Инид устраивается поудобнее, ее ноги плавно обхватывают бедра девушки, а Уэнсдей тянется к приставному столику и достает свой серебряный нож. Она держит нож в левой руке, а пальцами правой начинает проводить по животу Инид. Она поглаживает бледные синяки, переходит к талии, проводит пальцами вверх и в конце концов кладет руку на грудь, с интересом наблюдая, как Инид вздрагивает от ее прикосновений. Она легонько сжимает ее, и блондинка тихонько хнычет в ответ; неглубокое дыхание выдает ее возбуждение. Уэнсдей приставляет нож. "На этот раз по диагонали". Брюнетка тихонько шепчет. "Будет больнее, любимая". "Я знаю" Слышит она в ответ. Уэнсдей знает, что она знает. Она просто хотела сказать это вслух. Глаза быстро встречаются со взглядом Инид; происходит тихий кивок. Взмах руки, и кончик ножа брюнетки окрашивает кожу голубоглазой серебристым ожогом. Инид скулит выгибая спину и заламывая руки. Она стонет, пьяняще и глубоко... а потом наступает тишина, и она смотрит на Уэнсдей, глубоко дыша. Кареглазая откидывается назад и быстро отбрасывает нож. Наблюдая за Инид, она чувствует себя добровольной добычей, поджидающей своего хищника. Она осмеливается медленно моргнуть, и тут ее хватают руки Инид и толкают на спину. Все происходит быстро, расчетливо, и блондинка оказывается на ней в идеальной позе. Все тело Уэнсдей словно поразило громом, а клитор запульсировал от отчаянной потребности. Инид может и хочет уничтожить ее... и она с нетерпением ждет каждой секунды. Блондинка с шипением проводит рукой по свежей ране на своей груди. Она делает напряженный вдох и приближается к Уэнсдей, прижимая руки у ее плеч. На губах Инид играет лукавая улыбка, и брюнетка одновременно знает и не знает, что с ней сейчас произойдет... но, скорее всего, это будет жестоко, и она не может не радоваться этому. С дрожащим дыханием Инид прижимается губами к губам Уэнсдей, а ее руки сжимают шею. Губы сминаются, языки проникают друг другу в рот, и этот поцелуй - не простая любовь, а темное желание и жадность. В этом поцелуе Инид по-своему заявляет права на брюнетку, как она делала это каждый раз, когда происходило их ритуальное клеймение. Уэнсдей не любит шуметь, но она чувствует, как из ее горла вырывается громкий стон, и Инид отвечает ему рычанием; оно голодное и агрессивное, и от него в животе у провидицы скапливается возбуждение. Она хочет, чтобы ее взяли. Она жаждет этого. Это первобытное чувство, когда Инид хватает Уэнсдей за руки и прижимает их над головой, а ее рот продолжает исследовать. Она целует, кусает, прокладывает путь ото рта Уэнсдей к ее щеке, подбородку, затем к шее. Инид не проливает кровь, но брюнетка надеется, что прольет... одна эта мысль приводит ее в исступление. "Еще..." Уэнсдей стонет, слегка извиваясь. Она жаждет этих жестоких наслаждений. Инид весело усмехается, а затем кусает чуть сильнее, впиваясь острыми зубами. Брюнетка чувствует легкий укол, ощущает теплый язык Инид на своей холодной шее. Она вздрагивает, и блондинка снова усмехается. Дыхание Уэнсдей сбивается, непристойности теряются в ее прерывистом дыхании. Она замечает алое на губах Инид. Блондинка дико улыбается, глядя вверх, продолжая оставлять за собой следы маленьких синяков, и Уэнсдей опускает голову, снова затаив дыхание, чтобы с плотским желанием наблюдать, как с нее делают картину. Инид не останавливается - и, похоже, не собирается останавливаться до тех пор, пока провидица не превратится в разрушающееся произведение искусства созданное по ее собственному замыслу. Одной рукой она держит кареглазую неподвижно, а другой гладит ее спину, оставляя несколько легких царапин, а затем с легкостью расстегивает застежки лифчика. Быстро его сняв, Инид снова приступает к делу, ее рот свободен, чтобы лизать и целовать обнаженную грудь Уэнсдей. Здесь она более нежна, но только на мгновение. Она прикусывает сосок девушки, свободная рука ласкает ее бок, и изо рта брюнетки вырывается хныканье, а бедра прижимаются к бедрам Инид. Инид мурлычет: "Такая нуждающаяся?" "Н-никогда". Уэнсдей отвечает, задыхаясь, и это выдает ее желание. "Мне не нужно нуждаться в том, чем я уже обладаю". Даже если эти слова - правда, она знает, что это приведет Инид в бешенство – блондинка заставит ее настаивать на мольбах еще до того, как брюнетка получит ощутимое давление там, где она отчаянно в этом нуждается. Уэнсдей замирает от этой мысли... Она не может дождаться, когда ее доведут до предела. И она доводит Инид до бешенства. Она рычит, человеческие ногти царапают бокам брюнетки; адское удовольствие и пытка одновременно. Слегка задыхаясь, она слезает с кареглазой и направляется к сумке, набитой их оборудованием, оставшимся с предыдущих заданий. Она роется в ней. Уэнсдей остается лежать на кровати, предвкушая удовольствие и чувствуя, что становится все более и более влажной, когда до нее доходит, чего же хочет Инид. Для такой догадки ей не нужно видение. Она возвращается со связкой веревок в руках. Она мрачно усмехается, глядя на Уэнсдей. "Обладаешь, говоришь?" спрашивает Инид, снова склоняясь над брюнеткой, пропуская веревку через руки и слегка перекручивая ее в пальцах. Глаза провидицы следят за движениями ее рук с затаенным желанием, а затем быстро поднимаются обратно. Кажется, что в ее позвоночнике сверкнула молния. "Конечно. Ты предпочитаешь, чтобы я сказала, что ты принадлежишь мне, amor?" Инид не удостаивает его ответом, когда ее руки мягко, но решительно начинают обматывать веревку вокруг запястий Уэнсдей. Она даже не смотрит, когда завязывает их, и лишь самодовольно и вызывающе улыбается, когда, наконец, затягивает узлы. Ей нет нужды отвечать на такие провокационные вопросы - Уэнсдей и так все знает... Но все же Уэнсдей может надеяться. Девушка смотрит на свои руки. У нее пересохло во рту. Боже, как же она мечтала об этом - быть связанной, во власти своей веселой, но смертельно опасной подружки. Если бы только другие люди знали, чем они занимаются... Не то чтобы Уэнсдей хотела, чтобы другие знали. Они этого не заслуживают. То, что происходит между ней и Инид, - это личный акт их нечестивого общения, и никто не достоин знать об их дьявольских деяниях. Брюнетка удовлетворенно вздохнула, когда Инид подняла ее связанные руки вверх и привязала их к изголовью кровати. Это как раз то самое неудобство, которое заставляет ее тосковать по ласковым прикосновениям Инид. Совершенство. "Теперь ты моя" С любовью прошептала Инид, проводя пальцем по подбородку Уэнсдей. Ее свободная рука проходит по изящному изгибу руки девушки, затем переходит на грудь и спускается к талии, оставаясь там, и большой палец начинает медленные круговые движения. Кареглазая ничего не делает, только слегка натягивает путы, когда Инид снова опускается вниз и начинает целовать и покусывать ее грудь. Ответная реакция такая же, как и прежде - бедра провидицы подрагивают, тихий стон утопает в нежных вздохах. Только на этот раз ей некуда деться, нет свободы движений, чтобы хоть как-то контролировать себя, и о, как упоительно это чувство. Как будто тебя поглощает восхитительная темнота. Инид продолжает целовать тело девушки. Обе ее руки спускаются вниз, лаская и дразня бледную кожу, и, в конце концов, достигают резинки ее нижнего белья... Но она не предлагает Уэнсдей снять его. Нет, это было бы слишком просто. Руки Инид спускаются дальше, слегка проводя ногтями по ее бедрам, и девушка издает стон, с радостью принимая боль, на которую она подписалась... Но Инид неумолима, и, продолжая царапать ногу Уэнсдей, она вводит колено между ее бедер и прижимает свои к ее груди. Брюнетка стонет и извивается, дергает за веревки, пытаясь опуститься, желая большего. Инид не дает ей покоя и отводит колено назад. Она улыбается. "Это то, чего ты хочешь, правда, детка?" Она хмыкает, прижимаясь к губам девушки греховно-сладким поцелуем. Она не отстраняется далеко, между их ртами повисает ниточка слюны, которую она сглатывает, снова захватывая рот провидицы. Уэнсдей смотрит на нее, когда блондинка отстраняется, ее грудь вздымается. "Да... Еще немного, и я буду умолять так же жалко, как Ксавье умолял чтобы его пощадили". Инид издает второе, забавное хихиканье, возвращая колено к мокрым трусикам Уэнсдей, с болезненным томлением продолжая танцевать ногтями по бледным бедрам девушки. После нее остаются красные следы, которые заставляют брюнетку шипеть, но на ее лице появляется садистская улыбка. "Я жажду тебя, cariño", - вздыхает она. "Сильнее". Инид отвечает мурлыканьем, впиваясь ногтями; Уэнсдей скулит в ответ. Ее спина выгибается, как будто статическое электричество проходит через ее нервы, и она не контролирует себя, толкаясь. Колено Инид, прижатое к ее промежности, мало чем помогает растущему желанию внутри нее. Она уже так близка к тому, чтобы молить об удовлетворении своих потребностей. Она уверена, что Инид это понимает. Ухмылка на лице блондинки, когда она наклоняется ближе для очередного поцелуя, говорит обо всем. Она смотрит выше губ брюнетки, встречаясь с ней взглядом, и самодовольное выражение становится все шире, пока Уэнсдей тянется за ее ртом... И отвлеченная этим поцелуем, девушка остается в неведении о намерениях Инид, пока не чувствует, как рука задевает резинку ее нижнего белья, а затем проникает внутрь. Но облегчения не наступает. Уэнсдей пристально смотрит на Инид. "Милая" Строго говорит она. "Среда" Инид отвечает, сладко мурлыча, опуская пальцы чуть ниже, пока они не касаются складочек кареглазой. "Я не слышу мольбы, но что-то подсказывает мне, что ты хочешь этого". Кончики пальцев зашевелились, и у провидицы перехватило дыхание. "Возможно..." выдыхает она. "Тогда попроси, детка..." Уэнсдей смотрит на нее вызывающе. "Заслужи это". Инид закатывает глаза, но все равно улыбается. Она снова целует подбородок девушки, останавливаясь на ее шее, а ее рука продолжает нежные дразнящие прикосновения. Она целует и успокаивает уже проявившиеся следы и синяки, двигаясь в ту сторону, которой раньше пренебрегала. Ее пальцы продолжают искушать подчиниться. Заметив, как напряглось горло Уэнсдей, Инид снова с нетерпением прикусывает его. Ее зубы с легкостью впиваются в мягкую шею брюнетки. Кареглазая не знает, какое колдовство применила Инид, но сочетание укуса с едва заметными поглаживаниями ее пальцев вызывает у нее прилив возбуждения, отчего низ живота становится похож на бездну, которая болит так, как никогда раньше. Она извивается, и из ее горла вырывается хныканье, от которого ее лицо заливает бледно-розовый румянец. Она не понимает, что на нее нашло. "Черт." Она стонет. "Черт, Инид". Уэнсдей ошеломленно смотрит на Инид. Она знает, что хотела этого - но, черт возьми, если она не чувствует себя разоблаченной. Это возбуждает; даже пугает - так беззастенчиво просить… но, боги, она не смогла бы больше нуждаться в руках Инид внутри себя, даже если бы попыталась. Инид поднимает голову и смотрит на девушку самодовольной улыбкой. В уголке ее рта выступила капелька крови. "Да?" Она мурлычет. "В меня. Сейчас же" Уэнсдей умоляет. "Мне это нужно. Ты мне нужна". "Наконец-то", - промурлыкала Инид с похотливым взглядом. Прижавшись поцелуем к губам брюнетки, она раздвигает ее складочки и проводит кончиками пальцев по ее слизистой, нежно поглаживая клитор. Наслаждение пронзает мгновенно: провидица задыхается и крутит бедрами, когда пальцы Инид оказывают нужное давление на то место, где все это время пульсировала боль. Она хотела бы прижаться сильнее, но ее удерживают на месте веревки, которые натирают и жгут запястья. Это чертовски больно... но Уэнсдей не может отрицать, что от этого она только сильнее возбуждается. Инид наблюдает за этим отчаянием с мрачным наслаждением. Она весело мурлычет, обводя клитор Уэнсдей, а затем опускается вниз, чтобы подразнить ее вход. С губ девушки срывается сдержанный стон, полный отчаяния. Вслед за этим Инид, не теряя времени, вводит в кареглазую палец и быстро добавляет второй. Трахаются Инид и Среда всегда по-разному - они могут быть медленными и чувственными, веселыми и экспериментальными, но это? Это чистый ад, подпитываемый адреналином и желанием. Иными словами, Инид с неудержимым рвением начинает неистово трахать пальцами Уэнсдей, не обращая внимания на то, достаточно ли это нежно... Впрочем, брюнетка не возражает, ведь грубость - это именно то, чего она жаждет. Пальцы Инид изгибаются при каждом толчке, поглаживая чувствительную точку внутри, что заставляет провидицу стонать и выгибать бедра так, что большинство людей сочло бы это нетипичным для брюнетки... но это не так - не тогда, когда Инид трахает ее как шлюху, которая заслуживает каждого грубого действия, которое ей так щедро предлагают. Вот она, ее награда за то, что она наконец-то избавилась от одной из самых больших заноз в заднице с тех пор, как они были детьми. И хотя его смерть сама по себе может быть призом, трофей в виде прикосновений Инид, конечно, делает пьедестал успеха намного богаче. Уэнсдей откидывает голову назад. Ее глаза закрыты, а рот приоткрыт в беззвучном крике; перед ее глазами снова и снова проносятся сцены, острота которых только усиливается с каждым движением пальцев Инид: Ксавье, испугавшийся за свою жизнь, и волчица Инид, преследующая его. Кровь... так много крови и дикости. Грубый; хаотичный, но грациозный, когда когти вонзаются ему в грудь. Затем удовлетворение от того, что Уэнсдей сама завершила убийство, перерезав горло. Тишина. Удовлетворение – это хорошо выполненная работа. Эти некогда окровавленные когти - теперь руки Инид, трахающими ее на грани жизни и смерти - хотя ее ногти больше не имеют той звериной формы, что были раньше, в них есть свирепость, которая заставляет Уэнсдей задыхаться и стонать, чем больше она думает о том, что сделали эти руки. Она натягивает веревки, страстно желая вцепиться пальцами в бедра Инид и дать ей почувствовать, как напрягаются ее вены. Инид наблюдает, как Уэнсдей борется и терпит неудачу. Она ухмыляется, не сбавляя темпа. "Тебе нравится?" мурлычет она, наклоняясь ближе к лицу своей девушки. Брюнетка открывает глаза. Она смотрит на Инид и кивает, морщась от того, что внутри нее начинает нарастать напряжение, бурлящее в нижней части живота, как в преддверии бури. Учитывая, как долго она позволила себя дразнить, глупо было думать, что она долго продержится. Инид ухмыльнулась. "Мм... такая мрачная и загадочная, но такая хорошая девочка для меня, не так ли, детка?" Поддразнивает она. Уэнсдей даже не успевает ответить, как ее голос срывается на стон, и Инид вводит в нее третий палец. Она даже наклоняет основание ладони, чтобы потереться о клитор, - и та испытывает мощную стимуляцию, от которой у нее все замирает внутри. Спираль внутри нее сжимается необъяснимо быстро, как будто ее бросили прямо в центр урагана. Еще нет... Слишком рано. Инид продолжает трахать ее пальцами. Каждый толчок с неумолимой силой ударяет по точке возбуждения Уэнсдей. Ее ладонь дразнит и потирает пульсирующий клитор при каждом неконтролируемом движении ее тела. Брюнетка уловила озорной блеск в глазах Инид. Нет... Нет... Инид проводит поцелуями от уголка рта Уэнсдей, по ее подбородку и до уха. Она задерживается на секунду, нежно покусывая мочку уха, прежде чем прошептать ей на ухо. "Кончи для меня". Белый шум. Белый шум - это все, что слышит провидица, когда спираль внутри нее освобождается, и ее подбрасывает к вершине кульминации. Она молча ненавидит то, как быстро это произошло, но с жадностью принимает прилив блаженства. Гортанный стон пронзает тишину, когда Уэнсдей чувствует, как ее внутренности сжимаются и содрогаются, а свободная рука Инид прижимается к ее щеке и дарит гордую, любящую улыбку. Оргазм интенсивный, от него захватывает дух, оставляя брюнетку с широко раскрытыми глазами и перевозбужденной. Это наслаждение, не поддающееся никакому описанию словами. Инид помогает ей пережить его, ее темп становится вялым, поскольку капающие соки Уэнсдей не позволяет чувствовать хоть какое-либо трение. В конце концов, она вынимает руку, понимая, что нервы брюнетки сейчас на пределе. Этот момент эйфории постепенно проходит, когда реальность снова просачивается в сознание Уэнсдей, и она не чувствует ничего, кроме стука своего сердца и тепла, разливающегося по позвоночнику. Совершенство. Провидица делает глубокий вдох, ее тело замирает. Это все, чего она хотела, и даже больше - наслаждение в боли и боль в наслаждении. Она смотрит на результаты их забав, опускает взгляд на свою поцарапанную кожу и еще ниже - на мокрое пятно на матрасе... похоже, ее нижнее белье мало помогло справиться с последствиями. Она смотрит на Инид, которая улыбается ей и прижимается поцелуем к ее губам. Она развязывает веревки, и руки Уэнсдей падают по бокам, дрожа; на запястьях синяки и ожоги от трения. Эту ночь никто из них не забудет еще долго. По множеству причин. Инид прижимается поцелуем к этим ранам, а также ко всем другим ранам, нанесенными как ею, так и их недавней жертвой. Уэнсдей молча наблюдает, как она собирается с мыслями. Мгновение спустя Инид обессиленно прижимается к ней. Кареглазая подносит дрожащую руку к свежей метке убийства на груди Инид. Большой палец осторожно проводит по ней, и, несмотря на легкое подрагивание, Инид не жалуется. Более того, она улыбается. "Энергия потрачена, amor?" спрашивает Уэнсдей. Ее голос охрип. Инид тихонько хмыкает, прижимается к девушке и кивает. "Да..." Она вздыхает. Как чудесно; как глубоко табуированы были их недавние действия, и все же Уэнсдей не могла представить себе ничего лучшего... К сожалению, всему хорошему приходит конец. Убийство как прелюдия - это не навсегда в этой жизни. Жаль, правда. Беглый взгляд на дешевые светодиодные часы на ночном столике показал, что до приезда бригады осталось совсем немного времени. Значит, времени на то, чтобы насладиться манящими феромономи адреналина, больше нет. Жаль, но время еще будет. По крайней мере, есть время для короткого отдыха и восстановления после столь восхитительной ночи. Уэнсдей может только надеяться, что их следующая встреча будет хотя бы вполовину такой же захватывающей, как эта... потому что она лежит сейчас в этой грязной постели, в этом дешевом полуразрушенном отеле... и, несмотря на свои обычные стандарты, на свое стремление к лучшему в жизни, она не может представить себе более прекрасного способа завершить этот вечер. Воистину, это был знаковый момент. Он запомнится ей надолго. Она целует Инид. Окровавленные губы никогда не были слаще на вкус.