* * *
— Джин позвал нас поехать в Анян. — М-м. Сокджин на самом деле пригласил их с Хосоком в родительский дом на выходные, и, сказав об этом, Тэхён не пытался вывести Чонгука на ревность. Поначалу. Но увидев отсутствие всякой реакции, он машинально добавил: — Я оставлю машину и поеду с Джином. Хосок на другой машине — со своей девушкой. — У Хосока появилась девушка? — Чонгук опустил чашку чая на блюдце. Они завтракали, и всё это время он не поднимал головы от планшета. Даже не дёрнулся, стоило Тэхёну нарушить минутой раньше звенящую тишину. — Да, Чонгук. — Имя выдавилось с нажимом. — Они встречаются уже месяц. — Не знал, что они ему нравятся. Девушки. — Так бывает, когда не интересуешься жизнью близких. Что-то начинаешь упускать. Получилось едко. Тэхён не привык добиваться внимания людей, оно его попросту не интересовало, а внимание Чонгука воспринимал как нечто естественное и постоянное. Лишившись его, ощутил, как в горле стягивается невидимый узел. Всё начиналось с малого — меньше объятий и прямых взглядов, — и Тэхён сначала не придал этому значения. А в какой-то момент они оказались здесь, в этой точке. Когда Чонгук почти не говорит с ним, не улыбается, касается редко. Только ночью, когда спит, крепко прижимает к себе, не давая дышать, как и раньше. По утрам, в полудрёме, Тэхён иногда чувствует, как Чонгук убирает ему с лица пряди волос и невесомо целует в лоб. Сегодня утром не было даже этого. — Чонгук. — Тэхён и сам не ожидал, сколько мольбы вложит в это обращение. Осознал даже не тогда, когда слетели слова, а когда Чонгук поднял на него взгляд — знакомый, с отблеском заботы. — Что-то случилось? — Ничего не случилось, — он отвернулся, будто задумавшись; голос звучал спокойно и уверенно, слишком ровно, — работы много, и я устал. — У вас какие-то проблемы? Поделись со мной. Я могу тебя хотя бы выслушать. — Не грузи себе голову, Китри. Это всё цифры, они тебе неинтересны. — Чонгук поднялся, так больше и не взглянув на Тэхёна. — Ты доел? Давай сегодня я помою посуду. Время поджимало, а Пак-сэм не терпел опозданий. Но Тэхён тоже не терпел — того, что происходило. Когда Чонгук стоял у раковины, он подошёл сзади и обнял его со спины, укладывая голову на плечо. Намыленные руки замерли на короткий миг. Тэхён поцеловал его в ямку рядом с мочкой и услышал, как Чонгук рвано выдыхает. — Я сегодня возьму выходной, и ты тоже. — У тебя скоро выступление и… — Тебя правда не заботит, что я поеду с Джином? Мы всё время будем вдвоём, потому что Хосок от Еджин не отлипает. Чонгук всполоснул тарелку водой, отложил её просыхать. И после небольшой паузы сказал: — Вы с ним друзья, и я прекрасно это знаю. — Могу я спать с другом на одной кровати? — Руками Тэхён спустился с талии Чонгука — ниже, забрался под футболку. Кожа у него была горячей, его плечи поднимались и опускались от дыхания. Вода продолжала течь, и он не торопился намыливать вторую тарелку. Когда Тэхён добрался ладонями до его груди, хрипло выдохнул. Наверное, не самый правильный и здоровый метод — манипулировать, давить на слабости. Но тугой узел в горле ощущался настолько живым, что Тэхён на многое бы согласился, чтобы от него избавиться. Если неправильные способы помогут вернуть ему Чонгука, он на них готов подписаться заранее, не глядя. Такого эгоистичного желания во взаимной подчинённости общим чувствам Тэхён никогда не испытывал раньше. То многое, что разом вваливалось ему между рёбер, не могло найти выход, если Чонгук этим выходом не становился. — Если ты не расскажешь, что происходит, я клянусь… — Тэхён. — …я сегодня же пойду и напьюсь где-нибудь в клубе. Адрес говорить не буду. Будешь потом искать по всему городу. Чонгук опустил на дно раковины недомытую тарелку, перекрыл кран, вытер руки салфеткой. Стало на мгновение тихо. Тэхён слышал только шум в ушах, даже, наверное, как кровь разгоняется, когда Чонгук повернулся, перехватывая его запястья, забираясь ладонями по лопаткам вверх, пока не вдавится в шею, под линией роста волос. Кто-то другой мог бы испугаться этого взгляда, но Тэхён слишком хорошо знал своего мужа. Иногда ему казалось, что он понимает его лучше, чем себя. Сейчас он понимал, почему Чонгук поцеловал его в губы, не проникая языком, и надавил под грудью сердцевиной ладони. Этим он всегда говорит: есть то, что всегда только между нами, и этого не изменить. Но Тэхён не понимал, почему сразу после этого Чонгук произнёс: — Ты опоздаешь на репетицию. Это важный сезон… — Я не шучу, Чонгук. — Разве скоро не приезжает Чимин? Он в любом случае заставит тебя выбраться. Подожди того дня. Сегодня отдохни. — Я возьму отпуск и уеду без тебя в Лондон. — Если ты этого хочешь — хорошо. От безысходности Тэхёну захотелось завыть. Он прижался к Чонгуку теснее. — Ты отпустишь меня одного в Лондон? — Разве я когда-то ставил тебе рамки? — Там будет Ванджун. Небольшое колебание, чуть поджатая челюсть, скользнувший к губам взгляд. — Не говори глупостей. — И снова поцелуй, более крепкий и мажущий. Но всё ещё короткий. — Мне надо ехать. Если и правда собираешься сегодня остаться и взять отгул, имей в виду, что я вернусь поздно. Тем вечером Тэхён, конечно же, не стал воплощать в жизнь никакие угрозы. Вернувшись домой сразу после репетиций, он разогрел ужин, поел в полном одиночестве, смахнул сообщение Чонгука «вернусь поздно, не жди меня, ложись» и через несколько часов, когда стрелка часов уже перевалила за двенадцать, ощутил, как Чонгук целует его в плечо. Постель прогнулась, зашелестела ткань, завихрился слабый шлейф парфюма. Тэхён перевернулся и, ничего не говоря, обнял Чонгука, повалив на подушки. Тот ещё не переоделся, его кожа была прохладной, губы сухими. В темноте Тэхён видел, как блестят у Чонгука глаза, когда тот на него смотрит. — Мне подавать на развод? — Хотелось произнести в шутку, но вышло слишком серьёзно, на хриплом шёпоте. Тело Чонгука, сжатое в объятиях, напряглось. Он сказал: — Ты опять говоришь глупости, Тэхён, — и оставил короткий поцелуй на переносице. — Спи, тебе рано вставать. Мне надо умыться и переодеться. Той ночью Чонгук снова обнимал его во сне.* * *
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не случай. Был вторник. Через два дня Чонгук планировал улететь на Чеджу вместе с Джисоном для очередных переговоров по работе, а через три — намечался первый концерт Тэхёна в этом сезоне. С утра, на завтраке, выдался малословный разговор. Затем Чонгук поцеловал Тэхёна в лоб (он стал целовать туда чаще), сказал, что собирается в душ и пусть Тэхён едет на работу, не дожидаясь его. Тэхён бы, может, и поехал, но — случай. А случай вышел таким, что Чонгук забыл мобильник, и тот зазвонил — и ещё раз, и ещё раз, не переставая. Они никогда не видели проблемы в том, чтобы отвечать на звонки друг у друга, и Тэхён, заметив на экране незнакомый номер, взял трубку без раздумий — сказать, чтобы перезвонили. — Чон Чонгук? — Это был голос девушки, и Тэхён спокойно произнёс: — Он отошёл. Это его муж, Ким Тэхён. — Как, говорите? — переспросила девушка, и в динамике послышался шорох бумаги. — Да, вижу — Ким Тэхён. Вы указаны в анкете. Передадите тогда господину Чону, что результаты биопсии пришли на неделю раньше? Он может заехать за ними уже сейчас, и доктор Пак примет его… Кажется, девушка говорила о чём-то ещё. Но Тэхён почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. В голову будто стрельнуло холодом. Он моргнул. Затем — снова. Что?.. — Подождите… подождите, я не понимаю… Какая ещё биопсия? Тишина. А потом неуверенное: — Вы не знали? — И с подступающей паникой: — Мне очень жаль, что я так… — Что за биопсия?! — Тэхён… вскрикнул? Да, он вскрикнул. У него задрожали руки. Он не мог дышать. Всё исчезало, чтобы сделаться точкой, прижатой к уху. — Простите, я… О боже! Вы всё, наверное, не так поняли. Точнее… чёрт, мне влетит от доктора Пака. Тэхён готов был встряхнуть её через трубку. — Пожалуйста… — проговорил он сипло, приваливаясь бедром к кухонному островку. Если он сейчас не схватится за что-то, то, кажется, упадёт. — Господин Ким, — произнесла девушка, — не переживайте. Всё в порядке. Результаты пришли хорошие. Небольшая киста в гортани, удобная локализация, и операция не потребует больших усилий… Господин Ким? Тэхён всхлипнул, ощутил солёный вкус на губах. На шатающихся ногах он прошёл в гостиную, опустился на диван, не видя ничего перед собой, и телефон упал где-то рядом. Голос девушки раздался ещё несколько раз, прежде чем окончательно стихнуть. Всё обошлось. Обошлось. Обошлось. Но Тэхён отчего-то продолжал плакать. Когда он в последний раз плакал? Наверное, когда умерла бабушка? Он не мог вспомнить. Он не плакал уже очень давно. И забыл, как больно от этого бывает в груди. — Тэхён? В таком состоянии Чонгук его и нашёл. — Господи, Тэхён… Тэхён не рыдал. Он просто смотрел в одну точку, и слёзы продолжали течь. Затем появились прикосновения тёплых пальцев, знакомый аромат и с ним — запах геля для душа. Тэхёну захотелось его в себя вшить и не выпускать. Стать одним? Да, так Чонгук сказал. И разве есть в таком желании что-то ненормальное? — Тэхён! Тэхён бросился обнимать. Так, как обычно обнимал его Чонгук: впечатывая в себя, не выпуская, не давая вздохнуть. Чонгук — тёплый, живой, дышащий. Весь принадлежащий ему, как и Тэхён — принадлежит Чонгуку. Время шло, были звонки (кажется, Тэхён опоздал на занятие), всхлипы, вкус соли на губах. Чонгук не отстранялся — в какой-то момент он перестал задавать вопросы и давал себя гладить и удерживать рядом. Он сидел между ног Тэхёна на коленях — упал перед ним, когда увидел в этом состоянии, и так и не поднялся. — И это я ещё… говорю глупости… — Что-что? — сдавленно прохрипел Чонгук. — Кто из нас глупый… — Китри, выпусти. Я принесу тебе воды. С водой он принёс салфетку, вытер Тэхёну лицо, снова опустился на колени, пробираясь между его ног, и взял за руки. Чонгук любил целовать его запястья, задерживая губы на пульсе. Он делал так, возвращаясь после поездок, и делал так, когда приходил к Тэхёну за кулисы. — Звонили из больницы. Чонгук замер, и Тэхён продолжил, внимательно наблюдая за выражением его лица: — Результаты хорошие. — Тогда чего ревёшь? — Он выпустил его руки и подался вперёд, окольцовывая объятием талию. — Ты хотя бы порадуйся, что с анализами всё в порядке. — Тэхёну хотелось его зацеловать и в то же время — обдать Чонгука холодом. — Мы живём в двадцать первом веке. Даже если бы новообразование было злокачественным, это не приговор. — Поэтому ты ходил чернее тучи? Ты, кажется, приговор себе за этот месяц уже подписал. — Я допускал небольшую вероятность, что что-то пойдёт не так, и мне было грустно, что мой молодой красивый муж останется… — Заткнись. И не пытайся отшучиваться. Когда ты собирался мне сказать? Молчание. — Понятно. Ты не собирался говорить. И снова тишина. — Ты идиот, Чонгук. Глупый, просто невыносимо глупый… — Тэхёну хотелось зарыться пальцами ему в волосы, ощутить родное тепло. Чонгук смотрел на него неотрывно, не моргая. И, кажется, едва дыша. — Ты ненавидишь больницы, — спокойно проговорил он. — Просто терпеть их не можешь. — Не смей говорить, что… — Да, я не хотел, чтобы ты волновался раньше времени. У тебя важный сезон, ты впервые танцуешь три сольные вариации. Ты готовился к этому год. — Чонгук, клянусь, если ты продолжишь нести этот бред, я тебя ударю. — Можешь хоть тарелки в меня бросать, если тебе станет проще. Но правда есть правда: я не хотел, чтобы ты попусту переживал. Биопсии ещё не было, и всё могло быть не таким уж и серьёзным. Как видишь, так и оказалось. — Ты что, совсем глупый? — Тэхён тяжело вздохнул, чувствуя, как крепко цепляется Чонгук за его спину пальцами. — А как же твои переживания? Что насчёт них?.. И за кого ты меня принимаешь? Ты думаешь, я не в состоянии тебя поддерживать? Или думаешь, ты мой рыцарь в сияющих доспехах? Ты — мой муж, а я — твой муж. Это значит, что мы одинаково, поровну делим счастье и боль. А не то, что ты забираешь всю мою боль и в придачу оставляешь себе и собственную, не отдавая мне ничего… Тэхён остановился и не договорил, наблюдая за лицом Чонгука, за каждыми всполохом, краской, тенью, горением взгляда. Да, там всё те же восторг, неверие, обожание и забота. Но там же — проблеск искренности, какого-то внезапного обнажения, задумчивости, поиска. От этого становилось… не трепетно, нет. Тэхёну показалось, что он влюбился в Чонгука заново — одним сцепленным взглядом. И когда тот сказал: — Иди ко мне, пожалуйста. …Тэхён послушно, как ручной, скатился на пол, и теперь они сидели друг к другу вплотную. — Я тебя ненавижу, — прозвучало как нечто совершенно противоположное. — Ты меня любишь больше жизни, Китри, судя по твоей реакции… — Я правда поеду в Лондон. Я вообще весь мир объезжу без тебя. — И почему ты такой красивый, даже когда зарёванный?.. — Я не прощал тебя, не приближайся. Чонгук приблизился, чтобы поцеловать вмиг прикрытые веки, забирая влагу с ресниц. Выдохнув, Тэхён зарылся пальцами ему в волосы и наконец задышал полной грудью. — Уже простил? — спросил Чонгук, целуя полыхающую кожу лица медленно, без нажима. — Я поеду с тобой в больницу. И после концерта прилечу к тебе на Чеджу. Никаких больше сигарет… — Хорошо, — с поцелуем в самый край подбородка. — И ты можешь хотя бы изобразить радость от того, что анализы хорошие? Не надо строить из себя мистера непробиваемость, я не сахарный… — Хорошо, — с поцелуем в угол губ. — Если ты ещё раз что-то от меня скроешь и возьмешь всё бремя на себя… — Разведёшься? — Не дождёшься. Я надену на тебя наручники и буду ходить везде за тобой тенью. Я тебя не оставлю. Я тебя… — Хорошо. Сними уже эту футболку. Тэхён прощал его, когда Чонгук всасывал тонкую кожу на шее, и прощал, когда Чонгук зализывал те самые буквы, выбитые на рёбрах. Прощал, когда через неделю после того, как они вернулись с Чеджу, Чонгук сказал ему: — Похоже, я чувствую себя гораздо более сильным так. Когда разрешаю себе расслабиться хотя бы с тобой. Тэхён прощал его, любил его, целовал его в губы. Чонгук — делал то же в ответ. И они жили в своём настоящем — размеренном, текучем, полыхающем, всегда разном, — и их Земля не сходила с орбит.