«Слава, когда вы с Мироном перестанете скрывать отношения?». Когда сменится режим. Вячеслав Машнов.
Август 2023 г.
Слава, заходя домой, не ожидает увидеть горящий на кухне свет. Он заносит чемодан, чем изрядно шумит, что должны оценить предполагаемые бакланы, если они находятся в помещении. Брать с него было нечего, кроме аппаратуры. При мысли, что кто-то мог прикасаться без его ведома к малышечке, тщательно собранной и подходящей на сто процентов под все требования, в желудке что-то болезненно сжалось. Машнов чувствовал, как день портится прямо на глазах, но сдаваться с порога было бы глупо. К тому же, его достаточно успокаивал факт, что дверь в квартиру изначально была закрыта. Вряд ли бы воры вошли как к себе домой, чтоб еще захлопнуть за собой замок (Слава не исключал случайности в этом), однако, если свет горел всё то время, что он отдыхал в Таиланде, Славе придется проводить еще один стрим на покрытие расходов, потому что накапать просто пиздец должно было на счетчике. Причина беспорядков обнаруживается сидящей за его любимым кухонным столом. Слава, замечая чужой силуэт, тут же разом подбирается, вытягиваясь чуть выше, чем он есть, чтоб спугнуть габаритами. По жизни в Хабаровске Слава все еще помнил, что перед дракой стоит максимально давить размером. Пусть и нельзя было сказать, что за последние годы ему приходилось как-то использовать физическую силу, всё-таки возможных пиздюлей Машнов избегал мастерски: прятался по заветам Замая, убегал из баров и в принципе разрешал конфликт диалогом, — но совсем давно это неоднократно спасало их с Ваней, даже в тех случаях, когда противник был сильнее. С тех пор Слава отъелся, и он это знал, так что, должно быть, любой вероятный противник наверняка капитулирует (а самому Славе прятаться в своей квартире все равно негде, даже двери до сих пор не везде поставил), только подходит ближе и тут же узнает знакомую спину и ставшие однажды родными жесты. Славе бы все это забыть, как страшный сон, да жить дальше без ненужного, просто прошлое не отпускает и душит. Мирон нервно пьет кофе, без конца мешая в нем сахар, из-за чего задевает бортики. Слава этот звук за долгие годы научился отличать от Замая, Ванечки и любого другого человека. — Ебать ископаемое дома оставил, — Машнов останавливается в проходе, облокотившись плечом на косяк. — Я надеюсь, ты сюда приехал меня ждать сразу, как я улетел. Слава язвить не хочет, все равно само по себе получается как-то. Плечом дергает, пытаясь себя оправдать, что Федоров заслужил хотя бы за то, что Слава сейчас пересрался. Да и за всё остальное. Простил, если бы был в силах. Но он не мог. По крайней мере, после того, как Горгород 2 оказывается в сети, Слава начинает ждать. Первые полчаса поглядывает на телефон, предполагая, что Мирон позвонит, поскольку знает, насколько важна для него выпущенная почти десять лет назад аудиокнига. Мирон не звонит, и Слава нагло усмехается, поглядывая в зеркало. Умный какой! Никто продолжение про Марка не догадался придумать, еще и любимицу Оксимироновскую убил в сюжете. Он искренне считает, что лысая карлица не может успокоиться после наступившей от такого удара панической атаки, поэтому молчит. Но весточек от него так и не появилось, а теперь жид допивает остатки Якобса. Неправильно всё это получается. Слава так не хотелось. — Если бы знал, что ты такая бешеная группис, то не отдавал бы Филю матери, — продолжает давить, по-злому сжимая ладони в кулаки. У Федорова сгорбленные плечи и забитый из-под мешающей разглядеть лицо кружки взгляд. Машнов не понимает, от кого тот опять защищается. От его яда или прячется здесь от кого-то еще, как на очередной конспиративной квартире? — Нет, придурок, — Окси морщится, сделав глоток. Он кофе один в этом доме умел варить, и Славе жалко, что вместе с ним исчезла и такая полезная функция. — Мне Вано сказал, что ты возвращаешься сегодня. — Пиздец, вот и пригрели на груди окситаборного, — задевает специально, губы в ухмылке сами по себе кривятся. Мирон на это зачем-то говорит правду: — Ванька уже ваш, Слав. Машнова правдой не удивишь, и так знает, потому что сам говорил ровно эту же фразу Мирону еще несколько лет назад. Страшно хотелось тогда задеть, что у Мирона снова забрали что-то дорогое. Одно очко в пользу Светло. Переманил врага, да так, что сбежал он от лысой карлицы к Андрей Андреевичу в штаб. Слава оглядывается на него, об невысказанную колкость спотыкается. Только сейчас замечает, что Мирон похудел и, судя по огромным синякам, мало спит. Слава не задумывался, что сытная жизнь в эмиграции может так повлиять на Яныча, который за границей времени больше провел, чем дома. — И что тебя сюда привело? Слава знать правды не хотел бы ни в каком виде. Потому что правдой никогда не будут слова: «Я соскучился». Мирон скажет, что ему нужно перекантоваться, чтоб увидеться с матерью. Мирон скажет, что сделает баттл с Моргенштерном, но не на площадке Славы. Мирон скажет, что ему не понравилась интерпретация Горгорода. А Слава не ночлежка, не готов к очередному обесцениванию и старался над тем, чтоб Мирону вторая часть не понравилась. — Просто, — почему-то говорит Федоров, отставляя кружку привычным жестом. — Разве рэпер Оксимирон не мог навестить Гнойного? — Нет, — Машнов взгляд переводит к окну, скучающе обводит взглядом виды двора, мастерски делает вид, что его этот разговор не касается. — Не мог. За окном давно стемнело. Разглядеть что-то сложно, но Слава старается задеть хотя бы какие-то очертания предметов. Качели вот, походу, покрасили, пока его не было. Гнойный уже года четыре не летал в отпуск в гордом одиночестве, собственно, не хотел и в этом году, просто Вани заставили. — А если потом мы не успеем отдохнуть? — вопрошал Ванечка, почти насильно запихивая вещи в чемодан. — Как приедешь, так у нас сразу ивент, а потом Андрей прилетит, начнётся канитель с выборами. Сам понимаешь. Машнов понимал всю плачевность их ситуации даже лучше Светло, только не умел он в одиночку отдыхать. Два года назад Замай возил их в Бишкек, что Славе приносило огромное удовольствие, поскольку горы радовали его глаз не так сильно, как любимые друзья, сменившие кислые городские рожи на яркие, живые лица. Видеть почти детское выражение физиономии у Джигли было бесценно, и Славка ценил этот редкий момент счастья. Он так жадно делился этим воспоминанием с Фалленом, что тот завистливо морщился и ворчал на Евстигнеева, променявшего пацанов на срано-эстетичные Бали, из которых Ванечка вынес только то, что его там сказочно ебали. Были и такие эпизоды совместного отдыха, какие Слава предпочитал носить в себе. Ругались бы на него всем Антихайпом, если бы признался, что всё ещё не отпустил. Год назад Мирон скинул ему билеты на Мальдивы, и сначала Слава испугался, что вселенная дарит ему очередную надежду на чудо, которую сразу же отберет, не позволив ей случиться даже в мыслях. Такое подозрительно часто происходило, когда дело касалось одного императора. Высшие силы услышали его молитвы первый раз в жизни. Федоров действительно хотел провести с ним две недели, которые специально выкроил исходя из расписания Славы. После выпуска альбома Мирон Янович отдыхал, путешествуя по разным странам, островам. Слава пошутил, что в связи со старостью его тянуло к земле и песку, благодаря которому не так сильно был бы заметен сыплющийся из самого Окси. Машнов сбил режим, не трогал покусанные Мироном губы (ладно, Слава хотел этого сам!) и стрелял дорогие импортные сижки. — И почему мы с тобой переживаем, Слав? — Федоров лениво перебирал отросшие волосы партнера, пока тот листал рабочую почту. — Всё такая ерунда. — Обосрал рыжих и лежишь довольный? — довольно жмурясь, припомнил ему Слава диалог двухдневной давности. — Нестыдно? — Ни капли. Отрубились в пять утра, счастливые и в объятиях, как школьники, чьи родители уехали на дачу, оставив квартиру на сутки свободной. И не сказал бы в этот момент Славка, сонно поглядывая на Оксича, что жиду скоро сорок, совсем молодым он казался. Домой Слава возвращался тогда один, вот как сейчас, из-за чего очень переживал. Мирон обещал ему написать и даже приехать, когда у Машнова будут свободные выходные, но ни одного, ни другого не случилось. А впрочем, всё это было болтовней о переживаниях почти двухлетней давности. Интересно, какой час его ждет Федоров? Машнов надеется, что с утра. — Ты же можешь мне звонить и писать на стримах, — Мирон колкости возвращает вдвойне, догадываясь, как Славу заденет. Сука, ну если речи не может быть уже ни о какой любви, хоть бы издеваться перестал со своим высокомерием ебаным. Фёдоров появляется на пороге его квартиры неожиданно, намеренно выбивая почву из-под ног, а затем ставит свои условия. Слава переживал, что люди могут подумать, будто он на одной стороне с их любимцем, — и это было губительно как для его детища, так и для его гордости. Только если он не с Мироном, то выходит, что он тот еще мудак, который блядство оправдывает. И Фёдоров его за это обвинял в первом полудиссе на Алишера. — Первый куплет обо мне? Ты правда подумал, что я не пойму твой тонкий английский юмор? — у них разговор сворачивает в перекидывание обидками, что Славе не нравится, а сдержаться уже невозможно. — Типа замаскируешь всё арийским шнобелем, и первый куплет не про меня? — Несмешно, — хоть и отдает чем-то для Федорова важным и ценным, по чему он правда скучал. — Это реальная претензия. Мирон был уверен, что Слава не поймет. Не поверит в то, что Мирон смог вытерпеть хоть один его стрим, чтоб написать на это ответ. Или захочет снова его видеть, пусть и картинкой на экране. Мирон следит за всеми новостями и обновлениями, но никогда не подписывается, не оставляет следов. Это правило въедается прочно подкорку. Мирон последний год злится на него за многие вещи, и Слава этим пользуется нагло, по противоположной системе координат выставляя всё на потеху публике. За это Мирон не злится. Ещё одно правило, к которому привык. Связанное с Карелиным всегда основательно впитывается под кожу, становится частью. Строчки пишутся сами по себе, и в конце Мирон путает всё, чтоб Слава точно не понял, что это может быть про него. Слишком сложно найти что-то, что делается Мироном не для него. Слава ведётся на его удочку только для потехи публике, цепляясь за то, что не встречался ни с какой бывшей Оксимирона. — И что ты знаешь? — возвращает ему Слава. Фёдоров не скажет, что от чужого голоса по груди разливается тепло, потому что тогда Слава попросил бы не ссать на Оксимирона. Не стоит, господа, пачкать икону. — Ты даже не верил, что у меня вообще она есть, — Карелин напрямую ничего не говорит, и Мирон, уже давно мучающийся от бессонницы, сначала по-дурацки молчит, пытаясь сообразить. Рука бессознательно тянется к электронке, и голова начинает работать не столько от никотина, сколько от мысли, что Слава сейчас его засмеет. Как настоящий мужик, тот курит только сигареты, не признавая всё, что с какими-то дополнительными вкусами. — Совесть? — уточняет по шаблону, хотя, наверное, должен спросить, зачем это Славе. Мирон, скорее, должен извиниться, собраться и попросить больше никогда не вспоминать о нем. Как сделал это, когда Славе нужно было поговорить. — Вот кому «им» ты тащишь релиз, зай? — Слава игнорирует, потому что не любит, когда вопросом на вопрос. — Мне же он. — Тебе, — отрицать невозможно, да и нужно ли? — Чувак, однажды напиши трек о том, как ебался с шалавой, которую слили в Твиттере, — Слава смеётся. — Чтоб все точно поняли, что это про меня. — И вправду у тебя совести нема, — Мирон огрызается по привычке. — Как у рыжих души. Они не говорили больше года, но Окси намеренно не считал, потому что получилось всё по-глупому. Федорову казалось, что теперь они точно расстались, безвозвратно было потеряно доверие к человеку, которого считал иногда единственным, кто понимает. Или хотя бы пытается понять. А все-таки со Славой никогда и ничего у него не было навсегда: сначала казалось, что эти отношения точно до конца, а потом бесконечная череда расставаний, включая баттл. Даже ненавидеть его долго не получалось. Мирон не знал, зачем после баттла они сошлись в очередной раз, поскольку можно было тогда закончить всё на красивой ноте и больше никогда не видеться. Толчок на афтер-пати в баре «1703» — не самое лучшее место для примирительного перепихона, тем более для Мирона, который за час до этого отказывался пить со Славой из одной бутылки, а потом не смог прервать наваждение, не смог отказаться от очевидной, ломающей его изнутри слабости. Федоров считал себя победителем просто за то, что уговорил всех со стороны «Лиги Гнойного» перейти на его территорию и даже проставился. Карелину нужен был легкий способ, чтоб бросить баттлить; Мирону нужен был безболезненный способ бросить Славу. Безболезненно не получалось. — Не живу, — Мирон на другом конце звонка тогда выпалил реплику быстрее, чем Слава успел сказать «алло». Карелин закатил глаза, ковыряясь в дверном замке. Они с Ваней в ту пору въехали в новую хату уже два месяца как, но все ещё не поменяли дверь, запор которой пережил Брежнева. К слову, о запоре. — Не верю, — он сам не знает, по привычке прикалывается сейчас или искренне язвит. — Ты же мне звонишь. — Ты говорил на баттле, что я живу славой творца, — серьёзно произнес Федоров, будто для него это был прямо сейчас вопрос жизни и смерти, — Я не живу славой творца. Что вообще значит «всё ещё»? С баттла прошло полгода. Машнов успел устроить еще три ивента, выпустить два релиза, словить тонну дизлайков, сняться в низкорейтинговом музыкальном шоу и вообще жил припеваючи, всё также на приколе. Баттл-площадка вообще цвела, и он даже задумался провести соревнование среди неизвестных баттл-эмси за какой-нибудь Кубок имени Птичьего пепла. Да и хату поменяли на получше, правда все ещё со Светло, потому что Ване было комфортно делить с кем-то жилье, а Слава не мог оставаться один. Остальные вероломно их покинули: Джигли отвалился из-за обыденных дел и скучной нормальной жизни, Замай же занимался очень важными делами (Слава пытался убедить Ваню, что Андрей устраивает революционный заговор и достает им всем поддельные паспорта, но Фаллен задавал слишком много уточняющих вопросов, чтоб уже на втором понять, что Машнов прикалывается, и послать его нахуй). — Блядь, ты вмазанный, что ли? Или просто упоролся? — Слава злился на замок, на себя и на Ваню, на Мирона за умение появляться в его жизни невовремя. — Мужик, время одиннадцать, рано для таких вещей. Старое твое сердце остановится такими темпами, тогда реально жить не будешь. Он не понимал, зачем продолжал разговаривать с человеком, который и так дал ему уже больше, чем мог. Дверь упорно не поддавалась его воздействию, и Мирон молчал тоже, поэтому Слава продолжал говорить, поскольку умел и любил, особенно в тишине лестничной клетки, пока там, за внезапным препятствием, его ждут два очень голодных котика. Слава Окси очень благодарен, только хотелось бы двигаться дальше: продолжать троллить, написать ещё парочку диссов, монетезировать хайповое имя, — правда уже про рэпера Оксимирона, а не про бывшего, с которым расставание привело к многим другим печальным последствиям. Еще одно такое происшествие в жизни — точно ляжет в дурку. — Я не употреблял после баттла, — Окси хмыкает, и Карелину стало интересно, чем занимался в это время он. Лишь бы не дрочил. — Аргументируй про творца. «Пососи-ка ты хуйца», — хочет сказать Слава. — Ты даже не знаешь, сколько мне лет, мэн, — говорит Слава. Его не задела ни одна мироновская строчка, но почему-то въелось под кожу, когда при упоминании ситуации пятилетней давности Федоров сказал, что Карелину было пятнадцать. Пятнадцать, блядь. По мнению Мирона, они стали встречаться как только Славе стукнуло восемнадцать? Фетиш на возраст согласия или просто топовая шиза? — Я же говорил на баттле, что тебе двадцать семь. Слава закатывает глаза, чувствуя усталость всего мира, но внезапно что-то меняется. Замок охотно двигается, заканчивая войну, и Славе ничего не остаётся, кроме как ликовать с того, что ключ наконец-то срабатывает по предназначению, открывая проход в квартиру. Нет ничего лучше дома — факт. — Объясни, как мне могло быть в две тысячи одиннадцатом пятнадцать лет, — несмотря на приподнятое настроение, всё ещё есть фактор, влияющий на его низкую отметку. — Обоссаный гуманитарий. — Без оскорблений. — А то что? Снова будешь ебать мам и моей перепадёт? После того разговора они вновь начали перекидываться сообщениями в Телеграме, что мешало Славе диссить Мирона по-серьезному, а на съёмках одного из баттлов при упоминании Оксимирона он так расплылся, что теперь это активно форсилось в качестве мема. Машнов от воспоминаний грустно улыбается. Такой уж оксюморон. Стоило тогда послать Федорова нахуй вместе со всем окситабором. В итоге Слава сам не баттлил уже несколько лет; Мирон от него отказаться так и не смог, исправно вставляя в треки использованные Славой рифмы. — Просто жертва палочной системы, мэн. Я не мог бросить Лигу и рвануть за тобой по всему миру, оставалось только троллить на расстоянии, — Слава такой привычный, родной. Хочется к нему прикоснуться, почувствовать тепло. Тяжело, когда ты бросил партнера, который красивый, умный, ещё и талантливый. Только пиздлявый и всегда на противоположной стороне. Мог бы, если бы захотел, думает Окси. Зависит только от желания. Можно было хоть назвать «Лига Гнойного: Евротур» и снимать со всеми полюбившимися эмси, которые покинули страну. Про осенний тур вспоминать не хочется, это теперь даже незначительно в системе их координат. — Слушал мои треки? — Смотрел твои стримы, — признается Мирон, хотя обещал ему правду больше никогда не говорить. Все двери ведут Мирона к Славе. Так однажды одна дорога привела Славу к Мирону. — Чего ты хочешь, Слава? — Мирон стоял в проходе квартиры, не пропуская на свою территорию. Славе чужая земля была не нужна. В нынешних реалиях Мирон, задумываясь над этим, усмехается горько. Имя бывшего оппонента неприятно режет слух. Окси обвиняли в том, что он хочет славы. «Тебя», — хочет сказать Машнов. Но язык не двигается. — Баттл-реванш, — ухмыляясь, через силу бормочет он. Мирон без лишних слов понимает, что расстанутся они в следующий раз уже по инициативе партнера, чтоб счёт был равный. Рвут отношения, как играют в шашки. У Славы отлично получается, Мирон видел. Да и мирятся по ходам. Окси легко прощает Славу после выхода «Жертвы». Должен был обидеться, но почему-то принял любовный дисс. «МИРОН ЯНЫЧ, С ВАШИМ ДНЁМ! ЯХОНТОВЫЙ ВЫ НАШ! ДРАГОЦЕННЫЙ! СНОВА ВОСЕМНАДЦАТЬ?» Фёдоров смотрел на пришедшее в директ сообщение с опаской. Он всегда любил отвечать фэнам, особенно когда кому-то нужна помощь и моральная поддержка (как гласит истина: если не можешь помочь себе, пытайся помочь ближнему), но Гнойный в их число не входил. Больше не входил. Хватило того появления на пороге. Судя по количеству постиронии в письме, бывший во всех смыслах находился в видоизмененном состоянии. На трезвую голову сходиться им как-то не приходилось. «Придурок, оно в феврале» «ДА ПОХ!» Слава клятвенно заверял, что Мирону показалось, ведь он завязал с наркотой и алкоголем, перешел на трезвость, и Окси удивляло, что Слава, зная, как это важно для Мирона, держал своё слово до сих пор. Тогда Мирон надеялся, что всё, что Слава ему обещал, тот сможет сдержать. Даже если Федоров больше не может его просить о чем-либо. — Так что ты здесь делаешь? — Мне нужно сделать кое-что, — говорит Мирон, отводя взгляд, — После чего я не смогу больше с тобой увидеться. — И что это за темка такая? Все-таки сделаешь каминг-аут? — Слава заинтересованно глядел на него, прищурившись. Искал подвох. Мирон сам его искал. — Нет, конечно, — Окси фыркает, — Я не настолько проработал свою травму. Слава не задает больше вопросов, а Мирон не может найти нужных слов. Заготовленная ранее речь не была теперь актуальной. Мирон хотел серьезно заняться оппозиционной деятельностью, в том числе, открыть «Лигу опасного интернета», чтоб всем артистам, блоггерам, да и обычным людям, пострадавшим от произвола околоправительственных организаций, было куда обратиться. Это было сложно осуществить, даже не было но Федоров верил, что у него получится. Управлял же как-то «Букинг Машин»? — Хочу бороться со злом, — Мирон запускает ладонь в волосы, — Поможешь? — И чем я могу помочь? — смеется Машнов. — Оксич, что за хуйня? Просто скажи уже, как есть, что поебаться там приехал или что тебе ещё от меня обычно надо? Федоров поджимает губы, отворачиваясь. Кухня у Славы не самая интересная, хоть и не убитая, какие раньше он видел, когда Гнойный ютился с Фалленом. Во всяком случае, узоры на обоях сейчас интереснее, чем Слава. — Нет, Карелин, ты просто конченный. Мне нужна помощь в развитии «Лиги опасного интернета». Я выпущу клип через несколько дней и жду поддержки. Было бы анрил, если бы ты поддержал, — Мирон предложение в полном молчании и судорожно хватается за чашку. Слава, в отличие от Мирона, подвох находит быстро, начинает щетиться вновь, будто бы не было секунды забытия. — Поддержал как? — снижает голос и специально по слогам растягивает. За напускным спокойствием у Машнова всегда скрывается нежелание отвечать на вопросы, говорить или слышать правду. Окси его изучал целых десять лет, возился, как с редким объектом. — Твоя площадка могла бы влиться в «Лигу», — Мирон пожимает плечами, тоже видимость важного и уверенного создает, бросая пыль в глаза, и, ей-богу, от наступающей панической атаки оставался один шаг. Напряжение в воздухе появилось само по себе. Федоров чувствовал на низких вибрациях, будто девчонка из запрещенной в Русской Федерации социальной сети, как сильно Слава недоволен их диалогом. Мирон был согласен отплатить Славе, если тот согласится. Не может же Слава, столько лет добиваясь с ним чего-то общего, сейчас отказаться? — Нет, — покачивая головой, выдает Машнов, и Окси распахивает в удивлении глаза. — Нет? — Нет, — повторяет Слава, подходя к холодильнику. Первый шок от появления Мирона в его квартире проходит, и Гнойный вспоминает, что еще в аэропорту мечтал прийти домой и пожарить пельменей. Хоть бы живые были. — Зачем мне подвергать опасности свою площадку ради твоей стремной авантюры? Тебя даже не ебут, а нас всех выебут из-за тебя. Мирон фыркает. — Меня, знаешь, пытаются преследовать и взламывать, чтоб потом утопить в говне. Пришлось удалить все наши переписки и фотки. — О нет, теперь тебе не на что дрочить, — Слава покивал головой. — Теперь я всё понял. Как же страдал Оксимирон без моих нюдсов! Так сильно, что пришел с предложением купить мою жопу. Якобс заканчивается. И всё это было как-то нехорошо. Неправильно.