Loser=Lover

Иногда возникает чувство, словно их жизни — это фильм. Мальчики, выросшие по соседству, враждующие семьи, секреты, соперничество, переросшее в дружбу, а затем в любовь. И ощущение, что наступит конец света, если кто-то об этом узнает (возможно, так и будет). Эта история определённо подходит для большого экрана. Довольно хороший сценарий. Но это не Голливуд. Они не Ромео и Джульетта. Никто не умрёт, но у них будет свой счастливый финал, уж точно. И если Пхату ещё раз придётся наблюдать, как Пран плачет из-за всех глупых решений, принятых родителями, он точно не выдержит. Это Пхат сделал что-то плохое в прошлой жизни, чтобы заслужить всё это дерьмо, но не Пран. Пран не заслужил. Решение, недавно пришедшее в голову, кажется лучшим на данный момент из всех. Пхат может увезти своего парня в какое-нибудь тихое местечко, на пляж, поселиться в комнатке в нескольких часах езды и просто побыть вместе. Вдвоём. Если он не может дать ему ничего другого, он может, по крайней мере, отвезти его туда, где их никто не знает, подальше от всех любопытных глаз. Нет никакой опасности, что войдёт папа или Корн прервёт их стуком. И когда они снимают плавки после пробежки по песку, чтобы принять душ, и распаковывают вещи, Пхат представляет себе сцену из их будущего, где они делают всё то же самое. Вместо чемоданов они распаковывают коробки, потому что переехали. Нет, не в отель, а в дом. Или квартиру. Пхат постепенно осознаёт, что любая мысль после окончания университета включает в себя Прана. Их квартира. Их комната. Их кухня. Их будущее. Их. Их. Может, они и собаку заведут?       — Всю ночь собираешься там простоять? Голос Прана возвращает его к сегодняшнему дню и к тому факту, что он уже Бог знает сколько времени стоит полуголый в дверях ванной, уставившись в никуда. Судя по выражению лица Прана, стоит он достаточно долго, чтобы вызвать беспокойство. Пхат мысленно встряхивается и быстро натягивает рубашку, прежде чем забраться под одеяло к своему парню. Он устраивается поудобнее, и они поворачиваются лицом друг к другу. Может, это должно пугать, насколько комфортно Пхату стало думать о них. Вместе. Всё время. Как легко было перейти от борьбы друг против друга к борьбе друг за друга. Но опять же, они всегда были связаны, с самого детства, так чего же на самом деле ожидали их родители? Что они никогда не взглянут на ситуацию под другим углом? Не будут задаваться вопросом, в чём, чёрт возьми, настоящая причина их вражды? Это же полная чушь.       — Приём, — прикосновение ко лбу вновь возвращает в реальность. Пхат моргает, сосредотачиваясь на Пране, на его лице застыло либо беспокойство, либо удивление, а может, и то, и другое. На самом деле этот взгляд ему очень знаком.       — Я задумался, — шепчет Пхат, перехватывая руку, которая тычет уже в лицо, чтобы переплести их пальцы.       — Это опасно для тебя.       — Ой, — протестует он без особого энтузиазма, чувствуя, как губы сами по себе складываются в усмешку. Пхат наблюдает, как в ответ ухмыляется Пран, хоть ухмылка и пропадает быстро с его лица, и они снова просто смотрят друг на друга.       — О чём задумался? — всё же спрашивает Пран. И, может, это всё потому, что его мысли уже были заняты о них, но перемена настроения в комнате ощущается слишком резко, словно тяжкий груз, накрывая их как одеяло с головой. Причина, по которой они здесь оказались, это то, чего они избегали целый день. Такое чувство, словно они должны были поговорить об этом, но ни у одного из них духу не хватило начать разговор. Они оба огородились от него. Хотя они должны были бы. В любом случает должны. Может, поговорят завтра. Но прямо сейчас в голове Пхата лишь одна мысль, и она кажется гораздо важнее, чем тема, связанная с их семьями. Пхат шепчет себе под нос, надеясь, что стук сердца не выдаст его.       — Я думаю о… — он замолкает, изображая безразличие, которое на самом деле совершенно не испытывает. Пран терпеливо ждёт, даже когда Пхат распутывает их пальцы, чтобы убрать невидимую прядь волос с лица своего парня. Ему нравится любой повод прикоснуться к нему, даже если в этом нет особой необходимости. — О том, как сильно я люблю тебя. Ладно. Это легче, чем он думал. Пхат не помнит, чтобы он когда-нибудь раньше видел как спектр эмоций так быстро сменяется на чужом лице. Это выглядит захватывающе, но, наблюдая, как слёзы наворачиваются на глаза Прана, Пхат на долю секунды впадает в панику, опасаясь, что он его расстроил. Но это неправда, потому что Пран практически бросается Пхату на грудь, чтобы подавить звуки, которые, без сомнения, норовятся вырваться из него. Пхат понятия не имеет, что делать, кроме как осторожно обхватить его руками и медленно поглаживать, пока он не успокоится. К счастью, много времени это не занимает. Всхлипы Прана затихают, и проходит ещё несколько минут, прежде чем Пхат чувствует лёгкий удар кулаком в грудь.       — Ты такой отстой, — слышит он где-то у подбородка голос, приглушенный тканью собственной рубашки. Из него вырывается смешок, полный недоверия.       — Это я то отстой? — переспрашивает он, пытаясь заставить парня отпустить его и посмотреть ему в глаза. Пран снова толкает его в грудь, но без особой силы.       — Да. Ты отстой, — повторяет он снова, наконец поднимая голову. Пхат инстинктивно тянется вытереть влагу с его щёк. Слёзы — именно та реакция, которую он не хотел, но он полагает, что это было неизбежно. — Ты не должен был говорить это сейчас. Пхат глупо моргает. Что?       — А когда я должен был это сказать? — спрашивает Пхат, безуспешно пытаясь помешать Прану попытаться слиться воедино с ближайшей подушкой.       — Никогда. Пхат ни малейшего представления не имеет о том, что происходит, и будь он проклят, если не разберётся в этом прямо сейчас. Он вдыхает, тянется к руке Прана и вновь переплетает их пальцы, испытывая облегчение, когда парень не отталкивает его.       — Пран, — начинает он, подвигаясь чуть ближе к кокону из одеяла, который называет своим парнем, — ты не обязан отвечать мне тем же…       — Нет, замолчи. Я люблю тебя, ты просто невыносимый, — Пран так быстро тараторит, что Пхат едва ли не пропускает важные слова мимо ушей. Потребовалось немало времени, чтобы осознать. Ему не показалось.       — Хорошо, — Пхату буквально силой пришлось отобрать у Прана подушку, и даже так он не осмелился поднять глаза на парня. Ладно, из-за того, что они постоянно дрались друг с другом, не потребовалось много времени, чтобы уложить Прана на спину и прижать его запястья по обе стороны от его головы. Обычно это довольно неловкая поза, но сейчас это единственный способ заставить Прана посмотреть Пхату в глаза. И вроде как это сработало. «Вроде как», потому что Пран всё ещё извивается.       — Пран, — начинается ещё больше сопротивления. Ни один из них не собирается сдаваться. — Что ты имеешь в виду? Пран перестаёт извиваться лишь для того, чтобы, прищурившись, взглянуть на парня.       — Что ты имеешь в виду под «что я имею в виду»? — спрашивает Пран, словно Пхат придурок, который не знает значение фразы «я люблю тебя».       — Ну, — Пхат делает паузу, ожидая, пока его парень успокоится, и только после этого отпускает его запястья, аккуратно перекладывая руки на чужую талию, — что ты имел в виду, когда сказал, что я никогда не должен такое говорить? Именно эта часть почему-то тревожила его. Казалось, словно он её специально сказал, чтобы Пхат смог ухватиться за неё. У Прана есть одна привычка, иногда он теряется в собственных мыслях и начинает всё переосмысливать. Он отворачивает голову и смотрит на… Ну, в общем-то, ни на что. Может, на стену. Пхат наблюдает, как его челюсть двигается, когда он хочет что-то сказать, но явно не знает, как правильно преподнести слова. Он позволяет ему всё обдумать, понимая, что пришло время что-то сказать, только когда несколько капель слёз скатываются по щеке Прана. Пхат немедленно стирает их с чужого лица, прижимая руку к щеке.       — Эй, — тихо бормочет он, — поговори со мной. Пожалуйста. Прану требуется ещё минута, чтобы перевести дыхание, его взгляд всё ещё прикован к какой-то невидимой точке за спиной Пхата.       — Я так долго этого хотел, — шепчет он срывающимся голосом, накрывая чужую руку своей. — Я никогда бы не подумал, что смогу услышать эти слова. Это признание до боли сжала грудь Пхата, и на долю секунды он почувствовал, как в нём вспыхнул гнев. Гнев на людей, которые никогда не разрешали Прану быть счастливым. Но это чувство погасло так же быстро, как и появилось. Сейчас нет дела для таких эмоций. Не находя слов, Пхат сползает, и оказывается под боком у Прана, одной рукой притягивая своего парня, чтобы прижать его к груди. Пусть он поплачет. Пхат изо всех сил будет его утешать.       — Ты заслуживаешь всего, чего когда-либо хотел, — шепчет он минуту спустя, не уверенный, слышит ли это вообще Пран. Они лежат вдвоём. Может, минут десять. Может, час. Достаточно долго, чтобы они оба успокоились и по большей части начали просто обниматься. Пхат думает о том, чтобы уже заснуть, но есть ещё несколько вопросов, которые он хотел бы обсудить.       — Итак, — начинает Пхат, ожидая, пока Пран издаст хоть какой-нибудь звук. — Давно?       — Даже не думай, — предупреждает Пран, и это знак, что он, по крайней мере, чувствует себя немного лучше.       — Как долго? — продолжает Пхат, несмотря на очевидное предупреждение. — Старшая школа? Пхат догадывается, когда парень замолкает.       — Средняя школа? Пран раздражённо вздыхает.       — Разве это имеет значение? — спрашивает Пран, приподнимая голову. — Ты в любом случае признался первый. Я тебе нравлюсь. О, да, он определённо чувствует себя лучше.       — Нет, — говорит Пхат. Пран удивляется, о чём свидетельствует морщинка между бровями. — Я люблю тебя. Является ли покраснение на лице Прана румянцем или это из-за недавно пролитых слёз, Пхат, возможно, никогда и не узнает. Но у него есть предчувствие.       — Это не смешно, — вздыхает Пран, пытаясь оттолкнуть парня от себя.       — Но ты улыбаешься, — замечает Пхат. Пран фыркает. — Эй. Эй, Пран. Пхат не успокаивается, продолжая звать его, даже когда парень поворачивается к нему спиной.       — Пран.       — Что? Пхат обхватывает его обеими руками и притягивает к себе, прижимаясь спиной к груди. Он оставляет лёгкий поцелуй на его линии челюсти.       — Я люблю тебя. Пережить столько разных эмоций за такой короткий промежуток походит на отрезвляющий удар. Если бы Пхату пришлось выбирать только одну из них, то это определённо было бы то, что он чувствует прямо сейчас, видя ямочки на щеках своего парня. Он никогда не видел ничего прекраснее. Слушая его смех Пхат постепенно осознаёт, что именно это его любимый звук. После многих лет, когда их кормили ложью, указывали, как себя вести, что чувствовать, теперь у них есть она. Любовь, которая принадлежит им двоим. Она только их.