Постгуманизм — это философское течение, последователи которого сомневаются в представлении о человеке как венце эволюции и стремятся понять, что вообще значит быть человеком в современном мире. В парадигме гуманизма человек и его благо выступают в качестве высшей ценности. В постгуманизме всё несколько иначе; человек — это всего лишь один из множества видов живых и неживых объектов на Земле — растений, животных, машин и так далее, а их роль в истории и эволюции не меньше, чем роль человечества.
Во вторник, в день похорон Джессики, шёл сильный ливень, что было очень метафорично. Нет, не в смысле пролитых слёз: прошедшие два дня мои глаза были суше песков Сахары. Скорее ливень был метафорой бессмысленности, преждевременности её смерти, чего-то в корне неправильного, от чего теперь планета пыталась поскорее отмыться. Или того, с каким тщанием Каллены очистили место преступления, прикрывая меня. Меня выписали из больницы только сегодня утром, хотя я была готова покинуть палату ещё в понедельник. Карлайл счёл, что такое быстрое восстановление будет выглядеть подозрительно. Он и так не подпускал к нам с Анджелой никого из медперсонала, прикрываясь моральной травмой бедных девочек, которым лучше не оставаться с малознакомыми людьми. Анджела всё ещё оставалась в больнице: у неё была трещина в ребре и малокровие. На похороны меня отвезли Джонсы, взявшие выходной. Там собралась добрая половина Форкса: дело было ужасное, нашумевшее, и многие пришли поддержать скорбящих родных. Джонсы стояли рядом с Веберами, а моя компания состояла из наших с Джессикой школьных приятелей: Майка, Эрика, Лорен и Тайлера. Эрик и Тайлер вели Майка Ньютона под руки: он, кажется, разучился моргать и смотреть по сторонам. Не важно, была это любовь всей жизни или, что вероятнее, школьный роман, но пережить потерю своей девушки от ножа маньяка — не самый радужный опыт в неполных восемнадцать лет. Оказалось, у Джессики была старшая сестра, заканчивающая последний курс колледжа. Джесс никогда о ней не говорила, может, они так и не стали подругами… Но я была рада, что было кому обнимать тихо рыдающую чету Стенли. И вот она я, сижу на четвёртой от алтаря и гроба перед ним лавочке, окружённая одноклассниками, как прикрытием. Убийца всегда возвращается к телу. Происходящее напоминало дурно написанный детектив. К моменту прибытия на кладбище ливень стих до какой-то вялой, обречённой мороси, словно говорившей: «от такого не отмыться». — Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху в надежде на воскресение… — говорил мистер Вебер, бросая комья земли на гроб. «Прости, что нам под небом звёздным К твоей плите носить цветы. Прости, что нам остался воздух, Каким не надышалась ты,» — гласила надпись на надгробии, которое выбрала чета Стенли.***
В воскресенье после обеда в моей палате было множество посетителей. Карлайл, плохо поддающийся влиянию шериф Свон, недоверчиво слушавший мой рассказ, словно зная, что ему чего-то недоговаривают, Джонсы, Эсме, Элис и Джаспер, Эмметт, Розали… Вечером зашёл Эдвард. Вид у него был такой, будто он пришёл на казнь. Я закатила глаза. — Привет, пташка, — улыбнулся он. — Как ты себя чувствуешь? Как-как? Как будто провела уикенд с маньяком. — Лучше, после того, как напилась и поспала, — ответила я вслух. Карлайл что-то подмешал в кровь, и мне удалось урвать несколько часов сна, прежде чем пришлось разбираться с полицией. Он отбросил притворное спокойствие и опустился на колени перед койкой, сжимая мои руки в своих. — Дафни, прости, меня, прости, я так виноват перед тобой, знаю, я не заслуживаю, но… Я уставилась на него, хлопая глазами. — Э-э, в чём, прости? — Ну, с чего бы начать? — спросил он в притворной задумчивости и горько усмехнулся. — Наверное, с того, что я не убил кочевников там, на вырубке, хотя слышал потенциальную опасность в их мыслях. — Никто не подлежит наказанию за мысли, — устало возразила я. — Ни я, ни Карлайл, ни Эсме тебя бы не поняли. — Зато понял бы Джаспер, — нахмурился Эдвард. Я вспомнила, как проведший юные годы на войне майор орал на Эдварда испанским матом. — Далее, за то, что тебе пришлось бежать от нас, чтобы помочь Джессике. За моё неверие в твои силы. За решение, которое я бы принял, раскрой ты шантаж. — Но я ничего не сказала, — я подняла брови, то ли в удивлении, то ли в непонимании. — Я всё решила сама и ошибку совершила без чьей-либо помощи. Откуда Эдвард знает, как бы он поступил, расскажи я всё им? Да, в моменте я верила, что он откажется спасать Джессику, рискуя, но теперь я была уверена, что мы что-нибудь бы придумали, вступился бы Карлайл, Джеймс до последнего ждал бы меня на тропе… Это всё уже не имело значения. Всё уже сложилось иначе. — За то, что не нашёл тебя сразу… За то, что не добрался до ядра Земли, лишь бы найти тебя… — он посмотрел мне в глаза и снова опустил взгляд, прежде, чем продолжить шёпотом. — Что он сделал? Заставить вампира так быстро испытать жажду можно, только разорвав его на части… Я освободила свои руки из его, чтобы скрестить их на груди. — И зачем ты хочешь знать? — сузив глаза, спросила я. — Знать, до каких пределов простирается моя вина, — прошептал он, снова поднимая взгляд. Наверное, во мне должны были проснуться такие эмоции, как сочувствие, ощущение поддержки и мирная горечь. Страдания дорогих людей в каком-то, чисто эмоциональном смысле, бывают хуже собственных. В конце концов, синдром выжившего тоже должен был скоро проявиться. Но всё, что я почувствовала — это раздражение. — Адские колокола, Эдвард! Ты такой эгоцентрист! Какая разница, что он сделал? Это сделал он, и это уже случилось! Ты виноват в произошедшем не больше, чем Джаспер, Элис или Карлайл, и уж точно не больше, чем я или Джеймс! — я повысила голос и услышала беспокойный шум где-то за пределами палаты, после чего перешла на разгневанный шёпот. — Время признать, что Вселенная не вертится вокруг тебя, и иногда твои действия ни на что — повторяю — ни на что не влияют. Дерьмо случается! И иногда с этим ничего не поделать. Я-то, конечно, могла поступить по-другому. Но мы говорили об Эдварде и его мнимой вине.***
После этого разговора Эдвард не пытался больше извиняться или разговаривать о Джеймсе. Я периодически слышала его шаги или голос в больничном коридоре, но не видела его ещё пару дней. В понедельник зашёл Сэм Адли. Я очень хотела его увидеть, потому что желала прояснить некоторые подробности, но никак не решалась спросить. Он не спешил заводить разговор. — Итак?.. — спросила я. — Я рад, что ты жива, — начал Сэм. — Да, это мне, конечно, повезло, — в голос просочился незапланированный сарказм. Я сделала паузу, зажмурилась, вздохнула и решилась. — Сэм, я нарушила нашу Конвенцию. — Я знаю, — сказал оборотень. — Чего? — вытаращилась я, оторвавшись спиной от подушки. Понимание накатило вместе с ужасом и отвращением. — Ты посмотрел… — Да, — ответил он. — извини. Это было вопросом безопасности. Нужно было знать, на что способны самые дикие из хладных. — Полагаю, что по нашей Конвенции я подлежу казни, — без эмоций заметила я, откидываясь обратно на подушки. — Не совсем, — через паузу возразил Сэм.— Видишь ли, видео дало мне понять, что убийство — дело рук красноглазого, как его?.. Джеймса. Я пересказал случившееся стае, и они со мной согласились. Чёрт подери. Телепатия. — Ты хоть записи уничтожил? — обречённо спросила я, не желая, чтобы это видела хоть одна душа. — Разумеется, — заверил Адли. — Не смей думать об этом при Эдварде! — предупредила я. Ответом мне была подозрительная тишина. Я подняла взгляд на стушевавшегося Сэма. — Твою мать… Ты уже? — Он подловил так неожиданно, что я не успел подумать о том, чтобы не думать, — заявил волк с долей извинения в тоне. Значит, Эдвард знал. Видел, пусть через экранчик камеры, через воспоминания Сэма, но видел, как Джеймс снял с меня кожу. Медленно. По кусочку. А стоило вампирской части моей сущности исцелить моё тело, предложил мне Джессику в качестве закуски. — Тогда, пожалуйста, не убивайте его, даже если он попросит очень вежливо. Мне кажется, он не совсем в порядке, — вздохнула я, прикрывая глаза рукой и массируя переносицу. — Что насчёт тебя? — спросил Сэм. Что насчёт меня? Я не знала. Я вроде как была всё время слишком уставшей, чтобы что-то чувствовать. — Как Анджела? Карлайл упомянул про запечатление… — спросила я вместо ответа. — Да, и это тоже сильно повлияло на решение стаи касаемо тебя. Ты спасла уже вторую запечатлённую, Дафни, мы очень тебе благодарны. Если волк потеряет свою истинную, он никогда больше не почувствует счастья, — искренне и твёрдо проговорил Адли. — Пф, я делала это не для вас, если что! — с ноткой раздражения заявила я. — У Анджелы-то кстати, выбор есть? Или всё, выкрадываете её и выдаёте замуж за Джейкоба? — я так хотела, чтобы у Анджи была нормальная жизнь, для которой она, казалось, была рождена. И все мои усилия шли насмарку. — Я же рассказывал тебе про запечатление, — с укором возразил Сэм. — Джейкоб будет для неё тем, кем она захочет его видеть: мужем ли, другом или защитником. Ей достаточно быть живой; он сделает всё, чтобы она была счастлива. Его слова немного успокоили меня. — Он даже не подходил к ней пока. У Анджелы будет много вопросов, когда она будет в состоянии общаться. Я введу её в курс дела, расскажу правду о нас, о Калленах и кочевниках. — И обо мне, — поняла я. — И о тебе, — согласился Сэм. — Без этого понятно не будет.***
Итак, во вторник меня выписали, и я вернулась в дом Джонсов. Шла неделя пасхальных каникул, после которых я должна была, как ни в чём не бывало, пойти в школу. В среду Джонсы объявили, что нашли в Порт-Анджелесе отличного психотерапевта, специалиста по ПТСР, и сегодня они повезут меня на первый приём. В аппеляции Карен мне отказала. В центре города стояло стеклянное здание высотой в семь этажей, располагавшее в себе кофейню и аренду офисов, один из которых занимал адвокат Джек Джонс, а в других находились различные мелкие фирмы и частные практики, в том числе доктор Селена Адамс. Джек довёл меня до самой двери, лишив возможности ретироваться и избежать необходимости врать о случившемся на протяжении полутора часов. «Здравствуйте, мне восемьдесят семь, моя мать умерла в родах, а отец — вампир-вегетарианец. Как вы думаете, как это повлияло на моё становление, как автора сценария фильма «Век вечности»? Что? Не смотрели? Вы что, это номинант на Оскар в шестьдесят пятом году! Кстати, на прошлой неделе на меня напал другой вампир, уже не вегетарианец, чистый социопат и садист, заставил убить одноклассницу. Вкусно, но грустно.» И привет, психбольница. Доктор Адамс оказалась женщиной лет сорока в элегантном чёрном костюме, с волосами, убранными в хвост. Белый халат покоился на спинке кресла, видимо, чтобы не мешать доверительной беседе. — Здравствуйте, мисс Картер, меня зовут доктор Адамс, но вы можете называть меня просто Селеной, если позволите называть вас Дафни. По рукам? — Добрый день, Селена, — проговорила я, плюхаясь в кресло. Часть мозга, наверное, недобитая человеческая, шептала мне: «скажи ей правду, давай посмотрим на её лицо». Я наградила это альтер-эго ментальным подзатыльником. — Итак, Дафни, ваши опекуны рассказали мне в общих чертах, что произошло. Мне очень жаль вашу одноклассницу. — Спасибо, — вежливо ответила я. В кабинете были лимонно-жёлтые стены. Где-то, когда-то, я читала, что жёлтый — самый популярный цвет в психиатрических клиниках. Считается или считалось, что он купирует психоз. В окне было видно кусочек голубого неба — в Порт-Анджелесе вообще солнце появлялось чаще, чем в Форксе, по крайней мере, мне так казалось. В свои права повсюду вступила весна, и из приоткрытого окна долетали ароматы цветения. — Так вы говорите, что вынесли из этой ужасной истории какой-то ценный урок? — спросила Селена. — А? — я посмотрела на неё. Доктор выжидательно глядела в ответ. Уже некоторое время я вела разговор на автомате и, кажется, сболтнула лишнего. — Ну, да… — замялась я. — Расскажите, пожалуйста, — подбодрила меня Селена. На секунду я задумалась. Безотчётно я сообщила доктору, что вынесла урок: так ли это? Какой? — Кое-что о природе человека, — ответила я. И о природе вампиров, конечно. — Мы, в сущности, мало чем отличаемся от животных. Есть охотник, есть жертва. Иногда эта жертва — зверь, иногда — человек. И тот, кто не является охотником, рано или поздно становится жертвой. Селена продолжала смотреть на меня с выражением вежливого интереса на лице. — Люди со спокойной душой охотятся на зверей, некоторые ради пропитания, некоторые ради удовольствия, и при этом считают охоту на людей преступлением. Но если задуматься, чем это отличается? Да, с точки зрения религии, у человека есть душа… Но и людям, и животным была дарована жизнь. Чем так сильно отличается убийство животного от убийства человека? И то, и другое должно быть либо преступлением, либо естественным порядком вещей. Но я ещё не разобралась, что из этого ближе к истине. Полагаю, это зависит от того, что считать естественным состоянием человека: мир или войну, порядок или хаос. Когда сеанс закончился, Селена пригласила Джека в кабинет. Я же отправилась на первый этаж бизнес-центра. «Мне кажется, ей стоит приходить ко мне два раза в неделю,» — услышала я голос доктора Адамс. На первом этаже стоял банкомат. Подумав, я подошла к нему и сняла со своей серой карточки мартовские десять тысяч долларов, убрав их в дальний карман сумочки.***
В четверг на подъездной дорожке Джонсов нарисовался Джейкоб Блэк на своём новом старом «Фольксваген-Рэббит». Славная машинка. — Пригласишь войти? — спросил он, когда я открыла дверь. — Ах, ты тоже без приглашения входить не можешь? — удивлённо спросила я, прикрывая открытый рот ладошкой. — Очень смешно, — одобрил Джейкоб. — Давай, двигайся. Джонсы вернулись к работе, и дома, кроме меня, никого не было. Джейкоб протопал за мной на кухню и терпеливо подождал, пока я заварю чай. — Прежде всего, спасибо за Анджелу, — горячо сказал он. — В миллионный раз повторяю, я сделала это не для вас! — я всплеснула руками, закатив глаза. — И всё же, — настаивал Джейкоб, — в этот момент ты спасла две жизни. Мы замолчали, буравя друг друга взглядами. — Очень хорошо, — процедила я, — пожалуйста. Ещё одна секунда молчаливой битвы взглядов. — Ужасно жаль Джессику, — огорчённо объявил Джейк. — Я знаю, тебе особенно. Должно быть, это полный отстой. — Ага, — безуспешно пытаясь убрать из тона яд и иронию, — отстой. Он ещё некоторое время пытался прожечь взглядом дырку в моей переносице, но потом сдался и, прихлебнув чай, положил подбородок на кулак. — Итак, твой папочка вампир, — заметил Джейкоб. — Итак, твоя вечная любовь ко мне продлилась, приблизительно, три месяца, — парировала я, откидываясь на спинку стула. — Да ещё и хвост отрастил, — добавила я, отпивая из кружки. — Дафни, припоминать ошибки бурного подросткового периода — это ниже пояса! — заявил Джейкоб, хватаясь за сердце. — Насколько я помню, тебе всё ещё шестнадцать. — Ну, а биологически уже где-то ближе к двадцати, — возразил Блэк, проводя широкой ладонью по ёжику волос. Он и в самом деле вырос почти на фут, и это за пару месяцев! Как быстро растут чужие дети… — Я планировал хорошенько на тебя позлиться, если честно… но, учитывая все печальные обстоятельства… ты, это, заходи, если что. — Спасибо, Джейкоб, — вздохнула я, тоже проводя рукой по его почти обритой макушке. — Больше не доверяй Сэму услуги барбера. Выглядишь, как зэк.***
В пятницу вечером позвонил Карлайл и сообщил, что Анджелу выписали из больницы. Я ничего не предприняла в отношении этой информации. Карлайл попросил передать телефон Джонсам и убедил их отправить меня в гости, для поднятия духа и здорового общения со сверстниками. Ну, про сверстников была его правда. Субботним утром, после завтрака, прямо как в старые добрые, меня забирал Эдвард. Он изо всех сил старался вести себя, как ни в чём не бывало, но выходило неубедительно. Я чувствовала себя разбитой чашкой из любимого сервиза, над которой льют слёзы с тюбиком бесполезного клея в руках, и ощущение было отягощающее. У остальных Калленов выдерживать атмосферу беспечности получалось лучше, я даже немного расслабилась. Эмметт похвалил меня за выигранный спор с анекдотами и вручил тысячу долларов, которую я с довольным видом прикарманила. Карлайл поделился поразительными результатами об исцеляющих возможностях слюны оборотней, и уже строил грандиозные планы по разработке сверхъестественного лекарства. Эсме показала фотографии дома где-то на островах возле Южной Америки и рассказала романтичную историю про подарок на годовщину, намекая на то, что летом туда можно отправиться на отдых. Элис поделилась, что придумала мне чудесное платье на выпускной и, если я не против (о, боги Египта, Элис спросила разрешения?), то она начнёт его шить. Я с благодарностью принимала все эти бытовые и счастливые темы для разговора, но довольно быстро утомилась. Джаспер, конечно, заметил это. — Дафни, не хочешь посидеть на террасе? Я взяла приготовленный Эсме лимонад и отправилась вслед за Джаспером на задний двор «Каллен-мэнора». — Я знаю, что ты не в порядке, — озвучил Джаспер очевидный факт. Я пожала плечами, мол, что ещё нового скажешь, и отпила пахнущий свежестью напиток. — Так как я следую тому, во что верю, я больше не помогаю с эмоциями насильно, — продолжил он. — Ты хочешь, чтобы я помог? — С чем? — уточнила я. — Я не то что бы вообще что-то чувствую. — Именно с этим! Эмоции можно пробудить, помочь им проявиться, чтобы они были прожиты, и позволили исцелиться, — Джаспер говорил с уверенностью знатока, которым являлся, но воодушевления мне это не принесло. — Может быть, чуть позже, — без уверенности согласилась я, замяв тему. — Как Эдвард? — Как Гамлет, но это тема для отдельного разговора, — недовольно нахмурился Джаспер. — Утверждает, что справится сам, и что помочь тебе сейчас важнее всего. — Только как он поможет мне, если он себе помочь не в состоянии? — ухмыльнулась я. — Хороший вопрос, — вздохнул Джаспер, бросая взгляд в сторону дома, словно камень в огород Эдварда. — Знаешь, что действительно не даёт мне покоя? — заговорила я, не будучи уверенной, помог ли мне завести тему талант Джаспера или предчувствие, что он меня поймёт. Джаспер наклонил голову, призывая продолжить. — Я не убила Анджелу. — Кхм, — на миг смешался вампир, — да, ты смогла сдержаться. Я был поражён. — Я не убила близкого мне человека ровно в той же ситуации, в которой убила Джессику. Что это обо мне говорит? — Джаспер молчал, следя за ходом моих мыслей. Я смотрела на него долгую секунду в ожидании ответа, прежде чем продолжить, и впервые за прошедшие дни в голосе появились эмоции. — Что я прекрасно всё осознавала. Что никакая жажда не брала надо мной верх, что я предпочла закончить пытку, даже ценой чужой жизни! — я откинулась на стул и допила лимонад, лишь бы прерваться на секунду. — Вы охотитесь на животных, потому что у людей вроде как есть бесценная душа, но, в сущности, чем животные хуже? Чем они больше заслужили смерти? И в чём такая святая ценность души, когда эта душа бывает чернее ночи, а? — раздражение стало сильнее, переходя в гнев, а он, в свою очередь, наметился призраком слёз. Я быстро заморгала и уткнула взгляд в колени. Джаспер молчал, казалось, час, хотя на самом деле прошло меньше минуты. — Напомни, как много ты знаешь о моей жизни до Калленов? Я была рада отвести тему разговора от собственной персоны. — Ну, ты из Техаса девятнадцатого века, воевал за Конфедерацию и к двадцати годам дослужился до майора, после чего стал вампиром и воевал за территории в войнах новорождёнными. Потом тебе это опротивело, ты ушёл и встретил Элис, а армии новорождённых запретили. Хэппи-энд. — Да, — согласился Джаспер, взяв паузу. Он выудил из стакана с лимонадом кубик льда, и теперь играл с ним тыльными сторонами ладоней, словно с мячом для контактного жонглирования. — Это можно назвать хэппи-эндом. Выглянул лучик солнца, подсветив его скулу сверканием тысячи бриллиантов. Джаспер подставил лицо солнцу, прикрыв глаза. — Меня обратила вампирша по имени Мария. Она и её подруги Люси и Нетти были остатком старого клана Мексики, укрепившегося там ещё во времена ацтекской империи. В шестнадцатом веке вместе с конкистадорами в земли Южной Америки пришла смута, и кланы в борьбе за территорию стали вести войны новорождённых. Одним из них стал я. Она обратила меня, потому что я был хорошим офицером, но я оказался ещё полезнее: у меня был дар. Я мог успокоить новорождённых, смягчить их жажду, заставить выслушать себя. Поэтому Мария приблизила меня к себе, вступила в любовную связь со мной, признавалась в чувствах. Она была очень умной и осторожной в своих расчётах. Я не знал, что такое любовь, и не мог отличить её признательность и её страсть от любви, хотя чувствовал, что что-то не так… — он поднял взгляд на меня, как заворожённую слушавшую его рассказ. — Дафни, ты помнишь, почему армии состояли из новорождённых? Я прищурилась, воскрешая в памяти немногочисленные упоминания «новеньких» вампиров в разговорах. — Они сильнее в первый год своей жизни, и слишком обременены жаждой, чтобы задавать вопросы? — Верно, — кивнул Джаспер. — Тогда как ты думаешь, что с ними делали после этого самого первого года жизни, случись им пережить его? — в моих глазах мелькнуло понимание, смешанное с отвращением, и Джаспер продолжил. — За казнь бесполезных собратьев отвечал я. Они доверяли мне, прислушивались, как к старшему брату. Обычно я вызывал их по одному в сарай, и отрывал голову быстрее, чем они закричат. — Но ты же чувст… — начала я. — Да, чувствовал каждую их эмоцию и каждое ощущение в процессе. Я тоже был обманут; я верил, что Мария меня любила. Я убил очень много новорождённых за те годы, не говоря уже о всех тех людях, что шли нам на пропитание. Я был её генералом, убивал для неё, открыл ей предательство Люси и Нетти, и это продолжалось до тех пор, пока я не смог убить своего друга Питера… Что это говорит обо мне? — он повторил за мной мой собственный вопрос и воззрился на меня в ожидании вердикта. Я лишь потрясённо молчала. — Что у меня есть тёмная сторона. Что я не идеален, что не всегда совершаю правильный выбор. Так может, тебе стоит приструнить своё высокомерие и принять факт собственного несовершенства? Поверь, он шокировал меня не меньше твоего, особенно после моих перемен в отношении к жажде. Но, человек ты или вампир, ценен ты в первую очередь как мыслящее существо. Не потому, что ты святой, а потому, что можешь к этому стремиться, пусть без особых успехов. Подумай об этом. Закат в тот вечер окрасил облака в красный цвет.***
Я успешно избегала Анджелу до воскресенья, а потом Джонсы, как часть своего плана по восстановлению моего душевного равновесия, потащили меня в церковь. Проповедь мистера Вебера была посвящена Анджеле, Джессике и мне. Она была складной, в ней говорилось о благодарности, а ещё о том, что иногда заблудшие люди привносят в мир ужасные события и, как часть данной нам свободы воли, Господу приходится позволять им случаться. Четы Стенли в храме не наблюдалось. Я пыталась скрыться, но Анджела перехватила меня, едва стихла последняя нота органа. Видимо, я была слишком заторможенной. — Ты будешь избегать меня до конца времён? — спросила она, возмущённо скрестив руки на груди. Я сделала вид, что обращаются не ко мне. — Дафни, или ты поговоришь со мной, или я… — она, наверное, задумалась над тем, что может сделать, не нарушив закон о секретности. — Окей, — сказала я и поднялась с лавочки. Большая часть паствы переместилась в зал для чаепитий, но эхо в церкви всё равно было слишком громким. — На улице. Мы вышли в тёплый облачный день, и я остановилась на ступеньках, привалившись спиной к перилам. — Что? — спросила я. Анджела явно не знала, с чего начать. Можно было только представить, как всё смешалось в её голове: абсолютно антинаучные вампиры и оборотни, порицаемая религией экстрасенсорика, насилие и древние законы… — Ты всё ещё моя подруга, — в итоге сказала она. — А что насчёт меня? Это меня удивило. Право, после тонн вранья и опасной для жизни и психики ситуации, в которую она попала по моей вине, можно было бы и избавиться от такого окружения. — Тебе бы не стоило. Но ты, конечно, вольна поступать, как знаешь, — я постаралась дать честный совет прежде, чем меня смягчила волна признательности. — Конечно, ты моя подруга, Анджела. — Тогда почему ты бросила меня разбираться со всем этим дерьмом в одиночку? — мне кажется, я впервые слышала от Анджелы слово «дерьмо». — Мне казалось, что тебя вводит в курс дела Сэм, — смутилась я. — С которым я до этого разговаривала один… нет, ноль раз! Очень хорошо, — фыркнула она. — Если мы и впрямь подруги, то должны поддерживать друг друга, а ты не даёшь это сделать ни мне, ни себе. — Я на самом деле не думаю, что ты поймёшь, — наморщившись, призналась я. — Тогда объясни мне! — настаивала Анджи. Но как? Я посмотрела Анджеле в глаза, чуть наклонив голову. — Догонишь меня — объясню, — и сорвалась в забег вокруг храма, взяв небольшую, но достаточно сложную для человека скорость в девять миль в час. Анджела побежала за мной. Десять кругов вокруг храма позволили немного очистить голову. Я заново оценила издревле известную пользу физических упражнений. Когда Анджи стала запыхаться, я завершила забег у машины Веберов, позволив догнать себя в последние секунды. Она немного отдышалась и полезла в машину за лежавшей там бутылкой воды. Стоило Анджеле открыть её и сделать первый глоток, как я выбила пластик из её рук. Бутылка прокрутилась и упала, разлив своё содержимое на асфальт. Анджела бросила на меня гневный взгляд, хватая ртом воздух. — Примерно так, — резюмировала я. — И, пусть я больше не нахожусь физически в таком состоянии, я всё ещё помню сладкий запах твоей крови, и, смотря тебе в лицо, не могу не задумываться частью сознания о том, какова же она на вкус. Подруга посмотрела на меня уже другим взглядом, в котором и в самом деле читалось понимание и, к моему удивлению, сочувствие, а не страх или отвращение. — Мне так жаль, Дафни! Знаешь, я ещё ничего не осознала, кроме, разве что, одной вещи… — она подошла ближе и взяла меня за плечи, заглянув в глаза. — Смерть Джессики — это что-то среднее между несчастным случаем и убийством маньяка. Тебе надо вбить это себе в голову, потому что это правда. Да, Анджела была права. Видимо, синдром выжившего говорил во мне на полную. Мне стоило бы радоваться тому, что я не убила её, а не винить себя за подставленную под удар Джессику. Но не всегда мысли чувства живут друг с другом в согласии. В одной вещи Джеймс был прав: я не человек, и убеждать себя в обратном — значит врать. Так как мне жить на этой грани между человеческим и вампирским естеством? Что из себя представляет на самом деле моя природа? Я задумалась о теории вероятности. История вампиров насчитывает, по меньшей мере, тысячелетий пять. Не может быть, чтобы за все эти пять тысяч лет я была единственной в своём роде. Вдруг, как в случае с рассказом Эдварда о мире сверхъестественного, ответы на мои вопросы известны много веков и находятся у меня под носом. И вечером, борясь с каким-то внутренним смущением и надеясь, что никакие трансцендентальные сущности за мной не наблюдают, я сделала самую дурацкую вещь на свете. Я села за компьютер и ввела в поисковике слово «полувампиры».