Икар сжигает крылья

      — Да сдохни ты, наконец!       Свободовского новобранца спасла пуля, пущенная лидером отряда прямо в лоб долговца. Перепуганный до чертиков парень только успел отпнуть от себя труп, как сильная рука схватила за комбез. Локи рывком поднял своего бойца на ноги и прикрикнул сквозь противогаз:       — К нашим! Бегом!       А сам лидер отряда «Свободы», по-звериному припав к земле, кинулся туда, где несколько его бойцов забились в угол.       День с утра был говном: нещадно болела голова, и ни крепкий косячок, ни холодная чекушка не смогли улучшить состояние. Так еще хандра навалилась. Воспоминания нахлынули…       Он в последний момент успел отпрыгнуть за укрытие — землю разорвала автоматная очередь. Выпустив в ту сторону пару одиночных выстрелов, Локи перезарядился.       Проклятые фанатики! И что им не сидится у себя?       Только он показал нос из укрытия, как со стороны неприятеля кто-то громко огласил:       — Выброс!.. Надвигается Выброс!..       Стрельба утихла. Страшная новость про Выброс притупила неприятельские чувства. Сталкеры растерянно замерли, держа друг друга на мушке, уже не желая стрелять, но и не давая противнику сдвинуться с места. Локи проследил за двумя вольными, нечаянно втянутыми в разборки «Свободы» и «Долга», которые спешно побежали в сторону входа на станцию, и сильнее сжал оружие.       Короткими перебежками до укрытия добрался Кремень.       — Эти гады нам уйти не дадут! — со злостью констатировал он. — Рыпнемся в сторону укрытия — начнется пальба. Или от рук «Долга» помрем, или от Выброса.       — И они — так же. Или мы их, или Выброс. Или… Думай, думай… Так. Готовься уводить наших.       Глаза в очередной раз пробежали по зелени комбинезонов.       Локи поднялся на ноги, поднял над головой ствол в знак доброй воли. Несколько долговцев вскинули автоматы в сторону движения.       — Внимание! Все в укрытие!.. Потом разберемся!.. Не стрелять!..       — Что ты удумал? Их в укрытие?!       — У тебя есть другие предложения? — гаркнул на соратника Локи.       Кремень замолк и следом поднялся на ноги. Стоявшие в неверии и сомнении сталкеры не сдвинулись с места.       — Какая из трех букв слова «все» вам не ясна? — крикнул Локи. — Кто у вас главный? Моих отпустили и сами — в укрытие за нам! Выброс скоро!.. Все поляжем!..       Валяющийся на мушке автомата долговец грубо пнул от себя противника и гаркнул:       — Бойцы, в укрытие!..       По сталкерам пробежала волна шума. Кремень подорвался с места. Локи ринулся следом.       Все оживились. Долговцы рванули к долговцам, свободовцы — к свободовцам. Надвигался Выброс, каждая секунда промедления была губительней вражеской пули.       Передав раненого в надежные руки Кремня, Локи поправил снарягу и внимательно осмотрелся в поисках своих. Один, неловко прыгая на одной ноге, двигался навстречу.       — Давай сюда.       — Доползу.       Кто-то умалишенно вскрикнул.       — Яр! Помоги этому!       — Понял!       Локи метнул взгляд на звук и замер: свободовец с пробитой головой и перепачканной кровью мордой, видимо, контуженный, истошно вопил и отползал от нависшего над ним долговца с протянутой рукой. Второй фанатик терпеливо сидел и ждал — скорее всего, проблема с ногой. Локи решительно шагнул к непонятной картине. Наконец, долговец вышел из себя. Схватил за разрядку, ударил под дых, и уже послушное и молчаливое тело взвалил на себя. Следом поднял своего и, придерживая того, уверенно, как груженная татра, направился ко входу на станцию. Локи на эту картину смог только хмыкнуть.       — Ай!.. Твою ж!.. М-м!..       Локи метнулся на зов.       — Так, все, мы — здесь, вы — там!.. Пока снаружи Выброс, чтобы ни свиста!.. Нужна помощь…       — Нужна помощь — это ко мне! — крикнул Гаваец откуда-то из своих сусеков. — Бинтов хватить должно. Насчет аптечек — не уверен…       Кремень быстро пересчитал уцелевших. Плачевно, много полегло. Бросив полный неприязни взгляд на сторону бойцов в черной форме, он уверенно шагнул к двери.       — Наши не все? — тревожно бросил вдогонку Дядька Яр.       — Нет. Не хватает…       И тот, кого не хватало, устало вывалился снаружи, волоча на себе окровавленного долговца. От этого поступка Кремень сначала опешил, но потом подорвался на выручку.       — Запирайтесь! Некого больше там спасать…       Пока те, кто был целее остальных, стали запираться, Локи и Кремень оттащили раненного бойца к его соратникам и отошли к своим. Долговцы смерили приблизившихся противников недоверчивым взглядом, который не смогло смягчить даже возвращение бойца. В ответ на это свободовцы недовольно хмыкнули.       Локи проверил свой ствол. Ритуал чисто интуитивный и мало практичный.       — Как обстановка?       — Пока ниче не поняли, — Кремень скрестил руки на груди. — Пока у всех отходняк, мало что понять можно… Вон тот тоже нашего притащил.       Локи бросил взгляд на указанного долговца и усмехнулся.       — Видел. Наш еще огрести успел. За отказ в помощи… Медикаментов хватает?       — Пока да, запасы мы не трогали.       — Хорошо… Пойду, присяду. Не могу больше я.       — Конечно, мэн. Если что — позовем.       Похлопав по плечу соратника, Локи побрел в дальний угол. Устало опустился на пол, вытянул ноги, потер ушибленную руку.       — Ну и денек… Говно одно…       Глаза беспокойно пробежали по притихшим бойцам. Одни что-то говорили вполголоса, шурша аптечками и бинтами, другие громко матерились, шипели и брыкались от боли, третьи умиротворенно и бледно лежали в кровавых бинтах. Мало, как же мало этих зеленых комбинезонов стало.       Локи зажмурился. Долбанные лидерские качества. Долбанная Зона. Долбанная разболевшаяся голова. Рука потянулась стащить долбанный противогаз с лица, словно от этого дышать станет легче.       Шаги. Локи открыл глаза. Долговец уверенно шагнул на их часть и направился к нему. Кремень тут же перевстрял его, грозно вытянув шею. Матюкнувшись про себя, Локи поправил противогаз и с усталым стоном поднялся на ноги.       — Что за кипишь?       Кремень отступил, но не ушел.       — Ты главный? Поговорить надо, — долговец щелкнул костяшками. — Насчет пребывания здесь.       — Что говорить? — усмехнулся Кремень. — Вылечивайтесь — и вон отсюда.       — Нам нужна эта точка.       — Ну обосраться теперь.       — Ти-ихо, — Локи поднял руку. — И без вас тошно… Ладно, мэн, поговорим. Все равно никто никуда не сунется в Выброс. Пошли… Кремень, за старшего.       Окинув взглядом стоящего долговца, Локи скривился и отдал свое оружие заместителю.       — Нам незачем. Думаю, потери весомые, чтобы хоть что-то решилось по-человечески.       Фраза долговца куснула, но он последовал примеру — отдал своему бойцу оружие, что-то сказал, отмахнулся. И они пошли в кабинет.       — Как мне все это дорого, ты не представляешь, — начал страдать Локи, еще по дороге к кабинету. — И стычки с вами — особенно. Вот, рили, хуже вас только «Монолит». А, хотя… И то, и то. Один хрен, только в другой руке…       Как же не хотелось сейчас вести никаких переговоров. Хотелось просто послать всех к черту и… Нет, не всех. Послать к черту всех, кроме Кости. А Костю, того понимающего и рассудительного Костю, взять, крепко-крепко прижать к себе, ткнуться в его теплую шею носом и тихим шепотом жаловаться на весь этот свет, пока сон не сманит.       — Аналогично сказать могу, — ухмыльнулся долговец. — Куда не сунься — всегда там ваш пятак торчит…       Перед самым нападением «Долга» он его вспоминал. Сидел в еще не обжитом «кабинете», обхватив голову руками, и рисовал в воображении Костины руки, глаза, губы. Частенько он его вспоминает. Как-никак, единственная отдушина — воспоминания о том лете, о том молодом опере, который не знал о Восточном саде. Когда накрывало хандрой, Локи вспоминал, как довольно жмурился Костя, одними губами подпевая «Агате Кристи». Когда накатывала злость, Локи вспоминал, как его ласково обнимали сзади, положив на плечо подбородок. Когда контуженый наркотой разум затапливала водка, Локи больно прикусывал губу, ведь перед глазами сразу возникала россыпь родинок на влажном теле, а по телу словно от призрачных касаний начинались мурашки. Тогда он спешил уйти к себе, освободиться от брони и робкими неторопливыми движениями по своему телу вспомнить, как было хорошо тогда.       — А потому что вам наше расположение — как медом помазанное… Заходи. Дверь на замок, а то откроется. Лишние уши ни к чему.       Локи сразу же прошел к столу. Дверь притворилась и щелкнула.       — Не знаю, о чем можно говорить, — Локи, стоя спиной к двери, стянул с себя противогаз и бросил на стол. — Мы эту точку заняли первые. Одиночки подтвердят.       Свободовец сунул в зубы сигарету и попытался закурить. Зажигалка не работала.       — Отдавать базу я не намерен. Акт милосердия — моя разовая акция… Да бля, — он раздраженно потряс зажигалку. — Поэтому, лучший исход — вы зализывается раны и дуете отсюда…       ПДА пискнул. Раздраженно бросив зажигалку на стол, Локи потянулся к карману.       — Мы признательны и все такое, — усмехнулся долговец, зашелестев снарягой. — Но не надо тут строить Мать Терезу. Не от страха ли за свои шкуры вы нас пустили? Мне кажется так.       — Когда кажется, — свободовец включил ПДА и замер. — Креститься… надо…       Подполковник Шульга. Воздух в груди судорожно и болезненно замер. Сердце жалобно притихло.       Не веря своим глазам, Локи облокотился о стол.       — Креститься — не креститься, но вы в последнее время охамели. Слишком много брать на себя стали…       И голос. Непривычно грубый, жесткий, но все же его. Теперь, когда он стянул с себя лишнюю кобуру, его голос стал узнаваем. А его голос? Костя его узнал? Костя его вспомнил? Помнит он? Поджав выразительные губы, Локи развернулся.       — Вот на кой вам здесь точка? Будете «защищать» Зону? Не поздновато ли спохватились?       Твердая поза. Кованый взгляд прикован к рукам, снимающим перчатки. Губы и брови замерли в недовольстве.       — Нечего вам тут делать. Так что, дождемся конца Выброса…       Губы с предвкушением издевки изогнулись. Долговец поднял глаза на собеседника.       Сердце в груди Локи сильно ухнуло, словно выдохнув: «Он».       Лицо Шульги медленно вытянулось. Он беспокойно забегал взглядом по побледневшему лицу из прошлого, от блестящих глаз до открытого рта. Повисла тишина, в которой противно и раздражающе трещала лампа.       Лицо из прошлого. Как неуверенная дымка, обвитое и сотканное болезненными воспоминаниями, замаячило перед глазами. И только спустя какое-то тягучее мгновение воспоминания отошли прочь, обнажив морщины, шрамы, усталость, ушедшее время. Когда-то понятная фигура почему-то стала выглядеть по-другому, иначе, не так, как должна выглядеть. Почему-то светлая печаль спряталась за покрытой неприязнью формой. Вражеской формой.       Когда не верящий взгляд коснулся нашивки с зеленым волком, Шульга хмыкнул и опустил глаза. Локи неуверенно выпрямился.       — Вот и свиделись.       — И снова — по разные стороны.       Эйфория от воссоединения сменилась паникой. Светлые воспоминания сменились памятью о последнем разговоре. Уняв внутреннюю дрожь, Локи отпрянул от стола.       — Костя, я должен…       — Мне нужно…       — Подожди, — Локи поднял руку и сглотнул. — Пожалуйста. Я должен первым сказать.       Шульга еле нахмурился и сложил руки на груди. Бывший хиппи судорожно набрал полную грудь воздуха, которого хватило бы на громкую пламенную речь. Но с губ сорвалось только:       — Я опоздал.       Ему показалось, что Костя нахмурился.       — Я опоздал ровно на две минуты. Поезд ушел, а я… Я струсил, Кость! Мне так страшно было что-то менять в жизни. Я обещал тебе, что мне нечего бояться рядом с тобой. Видимо, соврал…       Под напряженными пальцами жалобно скрипнул комбинезон.       — Я вернулся через четыре дня. И не нашел тебя…       Локи нервно прикусил губу и отвернулся. Затем громко шваркнул носом и потер горячее лицо холодной ладонью.       — Я в тот же день уехал из города, сюда уехал. И никогда там больше не появлялся. Это… это было глупо! Пиздец как глупо! Я же… Я же боялся перемен, а тут… взял и… рванул… хрен знает куда…       Он сжал пальцами свои короткие волосы. Стол лязгнул сломанной деревяшкой от тяжести навалившегося сталкера. Пол скрипнул от неуверенного шага.       — Я тебя каждый день вспоминал, — тихо проронил Локи. — И жалел, что дотянул до последнего и…       Неловкое касание до плеча. Локи вздрогнул и поднял глаза. Поджавший губы Костя пробежал взглядом по расчувствовавшемуся лицу. Молчание. Сердце в груди словно ожило.       — К черту…       Локи остервенело притянул его к себе, впившись поцелуем в удивленные губы. Растерянность в момент сменилась желанием. Сильные руки, тут же прокатившись по спине, принялись вслепую расстегивать вражескую снарягу. Локи решил не отставать.       Наконец ничего не мешало. Растворяясь в поцелуе, Шульга жадно скользил по влажной спине руками, обследуя каждый сантиметр, пытаясь наверстать все потерянное время. Локи трепетно хватался за майку, зарывался пальцами в волосах, жмурился. Они вернулись. Не было ни Зоны, ни «Свободы», ни «Долга», ни потерянных лет — снова то лето, снова подъезд общежития, снова только опер и хиппи, целующиеся на входе. Сквозь запахи резины, пота, пороха, жести, крови чувствовался давно утерянный запах другого, любимого человека. Все наросшее за прошедшее время стиралось, снималось слой за слоем, год за годом, превращалась в ничтожную пыль, обнажая только то, что действительно было важно. Любовь. Счастье. Прощение.       От неожиданных объятий Локи охнул. Костя крепко прижал его к себе, отчего тому не осталась ничего, как ткнуться лицом в горячее тело и обвить его руками.       — Я вернулся поговорить с тобой, — сглотнул Костя, взволнованно погладив по спине. — Я хотел извиниться. Я даже не дал тебе возможности высказаться. А когда вернулся, тебя не нашел…       Локи ласково потерся холодным кончиком носа. В жесте извинения.       — Я искал. Связался с Джолин…       — Она не знала, что я уехал в Зону.       — Это мы поняли.       — Зона — последнее место, где я думал тебя встретить, — задумчиво нахмурился Локи, и Костя это почувствовал. — Я думал, что там у тебя уже семья. Жена, дети…       Грудь со вздохом дрогнула. Локи ощутил, как голова Шульги отрицательно закачалась и лишь теснее прижалась к его голове.       — Из-за такой глупости мы столько времени потеряли. А если бы…       — Если бы да кабы… Неизвестно, что стало бы с нами, останься мы тогда друг с другом. У тебя так сердце колотится…       — Наверное, радо тебя видеть.       ПДА вновь пискнул. Недовольно приоткрыв глаз, Локи скривился.       — Ответь ты ему уже. А то, бедняга, на говно изойдет, — он затянулся и усмехнулся. — Думает, что я тебя тут уже изнасиловал, убил и съел.       — Почему именно в этом порядке?       — Мертвый стонать не будет. Не интересно.       Костя тихо рассмеялся, потянувшись за ПДА. Они сидели на наспех починенном подобии лавки. Локи сложил ноги на колени Шульге и, прижавшись головой к голове, умиротворенно наслаждался тем, как пальцы неторопливо ласкают непривычно короткие волосы. Ответив на требовательные сообщения, Костя отодвинул от себя ПДА подальше, затянулся и устало положил руку на чужое колено.       — Я угадал? Ты теперь без вести униженный?       — Угу, и оскорбленный.       — Мои твоих не обижают?       Костя отрицательно мотнул головой.       — А твои — моих?       — Забудь ты про них хоть на пять минут. Не до них сейчас.       — Безалаберный ты долговец, Кость. Опер был из тебя лучше.       — Как и из тебя — хиппи, — Костя мягко пропустил темные пряди между пальцев. — Ты нахрена волосы отрезал, балда?       — Противогаз неудобно носить. И мыла много уходит.       Сигареты закончились. Выкинув бычок, Локи ловко стиснул Костину ладонь своей.       — До сих пор не верю. Может, меня там кокнули, и я сейчас в Раю?       Костя прижался щекой к холодному лбу.       — Наслаждайся, пока можно… Что с Яновым будем делать?       Отпрянув, Локи задумчиво покосился на умиротворенное лицо, потом опустил глаза на пол.       — Ты меня знаешь. Я тебя второй раз никуда от себя не пущу.       — И, что же, из-за меня «Долг» под боком пригреешь? Безалаберный свободовец.       — Во-первых, не забывай, что я от тебя тащусь. До сих пор. А во-вторых…       Пальцы игриво пробежали по груди.       — Если не нейтралитет — возьму тебя пленным. Сделаю тебя героем Воронина и своей любимой женой.       Костя ухмыльнулся, глядя на довольно подмигивающее лицо.       — А что начальству скажем? Про нейтралитет?       — Вариант с пленным не рассматриваешь?       Костя демонстративно поднял руку. На запястье красовалась старая, потрепанная жизнью фенечка — штопаная темными нитками, опаленная зажигалкой в местах роспуска нитей, обожженная огнем, резанная осколками, пропитанная кровь, потом и, черт знает, чем еще. И, все же, если внимательно приглядеться, можно было заметить первоначальную пару крыльев, когда-то чистых и белоснежных. У Локи в груди начало приятно клокотать от одного вида борьбы Шульги за сохранность его подарка       — Вот это — тот самый наручник, который ты на меня тогда нацепил. Тебе этого недостаточно?       — Мне тебя всегда мало, — усмехнулся Локи. — А что скажем… Да как обычно. Ты своим, что доблестным боем загнал нас в самое очко, а мы пошли на уступки, чтобы спасти вшивые шкуры. А мы своим скажем, что вы на коленях нас умоляли укрыть от Выброса, и мы великодушно на это согласились. И все довольны.       — Как просто.       — А че сложного? Их обстоятельства интересовать будут в последнюю очередь — главное факт, что Янов стал оплотом.       Челюсти напряженно сжались. Заметив перемену настроения, Локи внимательно приблизился.       — Кость?       — И долго мы сможем… продержать нейтралитет? — Костя хмуро взглянул в темные глаза. — Если возникнут новые обстоятельства, и борьба продолжится…       — Все просто и старо: или мы, или вы, — серьезно констатировал Локи, сильнее сжимая чужую ладонь. — Ваши нас перебьют всех, до единого. А для наших хватит только… тебя, — он нервно поджал губы. — Остальных могут отпустить.       Тяжелая тишина. Глаза смотрели в глаза, пытаясь добраться до страшных картинок, нарисованных воображением.       — Значит, надо сделать все, чтобы не возникло конфликтов, — подвел Костя. — Я готов.       — Я тоже. Будем строить общий быт, Гаваец с точкой, тыры-пыры, тоси-доси, — Локи невинно начал поправлять майку на Шульге. — Куча моментов для урегулирования. Много времени для обкашляния вопросов. Будем уединяться от любопытных глаз. Я уже забыл половину твоих родинок — в первую очередь их буду пересчитывать. Если и помрем, то хоть с воспоминанием о том, что были счастливы и любимы… Правда, Кость?       Локи поднял глаза. Костя ответил взглядом и тихо вздохнул — Зона есть Зона, «Долг» есть «Долг», «Свобода» есть «Свобода», и только долгая счастливая жизнь есть наивная мечта. Смерть ходит по пятам, ест с тобой с одной ложки и спит под боком. С толикой грусти приобняв голые плечи, Шульга проронил:       — Пошли, надо сделать объявление.