Личный подарок на Хеллоуин: оборотень

      Ночь, когда, по поверьям, на землю нисходит вся самая пакостная нечисть, – люди сделали из нее нечто вроде праздника, в который дети и взрослые наряжаются в костюмы и бродят по соседским домам, где так же, как и на улицах, царит мрачно-веселая атмосфера в поисках конфет и удовольствия.       Чушь. Полнейшая и безосновательная чушь, – Ризли зол и полон ненависти, но ничего с собой поделать не может, страдая каждый грёбаный «Хеллоуин». Да даже само слово отвращение вызывает неуёмное.       Стук в дверь отвлекает от общей агонии, заставляя, обернувшись, как-то на автомате издать вопросительный рык, только подтверждающий полное перевоплощение, – дело просто хуже некуда и времени на раздумья нет. Повторяющийся ещё раз стук только подтверждает это, заставляя ещё больше разнервничаться, заметавшись на месте. На секунду Ризли даже задумывается, не потерял ли он вообще дар речи, который моментально его выдаст?       Нёвиллет о его перевоплощениях ни слухом, ни духом, – это и пугает и даёт одновременно надежду, как известно, умирающую последней, что все обойдется; да и в конце концов, Хеллоуин на дворе, все можно списать на галлюциногенное действие съеденных конфет. Только вот Нёви сладкое не ест совершенно.       Наконец, спустя чрезмерное количество раздавшихся друг за другом коротких стуков в дверь, темноволосый открывает, видя привычно-уложенного друга, что, расплывшись в приветственной улыбке, мигом проходит в дом с холодной улицы. От него веет сладкой клубничной карамелью, попкорном и весельем, – обострившийся нюх улавливает абсолютно весь спектр ароматов, что парень словил, просто идя по улице вместе с компашкой детей; где-то на фоне еще отдает ликёром. Сливочным. Вот это уже интересно.       – У тебя классный костюм, – рука блондина уверенно близится к чужим меховым ушкам; задумавшись, Ризли не успевает среагировать и отдалиться.       Забравшиеся в темный мех пальчики будоражат оборотня, вызывая мурашки, – от неожиданно приятного прикосновения ушки дёргаются, повергая Нёвиллета в шок, за которым следует неподдельное восхищение. Светлые очи зачарованно глядят на расправившиеся собачьи уши, пока молодой человек подбирает нужные слова, что как назло разом вылетели из головы.       – Так правдоподобно, вау.. сколько ты их делал?       Ризли даже толком не может понять, правда ли друг не видит, что это ни разу не часть костюма в виде миловидного ободка, а настоящие, прикрепленные к, мать ее, голове, уши. Натуральные. Ответить темноволосый тоже не успевает, так как Нёви, обойдя его, снова задаёт вопрос.       – А где же хвост, пёсик? – его насмешливо-заинтересованный тон отчего-то действует как афродизиак, вновь вызывая мурашки, что, покрывая кожу, позволяют странному узлу сдавить низ живота. По лицу буквально на мгновение проходит тень из смешанного ступора и лёгкого наваждения.       – Хвост? Я.. не успел его сделать, – оправдание это как-то само слетает с языка, оказываясь принятым без лишних дополнительных вопросов, хотя Ризли и вправду не собирался сейчас врать своему единственному лучшему другу, получается оно как-то само, на автомате.       Кивнув, отрезая все последующие оправдания, Нёвиллет вновь оказывается перед парнем, заставляя его от неожиданности отступить на пару шагов, уперевшись в стену спиной и нервно сглотнув, от безвыходности начиная рассматривать лицо, застывшее в нескольких сантиметрах.       – Линзы тоже красивые. Правда.       Ризли и на это лишь кивает, точно под гипнозом лишившись всякой возможности вставить слово, – обострившееся зрение позволяет пересмотреть привлекательность блондина, будто заново его увидев и словно.. влюбившись. Да, оборотень, загнанный практически в ловушку, ведь разоблачение его сущности совсем близко, не смеет отрицать того факта, что человек напротив его привлекает безумно своей проницательной, серьёзной, но одновременно с этим и доброй натурой, – да и внешность потрясающая настолько, что даже слов подобрать не получается, выпадая из реальности в пучину своих навязчивых мыслей и медленно в ней исчезая, смакуя облик напротив.       Взор неестественно алых очей безвозвратно падает на чужие уста, – они приоткрыты и как-то странно, но столь изумительно сверкают слюной, которую, заметив алчный взгляд, Нёви собирает, прикусывая с явным вызовом, губу. После зубов кожа, и без того обладающая великолепно-розовым оттенком, становится винно-красной. Манящей чертовски.       Ризли и сам не понимает, что на него находит, когда, в миг сократив расстояние между лицами, он целует этот насыщенный цвет своими блеклыми, мертвенно-синеватыми устами, бесцеремонно кусая их, слыша тихий полустон и усмехаясь, добившись цели, – да это именно оно, послевкусие еле уловимое, оставшееся после ликёра, что распаляет дух, заставляя возжелать большего.       Чувства, вызванные этим безбашенным поцелуем настолько странные, что даже у красноречивого Нёвиллета не находится подходящих слов для их описания, – он лишь что-то невнятно мямлит, теряясь в поцелуе и осознавая только то, что ему происходящее, безусловно, нравится просто до безумия.       Запуская неосторожно руки в чужие волосы, он вновь задевает чувствительные уши, уже вполне понимая, что никакой это не костюм. Неважно. Сейчас ничего не имеет такой важности, как то, насколько послушно темноволосый ластится, бесстыдно потираясь возбужденной плотью о зажатого между стеной и разгоряченным оборотнем мужчину. Ризли, прикрыв глаза, скулит, не сдерживаясь совершенно, чем попросту сносит крышу обычно чрезмерно сдержанному, напускно-холодному Нёви.       – Хороший мальчик ведь не думает, что кончит так просто прямо в коридоре? – Нёвиллет, отстранившись, ухмыляется, грубо сжимая чужие волосы на затылке и недобро сверкает глазами, глядя на чужие, порозовевшие от вожделения щеки исподлобья, желая выдавить из этого мальчишки как можно больше.       Забыв про всякое приличие, темноволосый согласно кивает, всё так же бегая озверевшим, не знающем, на чём остановиться, взглядом по лицу напротив, совершенно не примечая в нем каких-либо благосклонных, снисходительных ноток, и уже сейчас понимая, что пощады ему ожидать не придется, – обреченно сглотнув, он с превеликим наслаждением принимает укус в шею, после которого остаётся яркая метка, словно закрепляющая некий контракт.       Этот хитрый змей до сих пор помнит, где у Ризли спрятана коробка с игрушками, – большой шкаф, прямо под длинным пальто, специально чтобы скрыть на первый взгляд ничем не примечательную картонную коробку без опознавательных знаков, открыв которую можно кардинально пересмотреть свое видение мира. «"Коробка" Пандоры» – как ее тогда в шутку назвал Нёвиллет, хранит в себе полный набор для самых запоминающихся ночей, проводимых Ризли, будто по традиции, в гордом, сладком одиночестве.       – На колени, щенок, – от его тона коленки, содрогаясь, сами подгибаются, болезненно приземляясь на пол; Ризли не смеет и слова вставить против, даже когда ему слишком туго затягивают ошейник, перекрывая свободное дыхание, практически сразу натягивая тонкую полоску искуственной кожи ещё сильнее, притягивая за поводок к севшему на кровать мужчине, что, наклонившись, вглядывается в чужое лицо, всё ещё негодуя из-за отсутствия столь необходимого для дополнения образа хвоста.       – Растяни себя, не заставляй меня использовать игрушки на сухую.       – А если заставлю? – неожиданно возникает Ризли, скалясь в улыбке и немного приподнимаясь, сокращая расстояние между лицами до пары сантиметров, чем вызывает у светловолосого ещё больший прилив адреналина.       – Будешь задыхаться в экстазе из боли.       Это, вопреки ожиданиям, ничуть не пугает оборотня, что смело и без разрешения усаживается на коленях блондина, обвивая его шею руками, – он выглядит абсолютно готовым, так что Нёвиллет, явно довольный, с ним не нянчится, укладывая поперек своих бедер и замахиваясь, больно шлепая по ягодице в качестве наказания за непозволительную дерзость. Но реакция вводит в ступор из-за неожиданности, – вспыхнув, Ризли протяжно стонет, чуть не переходя на удовлетворённый вой и скулит, бессовестно ёрзая на молодом человеке под собой, напрашиваясь, словно играя на его нервах специально, получая от этого просто дикое наслаждение.       И вновь повисшая в воздухе тишина пронзается звуком удара, – на сей раз ещё более сильного и безжалостного, следом за которым отрывисто раздается громкий вскрик; на коже моментально проявляется узкая красная полоска повторяющая форму стека, что ублажает взор, пока на устах расцветает садистская ухмылка. Нёви откровенно наслаждается чужим скулежом и сорванным хрипом, – натянутый ошейник сдавливает горло, перекрывая доступ кислорода и его нехватка позволяет в полной мере прочувствовать каждое чужое действие остро и полно; так, словно оно последнее.       Оценивающе оглянув свежие следы ударов, Нёвиллет аккуратно касается их из чистого любопытства кончиками пальцев, – холод колет горячую, зудящую болью кожу, заставляя снова покрыться мурашками и зажмурить по-прежнему хищно-алые очи, тихо отчаянно-жалобно проскулив. Ризли пытается пошевелиться, уйти от прикосновений, но всё тщетно, ведь, держа за намотанный на кулак поводок, светловолосый даже дернуться без своего разрешения не позволяет, каждый раз одергивая, точно пса, что лезет куда не следует.       Прикосновения резко прекращаются, заставляя, немного встрепенувшись, навострить, прислушавшись к каждому шороху, меховые ушки в попытках предугадать следующее действие Нёвиллета. Слышен тихий щелчок крышки тюбика, – сразу после на кожу крупными каплями падает густая смазка, что приходится морозом хуже пальцев. Ризли, протяжно простонав, хватается за чужую голень, когда прикосновения возобновляются, размазывая холодную жидкость по промежности, – сдавленно проскулив, опустив смиренно голову, оборотень хнычет и неосознанно ёрзает, потираясь возбужденной плотью о чужие брюки, что уже успели намокнуть от естественной смазки насквозь, но думать о том, насколько это пошло и вообще неэтично сейчас не получается совершенно никак.       Усмехнувшись, Нёви наконец прекращает сладкую пытку на радость изнеможденного оборотня, – грубо схватив парня за шкирку, он опрокидывает его на матрас, выжидая, пока тот опомнится и сгруппируется в колено-локтевой позе, выставив напоказ свою покрытую красно-фиолетовыми пятнами попу, что поблескивает мягко на свету из-за растаявшего и растекшегося лубриканта.       Нёви не знает, с чего хочет начать: чужое тело столь привлекательно-соблазнительно, что мысли, путаясь, вертятся вокруг одного только желания, – завладеть полностью. Именно эта навязчивая идея, глубоко засев в голове вместе с осознанием, что парень этот оборотень, не дает покоя, заставляя, глубоко вздохнув, налить еще немного лубриканта на чужую промежность, вызвав долгий стон и украдкой заметив, как дернулось в этот момент тело, по-прежнему терпеливо ожидавшее в позе послушного щенка.       Цепкий взгляд стремительно бежит по напряженной спине, обращает внимание на идеальный изгиб талии, поднимается к четко очерченным лопаткам, удивляясь тому, как они до сих пор своей остротой не порвали тонкую, с легким приятным загаром, кожу.       Ризли худоват и чертовски красив, настолько, что Нёвиллет на полном серьезе зависает, видя его полностью подчинившимся-да, не впервой, но всё же заводит это точно в самый первый и самый неопытный, опаляющий своей невинной страстью, раз, что остается в памяти прекрасным сокровенным воспоминанием.       Ощутив в себе чужие пальцы, проникающие с максимальной аккуратностью, – а блондин всегда был до дикости чутким и осторожным, – оборотень хнычет, ведь отношение такое к себе практически не испытывает в повседневной жизни, обходясь иногда слишком обидными шутками от псевдо-друзей, – зажмурившись, пытаясь так отогнать противные мысли и сосредоточиться на своих ощущениях в данный момент, молодой человек прячет смущенное до безобразия лицо в матрас, пока тело, следуя глубоко потаённому желанию, само тянется к Нёви, насаживаясь на чужие пальцы.       Ясный взгляд подмечает, насколько мило пушистые уши, дернувшись от воспоминаний, жмутся к голове в обескураженном отношением блондина жесте.       – Эй, ты слишком много думаешь, – снова нарушает молчание Нёвиллет и немного наклоняется, оставляя нежный поцелуй на чужой, изящно выгнутой пояснице и вправду помогая юноше забыться, простонав от прикосновения к нужной точке внутри.       Ризли, свыкшись с образом оборотня, тихо поскуливает и кусает свои запястья, стараясь не закричать от еще одной, а следом и другой, волны наслаждения, проходящейся под кожей мелкими молниями, что, принося приятные спазмы, забирают взамен всякую способность думать, превращая в настоящее животное, что просто получает неземное удовольствие, своей тягучестью похожее на пытку, – он закатывает очи и снова тихо жалобно мычит, невнятно прося прекратить это издевательство и довести наконец до долгожданного пика, от которого тело, потеряв связь с миром, будет содрогаться в сладких судорогах.       Но Невиллет умело делает вид, что не понимает, продолжая, покусывая чужую кожу на плечах, растягивать парня пальцами, пренебрегая игрушками, забыто лежащими на кровати в своей коробке.       – Нёвиллет! – несдержанно и как-то слишком жалко вскрикивает темноволосый, пачкая в следующий момент простыню под собой, после обессиленно заваливаясь на образовавшееся непристойное пятно отяжелевшим телом, переводя спешно дыхание, чтобы после разразиться недовольством, что пропадает сразу же, стоит оборотню встретиться взглядом с чужими глазами. Все бушующие эмоции мигом испаряются под знойностью этого взгляда, после чего Ризли тянет в сон, как ни в чем не бывало, – он выглядит настолько измотанно, что у блондина не хватает смелости будить его, доводя себя до разрядки самостоятельно, что при таком "арсенале", и, собственно, его обладателе, просто непростительно.       С утра Нёвиллет просыпается от щекочущего мехового прикосновения к ноге, – следом за ним еще одно, которое пробуждает окончательно. Раздраженно привстав и, насупившись, посмотрев в ноги, мужчина обнаруживает недостающую вчера деталь пазла, – хвост, что, вопреки глубокому сну обладателя, вертелся туда-сюда, подметая постель вокруг, то и дело цеплялся за чужую голень, в конечном итоге и вовсе ложась на бедро.       С минуту неверяще рассматривая внезапно успокоившийся длинный хвост, Нёви все таки решается погладить черно-серый мех, мягко проводя по нему рукой. Точно отдельный организм, тот оживляется, принимаясь с превеликим удовольствием мелко вилять, приглашающе подставляясь под заботливые прикосновения       Все еще спит, – взглянув через плечо на чужое прикрытое хаосом из волос лицо, думает блондин, и, ведомый игриво-кокетливыми движениями хвоста, что уже начал щекотать сдавленный возбуждением низ живота, тихо пристраивается вплотную к чужому телу       Светловолосый хрипло тихо стонет, аккуратно проталкиваясь в тугое, наспех смазанное колечко мышц и понимая, что внутри оборотень все еще хорошо растянут после вчерашнего, – блаженно выдохнув, Нёвиллет старается держать себя в руках, двигаясь короткими толчками, от которых хвост, подскакивая и вздрагивая, возбужденно терся о тело мужчины, словно вымаливая большее.       Слышится тихий, не до конца понимающий, в чем дело, стон брюнета, – его нутро сжимается и Нёви, и без того почти кончивший, это четко чувствует, издавая тихий, но полно выражающий все, – начиная от удивления, что так вышло и заканчивая тем, что сам мужчина ни о чем не жалеет, – стон, от которого Ризли моментально понимает, что к чему.       Впившись ногтями в чужой таз, оборотень сорванно стонет, запрокидывая голову и бессовестно сжимается снова, пока шёрстка на хвосте встает дыбом.       – Еще, прошу, – его тихий, вполне осмысленный шепот доносится до ушей и принимается отчего-то с особым упоением, заставляя повиноваться безоговорочно       Движения спросонья ленивы и все так же тягуче-долги, но до чего необходимы и приятны, – Ризли попросту не может успокоиться, чувствуя мужчину абсолютно каждой частичкой своего существа, не стыдясь направлять его прикосновения, просто и так невинно сначала перекладывая чужие ладони со своей талии на грудь, а после прося снова потрепать его по голове, как по-настоящему хорошего мальчика, – и как тут откажешь, особенно, если мальчик и вправду хороший.       Постель, – мятая и запачканная всем, чем можно и нельзя, точно пойдет в стирку, но только не сейчас, когда, расплывшись счастливой лужицей, постепенно возвращающей человеческий облик, Ризли тонет в объятиях случайно кончившего внутрь Нёви, что пытается загладить вину всеми способами, упрямо не принимая к сведению, что парень-то и не против