Близнецы: Ловушка для Хёнджина

Ёнбок смог спокойно выдохнуть только после того, как на его телефон (Чанбиновский, вообще-то, но не суть) пришло смс с неизвестного номера. «Разъебал телефон. Позвоню завтра, Ф». Чанбин по лицу Ёнбока понял, что произошла какая-то хуйня, и с колледжем этим не всё так чисто, как новообретённый братец обещал. Он припёр мелкого к стенке (сам Бин был раза в два шире в плечах, чем этот задрот-манипулятор) и навис над ним, отсекая тому все пути к отступлению. — Сам расскажешь или тебя просить надо. По-особенному, — добавил Чанбин, и по тону голоса было понятно, что шутить он не намерен. — А ты попробуй попросить, вдруг тебе даже понравится, — ответил ему Ёнбок и склонил голову в бок, — и не прижимайся ко мне так близко, я могу это неправильно понять, — он закончил фразу и положил ладонь ему на плечо, будто у них намечался не разбор полётов, а поцелуй за гаражами. Чанбин в тот же момент сбросил руку со своего плеча. Он стиснул зубы и нехорошо прищурился. К концу этого неполного дня, что он провёл наедине с Ёнбоком, его выдержка трещала по швам. — Говори. — А то что? — хмыкнул Ёнбок, возвращая ладонь обратно. Чанбин вновь отбил её, но в этот раз грубее и с силой. Его терпение подходило к концу. Феликс прижал руку к себе и нахмурился, обиженно поджав губы. — Я просто хочу увидеть своего отца, — тихо сказал Ёнбок. Он потирал ушибленную ладонь и смотрел вниз. И для Чанбина это было почти невыносимо, ведь этот парень выглядел совсем как Феликс. Только Фел бы обязательно дал сдачи, толкнул плечом и вообще не позволил бы себя тронуть, тогда как этот, как две капли воды похожий на него, выглядел беззащитным и слабым. Как мокрый голодный котёнок, которого Чанбин с какого-то хуя решил пнуть ни с того ни с сего. Короче картина в голове у Бина выстраивалась премрачная. Он уже было начал почти ненавидеть себя. Благо, Ёнбок вновь открыл рот, так удачно напомнив Чанбину, что он просто мелкий манипулятор, которому нельзя верить. — А с твоим драгоценным дружком ничего не случится, — сказал Ёнбок, уже не держась за руку, — он вернётся в целости и сохранности, и ты сможешь наконец-то набраться сил и признаться, как сильно хочешь его натянуть. — Что за хуйню ты несёшь… — В качестве благодарности, что приютил у себя, могу дать тебе потренироваться. На мне, — добавил Ёнбок и вновь положил свои ладони на плечи Чанбину. Тот уже не стал сопротивляться, пребывая в полном ахуе. — Мы с ним друзья. Ты ведь знаешь, что это значит? — спросил его Чанбин, из последних сил пытаясь оставаться спокойным. — Я предлагаю тебе натянуть меня без обязательств, — прошептал Ёнбок, обнимая его за шею и почти касаясь его губ своими, — ты же понимаешь, что это значит? Чанбин отвернул голову в сторону. Чужие губы прошлись по его щеке. Ёнбок раздражённо цокнул языком и отстранился. — У тебя хоть друзья есть? — не выдержал Чанбин, и, не дожидаясь ответа, добавил. — Хотя не отвечай. Тут и так всё понятно. Ёнбок перестал улыбаться, склонил голову и окинул Чанбина холодным взглядом. На его лице не дрогнул ни единый мускул, будто фраза про друзей никак не задела его. — Какой классный член, и такой придурок, — разочарованно бросил он. — С утра за тобой заедет отец. До тех пор не разговаривай со мной, — перебил его Бин, чувствуя неприятную желчь на языке. Тогда как низ живота болезненно скрутило. Ведь больше, чем избавиться от Ёнбока, Чанбину хотелось «натянуть его без обязательств». Тем временем Феликса натягивала сама жизнь. Он, отправив смску с мобильника Минхо, закинул её в «удалённое» и вернул телефон обратно. Сил на полноценный разговор уже не было. Феликсу хотелось в тёплый душ и спать. И желательно проснуться в каком-нибудь менее дерьмовом месте. — Не грусти, милый, — пытался подбодрить его Минхо. Он положил ладонь на плечо Феликсу и мягко потрепал по нему, — увидишься с мамой в родительский день. Всего-то две недели нужно подождать. Хорошо, что не исключили. Ёнбок называл его Ангелом. В тот момент Феликсу показалось, что ничто другое не подойдет Минхо лучше, чем это слово. — Могу я завтра позвонить с… — он запнулся, не зная, как обратиться: на «ты» или на «вы», — … с телефона? — Моего? — переспросил его Хо. — Конечно, заходи после уроков, — он осмотрел Феликса с ног до головы и заботливым тоном сказал, — иди-ка ты лучше спать. Завтра первый день, тебе нужно выспаться. Феликс кивнул, чувствуя себя неловко. Все, кого ему посчастливилось встретить в колледже, относились к нему мягко говоря «прохладно». И манера общения Ангела, его мягкий тон и забота натурально смущали. А может быть всему виной был удар башкой о дно бассейна. В любом случае, вторая любовь с первого взгляда за один день — это уже чересчур. Поэтому он быстро кивнул, пробормотал себе что-то под нос и побрёл по лестнице вверх, в свою комнату, оставляя за собой влажные следы. Кстати, о любви с первого взгляда. С ним Феликс решил разобраться с утра. Желательно подальше от бассейна. И желательно быстро. И вообще, если второй раз головой удариться, может вся эта влюбленность и пройдёт? Комната встретила его прохладой и лёгким ароматом ванили. Уже не таким тошнотворным, даже спать можно. Феликс сел на краешек кровати и обнял себя дрожащими от холода руками. В голове не было ни единой мысли, кроме одной. Эта патлатая сука, блядь, получит. Все его вещи были мокрыми. Буквально все, потому что в сумке лежала какая-то хуйня вроде десяти пар носков и троих трусов. Плавки. Панамка. Два полотенца (одно с человеком-пауком). Уезжая из дому в короткое путешествие с Чанбином, Феликс планировал таскать одну и ту же футболку с шортами, а если не повезёт, то стрельнуть чё-нить у Чанбина. О том, что сегодня вечером он чуть не помер в бассейне, Феликс старался не думать. Как и о том, что этот парень из комнаты напротив даже не обернулся, чтобы проверить, всё ли с ним нормально. Ладно, ничего, Феликс с этого придурка ещё спросит, обязательно. Вот только приляжет на пару секунд, переоденется, сгоняет в душ и сразу же спросит. По всей строгости! И вмажет по лицу, обязательно. Вмажет-вмажет! С этими сладкими мыслями Феликс и уснул. В мокрой одежде, с открытым окном и полулёжа в неудобной позе. А снился ему тот сукин сын. Тот сидел у мольберта, а его руки были перепачканы краской разных цветов. Он водил по холсту пальцами, добавляя цвета то тут, то там, делал густые мазки, касался своей картины нежно и бережно, будто создавал что-то прекрасное и неповторимое. А потом вдруг обернулся на Феликса. Улыбка с его лица пропала, и он прошептал что-то совсем тихо. «Как ты, блядь, посмел вернуться». На его лице застыла маска безразличия, будто Феликс был для него пустым местом. А потом он отвернулся обратно к холсту, не обращая на Ликса никакого внимания. Феликса бросило в холод. Будто бы он всё ещё лежал на дне бассейна, и Ангел не приходил ему на помощь. Он пытался сделать шаг вперёд и дотянуться до парня за мольбертом, коснуться его спины. Но Феликса то и дело будто отбрасывало назад, а чужой силуэт всё отдалялся от него, пока и вовсе не пропал из виду. Феликс просыпался несколько раз. Дрожь всё не унималась, и он прямо в одежде залез под мягкое одеяло. Вокруг был чужой, непривычный ему запах, но приятный, сладкий, будто пахло карамелью и шампанским. Он вновь проваливался в тревожные сны, возвращался обратно на курорт, где Чанбин продолжал горевать из-за очередной бросившей его девушки. У него за спиной стоял Ёнбок, обнимал его плечи и всё повторял: — А у тебя правда такой большой? Чанбин отмахивался от него, как от надоедливой мухи, а Ёнбок всё повторял: — Покажи-покажи! — голосом Феликса. — Правда хочешь это увидеть? — ответил Чанбин не своим, более звонким и высоким, тоном. — Да, снимай! — подначивал его Ёнбок. — Хозяин — барин! — раздалось над самым ухом. Феликс открыл глаза и пред его лицом возникло нечто. Средних размеров, в спокойном состоянии. Светлая головка, толщина обычная. Почти такой же, как и между ног у самого Феликса. Только, блядь, перед его лицом. Сон как рукой сняло. Фел закричал, подскочил на кровати и прижался к стенке всем телом. Перед ним стоял никто иной, как Шут. Тот самый, которого он встретил первым. Шумный, со спущенными до колен штанами. Стоял, гордо выставив грудь вперёд, руки в боки. Без портков, но в галстуке. Извините, в форме. С растрёпанными волосами, в расстёгнутой на несколько первых пуговиц рубашке и с ожерельем из ореховой скорлупы на шее. И с голым членом. — Скажи, да покажи, да дай потрогать, — обиженно проворчал он, будто реакция Феликса оскорбила его до глубины души, — а потом ноль внимания, фунт презрения! — продолжал сокрушаться он, натягивая брюки с трусами обратно. Феликс всё раскрывал рот, пытаясь выдать что-то вразумительное. Так вот, колледж. День второй. Начался с чужого члена перед лицом. Начало дня неплохое. Могло быть и хуже. — Вставай, — скомандовал Шут, — форму принесли, твоя на шкафу, — указал он себе за спину, — в душ сходи, а то мертвецы и те краше. — Ага, — кивнул ему Феликс, всё так же прижимаясь спиной к стене. — И уже видел? — спросил он и расплылся в улыбке. — Цезарь теперь напротив тебя живёт. Правда здорово? Пойду разбужу его! — добавил он и энергично взмахнул руками, но потом остановился, подумал и продолжил. — Или не буду. Он после всей этой истории с его бывшим парнем какой-то мрачный. Может ты разбудишь? — и посмотрел на Феликса. — Давай ты, — кисло улыбнулся Ликс, чувствуя, как голова начала гудеть от этой бесконечной болтовни. — Точно! Командовать парадом буду я! — сообщил Шут и направился в комнату напротив, закрывая за собой дверь. И через пару мгновений из коридора послышалось: — Хулиганы зрения лишают! — голосом Шута. Феликс выглянул за дверь. В центре, перед его дверью, на попе полулежал Шут, с таким видом, будто он на заслуженном отдыхе, а ковёр — это песчаный берег Чёрного моря. Дверь напротив была закрыта. — Как дела, — кивнул он Феликсу и расплылся в дурацкой улыбке. Какой-то парень, что проходил рядом, наклонился и протянул ему руку, но Шут даже не посмотрел в его сторону, проигнорировав и перестав улыбаться. Феликс ничего не ответил и захлопнул дверь, пока тот не начал вновь говорить. Он облокотился всем телом о неё спиной и тихо прошипел от боли. Шишка на затылке по ощущениям была размером с теннисный мячик, а болела как на весь футбольный. В желудке было пусто. Душа требовала вернуться в постель, а тело — душа. На столе лежало расписание. Первый день был загруженным — классный час после завтрака (явка в форме обязательна), обед, несколько уроков после него, свободное время, вечером секции (явка обязательна) и ужин. Хуже всего, что в расписании Ёнбока, рядом с графой «секция» была приписка «бассейн». Ёбанный бассейн! А ещё и отбой в десять вечера, а подъём в шесть ноль-ноль. Приплюсуйте к этому то, что Феликс остался без связи с внешним миром. Застрял в тюрьме строго режима на две недели точно, пока не увидится с мамой. Но это всё дело десятое, пока что. На первом месте — душ. От волос, тела и одежды (а теперь и постели) воняло хлоркой. У Ёнбока в шкафу вещей было кот наплакал — одна футболка (с гербом колледжа), спортивки (тоже тёмно-синие, похожие на форму) и плавки. Всё. На столе были сложены библиотечные книги в ряд, а в туалете несколько флакончиков с духами на полке, зубная паста (без щётки) и штук тридцать пачек мятной жвачки в прикроватной тумбочке. Всё это наводило на мысли, что хозяин комнаты как будто и не собирался возвращаться обратно. Воняло хлоркой. И подставой подстав, блядь. Феликс прихватил чистые трусы с носками, спортивную форму из шкафа, взял из сумки то полотенце (которое обычное, а не с человеком пауком) и, дождавшись тишины за дверью, отправился через весь коридор в общий душ. Все эти вещи он видел в последний раз. Ведь когда он, довольный и чистый, в шлёпках на два размера больше (чанбиновских!) вернулся к ящику, их уже не было. Зато на месте лежала записка. «Добро пожаловать обратно в рай. Ц». Подписывать было необязательно. Феликс и так знал этот почерк. Почерк патлатого сукиного сына из комнаты напротив. Чёртового Цезаря. Определённо Ёнбок не собирался возвращаться. Его и не ждали обратно. И если обычного человека можно было спугнуть такой хуйнёй, но Феликса, который сам позорился всю свою сознательную жизнь, — нет. Пройтись с голой жопой по коридору? Да как два пальца обоссать. Ноги в руки (то есть самое ценное в руку) и непринуждённым, расслабленным шагом, летящей походкой, Феликс Ли вышел в общий коридор с голой жопой. Толпа имела свойство собираться в секунды. Из двери выглянул один, потом из другой — второй, и вот уже весь коридор удивлённо, заинтересованно (а кто-то с восхищением!) провожали гордо вышагивающего Феликса взглядом. Одного из них Фел даже узнал. Того, широкого в плечах, любителя поставить свою ногу на чужую спину. Питон, кажется. Тот был уже в форме, с полностью застёгнутой рубашкой. А на шее у него красовались красные пятна, которых ещё вчера не было. Из-за его спины выглянул кто-то рыжий, примерного того же роста, с голыми плечами и явно сонный. — Что там происходит, Крис? — пробурчал он, но ответа на это Феликс уже не услышал. Нужно было идти дальше, не май месяц, хули. В коридоре, вообще-то, было прохладно. Ветерок из комнат неприятно царапал бока, вызывая по телу лёгкую дрожь. Идея сходить в душ казалось уже не такой уж хорошей. Феликс с гордостью дошёл до своей комнаты, открыл свободной рукой дверь, и обнаружил настоящий сюрприз. На месте формы, которую ему с утра принёс Шут, была пустая вешалка. Из его новой комнаты открывался прекрасный вид на осенние, высокие деревья, что были украшены его шмотками. Даже та футболка со следом на спине от ботинка и штаны, в которых он приехал, висели рядом с тёмно-синей формой, спортивками, и одеждой, пропитанной хлоркой. Феликс высунулся из окна. Внизу стоял Цезарь собственной персоной, а рядом Шут. Оба разговаривали о чём-то негромко, но, когда заметили Феликса, обернулись к нему. Цезарь был без очков, в форме, с распущенными, аккуратно убранными за уши волосами. Он расплылся в широкой улыбке и помахал Феликсу пальчиками. Шут же выглядел таким счастливым, будто сегодня был его день рождения. А над ними — вещи Феликса. Все, включая трусы с носками. Ладно, а вот это уже проблема.