***
Мегуми устал. Он чувствует боль не столько физическую, сколько ментальную. Отец воспользовался им. В который раз. Хотя нет, в этот раз всё было иначе. Тоджи не только поимел его, но и показал тем самым, кому тот принадлежит. Сломал мальчишку. То, каким был отец неделю назад, до отъезда, никак не вязалось с тем, каким он стал сейчас. Шаман с горькой усмешкой думает о том, что он просто показал свою истинную сущность и отношение к нему. Юноша был просто вещью. Собственностью своего родителя. Он был словно птица в клетке, выбраться из которой было невозможно, пока хозяин сам не соизволит выпустить. Сил не было никаких: морально он был просто раздавлен, а тело настолько ослабло и отдавало болью при малейшем движении, что он едва бы устоял на ногах, попробуй встать с кровати. Брюнет мёрзнет, лёжа на постели, и хорошо бы потянуться за одеялом, накрывшись им, однако тело не слушается. Сил не оставалось даже пошевелить руками из-за активных сопротивлений во время акта, и, как следствие — заломанных рук, чтобы не брыкался. На запястьях, как и по всему юношескому телу теперь красуется россыпь синяков, укусов и местами царапин. Он потерял счёт времени. Судя по тому, что за окном уже возвышалась луна, дело близилось к полуночи следующих суток. Фушигуро лежит на спине, устремив взгляд в окно, что не было зашторено, и так удобно располагалось чуть левее, чем изголовье кровати. Можно было разглядеть и луну, и неисчислимое количество звёзд, что отличались своими размерами, расположением и степенью яркости. Холодный свет, проникающий в окно, едва освещал комнату, которую вполне можно было назвать пустующей. Время здесь будто остановилось, потому как тело на постели лежало неподвижно, и жизнь в нем выдавала лишь вздымающаяся от дыхания грудная клетка. Кожу на лице неприятно стянуло из-за высохших слёз, да и ему в принципе требовалось принять душ, дабы избавиться от прочих застывших жидкостей на своём теле. Мегуми, вроде как, собирался даже подняться, однако с тихим вздохом скрутился в позу эмбриона, прикрывая глаза и ощущая, как с глаз снова начинает стекать влага. Комната наполнилась тихими всхлипами юноши, которые тот старался заглушить, кусая и без того потрескавшиеся сухие губы. Рот наполняет металлический привкус, когда он заходится в новом всхлипе и сильнее смыкает зубы, дабы не завыть от обиды. Заглушить себя, к слову, выходило так себе, и брюнет вот-вот сорвался бы на истерику, закричав в голос, если бы он у него не сорвался ещё прошлым вечером.***
Стоит ли говорить о том, что Мегуми вовсе не спал эти сутки, так и пролежав, заливаясь слезами, и успокоившись только к утру? О том, что он, придерживаясь за стены одной рукой, прошел к ванной, где заперся, хотя ранее никогда так не делал? Маг, привалившись к одной из холодных стенок душевой кабины, выкрутил вентиль с горячей водой на максимум, игнорируя обжигающую температу воды, которая тревожила свежие следы на коже. Ощущение тепла заставило его немного расслабиться и перестать дрожать. Он выливает на мочалку половину тюбика геля для душа, после чего остервенело намыливает своё тело, проходясь по несколько раз по тем местам, где его касались руки родственника. Трёт до покраснения кожи, так, что начинают образовываться новые царапины, поверх тех. Он даже не чувствует, что причиняет себе ещё больший дискомфорт в попытке заглушить ментальную боль, и успокаивается только тогда, когда на бедре у него проступают кровавые капли, а жёсткие ворсинки мочалки вместе с пеной окрашиваются в красный. Шаман сползает вниз, снова громко всхлипывая, теперь уже позволяя себе плакать в голос, который по-прежнему был слишком осипшим, и звучание которого так идеально перекрывал звук льющейся водопадом воды. Смотря на свои руки, замечая следы на кистях, он думает, что лучше бы отец надавил сильнее. Тогда, возможно, ему пришлось бы отправиться в больницу, дабы вылечить переломы. Да что угодно сейчас казалось выходом, идеальным вариантом для того, чтобы не оставаться в этой ужасной квартире. Взгляд так удачно цепляется за бритвенные лезвия в открытом доступе на полке. Полный апатии, он сидит, просто сверля взглядом находку. Все последствия близостей на его теле — отвратительные напоминания, которые хоть и сходили со временем, приобретались снова и снова. С каждым разом их становилось всё больше. И теперь это были не только проявления страсти, такие как засосы… На теле Мегуми красовались полосы от ударов ремнем, мерзотные следы укусов, которых хоть и было не очень много. Это всё было слишком. Это хотелось прекратить. Фушигуро надеялся —молился, — чтобы все эти страшные события оказались просто слишком реалистичным кошмаром. Очень затянувшимся кошмаром. Выходит он из душа только спустя долгих три часа, когда истерика постепенно сходит на нет. Не смотрит в зеркало, прекрасно зная, что выглядит гадко, и проходит к своей комнате, смотря под ноги, как перед дверью его останавливают, тянут за волосы назад, заставляя остановиться и пошатнуться, прижавшись спиной к сильному торсу. — Не припомню, чтобы я велел тебе запираться, — слышится у самого уха, которое обдает горячим дыханием. Хотя, впрочем, учитывая то, что эти несколько часов парень буквально варился в кипятке, это едва можно было почувствовать. — Начинаешь забывать правила… Мне стоит освежить твою память? Младший брюнет чувствует, что его мутит. Он не отвечает, только качает головой в отрицательном жесте слабо, ощущая после, что губы скользят по его шее, и вздрагивая крупно, желая отстраниться. — Нет? Как жаль… А я думал, что после того раза тебе будет куда легче принимать меня, ты ведь теперь достаточно растянут, — у мальчишки ноги подкашиваются, но он успевает упереться ладонью в стену, ощущая, как на его бедро ложится рука отца, сжимая синяки и раскрасневшуюся кожу от кипятка и трения мочалкой. — С каким же усердием нужно было мыться, чтобы так истязать свою кожу? «Замолчи… » — просит сознание, но вслух он этого не произносит. Не осмелится. Слишком хорошая дрессировка, чтобы перечить Тоджи. Обучен горьким опытом, что следует за подобными фразами, брошенными так не аккуратно. После предыдущей ночи вообще не хочется издавать лишних звуков.***
Мегуми не ест, и практически не спит. Он находится на эдаком домашнем аресте, не выходит за пределы квартиры даже на лестничную площадку. Хотя… Нет как сил, так и желания двигаться. Спустя каких-то пару дней от его эмоций не остаётся ничего, кроме полной апатии. Шаман терпит всё, что с ним делают, лишь изредка скулит от боли, как побитое животное. Слёз уже не было. Слов тоже. Чтобы дитя не падало в обморок, Тоджи насильно кормит его, хотя аппетита у мага нет абсолютно. После каждого такого приёма пищи он пулей летит в туалет, потому как вся еда лезет обратно. Кажется, он даже не чувствует вкус того, что ест. А может так работало самовнушение и ощущение желчи на языке. То, что его драгоценное чадо увядало, не нравилось Фушигуро-старшему. Ему нравились эмоции. Страх, волнение и смущение. Без этого юное тело его совершенно не привлекало и не интересовало. Кажется, игрушка пришла в негодность, но лишаться Мегуми мужчина не хотел. — Я сказал ешь, — глядя на то, как начинающий стремительно терять вес парень, совершенно не реагировал на него и даже свои собственные потребности, наёмник начал задумываться, что можно было сделать в этой ситуации. Мегуми, не успевший даже прожевать, поднимается и идёт по направлению в сторону уборной, словив очередной рвотный позыв. Отец ступает следом, опираясь о дверной проём плечом и наблюдая с какой-то… Жалостью (?) на лице. Такими темпами долго юноша не протянет. Тут требовалось вмешательство специалистов, но обращаться в больницу Фушигуро-старший не собирался ввиду своих проблем с законом. Не хватало ещё, чтобы эти чёртовы медики что-то заподозрили и дали властям выйти на него. Скорее, шаману нужен был какой-то стимул… — Через пару дней ты снова начнёшь посещать свой колледж колдовства, — пренебрежительно сообщает брюнет, прежде чем вернуться на кухню. Знает прекрасно, что сынок последует за ним. На лице последнего впервые за долгое время проскакивают эмоции. Удивление, кажется, вперемешку со страхом. Что движет этим человеком? Разве непонятно, что желание к жизни и какой-либо деятельности Мегуми уже потерял? Маг следует. Замечает, как на столе появляется стакан с водой. Ему действительно стоило больше пить, иначе в дальнейшем он бы просто выблевал все свои внутренности, так как ничего питательного в организм просто не поступало. Хочется усмехнуться, да слабость ощущается настолько сильно, что даже такая мелочная вещь кажется непосильной. Фушигуро жаль. Ему действительно жаль, что судьба к нему так жестока. Единственный родной человек, который был рядом с ним, довёл его до такого состояния, что у любого навернулись бы слезы на глазах, услышь он об этом, да или просто увидь он юношу сейчас. Паренёк осунулся, под глазами залегли тёмные круги, а взгляд потух. Лицо его стало серым, с силуэтом тонкой полоски сухих губ. На теле не оставалось живого места, и он весь стал одним сплошным синяком, на которого только посмотришь — и уже ощутишь всю эту боль. Без того свободная одежда сейчас висела, словно на скелете… Тоджи тяжёлым взглядом проводит сына, перебирая в голове возможные варианты дальнейших действий и искренне не зная, что стоит предпринять в данной ситуации. Сама идея того, чтобы отпустить Мегуми в школу в таком виде — была смехотворно идиотской, но надежда на то, что под страхом быть рассекреченным, его сын сам стал бы заботиться о себе, не подавая виду о происходящем, подталкивала так и сделать. Хотя возможный провал этой затеи Фушигуро-старший тоже не оставлял без внимания. Ему уже нужно было выходить на работу. Миссии всё копились, а деньги убывали. Но оставлять на долгое время мальчишку без присмотра было нельзя. Чёрт, какое же блядство. Нужно было срочно что-то придумать.***
Сатору скучать не приходится. За исключением миссий и тренировок учеников он раздумывает о сложившейся ситуацией с Мегуми. Уже как месяц тот не появлялся на территории академии, хотя директор Яга и предупредил, что Тоджи сообщал о чем-то вроде отъезда на неопределённый срок. Отношения в этой семье — темный лес, разузнать о котором хотелось не меньше, чем опустошить ближайшую лавку со сладостями, но последнее можно и опустить. — Меньше гоняй его на тренировках. — щурится Сёко, переводя взгляд с Итадори на Годжо, и отходя к своему рабочему столу. — О… Слышал, Юджи? Тебе стоит больше отдыхать, раз уж не хочешь проводить здесь кучу времени, восстанавливая здоровье! — молодая женщина прикуривает, наблюдая за энергичным даже сейчас парнишкой. — Хорошо! Обещаю делать перерывы чаще! — кивает согласно, на что Сатору усмехается, взъерошив чужие волосы. — Кстати… Нам с Нобарой стало интересно, когда приедет Мегуми? Что-то давно его не видно. Вы не в курсе, сенсей? — Фушигуро?.. — тянет задумчиво светловолосый, а Сёко переводит заинтересованный взгляд на бывшего одноклассника. — Увы, мне ничего не известно о его текущем местоположении, но уверен, что он в скором времени вернётся! Пробовал позвонить ему на мобильный и узнать? — Я написал ему смс пару дней назад, но он не ответил. Думаю, он может быть занят чем-то, из-за чего не увидел. Сегодня позвоню! — воодушевленно произносит ученик Годжо, а после собирается и выходит, попрощавшись, и сообщив, что отправится к себе. — Так Фушигуро не появляется уже долгое время? — доктор вскидывает бровь, делая затяжку и медленно выдыхая дым. — Причина тебе известна? — Ты что-то знаешь? — тон шамана становится серьёзнее, когда он наклоняет голову, позволяя очкам съехать ниже, чтобы скользнуть по Сёко внимательным взглядом. Иэйри дала обещание… Но понимание того, что это могло перерасти в серьёзную проблему, преследовало её уже с неделю. Оставлять всё просто так было нельзя. Это хоть и являлось не её делом, но девушка, как и любой работающий здесь человек, несла ответственность за учеников этой академии. Вся эта ситуация казалась ей очень неприятной и мутной, но свои опасения озвучивать она не спешила. К тому же, было много и других забот. — Так что? — присаживаясь на стул напротив, подаёт голос шестиглазый.