Далеко за городом

— Миха, — начал Балу. — Я тут покумекал, да Яшка мне помог, короче, идем и покупаем салюты, а затем топаем под окна Андрюхиной больницы и таким образом поздравляем его с Новым годом, запуская салют прямо из двора. Главное — потом быстро съебать, чтоб охрана не схватила, но это мы умеем. — Балу, ты лучший друг! — Миша обнял его, сильно стискивая плечи. — А Яшка не против, что мы в Новый год так… — Задушишь! Да и он сам мне и помог с идеей. Он ещё тот романтик, на самом деле… Решил вот новогодним амуром побыть во что бы то не стало. — Вы лучшие! Оба! Ну что стоим, ё-моё! Завтра уже всё. Пошли, пока всё не скупили.       В полночь родители Яши парней все-таки никуда не отпустили, и пока все слушали обращения президента, Миша сидел на полу в прихожей, прижавшись ухом к трубке телефона и слушая спокойный голос Князя. — Да херня эти твои новогодние чудеса. Я сам стану твоим чудом, веришь? Ты там это! В окно смотри только, пожалуйста. Мы сейчас.       Через минут пятнадцать уже были у больницы. Охрана была явно больше озабочена праздником, так что пробраться на территорию оказалось проще простого. Миха всё равно свалился с забора лицом в снег, но это были мелочи. — Какое окно-то? — Поинтересовался Яша. — Вон то, кажется, — показал Балу. — Да нет, его на первый этаж перевели, тут щас, — крикнул Миха, пробираясь по сугробам.       Добравшись до нужного окна и заметив в нем Андрюху, парни помахали ему и принялись быстро устанавливать фейерверки.       Князев, наблюдавший за ними из окна, совершенно не понимал, что вообще происходит, но невольно улыбался, зная, что происходит что-то хорошее.       И вот, наконец, фейерверки взмыли вверх, взрываясь в небе и рассыпаясь на тысячи разноцветных искр. Один за другим, один за другим. Практически все больничное крыло, в котором лежал Андрей, выглянуло в окна, смотря на эту красоту. — С Новым годом, Андро! — заорали хором.       И вправду, новогоднее чудо…       Миха на салюты совсем не смотрел. Всё его внимание занимал Князь, его счастливая улыбка. Как он руку к стеклу тянет. Вот за такого Андрюху можно и горы свернуть, и взлететь к звездам, и разбиться так же стремительно и яростно.       Отошёл от оцепенения Горшок только когда Балу его за капюшон потянул и заорал в ухо: «Беги, полудурок!».       Миха успел послать Князю воздушный поцелуй, прежде чем рванул к забору. По снегу бежать было тяжело, но не ему одному. Охранник особой скоростью тоже не отличался, так что добраться до забора, перепрыгнуть через него и скрыться в ближайшем дворе колодце, следуя за Яшей, знающим эти лабиринты улиц с детства, получилось. Миша запоздало вспомнил, что хотел ещё написать что-то романтичное на снегу, но забыл. Да и в голове крутилось только «Я дурак, а ты молния. Мне так хочется, чтоб стала ты моей».       Придя в тёплую квартиру, парни прошли к салатам, весело смеясь. — У него такая рожа была! — продолжал Яша про охранника. — Боров настоящий. Хер бы он нас догнал.       Миша незаметно скользнул в коридор, взял телефон и набрал Андрея. — Сойдёт такое чудо, ё-моё? — смеясь, спросил он, накручивая провод на палец. — Миш, это… Это просто что-то с чем-то, у нас все крыло до сих пор на ушах стоит от вашего чуда. Это было очень… Охрененно. Спасибо. — Андрей держал телефон у уха, слушая, как по этажам носятся врачи, пытаясь уложить пациентов помладше спать, а сам тихо смеялся, радуясь, что он в одиночной палате. — С вами ещё кто-то был. Яша, да? Ну вы рисковые, конечно, когда охранник за вами побежал, я аж струхнул немного. — Князь улыбался, продолжая прижимать телефон к уху и затем обернулся на окно, за которым снова начался снегопад. Крупные белые хлопья медленно падали вниз на землю, на сугробы и на заледеневшие лужи. — Ты завтра если пойдешь куда, то аккуратнее, а то снег все лужи прикрыл, льда не видно. Не хочу чтоб ты упал и голову себе разбил. С твоим везением-то, Мих. — Ну спасибо, что веришь в меня. — посмеялся Миша. — Слушай, мы же сегодня как настоящие панки, да? И тебя обрадовали и всех ещё, кто в этой больнице в Новый год кукует! Торжество свободы! Охрененно же. В прямом смысле зажгли.       Балу, улыбаясь, смотрел на счастливого Миху, облокотившись о дверной косяк. — Ты этим двоим как мама, — ткнул того в бок Яша. — Может, как старший брат. — Нее, друг. — Яша положил голову на плечо Балу. — Восхищаюсь, как ты ради него на все готов. И немного ему завидую. Вы с ним с самого детства вместе.       Горшок тем временем сполз по стеночке вниз, усаживаясь на пол и всем видом показывая, что телефон теперь надолго им оккупирован.       Яшины родители ушли праздновать к друзьям по соседству. Так что никто не подрывался включать «Голубой огонёк» и драконить Горшка.       Балу вяло ковырял «под шубой». — А можно ещё маленькое новогоднее чудо? — Вдруг спросил он, улыбаясь Яше. — Какое?       Яшка поднял взгляд на Балу, скрещивая руки на груди. — Не отталкивай меня сразу, — грустно улыбнулся Балу, прижимаясь к Яшке всем телом. Убрал ему чёлку назад и посмотрел в глаза, закусывая губу. — Хреновый я друг. Свои обещания не исполняю. — Ты же по девушкам был… — не понял Яков. — Был, — хмыкнул Балу.       Яша не сводил взгляда с Балу, а затем поджал губы, пытаясь осознать и собрать всё воедино. — Ладно, новогоднее чудо. По девочкам он, все ясно, я больше не Яков. Я Яна теперь, — засмеялся он. — Да какая Яна? — Возмутился Балу. — Ты Яша! Парень! И я это признаю и осознаю! — Прям так и признаёшь? — заржал Яша и притянул Шуру, целуя.       Тем временем Андрей рассказывал Мише что и как тут у него дела теперь, и что на завтра назначены уже процедуры, какие-то анализы, посещение ещё нескольких докторов. В общем, с самого утра первого января дел будет просто невпроворот. — Но часы посещения не изменились, завтра, вроде как, уже в то же время можно прийти, — продолжал он. — А ещё лечащий врач обещал через два месяца, при хорошей динамике, перевести меня на неделю в обычную палату, и если реакции от организма не будет — выписать, с необходимостью каждый месяц приезжать. Так что есть шанс, что уже в марте я буду свободен.       Миша услышал, как на неспящего Андрея орёт медсестра. — Что это она в Новый год не даёт покоя? Дай ей трубку! Как её зовут? Я всё выскажу… — говорил грозно Горшок, но в голосе все равно проскальзывал смех. — Ну Оксана Валерьевна, ну я с другом разговариваю! Новый год же, праздник! Мне Анатолий Иванович разрешил, правда! — Андрей продолжал прижимать к себе телефон, обернувшись к медсестре, а затем тихо засмеялся в трубку. — Ну Оксана Валерьевна! — Ладно, ладно, герой, — успокоился Горшок. — Тебе завтра ещё мужественно процедуры проходить. Отсыпайся там, а я приду к тебе обязательно. Может, даже разрешат подарок передать.       Миха ещё с минуты желал Князю сладких снов и говорил, как рад, что хоть косвенно, но праздник они провели вместе. Наконец, отключился и поднялся на ноги, поняв, что хочет поесть уже порядком заветревшихся салатов и хлебнуть этого их советского шампанского. И почему только никто его не послушал, когда он предлагал взять пива или портвейн. Не празднично, блин.

***

      В следующую встречу, Андрей был в стерильной палате за стеклом. Только заметив Миху, он первым делом прислонил к стеклу тетрадку со стихами. Там было его новое творение, под названием «Блуждают тени». — Смотри. Это я прям в Новый год написал, когда мы распрощались. Выйду — на музыку положим, попробуем сыграть. — Это мы звери типа сказочные? — посмеялся Миша. — Добро. Положим на музыку. Хорошо будет. — Миша прижался к стеклу лбом, пока доставал из пакета книжку. Большой такой сборник мифов и легенд, перевязанный жёлтой ленточкой. — Подарок. Чтоб обо мне вспоминал. Понимаешь, да? А то скоро уеду, а звонить тебе только от Шуры смогу. У меня отец… Понимаешь, да? Он правда думает, что я излечился тип. Я на дискотеках специально с девчонками танцевал, чтоб это ну… Слухи другие по деревне пошли. Там ж как в скворечнике. Ты ж не против, да? — Миха прижал к стеклу книгу, показывая Князю, сам вглядывался в его глаза и понимал, что точно с подарком угадал. И гордо поднял голову. — Я чтоб, ну, отец думал, что я нормальный. Я и так нормальный. Это в его голове не так, ё-моё. Ну понимаешь, да? Я б с радостью с тобой лучше танцевал. Как тогда на реке. Веришь? — Миша положил ладонь на стекло и слабо улыбнулся. Перед Андреем ему хотелось быть максимально честным. — Конечно верю, Мих, ты чего? Я ж знаю, что никакие девчонки тебе не нужны, а если и будут нужны, то я верну твое внимание. — Андрей многозначительно поиграл бровями и засмеялся. — Я тебе позвоню, когда меня выпишут. Точнее не тебе, а Шуре, а он уже тебе передаст, хорошо? Ты там постарайся с отцом не поубивать друг друга. В общем, я за тебя переживаю, давай там. Чёрт, я же даже не подарил тебе ничего. — Он не знает даже, куда я уехал, — признался Миха. — Не думаю, что Муся ему правду скажет. Меня выгородит как-нибудь. Лёшка знает, но обещал молчать. Даже не обиделся, что я на Новый год не с ним, тебе привет передал. А подарок… Ну вот уже. За стеклом правда стоит. Отложенный. — Миша засмеялся. — Всё хорошо? — поинтересовался доктор. Потом кивнул в сторону Андрея. — Ему лучше. Скоро добьёмся долгой ремиссии. Но вы случаем не знаете, кто баловался с пиротехникой на территории больницы? — Не имею ни малейшего понятия, — улыбнулся Горшок. — Мне как в детстве зубы петардой выбило, так за километр это всё обхожу. — Он открыл рот пошире, для убедительности.       В следующее посещение Миха столкнулся с Князевыми родителями. С Сергеем у них до сих была негласная вражда, проявляющаяся во взаимных неодобрительных взглядах, а вот мама Андрея Мише была рада.       Когда Андрей подошёл к стеклу, отделяющему стерильную палату от внешнего мира, Михе он показался каким-то по-особенному бледным, даже зеленоватым. Но тот по прежнему широко улыбался. Он положил руку на стекло, а Миша положил со своей стороны. Даже через отделяющее их стекло чувствовалось тепло, но этого было недостаточно. Они замерли ненадолго. Мише скоро надо было уезжать, а они вот даже коснуться друг друга не могут. — Хочу обнять тебя. Очень сильно, — озвучил первым Андрей.       Князь улыбнулся, не отходя от стекла и наблюдая, как родители отходят в сторону, о чём-то переговариваясь с врачом.       Совершенно неожиданно для всех, тот куда-то ушёл, а вернулся уже со специальным костюмом для Миши. — Надевайте и проходите через рамку. Время посещения — тридцать минут, всё понятно? Ничего не трогаем, кроме пациента. После вас палату продезинфицируют.       Горшок, не верящий своему счастью, яростно закивал, пожал руку доктору и раз десять сказал спасибо, прежде чем влезть в этот странный костюм. Пусть через него, пусть так неловко, но Михе можно будет обнять Андрея. Его Андрея.       Наконец, попав в палату, Миха неуклюже бросился Князю в объятья. — Я тебя люблю, — на радостях признался Миха, гладя Андрея по волосам.       Через костюм чувствовался жар чужого тела. Не так, как хотелось, неидеально, но Миша не мог просить о большем.       Андрей обнимал Мишу, жался ближе, подставлял голову под чужую ладонь и вел себя как изголодавшийся по людям кот, к которому снова проявили ласку.       Князь кивал на слова Горшенева, радуясь, что тот наконец-то здесь рядом, и они снова вместе. Князь запустил ладонь в волосы Миши и растрепал их, счастливо улыбаясь. Большего для счастья ему просто не надо было.       Время летело ужасно быстро, так что тридцать минут закончились слишком рано. Князь, заметив, что доктор указывает на наручные часы, поджал губы. А затем посмотрел Мише в глаза и снова крепко его обнял, утыкаясь носом в шею. — Буду очень скучать!       Андрей отпустил Горшка только тогда, когда послышался сигнал, и Мише пора было уходить. Он отошел к своей койке, а затем уселся на неё, наблюдая, как Горшок снова проходит через рамку, оставляя Князя в физическом одиночестве. — Хорошо. Ну что, Мих. До встречи, получается? Скоро уже ремиссия, недолго осталось. Так что ты давай там сильно приключения на задницу без меня не ищи, понял? — Не обещаю, — кивнул Миха.       Пока Горшок был в палате, Андрей быстро закинул в его рюкзак свою тетрадку со стихами, чтобы быть рядом даже на расстоянии. Миха тетрадку нашёл уже в автобусе, когда за водой полез. Прижал к лицу и издал протяжное «А-а-а», чем разбудил Шуру и напугал добрую половину автобуса.       Уже в деревне воспользовался тем, что отец уехал снова в первых числах января, Миха не отлипал от гитары, стараясь подобрать достойную мелодию. Бегал по всей школе и всем своим знакомым талдычил, что вот. Хит будет. Ещё увидят. Весь народ знать будет, уличные музыканты перепевать будут. — Так настаешься с этими стихами, будто в автора влюбился, — махнул рукой один из знакомых. — Больше. — вдруг серьёзно Ответил Горшок. — Это чувство куда больше.       В один из дней Шура подсел к Мише в школьной столовой. — Мне Князь с Яшей звонили. Твоего Андрюху, наконец, в обычную палату перевели. Перезвони ему, как возможность будет, — начал он, попутно жуя бутерброд, и запивая его сладким чаем из гранёного стакана. — Круто так, что они общаются, ё-моё. Что там у вас с Яшей в итоге, срослось?       Балу закивал. — Всё ещё не представляю, каким ударом это будет для Поручика. С тобой-то он как-то смирился, а меня ж с девочками видел и все такое. Да и оба друзей его детства! Представляешь, какая подстава? — Оба будут с ним квартиру делить, — смеялся Миха.       Всё шло своим чередом, пока в один из дней весной Горшок, как обычно, не звонил Князю из дома Балу. Тот вышел из кухни, вытирая руки полотенцем, опёрся о дверной косяк и спросил. — Мне Яша вчера идею подал. Князь твой же на домашнем обучении из-за болезни? Ему все равно в школе надо итоговое все сдавать после девятого. Может, он в нашей сдаст? Сельская школа, требования ниже, списать можно. Повод приехать. — Не думаю, что ему сюда можно, тут же теперь знают все… Что… — запротестовал Миха, медленно осознавая, что трубку от лица так и не убрал.       Андрей на том конце провода замолчал, пока в деревне Шура активно показывал Мише пальцем на трубку около уха. Вот ведь срань Господня. — Да я и тут все прекрасно сдам, успокойтесь. А как же... А как же я теперь к вам приеду, я планировал. Что, прям все знают? — Князь закусил губу, в голосе его чувствовалось переживание, а рядом сидящий Яшка даже напрягся, одним кивком спрашивая в чем дело, на что Андрей махнул рукой и стал ждать ответа от Миши. — Ой дурак, — прошипел Балу, уперевшись лбом в косяк. — Миш, ну не молчи давай. Сказал уже «а», говори и «б», — Андрей подогнул под себя одну ногу, устраиваясь на диване с чуть меньшим комфортом, но всё же. Это что, получается, вся деревня там теперь Миху обсуждает? Или только ему будут не очень рады? Вместе с непониманием в душе Андрея закипала обида и злость на Мишу с Шурой, которые ему ничего не говорили. — Да сколько мы целовались по углам, — начал Миша. — Ну раз всё-таки кто-то увидел. Ты думаешь, почему я в сентябре побитый был? Ну и про девчонок тогда в больнице рассказал. Ну да, узнали. Не волнуйся только. Балу с Поручиком меня защищают, да и я сам кого хочешь это самое. — Миша нервно зарылся пальцами в собственные волосы, сжимая их. Он посмотрел испуганно на Балу. Тот только плечами пожимал. — Если ты приедешь, я никому тебя в обиду не дам, — пообещал Миша. — Но я если честно… Боюсь немного, как ты с ними будешь. Они не свободные просто, ё-моё. Им в головах не хватает, понимаешь, да? Для свободы. Чтоб зашоренность эту не продвигать, ненависть, блин, не кормить друг к другу. — А я почему об этом всем узнаю уже в последнюю очередь? Вы с Шурой в партизан решили поиграть и с самого сентября мне ничего не рассказывать, кроме того, что я видел и своими глазами? Миш, ну так разве делается? Я значит сиди тут в неведении, жди какой-либо весточки от тебя или Шуры, а вы... Я думал, мы друг другу всё рассказываем, а оно вон как получается. Несправедливо как-то, тебе не кажется? — Да я думал ты догадался уже обо всём! Да и что я скажу? — раздосадовано спросил Миха. — Ой, Дюх, тут все о нас узнали и меня протащили мордой об пол и мой отец и ребята с соседней улицы? Я ж жаловаться не привыкший! Да и ты бы себя винить начал. Я бы начал, если б так с тобой кто посмел. Закопал бы урода сначала, конечно… Но потом… — Горшок задрожал от негодования, не знал куда деть себя. Плакать не умел с детства. Отец не позволял. — Ну что ты хочешь от меня? Честности? Так я и так только перед тобой с душой нараспашку… А это я справлюсь… Сам. Уже справился. Никто меня не трогает больше. Отец даже игнорирует. Говорит сын у него только один… Лёша. Ну и пусть. Я рад только. Но ты тут не виноват. Он бы и без тебя от меня однажды отказался.       Балу хочет положить Михе руку на плечо, но тот грубо вырывается.        — Я тут все сдам, — Андрей сказал это излишне отстранённо, Миха аж напрягся от этой непривычной холодности в голосе. — Буду ждать вас в Питере на поступление. Не хочу, чтобы ты, как только я приеду, из-за меня в драки опять влезал. Всё, давай. — Хочешь покурить? Давай, успокаивайся, нормально всё будет. Андрюха тоже на эмоциях, вы оба сейчас на сплошных эмоциях, так что обоим надо успокоиться и просто спокойно посидеть. А может чай?       Шура направился на кухню, останавливаясь в проходе в комнату и снова оборачиваясь на молчащего друга. Вот и пошли первые, испытательные недопонимания и ссоры. Оба хороши. Миха с Шурой, что не рассказывали ничего, а Андрей, что сразу это всё в штыки воспринял. — Водки… — прохрипел Горшок. — Идём к Поручику, у него вино есть. — Вино — параша, водка-пиво пища наша… — придумал Миша рифму и грустно усмехнулся.       Балу потёр переносицу и вяло согласился. Горшок умел принимать всё в штыки, да и упрямства ему было не занимать. Перебесится и успокоится, решил Шура. Но не успокоился. Пропустил школу, влез в какую-то драку и много пил. Да вроде пил и пил. Но пил во-первых херню какую-то, от чего при должном усердии ослепнуть можно, а во-вторых Шура просто-напросто заебался следить за этим недоразумением по трезваку. Сам пить не мог, родители бы голову открутили, что так нажирается аккурат перед итоговыми. — Миша меня убьёт за это, — вздохнул Балу, набирая номер Князя. — Алло, Андрей, эт я. Шура, да. Тут такое дело. К тебе там Яша сейчас приедет. Чтоб ты не волновался. Сразу говорю, Горшок живой твой! Просто немного ушёл в разгул. У вас же это первая ссора, да? Он раньше никогда так… Ну ссорился со всеми, но как спичка. Быстро зажигался, но и отходил почти сразу. Тут, видно, за что-то живое ты его задел. Он у Поручика сейчас, у Яши номер его есть. Поручик того уже часа четыре у себя держит, чтоб протрезвел… — Я понял, Шур.       Андрей сидел и ждал Яшу, снова начиная кусать губы. Как только Цвиркунов прошел в квартиру, Князь тут же узнал у него номер Поручика и теперь, расхаживая от стены к стене, ждал ответа.       Поручик, услышав, как затрезвонил домашний телефон, отошёл от Миши и поднял трубку, постоянно на Горшка оборачиваясь. — Да? Алло? — Сань, это я. Мишу дай к телефону.       Щиголев несколько секунд неотрывно смотрел на Горшка, а затем произнёс так, чтобы тот услышал. —Мих, тут Андрюха звонит. Иди поговорите.       Миша цыкнул на Поручика, поднялся и буквально доковылял до телефона. Чем ему прилетело по ноге в последней драке он не помнил, но боль была тупой и ноющей. — Алло, друзья сдали с потрохами, да? — прохрипел Миха, потирая опухшее лицо и слабо шипя, нечаянно задев свежую ссадину. — Пор, не смотри на меня так, откуда ещё Андрей знал бы, что я здесь?       Поручик пожал плечами, мол, идея не его, но он поддержал. Осмотрел друга с ног до головы, что-то для себя решил и ушёл в другую комнату, оставляя Мишу один на один с телефоном. — Дюх… — хрипло начал Миша. — Ты не ругайся только. Они преувеличивают. — Мих, зная тебя, они приуменьшают, — Андрей вздохнул, проводя ладонью по лицу, а затем поджал губы. — Пожалуйста, Мих. Ты мне живой нужен, здоровый. В драки не лезь, бухать прекращай. Оно тебе надо, цирроз печени в семнадцать лет? — Вопрос был скорее риторическим и ответа как такового не требовал. Через несколько секунд от Андрея снова донеслось, но уже тише и извиняющимся тоном. — Ты прости, если задел... Я просто... Я не люблю неведение. Когда все вокруг всё знают, а я нет. Мих, заканчивай. — Ты за что извиняешься-то? — спросил Миша. — Я тут сам виноват. А что бухал ну… Это не из-за тебя. Это в моей голове всё. Что вот я такой непутёвый. Ё-моё. — Миша прижался к стене, а затем проскользил по ней вниз, усаживаясь. Откинул голову назад, посмотрел на висящую картину и что-то в этом летнем пейзаже отдалённо напомнило об их первой с Князевым встрече. Ещё до пожара, до прыжка из машины, до неприятия их обществом. Мише на общество было похрен, но насколько было похрен Андрею, Миша не понимал. — А подрался… Придурок один снова начал про тебя говорить. Мол, раскис я без своего городского совсем. Тип ты мне в няньки заделался. А я не хочу, чтоб ты для меня нянькой был. Мы ж это… Союз равных сил. Понимаешь, да? А я не ребёнок совсем. Ну того этого… Слово за слово, и я уже не помню как он подо мной лежит и руками лицо от ударов закрывает. Я блин как батя становлюсь. Страшно... — Горшок потёр переносицу, затем обнял колени. — Чудо ты, конечно. Рассказывать никому не хотел, а снова вот всё как на духу выложил. — Миш. Ты не станешь как твой отец, хотя бы потому что у тебя ценности другие. У тебя мировоззрение другое, цели другие. У тебя Шура есть, Саня, помогут. Я есть, в конце концов, можешь мне спокойно позвонить, и мы всё обсудим, просто поговорим. Слышишь меня? Всё в наше время решаемо, и с этим справимся. Сейчас к экзаменам готовиться надо, потому что я вас всех очень жду тут, Яшка тоже вон по Шурику скучает. Не отнекивайся давай! — Князь пихнул покрасневшего Цвиркунова в плечо и заулыбался. — В общем, ждём мы вас очень и очень сильно. А вы давайте сделайте все возможное и невозможное, чтобы приехать, а то мы сами за вами приедем и заберём с собой в Питер.       Миша улыбнулся, растрепал себе волосы и сказал: — Люблю я тебя. Сильно люблю, ё-моё. — Он нас убить собирается? — с порога спросил Балу, разуваясь. — Не, вон улыбается сидит. Ему Андрюха что-то такое сказал... — пожал плечами Пор. — Первый раз вижу, чтоб кто-то кроме тебя с этим диким зверем справлялся. — Андрюха знал, на что шёл, с ним связываясь. Я его за это уважаю, — кивнул Шура, снимая куртку и осторожно проходя вглубь дома. Остановился на пороге комнаты. С Мишей взглядами встретился и понял, что агрессию всю будто сдуло. Сидит вон спокойный, виноватый даже немного. Как пёс нашкодивший. — Отчитывают тебя? — съязвил Балу. — Да не будет Андрей меня отчитывать! — возмутился Миша. — Князь, скажи ему! — Шур, я его не отчитываю! Я ему угрожаю, что если вы не приедете, то мы с Яшей за вами лично выдвинемся! — Что за Яша? —Поручик кивнул Балунову, чуть хмуря брови. То ли забыл про Яшку, то ли вообще не знал, но вопрос был задан. Князь снова отвлек Мишу, что-то ему там говоря, да такое, что у Горшка щеки чуть порозовели. Поручик же в это время взгляда с Шуры не сводил, продолжая задаваться вопросом «Что за Яша? » и почему он о нём вообще не в курсах. — Ну так, что за Яша? — Я к кому в Питер ездил? Забыл? Друг мой по переписке!       На слове «друг» Горшок оторвался от телефонного разговора и многозначительно посмотрев на Шуру, поиграл бровями. В него сразу же полетела подушка с дивана. — Ну помнишь, когда мы журнал отрыли и там был раздел с поисками друзей по переписке? Вы с Михой со своими быстро перестали обмениваться, а вот мы с Яшей так и продолжили. Ну вот и так два года прошло. — А, этот Яша, — успокоился Поручик. — Вы даёте, конечно. Друзей из города заводите. Заранее что ли связями обрастаете? — Ага, половыми, — заржал Миха.       Балу закатил глаза, пиная друга. — А, ну всё, понял. Ты ж знаешь меня, у меня башка дырявая... — пожал плечами Саня.       Когда звонок закончился, Миха поднялся на ноги и предложил нажарить картохи на троих, а то с этими запоями он и не жрал ничего нормального. — О, уже конструктивные предложения пошли, — заржал Саня. — Андрюха молодчик! Надо ему почаще тебя с потрохами сдавать, авось за ум возьмёшься.       Поручик уворачивался от подушки, уходя в сторону кухни, пока в городе Яша и Андрей в это время уже обсуждали, как поедут за своими в деревню и украдут их в большой и холодный Петербург.