Далеко за городом

      Миша вернулся со стройки уже вечером и сразу же плюхнулся на кровать. — Тебе к Балу надо, — сказал Лёша, не отрываясь от журнала с комиксами. — Срочно надо. Там сюрприз.       Миха взвыл в подушку. Мышцы болели, и он уже хотел послать Шуру с его сюрпризом нахрен. Как любопытство взяло вверх, и Миха нехотя поднялся.       Шура встретил его с хитрой улыбкой. — Там в моей комнате, короче. — Он придержал Горшка за плечи. — Слушай, а давай через окно. Я его всё равно снова сломал, когда ночью курить приспичило. — Шур, какое окно, ё-моё? Я со стройки уставший. — Через окно, так эффектнее.       Миша закатил глаза, но к окну пошёл. Не понимая, что от него хотят, и что должно быть эффектным. Он заглянул через стекло и увидел Князя, сидящего на диване и не отрывающего взгляда от двери. Приехал всё-таки. А говорил, что в Питере дождётся. Усталость испарилась в миг, когда Горшок, радостный, опёрся всем телом на подоконник и кубарем ввалился в комнату.       Андрей от неожиданности подскочил, но осознав, что это ввалившееся растрёпанное чучело на самом деле его растрёпанное чучело, засмеялся. — Ну ты… Эффектно! Я думал, ты через дверь зайдёшь… — Он сполз вниз на пол и прижался к Мише. — Скучал я, Мих. Мы с Яшкой приехали, он с Балу там сидит на кухне, а меня сюда посадили. Ты как? — А сам сияет, как начищенный… Что это? Ссадина на скуле, разбитая губа, рассечённая бровь и сбитые в кровь костяшки. На локтях были заметны ссадины, как если бы его впечатали в какую-то ровную поверхность, а на одежде тут и там следы грязи и даже в нескольких местах крови. Подрался. Очевидно, что подрался. Судя по довольному взгляду — отмутузил он их знатно и показал, как можно получить от «городского». — Ты чего замер, Миш? — Кого мне убить надо, а? Рассказывай. — Миша поднялся на ноги и начал осматривать все повреждения. Положил ладонь Князю на щёку и посмотрел в глаза. Сердце ещё бешено колотилось, от осознания, что его Дюха приехал, и трепетное тепло разливалось в груди. Но Миха уже перебирал в голове всех, с кем Андрей мог подраться. — Миш, ну я же уже разобрался с проблемой. Ты чего? — Возле реки подрались, — сообщил, зашедший в комнату Яша. — Андрюха пошёл мне речку показывать, а там эти трое. Один высокий такой пацан, стрижка у него ещё под ёжика русая, и зуб выбит нижний, а остальные два щупленькие, как ёбаные гуси: один тёмненький, другой светлый и похож на одуван. Начали на Андро наезжать, так он долго себя ждать не заставил, как вмазал им всем. Я еле его оттащил, чтоб он их там же на месте не поубивал, прикинь? — Ну ты чего такое говоришь-то, Яш? — Махнул рукой Андрей. Но Миша заметил, как тот от чего-то стал нервничать. —А что? Неправда? Ты ж на них набросился, я глазом моргнуть не успел. — Карачуновы… Братья… — помечал для себя Горшок, узнав наглую троицу по описанию. — Андрюх, ты герой, конечно, но в следующий раз меня зови, ладно? — Вы с ним друг друга прям стоите, — улыбнулся Балу. Он зашёл в комнату и обнял Яшу со спины, кладя подбородок тому на плечо. — Яш, ты там моей маме понравился. Говорит, мальчик хороший.       Яша расплылся в улыбке, растрёпывая Шурке волосы. — А что они там говорили? — снова подал голос Миха. Вопрос был задан явно в сторону Яши, без надежды что-то толковое из Князя вытянуть.       Андрей открыл было рот, чтобы попросить Яшу помолчать, но тот уже начал отвечать. — Да как будто по инструкции для гомофобов читали. Педиком назвали раз пятнадцать, спрашивали, перед сколькими Князь уже ноги раздвинул, как матери в глаза смотрит, ну и всё в таком духе… Тебя тоже упомянули, сказали что нормального пацана испортил и ты тоже теперь голубой из-за Андрюхи.       По тому, на какой из фраз Андрей напрягся сильнее, можно было определить, что конкретно его задело, а что обошло стороной.       Князь обнял Мишу посильнее, вспоминая сказанное старшим из братьев. Что он, якобы, шлюха, что ему место в канаве гнить и что "ровный Миха теперь порченный". Но похер ему стало на ссадины, на всё похер стало, когда Горшок снова ладонью по его волосам провёл. — Завидуют, — рявкнул Миха, покрепче прижимая Андрея. — Я вон счастливый, а они, дураки, нет. — В их системе ценностей, кстати, позорно, что «педик их в драке победил» — заметил Балу, делая руками кавычки. — Да и зоновские понятия тут после возвращения лагерников цветут и пахнут. А ты ещё их троих одолел. Если слухи пустить, то их в деревне ни одна собака уважать не будет. Что смотрите так? Я просто предлагаю как можно отомстить. Холодный расчёт. — Не надо в крысу, — запротестовал Миша. — Я с ними сам поговорю и урок преподам, как с людьми надо вежливо разговаривать. — По принципу ненасилия Кропоткина? — Ага, у них свои ж обиды наверняка есть, вот бошки и засирают. Попробую по-человечески к ним, но если что… — Боюсь это «если что» настанет с первого оскорбления Князя, — покачал головой Балу. — Угу. — Яша поджал губы.       Это ещё никто в этой компании, кроме самого Князева и Цвиркунова, не знали о существовании некоего снимка. — Дюх, блин, ты мне рассказывай о таком если что. — Горшок зарылся носом в свежеосветленные волосы Андрея. — Ты, кстати, можешь сегодня ко мне идти ночевать. Отец уехал, а Муся меня принимает. Она тебе даже рада будет, правда. И Лёшка там к другу своему хотел пойти всё равно. Давай?       Андрей согласился.       Балу тем временем отвёл Яшу на кухню, закрыл дверь и усадил его за стол. — Что-то ты явно скрываешь, — уверенно сказал он. — Ты врать не умеешь от слова совсем. Что там?       Выслушав всё объяснение, Шура подорвался. — Я всё Горшку расскажу! — Ага, так я тебя и пустил, — схватил его Яша, и усадил обратно на табуретку. — Если он подумает, что фото не постановочное? — Да он ему верит, как пёс хозяину! А что если они… Блять! — Не лезь в это, пожалуйста, — взмолился Яша, проклиная себя, что всё выдал. — Не могу не лезть, Яш! Андрей и мой друг тоже!

***

      В три часа ночи Миша проснулся от того, что ему стало вдруг как-то холодно. Тёплое тело под боком пропало. И на мгновение он даже убедил себя в том, что ему всё приснилось. Князь не возвращался к нему в это забытое богом место. Но через минуту он вскочил.       Прочесал весь дом. Разбудил мать и убедившись окончательно, что с ума он не сошёл, и они с Андреем спать ложились вместе, выбежал из дома. Заглянул к Князевой бабушке, в дом Балу, которого вместе с Яшей почему-то не было в комнате. Метнулся в штаб, к клубу и только почти под утро нашёл эту ошалевшую компанию у реки. — Какого хуя? — взревел он.       Балу обернулся к Мише и тут же подскочил ближе, кладя руки ему на плечи. — Тише себя веди!       Яша, только завидев Горшка, понял, что не поставить его в известность всей ситуации было худшим решением в жизни. Если бы Миша был в курсе, всего этого бы не было. Он не нашёл бы Князя в слезах, не сидел бы до утра рядом с ним и не успокаивал до тех пор, пока тот не вымотается окончательно и не уснёт. Ничего бы этого не было, если бы Миша был в курсе.       Поручик первым попытался что-то Мише объяснить. —…в общем думали, что без тебя справимся. Не справились. Опоздали нахрен. Что мы, что Яша. — Кто из вас, дебилов, умный такой? — орал Миша. — Вы головой думаете вообще? Кто мог блин… Друзья… Ё-моё… — Миша подошёл к Андрею и опустился рядом с ним на колени. — Рассказывай, герой. Что за фото? И как ты хоть нам миг мог подумать, что мне доверять нельзя? Сам же мне про честность талдычил. А теперь вон всем, блин, рассказал, но не мне. — Говорил Горшок низким серьёзным голосом, но в нём всё равно чувствовались беспокойство и обида. — Он никому не говорил… Я нечайно узнал и вот, — запротестовал Яша, защищая друга. — Это я виноват! — Ты его не оправдывай, — грубо прервал Горшок.       Андрей на Мишу даже взгляда не поднимал. Стыдно ему было, после всего, что произошло около этой речки. Стыдно.       Княже, всё так же буравя взглядом траву, принялся рассказывать про постановочное фото, которое сейчас изорванным лежало вокруг самого Дюхи, про то, что ему назначили здесь встречу на два часа ночи, чтобы решить последний вопрос, а дальше резко замолчал. — Ну? — наклонился над ним Миха. — Чего замолчал? Рассказывай уже! — Прости, — замотал головой Андрей. — Прости. Прости. П-прости. Прости меня, п-прости.       Цвиркунов принялся гладить Андрея по плечу, аккуратно и мягко, а сам Князь снова весь сжался, мелко трясясь и снова принялся размазывать по лицу кровь и грязь кулаком.       Миха с диким криком ударил ближайшее дерево, разбив себе кулак. — Миха… — начал Балу. — Заткнись! — крикнул тот. Чуть отдышался и собрал с земли злосчастное фото. — Вот скажи, — обратился он уже к Андрею, тряся обрывками у того перед носом. — Как ты физически мог с другим парнем спутаться, когда все лето с глаз моих никуда не уходил? Вот как я мог бы в этот бред поверить? Как? — Миша сел на корточки, закрывая голову руками и весь трясся из последнего ища силы, чтобы не заплакать. — Как я, да? Сильный, сам справишься? Чёрт, Князь... Я думал, ты умнее меня! А ты. Такой же дурак! А эти придурки ещё большие дураки! — Яша, Балу и Пор стояли в стороне, виновато опустив головы. — Так. Этим Карачуновым не жить, а ты иди бабушке своей покажись. Она думает, что ты пропал. Я тоже думал… Чёрт. — Миша закусил собственную руку, так чтобы боль остудила рассудок. — На фото-то кто? — Судя по тому, как мне его описал Яша — это Женька Гриньковский, — ответил Балу, и подошёл к Князю. Аккуратно помог тому подняться на ноги, что-то совсем тихо произнося, и затем уже медленно повёл к его бабушке.       Поручик и Яша проводили разъярённого Горшка взглядом и, не сговариваясь, ушли за Андреем.       Ждали они Миху, сидя в доме у бабушки Князя. Ну как сидя. Андрей лежал, уткнувшись лицом в стену и свернувшись наполовину в какой-то калач-не-калач, ни на что и ни на кого не реагируя.       И Марина Степановна пыталась что-то выведать, но Андрей не проронил и слова. Просто лежал и молчал, смотря на настенный ковёр. — Герои хуевы... Как обычно, Миха отдувается, — обратился к друзьям Балу. — Они ж его убьют там… — Или он их… — кивнул Саня. — Я так не могу. Вы как хотите, а я к нему на помощь. — Я тоже, — подал голос Яша.       Миха тем временем порвался во двор дома Карачуновых. Братья сидели в саду и рубились в карты, бурно обсуждая Андрея. Вместо приветствия Миша влетел прямо с забора пинком в спину старшего. Тот матернулся, приложившись по инерции животом об стол. — О! Кто припёрся! — Средний темноволосый оскалился, хватаясь за стеклянную бутылку с пивом. — Хахаля своего припёрся защищать? А знаешь уже, что у него таких защитников не ты один?       Миха издал нечеловеческий рев, бутылку выбил с одного удара, а зубами в плечо среднего вцепился. У Михи ещё клыки так выделялись, кусать удобно. Хер оттолкнёшь. Челюсть железная. Ещё махал кулаками на диком рандоме, куда попадёт. — Он бешеный, уберите! Уберите! Он щас кусок мяса отхватит! — разносился крик по двору.       Младший «одуван» попытался оттащить Горшка, но тот вцепился намертво, попутно отпинываясь.       Поговорить по человечески не получилось. — Вы с ним справиться не можете? — Взревел старший, пытаясь влезть в драку. И почти сразу же получил подлый пинок по яйцам.       Очевидно, не могли. Миха действовал слишком быстро и яростно, не различая никого и ничего, поэтому когда Поручик, Балу и Яша прибежали к дому Карачуновых, оттаскивать Миху от старшего пришлось втроём. Остальные братья уже валялись где-то в стороне, в отключке, а старший, не сводя взгляда с Горшка, отползал к дому. — Бешеный! Бешеный! — кричал он. — Закрой рот, а то мы сейчас его отпустим! — пригрозил Поручик.       Друзья потащили Мишу прочь со двора и подальше от дома Карачуновых, надеясь, что он быстро придет в себя и перестанет так яростно брыкаться. Горшок пинком заехал прямо по лодыжке Яши, так что тот вскрикнул — Блять, Горшок, больно! — Мих, давай в себя приходи, а! — Попросил Балу. — Успокойся уже! Ты их чуть не прикончил, а что если бы мы не пришли?! — Гриньковский ещё… — сплюнул Миша. — Он от меня уже по морде получал, когда про Князя шутил. Слабо, видимо, получал. — У Гриньковского отец дома… Он тебя за сына… — отозвался Балу, держа руку на Горшенёвской спине. Будто боясь, что тот сейчас убежит. А Горшок мог. — Что предлагаешь? — Ну вот изобьёшь ты его. Неделю он с синяками помучается, а если вот его опозорить как-нибудь прилюдно, он же тут всю жизнь себе похерит. Его ж отец по любому в город не отпустит, хочет, чтоб тот коровник его унаследовал. Смекаешь? — Хорошо. Но на вас, пацаны, я всё ещё злюсь! И Андрюхе передайте, что… Ничего не передавайте. Поговорю с ним потом сам. У клуба вечером встретимся, а пока не идите за мной!       Миша чуть отдышался и побрёл домой, немного похрамывая.       Парни переглянулись, а затем разошлись по домам. До самого вечера никто ни с кем не пересекался, но у клуба все появились примерно в одно и то же время. Поручик стоял около стены и курил, наблюдая, как к клубу приближаются Яша и Балу. — Андрей не пошёл, – ответил Яша на его немой вопрос. — Бабушка его говорит, что вообще с кровати всё это время не вставал. Как лёг, в ковер этот уткнулся, так и лежит до сих пор.       Шура провел ладонью по лицу, затем по волосам и пнул ближайший камень, шикнув «Пидарасы эти Карачуновы». — Что бы они с ним не сделали, Миха их так не оставит. — Думаешь, Карачуновым ещё добавит? — Не могу знать, Пор. Не могу знать. — Шура обернулся, замечая как к клубу приближается Миша и просто стал ждать пояснений такого сбора или хоть каких-то комментариев. Горшок выглядел поспокойнее, но видно, что злость ушла не до конца. — Я не очень умный, — вместо приветствия признал тот. — Но я тут, короче… Короче, отправил коров на свободу. Замок с амбара снял и их выкурил. Так-то Гриньковскому сначала от отца достанется, а потом ещё… — Правда, не очень умный, — признал Балу. — Как он узнает, за что это ему? — Да это его добьёт, а пока он там в клубе со всеми. Вы мне помогите с ним поговорить как-нибудь, чтоб я сразу не бросался. А я ж брошусь, как только увижу.       Пор дал Мише сигарету: «на, мол, успокойся». Тот закурил и начал топтаться на месте от переполнявшей его злобы.       Они вошли в клуб, взглядом выискивая Гриньковского и уже готовясь держать Миху в шесть рук.       Выводить его потом пришлось тоже в шесть рук, держа крепко и стараясь не материть на чём свет стоит. Разговор поначалу был вполне себе мирным и человеческим, но никто и оглянуться не успел, как Миха ударил Женю и тот врезался в стену, оставляя на ней кровавый подтёк.       Уже стоя на улице, Балу, Поручик и Яша не сводили взгляда с Горшка. Грудь того вздымалась от тяжёлого дыхания, кожа пошла красными пятнами, а волосы торчали во все стороны. Он всё ещё был зол. Опасно зол. Тишина затянулась, пока наконец Цвиркунов не рискнул спросить: — Я надеюсь, ты к Андрею пойдешь уже после того, как успокоишься окончательно? — Завтра с утра схожу… — пообещал Миша.       С утра он действительно почувствовал себя лучше. Долго злиться не мог. Слишком скучал по Князю. Его Князю, которого даже не обнял тогда у реки… Слишком на эмоциях был и боялся выйти из себя в любой момент. Лучше б он тогда позорно заплакал.       Дверь открыла Марина Степановна. — Миша, поговори с Андрюшей. Он ничего не ест со вчера, не говорит со мной. Тебя может послушает.       У Горшка сердце сжалось. Мститель хренов, сначала побежал расправляться, а только сейчас к Андрею пришёл, хотя был ему нужен. Он прошёл в комнату. Поймал на себе испуганный взгляд Князя и чуть ли не упал на колени перед его кроватью. Взял за руку, притянул её к своему лбу и понял, что слёзы, позорные слёзы, которые до сих пор успешно прикрывал гневом, текут по его щекам.       Андрей молчал, не сводя взгляда с Миши; молчал, держа ладонь на его лбу; хотя нужно было сказать хоть что-то, хотя бы одно какое-то слово. Прошла минута, две и три и только после этого с губ срывается одно-единственное: — Прости...       Тихое, настолько надломленное, что можно было подумать, будто это Мише вообще показалось. Взгляда Андрей не сводил, всё смотрел на Мишу, но больше ничего не говорил. — Ты брось… Я им всем за тебя отомстил. Правда, отомстил. Это они дураки. Ты тоже дурак, что мне не сказал, но ты же теперь всё мне рассказывать будешь, да? Мы же вместе, команда да? Как я за тебя… Как я… — Горшок прижался губами к Князевой руке, ещё с засохшими багровыми ссадинами на костяшках. — Люблю тебя. Я такой дурак…дурак. — Миш… — дверь со скрипом приоткрылась, и Марина Степановна заглянула в комнату. — Там мама твоя тебя ищет и милиционер. Я не знаю, что хотят.       Миша побледнел. Подал наверняка кто-то заяву в крысу. — Я разберусь. Щас. — Миша утёр слёзы кулаком и попытался дышать глубже. — Миша, ты обещал, что не будешь бить людей! — Муся стояла рядом с участковым и качала головой, смотря на сына. — За что ты мальчиков так? — Давай говори, что в протокол записывать будем...       Андрей вырулил из-за угла, останавливаясь прямо в проходе дома и стоять ему явно было ещё тяжело, он опёрся плечом об одну сторону дверного проема, а рукой упёрся в противоположную, не сводя взгляда с милиционера и мамы Миши.       Участковый чуть нахмурил брови, а затем открыл новую страницу в своей папке, но не успел ничего написать, как от Андрея хриплым и все ещё немного тихим голосом послышалось: — А как Карачуновы меня втроем насиловали, вы услышать не хотите?       Милиционер замер, затем несколько раз проморгался и перевел взгляд на Андрея, который так и не поменял положения, продолжая стоять в изначальной позе. Мама Миши побледнела, схватив сына за плечи и не моргая, смотря на Андрея. — Что, простите? — переспросил участковый. — Повторю. Как Карачуновы вчера ночью меня втроём насиловали вы послушать не хотите? Или только о том, как Миха потом за это их и побил?       У Миши ноги подкосились. Что мать еле удержала. — Я их убью! Живого места не оставлю! — Мокруху тут ещё не хватало устроить, успокойся. — ткнул ему в плечо милиционер. — А ты, Андрей, да? Это правда? Или ты так оригинально друга выгораживаешь?       Миха чуть ли не задохнулся от возмущения. — Он бы никогда о таком не соврал! Не при мне. Чёртовы собаки… Я их… Я… — Горшок хотел подорваться бежать, но мать притянула его к себе, обнимая. — Тихо-тихо. Тут милиция. Всё решится. — Да нихрена от ментов не решается! — Сделаю вид, что этого оскорбления органов власти не было, — милиционер перебрал свои бумажки, вытащил один листок и передал его Князю. — Заявление пишите, потерпевший. Восемнадцать-то есть? Свидетели были? — Восемнадцати нет, свидетелей не было, — ответил Андрей, опускаясь прямо на ступеньки дома, и, взяв ручку у участкового, принялся писать заявление на братьев Карачуновых.       Татьяна Ивановна всё обнимала Мишу, поглаживая его по плечу и пытаясь успокоить. В один момент она спросила у сидящего Андрея: —А бабушка знает об…этом?       Андрей покачал головой, дописывая текст и протягивая милиционеру листок и ручку. Он не вставал на ноги, продолжая просто сидеть и смотреть на возвышающегося над ним мужчину. Правда долго смотреть не получилось. Память его, услужливо подкидывала кадры вчерашней ночи.       Миша аккуратно подсел к Андрею, приобнимая того и утыкаясь в плечо. — Если б я знал я б… Я не знаю, что я бы сделал. Прости, что не углядел, — шептал он, аккуратно гладя. — А на Горшенёва никак не жалуетесь? — поинтересовался участковый, усмехаясь насколько эти двое близки.       Горшок посмотрел на него с вызовом. Во взгляде так и читалось, что тот готов присесть за нападение на сотрудника при исполнении. — Как бы то ни было, — продолжил милиционер. — Уведомить кого-то из взрослых я обязан. Эх, плачет по этим придуркам тюрьма уже давно. Горшенёв! Пойдёшь как свидетель. Заодно твоё дело закроем, оправдание же будет. — Спасибо вам, — начала благодарить сотрудника мать. — Да ладно, я что, вашего Мишку не знаю? Дерётся вон с детства, но как-то благородно что ли… Уважаемо даже. В милиции тоже вот люди работают. Понимаем всё.       Андрей прижался к Мише, прикрывая глаза, а затем постарался расслабиться и выкинуть наконец из головы всё, что произошло вчера. Милиционер наблюдал за ними обоими ещё несколько минут, а затем убрал заявление в папку и попрощался.       Татьяна Ивановна перевела взгляд на сына и Андрея, а затем подошла к ним ближе, поглаживая мальчишек по волосам. — Господи, мальчики, что же за жизнь-то такая сейчас. Вы... Вы вечером приходите, хорошо? Я пирог приготовлю. Божечки... — Она вздохнула и пошла в сторону дома, продолжая причитать про жестоких подростков, с которыми пришлось столкнуться «её мальчикам».       Князь заговорил снова лишь через пару минут, после того, как мать Миши ушла. Рассказал всё как было, всё как на духу. — Я не думал, что всё так будет. Я думал, что мы снова подерёмся. У них была верёвка. Они связали руки, чтобы я не смог отбиться и вдвоём держали. Один зажимал рот, второй держал руки. Старший ебал. Потом поменялись. Заставили сосать, так я старшему чуть хер не откусил. Тогда ебать стали куда сильнее... — Андрей перевел взгляд на руки, на синяки на запястьях и вытер выступившие слёзы. — Прости, Миш. Я не справился. Я теперь испорченный, да? Я теперь грязный. У меня все болит. — Тебе стоит меня сейчас держать, чтобы я правда в тюрьму не сел за убийство… — У Миши глаза кровью налились, а кулаки до боли сжались.       Но увидя взгляд Князя он обмяк, прижавшись к нему. — Ты всё ещё лучший, Дюш. Всё ещё замечательный, всё ещё такой, каким был. Понимаешь, да? Это они виноваты. Они больные на голову извращенцы, не ты.— Миша невесомо поцеловал Князя в лоб. — Муся права. Приходи к нам сегодня. Только я не усну, наверное. Перед глазами до сих пор то, как просыпаюсь, а тебя нет. И по всей деревне…я может если б проснулся когда ты уходил или б сразу к реке побежал, оно б по другому было.       Из дома вышла Марина Степановна. — Так что милиционер приходил? Андрюша? Ты встал. Наконец-то. Теперь-то со мной поговоришь? — Она за тебя тоже волновалась, — шепнул на ухо Миша. — Поговорю, бабуль. Поговорю... — вздохнул Андрей.       Вместе с Мишей они прошли обратно в дом, где Марина Степановна уже налила чай, поставила тарелки с горячими варенниками и, наблюдая за тем, как внук ковыряет вилкой в тарелке, вздохнула, садясь напротив. —Андрюша, что произошло? Расскажи мне, пожалуйста.У меня же душа за тебя болит, родненький.       Князь почувствовал, как слёзы заполняют глаза, мешая спокойно смотреть на еду в тарелке, и он, не поднимая на бабушку взгляда, произнёс совсем тихо. — Меня... Изнасиловали.       Миша аккуратно положил ладонь на его колено и чуть сжал, поддерживая. Князь шмыгнул носом, вытирая слёзы. — Это как? Это… Тебя из дома Миши уволокли или? В милицию надо! — Написали уже заявление, — кивнул Миха… — На меня тоже написали за то, что я этих уродов избил. — Их несколько было? — Марина Степановна встала, взяла с верхней полки корвалол и начала отсчитывать капли на алюминиевую ложку. — Да как же так... — Можно он сегодня со мной останется? Я его больше никуда не отпущу. Спать не буду, — взмолился Миша. — Это сам Андрюша пусть решит, как ему сейчас… Как после такого… Как пережить это вообще... — Марина Степановна села на стул, сжала руку внука и серьёзно спросила. — Ты сам что ли тогда ночью ушёл? Зачем? — Затем, что дурак. Головой не подумал и решил, что могу сам разобраться со всем этим. Думал, что мы просто подерёмся, днём я же их отмудохал... Я... Не просить же вечно Мишу меня защищать. Я же парень тоже! Я сам хотел! А... Не справился.       Воспоминания слишком ярко проносились перед глазами, заставив Андрея по итогу встать из-за стола и буквально рухнуть на колени перед бабушкой, утыкаясь лицом в ее колени и обнимая её за ноги. Плечи тряслись, а сам он больше не мог вымолвить и слова.       В его голове снова билось «прости» и «я испорченный», но не получалось вымолвить даже буквы.       Даже звука не получалось издать, Андрей просто беззвучно плакал. — Посадят уродов этих. Посадят, — гладила по голове внука Марина Степановна. — Сегодня, правда, к Мише можешь идти, если хочешь. Авось тебе спокойнее будет, с любимым-то.       Миша поднял на неё взгляд. — Да знаю я о вас всё, но не против. Миша тебя, Андрюш, никогда не обижал. Вот и сейчас вступился. Он в ту ночь такой перепуганный прибежал, аж в дом вбежал тебя искать…       Горшок помог Князю подняться и усадил его на диван, садясь сам рядом. — Тебя не оставят, Андрюш. Друзья у тебя хорошие тоже. Любят тебя, защитят. Мы все с тобой, — заполняла гнетущую тишину Марина Степановна.       Андрей на ночь действительно прошёл к Мише. Встретила их Татьяна Ивановна, накормив вкусным брусничным пирогом, и Андрей даже наконец-то поел.       Ближе к девяти вечера пришли Поручик и Шура с Яшей, и уже тогда узнали, что произошло на речке. Конечно догадывались, конечно, такие мысли пробегали при виде состояния и внешнего вида Андрея, но подтверждение этих предположений услышать не хотел никто.       Вздохнув, Балу встал и ушёл на кухню, собираясь приготовить чай на всех, правда, хотелось уйти в магазин за чем покрепче. А Поручик закурил в окно. —Их посадят нахуй. Надо будет, мы все подтвердим, что это было. Ты главное сейчас держись, Андрюх, мы все с тобой.       Князь кивнул, он лежал головой на коленях Миши, чувствуя, как тот слегка поглаживает его по волосам. Осторожно, невесомо, но так, чтобы тот точно был уверен. Миша рядом.