Баловень и изгой

— Отправишься туда по доброй воле, или это придется сделать мне? Шэнь Цинцю моргнул, надеясь сразу после увидеть пятящегося назад Ло Бинхэ. Темнота мгновения длилась вечность, но открывшаяся перед ним картина была неизменна: широко распахнутые воспаленные глаза, кровоточащая демоническая метка, разомкнутые в безмолвной молитве губы. Боже, да протагонист был едва жив от страха! — Ты сам выбрал… — слова с болью вышли из саднящего горла. И он замахнулся на Ло Бинхэ мечом, желая, чтобы тот по инерции отклонился от клинка назад. Шэнь Цинцю двигался почти что вслепую. Да и кто в здравом уме смог бы хладнокровно расправиться с невинным мальчишкой? Кончик Сюя легко вошел и столь же мягко вышел из груди Ло Бинхэ, оставляя на белых одеждах алое соцветие. Спина Шэнь Цинцю оросилась ледяным потом. Однако Ло Бинхэ не дал ему отпрянуть, сжав лезвие меж пальцев — почти что обняв его в своих ладонях. В огненных всполохах Бездны, играющих спутанными кудрями юноши, лицо Ло Бинхэ посерело. — Учитель. Выдохнув всего одно слово, пересохшие губы скривились в гримасе. Неожиданно в сердце Ло Бинхэ пробудилась такая решимость, что Шэнь Цинцю тотчас ощутил ее в тяжести меча. Чужие ладони перехватили клинок так крепко, будто угрожали вырвать рукоять из пальцев растерявшегося мастера. На некогда зеркально чистом лезвии Сюя размазались темные следы — отпечатки пропитавшихся кровью ладоней. — Учитель, меня с младенчества воспитывали люди, — твердым голосом, полным внутреннего огня, зашептал Ло Бинхэ. — Моя матушка — простая прачка из Царства людей. И ты. Кроме крови, я ничего не делю с теми демонами, которых ты ненавидишь. Ты… — задохнувшись, Ло Бинхэ жгуче процедил: — Ты ошибаешься, учитель. Вместе с последними словами сердце Шэнь Цинцю ушло в пятки. Протагонист не просто не слушался его… он оказывал неповиновение! С вызовом смотрел на него, крепко уперев пятки в землю, словно упрямый теленок! «Дело плохо». Глаза заслонило красное оповещение Системы, цветом слившееся с горящими зрачками Ло Бинхэ. Мальчишка придвинулся ближе, собственными ладонями отводя лезвие Сюя в сторону. Нет, он не сдастся добровольно и даже не поддастся легкому пинку. Распаленный болью, кипящей демонической энергией и отчаянием, — такой Ло Бинхэ не захочет умирать. [Пользователь, выполните ключевое действие. 10, 9, 8…] Шэнь Цинцю вложил в руки всю свою ци и влил ее в Сюя, однако не до конца — не позволил Неисцелимый. Ло Бинхэ смотрел на учителя с вызовом, упрямо или даже обиженно сдвинув брови. [7, 6, 5…] Он приготовился к удару — единственному, на который ему оставалось время. Ло Бинхэ начал ответно обволакивать Сюя миазмами темной ци. [4, 3, 2] Сейчас! — Шэнь Цинцю! Казалось, крик раздался почти что за его спиной, хотя позже Шэнь Цинцю понял, что то был обман обострившихся чувств. Теперь же было уже поздно: окрик Лю Цингэ окончательно спутал его, лишив последних секунд. [1, 0!] По завершении обратного отсчета глаза резанула вспышка — и Шэнь Цинцю рефлекторно зажмурился. Он не торопился разжимать веки вновь, потому что боялся увидеть мглу небытия — а тьма закрытых глаз была уютной, успокаивающей. Сердце не колотилось загнанным зверем, но размеренно сокращалось — и в расползающемся по телу холоде замерзало даже время. — Шиди. Шэнь Цинцю распахнул глаза и испуганно отпрянул, увидев перед собой главу Юэ. Шэнь Цинцю более не стоял на краю объятой пламенем бездны — его окружал покой спальни, залитой белым светом пасмурного дня. Юэ Цинъюань едва заметно вздрогнул, пораженный такими стремительными переменами в лице своего шиди, и, влекомый порывом, потянулся к руке Шэнь Цинцю. — Тебе… — Постойте, глава. Шэнь Цинцю сам не заметил, как увернулся от прикосновения Юэ Цинъюаня, подняв к своим глазам письмо, что, как оказалось, держал до сих пор в руках. Спешно пробежав взглядом строки, Шэнь Цинцю выловил многообещающее: «Как учитель рассеивал над нашими головами туман невежества, этот ученик обязуется явить заклинательскому миру истину, что до сих пор была от него сокрыта». От каждой графемы веяло холодом надменности, а вовсе не юношеским прилежанием, но даже так Шэнь Цинцю безошибочно узнал почерк протагониста — и без совместных уроков каллиграфии такой идеальный! Юэ Цинъюаню понадобился глубокий вздох, чтобы справиться с очередным потрясением. Несмотря на уже минувшие споры и уговоры его шиди бросился перечитывать письмо с таким интересом, будто не видел его прежде. Когда Шэнь Цинцю вновь погрузился в размышления, выглядя теперь более озадаченно, нежели уязвленно, Юэ Цинъюань вернулся к попыткам: — В сокровищницах Цюндин хранятся могущественные артефакты. И те туфли, о которых я тебе говорил, — их шаг так легок, что проследить за ними невозможно: ни по запаху, ни по развеянной ци. Шэнь Цинцю поднял голову, уводя взгляд от письма. И только встретившись с потемневшими глазами главы, наконец-то смог собрать все мысли воедино. Вопреки угрозам, после обнуления счета Система вовсе не отправила его душу в первоначальное тело. Вместо этого она усложнила задачу выживания… до невозможной! Да, то был таймлайн суда над лордом Цинцзин. Шэнь Цинцю отбросил письмо, хлестнув рукавом столешницу и с тем опрокинув пиалу нетронутого чая. Не обращая внимание на им же учиненный беспорядок и на лицо Юэ Цинъюаня, осунувшееся в приступе безмолвной паники, он стремительно зашагал по комнате: думать о своей незавидной участи в позе невозмутимого даоса было совершенно невозможно! — Сяо Цзю… — голос Юэ Цинъюаня был сравним с жалобным лепетом ребенка, но Шэнь Цинцю не внял ему. Мысли угодившего в ловушку Системы антагониста были уже глубоко в сокровищницах, обещанных ему главой. — Глава Юэ уверен в свойствах артефакта? Юэ Цинъюань запнулся, будто вовсе не ожидал, что Шэнь Цинцю прислушается к его уговорам и более того — заинтересуется. Однако после, будто мантру или состав освежителя воздуха, он быстро зачитал заслуги не упоминавшихся доселе туфель: — Этот артефакт соткан из высушенных волокон болотных цветов, где ци земли копится тысячелетиями, не растрачиваемая человеческой жадностью. Так же и эти туфли задерживают потоки ци, не давая им просочиться вовне сквозь поры на коже. Но при этом артефакт не перекрывает их, как это делает вервие бессмертных, потому наравне с маскировкой, что дают эти туфли, шиди все еще сможет использовать заклинания для ускорения полета меча либо бега собственных ног… Отчего же столь ценный артефакт не заслужил своего раскрытия в Пути гордого и бессмертного? Видимо, сам глава Юэ был слишком честен для побега, а что до злодея Шэнь Цинцю… видимо, он был слишком самоуверенным. — Думаю, я уйду этой ночью. Юэ Цинъюань замедленно кивнул, глядя на своего шиди несколько растерянно. Но не успел Шэнь Цинцю усомниться, уместен ли сейчас его дикий ООС, как глава Юэ поймал и сжал его ладони в своих горячих пальцах. — Конечно, — а после Юэ Цинъюань поспешно ушел в смежные комнаты. Редкий и ценный артефакт предстал перед Шэнь Цинцю в виде неприметных туфель, по форме схожих с теми, что ткут из шелка. Но, как и обещал Юэ Цинъюань, основой этих были сушеные травы. Не беспокоясь ни о приличиях, ни о том, что его нога может оказаться не по размеру, Шэнь Цинцю сел на напольную подушку для того, чтобы заменить сапоги на туфли. Не успел Юэ Цинъюань отвести взгляд, как в будущем самый разыскиваемый преступник двух миров вновь вскочил на ноги. — Спасибо, глава Юэ. Этому Шэню пора идти. Юэ Цинъюань неосознанно набрал в легкие воздуха, будто вознамерившись возразить, но сам же одернул себя, как от глупости. Его взгляд померк, переполнившись мраком безнадежной тревоги о пока не сбывшемся будущем. Когда Шэнь Цинцю шагнул к дверям, намереваясь покинуть обитель главы, Юэ Цинъюань просипел ломко: — Если Цинцю когда-либо потребуется помощь… этот Юэ устремится к сяо Цзю даже на край света. Слова захлебнулись удушьем, и Шэнь Цинцю выскочил на улицу, прежде чем его колотящееся сердце догнала горечь сдерживаемых в голосе главы рыданий. Не чувствуя своего тела и растеряв все мысли, он брел по дорожкам, внемля лишь памяти плоти. Задержав шаг на Радужном мосту, Шэнь Цинцю вздохнул свободнее, и сознание его успокоилось. Следовало тщательно обдумать свои последующие шаги. Хотя Ло Бин-гэ, изводя учителя ожиданием скорой расплаты, не торопился пока одарить родную школу визитом, не следовало забывать, что капканы сюжета, чьей текущей целью было погубить злейшего врага протагониста, были расставлены задолго до нынешних событий. Даже на пике Цинцзин: там кроткая Нин Инъин могла бы зорко наблюдать за каждым действием учителя, готовая предупредить возвратившегося шиди о попытке побега подлого растлителя. Но на самом деле… страшнее все же была Лю Минъянь. Таящая на Шэнь Цинцю обиду за гибель своего брата… не будет ли она яростнее Лю Цингэ сражаться за ею же определенные справедливость и правду? Воспоминание об уже не существовавшем в этом мире Лю Цингэ наполнило мысли горечью. И хотя славный заклинатель с пика Байчжань так не успел оправдать возложенных на него ожиданий, его отсутствие в этом мире расстраивало Шэнь Цинцю едва ли не больше усилий, потраченных впустую на воспитание белого лотоса Ло Бинхэ. Как бы Шэнь Цинцю ни старался исправить ошибки оригинала, в конце концов Система обнулила все его усилия. Так или иначе Шэнь Цинцю успешно миновал границы Цанцюн и не привлек внимания сторожевых постов, усиливших охрану в связи с событиями последних дней. Тело, не отягощенное Неисцелимым, грело тепло струящейся в меридианах силы. За прошедшие месяцы недуга это чувство успело позабыться. Шэнь Цинцю передвигался быстро и бесшумно, помня о свойствах артефакта, но не пренебрегая усилиями остаться неприметной тенью в тоскливой серости этого пасмурного дня. Здесь, внизу — вдали от взора небожителей, восседающих на вершинах гор — сумерки сгустились быстрее, и вскоре Шэнь Цинцю, уже не так страшась быть обнаруженным и с тем опасаясь запнуться, сбавил шаг, осторожно пробуя ногой почву, прежде чем ступить. Сквозь мягкую подошву Шэнь Цинцю сразу почувствовал, когда влажную траву сменил упругий мох, подталкивающий кверху пятку. Было темно, но тепло, и Шэнь Цинцю ориентировался лишь по язычкам пламени редких светляков, что тут же замирали, стоило заклинателю приблизиться к ним. Опустив стопу в следующий раз, Шэнь Цинцю почувствовал излишнюю скользкость почвы, однако лишь расставил руки, чтобы восстановить равновесие и не въехать в дерево по грязи. Впереди его ждала еще россыпь светляков — и только приблизившись, Шэнь Цинцю внезапно осознал, что то был отсвет золотистых пластин, что горстью монет усыпали землю под его ногами. Этой ночью он увидел, как среди крон над его головой вспыхнули две желтых луны. А затем зловонная пасть ночи поглотила его тело в духоте и жаре. В кромешной мгле Шэнь Цинцю ощутил, что скатывается вниз под пологим уклоном. А затем, все еще не имея под стопами опоры, понял, что застрял из-за опоясавшего тело удушливого давления. В отчаянии и панике он выпустил из пальцев вспышку ци. На мгновение пространство перед ним осветилось, но после вновь ушло во тьму, лишь раздразнив зрительные нервы. Из пустоты, зияющей под его свободно свисающими ногами, поднялся чужой утробный стон. Шэнь Цинцю едва ли не задохнулся от наполнившего легкие зловония и вместе с тем понял: он очутился в недрах огромного чудовища. Призвав Сюя, заклинатель вознамерился действовать решительно, однако существо, что поглотило его и, верно, собиралось переварить, имело свой арсенал по укрощению строптивых обедов. И когда Шэнь Цинцю остервенело взрезал чужую внутреннюю кожу, его тело захлестнуло парализующим секретом — чем-то вроде ядовитой змеиной слюны. Это было столь отвратительно и страшно, что Шэнь Цинцю на мгновение пожелал себе скорой смерти. До полной парализации тела, способный лишь дышать (и вместе с тем задыхаться от зловония чужой нечищенной пасти и телесных жидкостей), заклинатель успел только отозвать Сюя, чтобы не уронить его в бездны чужого пищевода. Хотя был ли смысл надеяться, что он вновь сможет им воспользоваться? Быть может, лучше было бы бросить меч и понадеяться, что так он сможет хотя бы сполна наперчить предстоящий обед. Вспоминая об особенностях питания некоторых демонических существ и обычных животных, коими вдохновлялся автор этой гнусной новеллы, Шэнь Цинцю ожидал медленного погружения в желудок, ломания костей мышцами пищевода, разъедания кожи и плоти панкреатическими соками. Однако то ли еще слишком сытый, то ли отчего-то неуверенный монстр так и не запустил процессы пищеварения — даже спустя десять тысяч ударов крови в ушах Шэнь Цинцю. И когда мышцы гигантских челюстей неожиданно разжались, а тело заклинателя — безжизненное и насквозь пропитанное слюной — упало на холодный камень, Шэнь Цинцю едва ли смог осознать факт своего спасения. Пропитавшая все его тело слизь мгновенно схватилась липкой пленкой на открытом воздухе, и Шэнь Цинцю, не способный разлепить склеившиеся ресницы и боясь притронуться руками к глазам, осторожно сел, чтобы затем его едва не сбило массивное тело, врезавшееся в поясницу. Зашуршала земля, осыпаясь комьями, и, таки приоткрыв веки, Шэнь Цинцю обнаружил себя на дне глубокой ямы. У его бедра проползло гладкое существо, видимо, скатившееся в эту яму вслед за Шэнь Цинцю. Остановившись у прохода в каменистую пещеру, оно обернулось на заклинателя. Шэнь Цинцю поразили размеры чужой головы. Однако из-за темноты он мог видеть лишь очертания неправильного тела, склеенного из змеиного хвоста и будто человеческого лица, и… то самое мерцание двух лун. Только теперь они были крошечные, пусть и такие же ясные. Существо было безмолвно, однако в позе, в которой оно выжидающе наблюдало за заклинателем, Шэнь Цинцю почудилось, будто оно взаправду ждет, когда человек последует за ним в пещеру. Памятуя о том, что туфли сдерживают лишь эманации светлой энергии (то есть, покинув сейчас контуры тела, она оставит свой след у входа в пещеру), Шэнь Цинцю понимал, что применять ци сейчас — будет одним из самых неразумных решений. А разумность этого существа действительно интриговала. Потому он поднялся на слабых ногах, лишь постепенно возвращающих себе подвижность, и побрел вслед за демоническим полозом. В лицо почти что сразу пахнуло сыростью, а ноги в драгоценных туфлях на пятом шаге плюхнулись в лужу. В этот момент Шэнь Цинцю почувствовал за себя истинную неловкость, однако после ему пришлось позабыть о последних условностях и правилах приличия. Пещера была будто тюремной решеткой испещрена лабиринтами сталактитовых образований, и заклинатель был вынужден нагибаться, а временами — вовсе ползти по сырому каменному полу вслед за ускользающим кончиком змеиного хвоста. С каждым фэнем уходя все дальше, Шэнь Цинцю напрягал до предела свое зрение и слух, чтобы не отстать от демона, но постепенно лишь убеждался, что самостоятельно выбраться обратно он уже вряд ли сможет. Постоянно врезаясь телом в отростки сталактитов, съезжая коленями и задом по скальным породам и непрестанно шлепаясь в лужи, за прошедшую четверть шичэня пути он получил немало увечий. Однако даже в подобной ситуации пресловутый свет в конце «тоннеля» был неминуем. Шэнь Цинцю устремился к нему, словно к своему единственному спасению — от жестокой Системы, обезумевшего протагониста и собственного невезения. Потому, выкатившись из сталактитового лабиринта, он оказался немало удивлен увиденным. Его окружала небольшая пещерка, по две стороны освещенная робкими огоньками демонической ци. Лужи, обломки сталактитов — ничего особенного. А в противоположной от входа стороне в сырой горной породе находилось тело, на первый взгляд человеческое — и наживую вдолбленное в камень. При виде гноя и сукровицы, покрывавших кровавыми сгустками место чудовищного сочленения живого и мертвого, ко рту Шэнь Цинцю подступила тошнота. Человек, казалось, находился без сознания либо же в глубоком сне. Бледное, словно у мертвеца, лицо и черные ноздри, едва вздымающиеся от тихого дыхания. Не сумев придушить собственный альтруистический порыв, Шэнь Цинцю устремился к несчастному. Приподняв чужой подбородок, он прислонил к сухим губам горлышко походной бутыли с водой, отданной ему Юэ Цинъюанем. Прикоснувшись к шее (запястья были скрыты в каменной породе), он нащупал слабый пульс. Стекшая к подбородку струйка воды омочила пальцы Шэнь Цинцю, но лицо узника притом осталось совершенно неподвижным. Напряженно ожидая, когда раздраженное прохладной влагой горло сожмется в спешном глотке, Шэнь Цинцю оказался совершенно не готов к тому, что бескровные губы сложатся в отчетливое: — Нежные… Недавний мертвец запнулся лишь потому, что Шэнь Цинцю отдернулся, словно обжегшись. Узник плавно разомкнул веки с той легкостью, с которой высвобождаются от полуденной дремы, и свет приглушенно тлеющих зрачков тронул лицо Шэнь Цинцю жаром догорающего костра. — Какие нежные руки, — повторил узник, и его потрескавшиеся губы изогнулись в ухмылку — довольно хлесткую. — Не думал я, что в ближайшее столетие к моему лицу прикоснется нечто столь же прекрасное и милосердное. Шэнь Цинцю в действительности сильно устал, раз не сумел сразу распознать Тяньлан-цзюня — поверженного Владыку демонов, ныне заточенного под горой Байлу… то есть прямо по соседству с Хуаньхуа. «Твою мать!» Лицо Шэнь Цинцю искривилось гримасой досады и огорчения крайней степени. Что вообще на него нашло? Ему самому нужна помощь! А демона лишь раздразнило его мягкотелое милосердие. — Этот Шэнь предполагает, что имеет честь видеть Тяньлан-цзюня и его генерала Чжучжи-лана? — довольно холодно спросил он, стараясь не смотреть на изуродованное тело демона. — Вы очень проницательны! — Тяньлан-цзюню явно не хватало сил и подвижности, чтобы выразить то изумление, что он вложил в собственный голос, однако Шэнь Цинцю показалось, что и пылкость этого тона была деланной. — Если вы знаете, кто я такой, полагаю, вы уже догадываетесь, о чем я могу вас попросить… — Если ваш племянник уже передал вам, что я в бегах, то спешу вас разочаровать: даже лишившись поддержки заклинательского мира, я не опущусь до мести и не предам идеалы светлого пути, — отчеканил Шэнь Цинцю. — Но, предпочитая мне моего сына, вы едва ли совершаете благо во имя человечества. Кроме того, приняв мою сторону, вы точно выживете. «Так он знает?..» Шэнь Цинцю запнулся на полуслове, недоверчиво глядя на папашу Ло Бинхэ. В какой момент эта история повернула в подобное русло, что священный демон больше доверяет заклинателю, чем собственному сыну? Хотя на примере истории той же девы Ша было ясно, что родственные узы демонов не всегда отличаются крепкостью. — Кто вам сказал, что я предпочту вашего сына? Будучи осведомленным в положении дел «наверху»… неужели вы не знаете, что именно лорд пика Цинцзин сбросил Ло Бинхэ в Бесконечную Бездну? — Ох, конечно, знаю! И это ваше решение… Признаться, даже меня, томящегося более двух десятков лет в грязи и затхлости безмолвной пещеры, пробирает дрожь, когда я воображаю, что чувствовал бы на месте своего сына. Нет, конечно, я не утверждаю, будто сердце мастера Шэня лучится нежностью к моему сыну. Однако мастер Шэнь может ошибочно полагать, будто отказ от моего предложения о сотрудничестве и последующее бездействие для него предпочтительнее, нежели возвращение в Поднебесную одного из злейших врагов заклинательского мира. Если вы действительно так думаете… то вы принимаете сторону моего сына, мастер Шэнь. Потому что так, очевидно, Поднебесной станет править ваш бывший ученик. Но с моим возвращением многое можно будет переиграть. «Ох, Тяньлан-цзюнь, вы удивительно прозорливы относительно сюжета этой дрянной истории!» — хотел бы сказать Шэнь Цинцю, если бы не последние крайне смелые… а быть может, и вовсе заносчивые слова Тяньлан-цзюня. Дело в том, что теперь от его прежнего величия не осталось ничего, кроме уверенности в глубоком голосе и мерцающего огня в глазах. Шэнь Цинцю все еще старался не смотреть на изувеченное тело. — Каким образом? Этот мастер ни в коем случае не желает обидеть вас, но он не видит путей исправления вашего нынешнего положения, Тяньлан-цзюнь. — Пусть у наших с мастером Шэнем бед разный корень, недуг нас мучает схожий: несовершенство наших тел. Моя плоть недостаточно сильна, чтобы высвободиться из-под тяжести горного пласта, а меридианы мастера Шэня не могут выдержать силу, заточенную в его духе, из-за позднего возраста, в котором он начал совершенствоваться… Эти недуги так или иначе мешают нам вести борьбу с нашими врагами. Что если я скажу вам… что знаю решение этой проблеме? — Цветок росы луны и солнца? — с оттенком кислого недоверия спросил Шэнь Цинцю. Несмотря на покладистость Ло Бинхэ, сочувствие Юэ Цинъюаня и ощущение крепких рук Лю Цингэ во время очередного очищения меридиан, все эти годы душу Шэнь Цинцю бередила мысль о неминуемости… сюжетного эпизода «Бесконечная Бездна». Отгоняемая поздним подъемом, леностью обеда и истомой вечерних чтений, тревога настигала его в постели. И для того, чтобы успокоиться и заснуть в умиротворении, он раскопал в памяти скомканное упоминание об этом артефакте на страницах Пути гордого и бессмертного. Вот только… — Вы знаете, где он? — Я — примерно. Легкомысленный тон Тяньлан-цзюня потревожил копившуюся в течение долгих часов усталость, отчего Шэнь Цинцю почувствовал подступившее к горлу раздражение. Он уже хотел огрызнуться, когда Тяньлан-цзюнь таки окончил мысль: — Сам я не бывал в пещере, где растет этот чудесный цветок… Но там был мой племянник. А ему я доверяю больше, нежели собственному сердцу. Дурное предчувствие сковало Шэнь Цинцю. Он должен был догадаться сразу! Ведь имея дело с демонами никогда не следовало забывать об их жестокой натуре. — Непроходимые дебри? Смертельные лабиринты? Непобедимый страж? Иначе почему вы сами не заберете желаемое? А быть может… — догадка заскребла горло, — я вам нужен из-за того, что цветок у Ло Бинхэ?.. Вы хотите произвести обмен! — Чистая духовная энергия росы, луны и солнца, — почти что нежно проворковал Тяньлан-цзюнь, с улыбкой глядя на Шэнь Цинцю. — Что?.. — Только это препятствует моему племяннику забрать ростки. — Хм. Это многое объясняло! Шэнь Цинцю тут же смягчился и заметно расслабился, потирая указательным пальцем подбородок. — И все? Где тогда цветок? — Пусть мы оказались отринуты обществом, судьба все еще благоволит таким изгоям как мы: Цветок росы, луны и солнца произрастает… в наших краях. В укромном гроте среди стволов леса Байлу. Так близко? Шэнь Цинцю объял лихорадочный жар. Меж тем ресницы, обрамлявшие насмешливо поблескивающие зрачки, мелко затрепетали — от сырости и холода пещеры. — Но с тем у судьбы жестокий юмор. Обнадежив, она вновь сделала нас посмешищами — и вот, оказавшись всего в десятке ли от заветного цветка, мы остались беспомощны: будто ослы, тянущиеся за привязанным к палке яблоком. — Тяньлан-цзюню должно быть хорошо известно, что меня уже давно ищет орден Хуаньхуа. Лес Байлу находится непосредственно в угодьях этой именитой секты, потому следует найти способ избежать неприятной встречи. Демон лишь небрежно пожал остатками плеч. — Используйте свои туфли. Моему племяннику понадобилось приложить немалые усилия и задействовать всю присущую нашему роду интуицию, чтобы угнаться за вами. — Но вы все же нашли меня. — Чжучжи переполняло огромное желание. Как и Ло Бин-гэ сейчас, должно быть! — Мы надеялись и ждали ваш побег. И теперь мы очень рады, что по итогу вы поступились гордостью благородного даоса. Услышать подобную оценку его постыдного бегства было даже обидно. Однако Тяньлан-цзюнь продолжил с прежней насмешливой улыбкой: — Все же слухи о вас, господин Шэнь, в некотором смысле врут. Вы оказались куда милее и сговорчивее, чем мы ожидали. Я пребываю в приятном впечатлении от встречи… с гадюкой пика Цинцзин. Откладывать поход к месту произрастания дивного артефакта было более не с руки. Минула уже половина часа тигра, когда Шэнь Цинцю, цепляясь за выступающие из земли корни, выкарабкался из ямы, ведущей в лабиринты горы Байлу. Признаться, с высоты лесных троп этот резкий «спуск» был почти неприметен, а ограждающие его кусты помешали бы случайному путнику провалится к тайному проходу по неосторожности. С некоторым беспокойством Шэнь Цинцю обернулся, силясь различить на дне ямы золотистую спину своего спутника. Как никак, теперь змей принял меньшую из своих форм и мог, как это бывает с веретеницами, застревающими в дорожных колеях, испытывать трудности с подъемом вдоль склонов. Однако, к удивлению заклинателя, Чжучжи-лан уже скользнул мимо него к тропе, нарочно тронув хвостом мысок туфли Шэнь Цинцю, чтобы привлечь внимание. Не мешкая либо сомневаясь, Чжучжи-лан уверенно повел Шэнь Цинцю к тайнику, где скрывалась, быть может, последняя надежда его господина. И Шэнь Цинцю, едва поспевающему за шустрым демоном, оставалось лишь дивиться самоотверженности и проворности этого неказистого создания. Шэнь Цинцю не были знакомы здешние земли: так или иначе, все прошлые года он инстинктивно сторонился будущего логова Ло Бин-гэ, потому мог знать о Байлу лишь из сомнительных описаний Самолета. То тут, то там чудился заветный куст, удобный наклон дерева, мягкий ковер лужайки, на котором вполне себе сейчас Ло Бин-гэ мог… Нет!!! Нет, нет, нет! Еще слишком рано для бурного весеннего цветения гарема протагониста. По крайней мере, сейчас Ло Бин-гэ должен был быть крайне озабочен бегством злодея, а значит самым безопасным для Шэнь Цинцю местом был, напротив, чужой тыл. Надуманные им самим уверования в собственной безопасности несколько успокоили заячью душу беглеца, потому он почти что спокойно вошел в указанную Чжучжи-ланом пещерку. Пришлось пригнуться и напрячь зрение, однако каменистые лазы не шли ни в какое сравнение со сталактитовыми подземельями, в коих был заточен Тяньлан-цзюнь. По мере приближения к заветной цели не в пример быстрому шагу заклинателя Чжучжи-лан стал будто еще меньше, постоянно сжимаясь кольцами и петляя меж чужих стоп. И тому было объяснение: вскоре, подобно свету огоньков в пещере Тяньлан-цзюня, Шэнь Цинцю почувствовал близость невероятного скопления светлой ци. Вбежав под высокие своды округлой пещеры, он увидел то, ради чего вообще решился проделать столь опасный путь: Цветок росы луны и солнца покоился на глади подземного озера Лушуй. Быть может, в иные времена Шэнь Цинцю повел бы себя аккуратнее, но сейчас здесь не было никого, кроме демонического змея, перед кем стоило бы вести себя достойно, как подобает ученому мужу. И Шэнь Цинцю спешно побрел напролом, раздвигая рукавами подземные воды, чтобы грубо вырвать из склизкой глины пару саженцев тысячелетнего растения. Спрятав ростки в тканевую сумку, не медля ни фэня, он поспешил обратно, разделяя с Чжучжи-ланом желание поскорее убраться из этого поразительно красивого, но и столь же опасного места. Чернильное небо расплылось пурпуром на горизонте, предрекая близящийся рассвет. Отвлекшись на мгновение, Шэнь Цинцю упустил из виду Чжучжи-лана и, оглядевшись по сторонам, с изумлением обнаружил, что змей ждет его уже на пригорке по правую руку, что был отвернут от их начального маршрута на целых девяносто градусов. Лишь последовав за демоном, Шэнь Цинцю признал, что отличный от прежнего путь для отступления был верным стратегическим ходом: дичь ловят по натоптанным тропам. Чжучжи-лан полз дорогой сюда уверенно, значит, уже неоднократно пробовал этот маршрут. Поэтому нельзя было исключать вероятности, что на этот раз ему (им) может не повезти. Чжучжи-лан повел Шэнь Цинцю в гору. Буреломом в этом лесу даже звери не ходили, потому, чем дольше шли заклинатель и демон, тем разлапистее становились кусты, сквозь которые им нужно было прорываться, и тем мягче становился мох, в котором увязали ноги Шэнь Цинцю. На деле Чжучжи-лану было не так плохо. Шэнь Цинцю то и дело видел, как резво он просачивается меж ветвей поваленных деревьев, выныривает из рытвин и проскальзывает под спутанной травой. Только Шэнь Цинцю вечно оступался и едва преодолевал препятствия. Спустя четверть шичэня Шэнь Цинцю уже значительно взмок. Как ни удивительны были туфли, что, вопреки продавленному мху и взрезанной траве, причудливым образом скрадывали следы заклинателя, каждый шаг давался Шэнь Цинцю не так легко, каким он отпечатывался на земле. Ко всему прочему усталость от отсутствия сна и нервного перенапряжения тоже давала о себе знать. Шэнь Цинцю забылся, доверившись своему спутнику… и сильно удивился, когда тот выпрыгнул из травы на мысок его туфли. А затем, будто слетевший с ветвей деревьев ворон, перед Шэнь Цинцю плавно опустилась человеческая тень, затмив собой багрянец рассветной дымки. — Учитель? — Чжучжи-лан юркнул под мох, растворившись без следа в изумрудном ковре леса, и Шэнь Цинцю, оказавшись один на один с пронзительной мглой двух уставленных на него бездн, оцепенел от разлившегося в конечностях холода. В его груди разверзлась пустота. — Какая удивительная встреча. Лао Гунчжу настоял, чтобы я не покидал владений ордена, покуда он лично не дознается, где глава Юэ прячет обвиняемого в бессчетных преступлениях лорда Цинцзин… Этот ученик не смел даже мечтать, что учитель сам станет искать встречи с ним. На мокром от росы мху подошвы сапог Ло Бинхэ слегка проскальзывали, и демон с кокетливой осторожностью пробовал мыском землю, прежде чем перенести тяжесть своего тела на шаг вдоль склона. Так, пока легкие Шэнь Цинцю теснило удушье, Ло Бинхэ сократил расстояние меж ими еще на полчжана. — Этот ученик надеялся, что учитель прибудет во дворец Хуаньхуа еще прошедшим вечером, и был крайне разочарован, когда узнал, что конвоирам не удалось его застать. Охваченный тревогой о грядущем, я надеялся успокоить свой дух, созерцая сон и пробуждение природных сил… Однако, видимо, судьба переплела наши с учителем тропы, чтобы я мог лично спросить у него совета. «Черт, черт, черт!!!» Прошедшим днем глядя в широко распахнутые глаза протагониста, Шэнь Цинцю потерял всю свою решимость, за что впоследствии жестоко поплатился. Но сейчас, напряженно всматриваясь в черные прорези чужих зрачков, он не испытал к стоящему перед собой ни малейших сантиментов. Это же, твою мать, Ло Бин-гэ! Осознание отчаянности собственного положения кислым уксусом наполнила пересохший рот. Чжучжи-лан покинул его, не прельстившись даже ростками драгоценного цветка, которые по-прежнему находились в наплечной сумке Шэнь Цинцю. А быть может, демон надеялся подобно стервятнику выкрасть их после? В любом случае, кроме как бежать, выбора сейчас не оставалось. Тихий вздох. Голос, полный горечи и сожаления — за свою судьбу и неудачу, будто по наследству переданную оригинальным Шэнь Цинцю, успевшим все здесь испортить. — Разве осталось наставление, коему Ло Бинхэ захотел бы внять от этого учителя? Демон моргнул, на миг становясь похожим на прежнего невинного юношу. Его шаг замедлился, а взгляд рассеялся. Подобно прилежному ученику Ло Бинхэ всерьез задумался над поставленным вопросом! Или, быть может, он мог позволить себе перед лицом злейшего врага уйти в собственные мысли на несколько мгновений? Не совсем понимая, чем именно вызвано чужое промедление, Шэнь Цинцю однако тут же воспользовался им, чтобы оттолкнуться от земли и бесстыже броситься в направлении исчезнувшего Чжучжи-лана. Позади раздался треск, и спину Шэнь Цинцю обожгла дюжина занозистых пластин — точно он угодил под обстрел шрапнелью. Оборачиваться было некогда, и Шэнь Цинцю лишь погодя догадался: то лопнуло преграждавшее Ло Бинхэ дорогу поваленное дерево, что под тяжестью его пяты разлетелось в щепки. Шэнь Цинцю был готов поспорить, что Ло Бин-гэ очень сильно хотелось в это мгновение, чтобы под его сапогом оказался хребет дорогого учителя. — Намедни дева из дворца Хуаньхуа нагадала мне, что за днем великой скорби меня будет ждать миг судьбоносной встречи. Кажется, та усталость, что неподъемным грузом сдавила плечи Шэнь Цинцю, пока он взбирался за Чжучжи-ланом в гору, рассеялась без следа, ведь теперь Шэнь Цинцю мчался, не чувствуя собственных ног. Ничуть не сбившись от бега, голос Ло Бинхэ шептал, точно щекоча теплым дыханием самую мочку уха. Даже «ранний старт» не оставил за Шэнь Цинцю преимущества: преследовавший нагнал его так скоро, что Шэнь Цинцю почти ощущал на талии резь от натянутого пояса — будто Ло Бинхэ уже перехватил его концы. — И пусть моему сердцу уж более не обронить ни единой слезинки по падшей душе учителя… я не позволю продлиться нашему воссоединению один только жалкий миг. А дорога становилась лишь сложнее. Даже в буреломах деревья не лежат шеренгой, точно на вырубке, а теперь Шэнь Цинцю почти через каждый шаг приходилось перепрыгивать по стволу, напрягая до предела разрываемые удушьем легкие. Ло Бинхэ сделал рывок, преодолевая последний чи, отделявший его пальцы от плеча Шэнь Цинцю, — и поймал воздух. Шэнь Цинцю таки поскользнулся вымоченными туфлями и, будто пародируя Чжучжи-лана, скатился под ствол дерева — а затем съехал по горке, все так же скрываемый решеткой из поваленных деревьев. Над головой Шэнь Цинцю пронеслась тень, обгоняя его набравшее ускорение тело, и в последний момент Шэнь Цинцю расставил колени, тормозя, когда меж его ног в землю вонзили меч. Так закончился этот абсурдный спуск. Синьмо пришпилил Шэнь Цинцю к месту, разодрав полы его ханьфу в опасной близости от таза, а тем временем, упершись ногой в ствол, перекрывающий туловище Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ наклонился, рассматривая лицо своей жертвы в просвете меж ветвей. — Помнится, в годы юности я справлялся с обидами, вкладывая всю горечь несправедливости во взмах топора. Некоторые привычки не меняются, учитель. Кто же знал, что ты попробуешь использовать против меня сотворенный мною же хаос… — в лице Ло Бинхэ явственно читалось разочарование. — Однако, учитель, ты смотришься еще глупее бобра, возомнившего плотину своей крепостью. С вонзенным меж ног Синьмо и опаленный дыханием раззадоренного погоней Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю как никогда ясно представлял грядущие перспективы. Ведь подобным жестом протагонист буквально описал свои планы по предстоящей кастрации растлителя его любимой Нин Инъин. Значит, в этой версии романа его прошлым желаниям времен интернетных баталий таки суждено будет сбыться… Как же он был беспечен! Поглощая бесчисленные описания жестоких расправ и столь же грандиозных сношений, из-за косноязычия бездарного автора он и подумать не мог, что непосредственный контакт с Ло Бин-гэ может ощущаться настолько жутко! И ведь освобожденное от яда Неисцелимого тело не помогло ему отбиться от Ло Бинхэ. Да даже подаренные Юэ Цинъюанем туфли оказались бессильны против демонического слуха — и натруженного неосторожного дыхания Шэнь Цинцю. Да, он был совершенно беспечен. А теперь пришло время расплаты. «Система, Система, Система!» — впервые за все время этой безумной трансмиграции, воззвал он к машине. Но мир Пути гордого и бессмертного был лишен как Бога (не считая божественного пушечного мяса, что скоро примкнет к пятам Протагониста), так и Системы. Не получив ответа, Ло Бинхэ взрезал когтем большого пальца внутреннюю часть ладони и продемонстрировал побледневшему от ужаса Шэнь Цинцю тысячи кровяных паразитов, тяжелыми сгустками стекающих на подол изорванного ханьфу. — Признаться, я не мог даже предполагать, что гордый лорд пика Цинцзин предпочтет стратегию побега, для чего даже разыщет подходящий артефакт. Но, должно быть, даже острый ум учителя не смог найти решения лучше против справедливого обвинения. Но не волнуйтесь: теперь ваш ученик даже из Бездны сможет прочувствовать ваш страх. Не дожидаясь, когда цепкая рука сомкнется на его челюстях и протолкнет в рот отравленную плоть, Шэнь Цинцю воскликнул: — Я не сталкивал тебя в Бесконечную Бездну! В своем отчаянии он прибегнул к последнему из возможных действий по своему спасению — к постыдному и совершенно немыслимому деанону. Ло Бинхэ отпрянул, и с его раскрытой ладони на ствол дерева, заградивший поперек тело Шэнь Цинцю, скатилась пара капель. Они тут же впитались в кору, и Шэнь Цинцю, следивший за ними взглядом, в этот момент рвано вздохнул. Мимо. Возможно, это была излишняя осторожность, а все же Шэнь Цинцю не хотелось, чтобы священная кровь касалась его даже чрез ткань одежды. Кто знает: вдруг тогда она просочится сквозь поры? — Вознамерился ты прикинуться дураком либо умалишенным — это не спасет твою шкуру, Шэнь Цинцю! Голос Ло Бинхэ звенел от волнения. Роняя взглядом искры, он втянул ртом воздух и замахнулся от плеча, словно вознамерившись вместе с кровью пропихнуть в рот Шэнь Цинцю еще половину ладони. Но тут копившееся в воздухе напряжение разорвалось грохотом, и Ло Бинхэ едва успел отпрыгнуть в сторону, когда, наслаиваясь на уже поваленные стволы деревьев, на Шэнь Цинцю обрушился град древесных щепок. Глаза и легкие так густо залепила осыпавшаяся труха, что Шэнь Цинцю не сумел сдержать кашля — и хлынувших из глаз слез. Хотя его лицо частично защитила паутина ветвей, Шэнь Цинцю все же оказался в самом низу, и, когда вся пыль начала скапливаться в его укрытии, он, невзирая на серьезную опасность в виде Ло Бинхэ, самостоятельно подтянул свое тело к поверхности. Чтобы вновь увидеть перед собой две желтые луны. Признаться, Шэнь Цинцю не подозревал, что «монструозная» форма Чжучжи-лана на деле была… настолько большой. И не за что было винить Ло Бинхэ, что, ошарашенно воззрившись на появившегося из ниоткуда врага, едва удерживал собственное тело от естественного порыва попятиться. Голова этого змея была так огромна (о туловище, уходящем вглубь леса и скрытом деревьями, говорить уже не приходилось), что, учитывая любовь сего вида к заглатыванию несоразмерных предметов, он вполне мог бы покуситься на черного лунного носорога-питона… и успешно его переварить. Ло Бинхэ мешкал не только из страха перед размерами неведомой твари — вернее, не столько из-за него. В рассветных лучах чешуя змея горела так ярко, что от каждой отдельной пластинки в глазах смотревшего рябило, как от жара солнца. Легко было видеть, что не только демоническими когтями, но и заклинательским мечом ее не рассечешь. И хотя во власти Ло Бинхэ находилось оружие, способное одолеть всякого врага протагониста, теперь оно было… погребено под сотней щепок, которые, раздробив парочку деревьев, обрушил на их головы Чжучжи-лан. Все же генерал Тяньлан-цзюня был исключительной личностью. Можно было подумать, будто с поражением своего господина Чжучжи-лан также утратит силу — и в этом крылась величайшая ошибка. Тяньлан-цзюнь наделил его лишь благообразным обликом — и, быть может, единственной слабостью: стыдом за свое истинное воплощение. От рождения же Чжучжи-лан уже обладал всем, чтобы быть великим среди демонов: неоспоримой мощью и выдающимся умом. И Ло Бинхэ, не видевший ничего подобного даже в Бесконечной бездне, прекрасно осознавал: идти безоружным против такого монстра будет самоубийством. Меж тем Шэнь Цинцю удалось выбраться из древесной щепы и вновь взглянуть в лицо своему страху, чтобы затем отвести взгляд от Ло Бинхэ на едва видневшуюся среди трухи рукоять вонзенного в землю Синьмо. Сама близость демонического меча отдавала неприятным холодом в конечностях, однако столь же меж тем… невероятно манила. Что есть протагонист без его легендарного меча? Нет, Шэнь Цинцю ни в коем случае не умаляет его ауры, но шансов у Тяньлан-цзюня было бы изрядно больше, окажись это древнее оружие в его власти. Однако… выдержит ли сейчас тело Тяньлан-цзюня обладание Синьмо? Осилит ли Чжучжи-лан нести его в себе, покуда они петляют до их убежища? Сможет ли Шэнь Цинцю хотя бы выдернуть Синьмо из земли?.. Заклинатель поднял взгляд от рукояти и обнаружил себя пришпиленным к месту булавками чужих зрачков. Кажется, полудемон понял его намерения, потому, позабыв о страхе, он в тот же миг бросился на Шэнь Цинцю с голыми руками. Расставленной вперед пятерней Ло Бинхэ будто намеревался разорвать на месте своего бывшего учителя. Однако заклинатель не успел испугаться, как оказался пойман склизкой и жаркой плотью чужого рта. А затем — таки осознав до конца мелькнувшие перед ним образы — едва ли не забился в глотку змея. Всю былую смелость и мечты о похищении Синьмо заволок животный страх оказаться пойманным. Кажется, окутавшая его тело тьма просочилась и в сознание, сковав разум тяжелым сном. Потому что, вновь разомкнув веки, Шэнь Цинцю больше не чувствовал тошной вони (может, лишь отголосок ее), однако лицо кололи слипшиеся волосы, на которых застыла высохшая слизь. Сев, Шэнь Цинцю немедленно омыл свое тело потоком ци. Вовсе не беспокоясь о возможной опасности, из одного только желания — наконец очиститься. Его попытки привести себя в порядок прервал насмешливый шепот: — Уже второй раз имея честь видеть мастера Шэня, я поражаюсь тому, как молва о вас расходится с моим собственным чувством. Голос Тяньлан-цзюня звучал глуховато. Видимо, у него вновь пересохли губы. — Однако впредь, обещаю, я оставлю свои насмешки при себе — ведь вы в самом деле пытались украсть из-под носа у моего сына древнейший из мечей. Шэнь Цинцю огрызнулся: — Забудьте. Все равно никто из нас не смог бы им овладеть. Как же легко от языка отскочило это простое «мы». И вправду — как же просто роднятся те души, с коими ты делишь одно несчастье. С распятого тела Тяньлан-цзюня Шэнь Цинцю перевел взгляд на замершего в углу Чжучжи-лана. Затем — на низкие своды пещеры. Вдохнул затхлый воздух. Повел озябшими плечами. Да они загнаны под Байлу, словно в западню! Чудом будет, если Ло Бинхэ их не найдет. А если даже им повезет… что потом? Внезапно вспомнив о главном, Шэнь Цинцю пошарил рукой по сырому камню рядом с собой, но сумки так и не нашел. Неужели в результате последней перипетии он все же потерял ценный артефакт? Вскинув обеспокоенный взгляд на Чжучжи-лана, он воскликнул, словно бы всерьез ожидая от змея внятного ответа: — Где ростки? — О, прошу не беспокойтесь об этом, мастер Шэнь. Несмотря на спешку и отсутствие рук, Чжучжи-лан перенес ростки в целости и сохранности, как если бы природа заточила их в янтарь… Следует сказать, что природа моего племянника дуалистична и многолика. Потому, если в его теле вырабатывается секрет, способный разъесть всякую плоть, то, разумеется, в нем также найдется секрет обездвиживающий и… «замедляющий». Я бы даже предположил, что этот секрет талантливым врачевателем мог бы быть использован в качестве сыворотки, сохраняющей молодость кожи… Если великому мастеру это интересно. Единственное, что остается перед посадкой ростков, — это отмыть их от слизи Чжучжи-лана. Тогда мы оба, мастер Шэнь и я, должны будем передать нашему милому садовнику по несколько капель крови. — Подождите. А мне зачем растительное тело? В отличие от вашего, Тяньлан-цзюнь, мое в совершенном порядке… «…оно даже не больно Неисцелимым!» — едва ли не сказал Шэнь Цинцю, но вовремя прикусил язык. — Или так вы планируете устроить мой побег, путем подмены тел? — Побег? — переспросил Тяньлан-цзюнь, и его озадаченный тон заставил Шэнь Цинцю замешкаться. Однако уже спустя пару фэней переглядов заклинатель понял, что над ним вновь подшучивают: — Я бы не стал предлагать мастеру Шэню бесславное поражение взамен продолжению достойной борьбы. Проглотив сдавившее горло раздражение, Шэнь Цинцю ответил Тяньлан-цзюню выжидающим взором. Тот охотно пустился в объяснения: — Нельзя выиграть войну, не нанося ответных ударов. И мне видится, что единственный шанс противостоять Ло Бинхэ — это выкрасть у него Синьмо. И из нас троих я единственный одновременно обладаю и демоническим началом, и достаточной силой духа, необходимыми для покорения темной природы древнего меча. Значит, не одному Шэнь Цинцю пришла мысль о подобном. Однако теперь, когда украсть Синьмо предлагал сам Тяньлан-цзюнь и при этом рассчитывал на согласие заклинателя помочь ему, Шэнь Цинцю почувствовал укол совести: так его самозащита… в самом деле превращалась в предательство. Шэнь Цинцю почти расклеился, когда вспомнил блеск расширенных глаз на перепуганном лице, дребезжание сбивчивых упреков. Но он взял себя в руки. Нет, его Ло Бинхэ, молящий о милосердии на краю Бесконечной Бездны и едва сдерживающий слезы горькой обиды, был совсем не похож на зверя, готового оскопить Шэнь Цинцю древним мечом! Да и никакого древнего меча у его Ло Бинхэ еще не было — так что и сравнивать их нечего! Этот Ло Бин-гэ — чужой ему, воспитанный отъявленным мерзавцем садист! А значит и никакого предательства нет. Только разумная борьба за собственную жизнь! — Однако я боюсь, что растительное тело из светлого артефакта не сможет до конца принять мою демоническую суть, — продолжал Тяньлан-цзюнь. — И, как это ни парадоксально, взамен на свободу от заточения я утрачу… способность свободно управлять собственным телом. Мне нужен телохранитель, что сможет позаботиться обо мне. Но, как вы наверняка знаете, генералы не оберегают покои своих императоров. У Чжучжи-лана и так будет предостаточно хлопот с возвращением наших земель в Царстве демонов. Потому, мастер Шэнь… я очень рассчитываю на вашу помощь. Тихо вздохнув, Шэнь Цинцю обвел взглядом их скромную обитель — несмелый огонек демонической ци и продолговатые тени сталактитов. Ноздри уже не столь раздражал запах гниющей плоти, а присутствие молчаливо внимающего им Чжучжи-лана стало уже привычным. И вместе с тем Шэнь Цинцю смертельно устал. Стерев остатки слизи с одежд, он сел почти что напротив Тяньлан-цзюня. Пережитые за последние сутки волнения тяжким грузом сдавили виски. Однако оптимизм Тяньлан-цзюня как будто передался ему — и Шэнь Цинцю внезапно ясно осознал, что все в самом деле могло быть хуже. — Так сколько нам придется ждать? — Не меньше трех лет, мастер Шэнь. Я рад, что вы согласились, и готов предложить вам недурственный досуг. Дело в том, что, как и лорд пика искусств, я являюсь изрядным любителем литературы… Тяньлан-цзюнь не имел возможности говорить с кем-то слишком долго. И его долгий рассказ не требовал ни чужого одобрения, ни вмешательства. Каждое из слов, сказанное низким утробным голосом, подводило Шэнь Цинцю все ближе к границе сна, и он не смел противиться естественному желанию тела. В конце концов, он уже сделал все, что мог. С каждым фэнем голос Тяньлан-цзюня становился все дальше, а заклинатель все ниже клонил голову к груди. Тяжесть усталости сомкнула его веки. Шэнь Цинцю закрыл глаза. Страх совершенно отступил. Белое, как лист сжимаемого в руках письма, лицо Юэ Цинъюаня: Шэнь Цинцю знал, что запомнит его таким навсегда. Мысли тонули в торопливых причитаниях, мольбах и чужом бессильном исступлении. Надсадный голос Юэ Цинъюаня доносился как будто сквозь толщу воды и уже не раздражал, а скорее баюкал. В свой последний день Шэнь Цинцю впитывал каждое его слово, не ища в бессвязной речи и обещаниях и толики смысла — лишь запоминая. Свет ясного дня. Топот торопливых ног за окном. Травяной запах остывшего чая. Запоминал — и не находил ни единого слова на прощание. — Шиди, у нас еще есть шанс. Сожалел ли он? — Нет, — так Шэнь Цинцю отвечал и чужому, и собственному черному отчаянию. И когда он проговорил это слово вновь, в лицо пахнуло неожиданным жаром. Шэнь Цинцю недовольно свел брови и тут же открыл глаза. Перед ним, словно мрачное напоминание, средь огня Бесконечной Бездны стоял Ло Бинхэ. Ничтожный мальчишка, руками самого же Шэнь Цинцю ставший победителем, любовно обнимал ладонями окровавленный кончик Сюя. Демоническое отродье, воплощение всех его жизненный неудач — ни на мгновение Шэнь Цинцю не сомневался, что это лишь игра его исступленного воображения. И потому движение, с которым он двинулся навстречу Ло Бинхэ, чтобы схватить его за грудки (будто желая живьем содрать кожу), было совершенно бессознательным и оттого предельно искренним. Вдох, разделенный на двоих — и осознание реальности происходящего сомкнулось в мыслях Шэнь Цинцю. Жар расступившейся под ногами Бездны был реален. Так же, как и реальны стискивающие его пояс руки не желавшего падать в пропасть Ло Бинхэ. — Скрой метку, — процедил Шэнь Цинцю и накрыл ладонью чужой лоб, который был столь же горяч, как если бы полудемона мучила лихорадка. — Я-я-я… — задохнувшись, пролепетал Ло Бинхэ, и пунцовое свечение, выглядывающее из-за краев ладони Шэнь Цинцю, замигало, демонстрируя попытки демоненка исполнить приказ. — Шэнь Цинцю! Ведомый безымянным божеством отсчет закончился, и провал, открывающий портал в Бесконечную Бездну, начал затягиваться, скрадывая во мгле последние отсветы жара преисподней. Шэнь Цинцю же чувствовал, будто в последние мгновения пылания Бездны его сердце низвергли в пропасть, и теперь грудь разрывала пустота. Он обернулся. И увидел Лю Цингэ, смотрящего на них пораженно. По контрасту с черной землей и кровью, сгустками выступающей из воспоминаний, его одежды были так ослепительно белы, что Шэнь Цинцю почувствовал резь в глазах — но так и не смог оторвать взгляд от этого призрака прошлого. — Что с твоим учеником, Шэнь Цинцю? — давя из себя слова пересушенным горлом, выкрикнул Лю Цингэ. Тогда Шэнь Цинцю спешно проверил свою ладонь. В момент слабости она соскользнула со лба на щеку звереныша, и теперь рука была мокра от слез, слетающих звездами из чернильных глаз. — У меня не получается, — просипел Ло Бинхэ, и его голос угрожающе зазвенел подступившими рыданиями. — Сделай это или я вырублю тебя, — проговорил Шэнь Цинцю, но собственные слова звучали отдаленно и были будто и не его вовсе. «В бессознательном состоянии метка также может гореть», — отстраненно подумал Шэнь Цинцю, но все его мысли были заняты совершенно иным. Однако угроза подействовала на Ло Бинхэ лучше, чем приказ наставника: поджав дрожащую губу, Ло Бинхэ зажмурился, роняя на пальцы Шэнь Цинцю еще пару крупных капель, а затем очертания метки рассеялись, и лишь легкое покраснение — как от ушиба — теперь напоминало о ее существовании. Возможно, страх перед тем, что учитель, сменивший милость на гнев и гнев на терпимость, сделает с его бессознательным телом, заставил полудемона приложить все усилия. Однако, когда Ло Бинхэ вновь разомкнул веки, его взор затуманился, а прежняя тревога сменилась усталостью. Пусть теперь Ло Бинхэ был вял, как в жаре болезни, но ему удалось спрятать метку — и теперь Шэнь Цинцю мог двигаться дальше по на ходу выдумываемому плану. Все произошло слишком быстро. Не успел Лю Цингэ вновь задать свой вопрос, на который прежде не получил ответа, как на площадку, изрытую следами битвы, высыпали заклинатели в разноцветных одеждах. Шэнь Цинцю оторвался от Ло Бинхэ. Прошел мимо Лю Цингэ, проводившего его напряженным взглядом. А после побрел — почти что слепо — по черной земле вдоль рухнувших стволов деревьев, смотря поверх голов прибывающих заклинателей на звездистое небо. Если прежде он мог себе представить артефакт, что переместил его на пять лет назад, то сейчас Шэнь Цинцю был совершенно беспомощен в попытке рационально объяснить происходящего. Лю Цингэ был жив. И все стало совершенно другим. Шэнь Цинцю чувствовал яд в своем теле. Влагу еще не остывших слез прежнего врага на пальцах. Взгляд Лю Цингэ — не понимающий, но сочувствующий. И ему ничего не оставалось, кроме как обратить свой взгляд к небесам и искренне поблагодарить прежде равнодушных богов. — Спасибо… — Шэнь Цинцю! Лю Цингэ вновь настиг его, а вслед за ним Шэнь Цинцю догнал и присмиревший Ло Бинхэ, чья голова поникла, подобно бутону, переполненному утренней росой. Шэнь Цинцю ощутил слабость, холодом поднявшуюся от земли к ногам, а после — к сердцу. Голос неотесанного и отчего-то столь невыносимо живого лорда Байчжаня стал тише: — Можешь сейчас ничего не говорить, но не уходи. Нам нужно вернуться в Цанцюн… Кровь подступила к горлу. Шэнь Цинцю попытался сглотнуть, но она уже стекала вниз по подбородку, капая на грудь алыми соцветиями. Небо над ним померкло, а затем вновь расцвело белыми вспышками. Ноги подкосились, и заклинатель упал в чужие объятия. Где-то в отдалении раздавались крики, но Шэнь Цинцю знал, что кричали прямо над ним. Он чувствовал, что захлебывается кровью и что его держат четыре руки. Небо над ним вновь смерклось, а после и вовсе погрузилось во тьму.