Порктябрь

Двадцать семь градусов и солнце. В каменном мешке города невыносимо. От шума кондиционера в клубе болит голова. Самое время выбраться на природу – ведь даже в тени не холодно обнажённому. А Сирин не хотел, чтобы Кристер мёрз – потому что обоим будет удобнее, если тот сумеет довериться и расслабиться. – Корни этой эротической практики – в боевом искусстве, – мягко сказал Сирин, аккуратно протягивая джутовую верёвку меж сведённых за спиной запястий своего укете. – Ходзё-дзюцу было частью дзюдзюцу, наравне с овладением техникой рукопашного боя. – Что вполне логично: если завалил противника, то не мешает его и связать, – язвительно прокомментировал Кристер. – А не удерживать его в захвате часами. Тут у обоих разные части тела отвалятся, и у наге, и уке. – Есть разные школы, – продолжил объяснять Сирин. – И если вначале всех интересовало, как бы связать быстро и надёжно… – …то, зная, какие японцы задроты и всё превращают в грёбаное искусство, стали делать красивенько, – радостно помог Кристер. – Ты с задротом в отношениях, – напомнил Сирин. – За то и ценю. Меня ещё никогда так тщательно… – …не связывали, – мягко перебил Кристера связывающий его верхний. – Так вот, оказалось, что если сначала спутать заборонного так, чтобы он не убежал, то можно взять верёвку подлиннее и навертеть ещё переплетений. – Чем мы и занимаемся. – Кристер тряхнул плечами, осторожно потянул руки, убеждаясь, как мягко и надёжно прилегают путы. – Не опережай события. Но сначала развлекались более практично. Оказалось, что можно связать аккуратненько, но если побеждённый разыгрывает из себя героя и не хочет вежливо отвечать на вежливо заданные вопросы, то можно связать так, чтобы не просто только пошевелись – только вдохни, будет больно. И подвесить на ближайшей сосне тоже можно. – А потом любоваться единой иголочкой на закате. Но меня сегодня на суку вешать не будем? – Не будем. У тебя будет обвязка для благородных. Потому что оказалось и наоборот: если в плену оказался человек приличный, как-то невежливо его вести на пытку с петлёй на шее – пока вину не доказали. Тем паче делать из него «кабанчика», или, точнее, «креветку наоборот». Поэтому для высокопоставленных пленников стали делать с уважением и эстетично. – А потом сёгунские междоусобицы кончилась, пленники кончились, остались бабы? – Если бы… Но да, не пропадать же умениям. Полицейских до сих пор обучают ходзё-дзюцу, кстати, хотя с современными наручниками практическая нужда отпала. Ну а уж с женщинами… И красиво ведь? – Не поспоришь! – А как удобно. Можно связать так, чтобы твой укете еле удерживал равновесие и ласкать его до одури, заставляя дрожать и чуть не валиться лицом вниз. Можно сделать так, чтобы инструментом ласки стала сама верёвка… – Трением развести огонь? – Какой же ты пошлый. Можно сделать скользящую петлю и затягивать и отпускать в зависимости от того, насколько твой укете наглеет. – Зачем так изголяться, когда есть обычная классическая порка? – непокорно спросил Кристер. – А вдруг укете это понравится? – благоразумно указал Сирин. – А это, значит, ты уверен, что нет? – А ты как-то встревоженно выглядишь. – Тревожусь, – признался Кристер. – То, что ты меня решил недвусмысленно привязать к себе, я очень ценю, хотя, может, это наоборот, тонкий намёк: отвяжись от меня… Связать голого и бросить в лесу. Но природа меня напрягает. – Синрин-ёку, то есть купание в атмосфере леса, между прочим, очень полезно, – отметил Сирин. – Угу, – поддразнился Кристер. – Сирин ё-кэ-лэ-мэ-эн, особенно небольшие нюансы вроде неожиданного муравейника, осиного гнезда или внезапно налетевшей грозы, да? Главное – приятно. – Так. Мёдом я тебя не мазал, прогноз ничего не предвещает, гнездо, так и быть, поищу. Но искать буду долго. Кристер вздохнул, опасливо покосился на лозу. – Сирин, почему бить баклуши можно, а бакуши нельзя? – осторожно поинтересовался он. – Какой же ты дурной, Крис. – Это загадка, между прочим! А вот и отгадка: потому что бакуша – это маленький дурачок, а дурачков не обижают. – Знаешь, шибари это не только и не столько про связывание, сколько про взаимодействие связывающего… – И связного! – Не-воз-мож-ный! – А что, разве мы не взаимодействуем? – Сейчас ты, Кристер, провзаимодействуешь с лозой, – объяснил Сирин. – Вдохновил меня по самое не могу. Он отошёл на несколько шагов назад, помахивая лозиной, полюбовался на Кристера: разведённые колени, путы, фиксирующие его в позе «кидза», ромбик, сформированный верёвками у паха, орнамент по всей груди, согнутые в локтях руки, заведенные за спину... Прекрасный. Если бы ещё умел помолчать… Но надо действовать, пока ноги укете совсем не затекли. – Ты невозможный, – сказал Сирин, подходя к Кристеру, и хлестнул того по внутренней стороне левого бедра. Кристер шипяще выдохнул. Сирин нанёс целую череду лёгких, быстрых ударов, оставляя еле видные, медленно проступающие светло-розовые следы. Член не задел. – Ты вечно кривляешься. С тобой нельзя серьёзно. – Сирин сделал два шага влево и всё так же быстро и легонько продолжил разрисовывать полосками внутреннюю часть другого бедра. – Ты меня в капусту превращаешь, Аяко-чан, – пробурчал Кристер. – Сначала запихал меня в авоську, теперь шинкуешь… ай! За авоську Кристеру легонько прилетело по члену. Специально, потому что случайно Сирин его не задел ни разу. За «шинкуешь» – крест-накрест над лобком. И дальше снова по внутренней стороне бёдер, сильнее. – Такой красивый, и такой дурной, – вздохнул Сирин. – Я когда тебя впервые увидел, всего такого спортивного, с этим твоим разлётом бровей, думал, ты торжественно пафосный. А ты паяц, шут и комедиант. Сирин сменил тоненькую гибкую лозину на жёсткий прут: проще целиться – он боится попасть по пальцам. Зашёл Кристеру за спину, сел на корточки и прошёлся по ягодицам. Кристер гневно и глубоко задышал, но брыкаться не получилось – верёвка удерживала. Кристеру досталось немало, но он только тяжело дышал, и тут наконец прилетело и по ступням: вот тогда он вскрикнул. – Я, Сирин, как ты говоришь… паясничаю… потому – что мне до тебя как до луны, – через усилие, требуемое для преодоление боли, признался он. – Ты умный, дотошный и умелый. А я только и умею, что… принимать. Этот ответ так тронул Сирина, что он замер с занесённым прутом. Но торжественность момента разбил негромкий плюх, с которым серо-белое пятно противной кляксой расплылось на обнажённом плече Кристера. – Ты прям раз и кончил от моего откровения? – поинтересовался укете после небольшой неловкой паузы. Два почти синхронных плюха, последовавших за этим, указали на несостоятельность данной теории. – Увы, – ошарашенно вымолвил Сирин, – мы просто оказались под птичьим гнездом. – Да известный каратист Дайсуке Нагами! – возмутился Кристер под четвёртый и пятый плюх, а распрямившийся было Сирин согнулся пополам от смеха. – Что ты ржёшь, бакуша? По башкуше тебе надавать? Да японский городовой, досмеивайся уже, мне ни встать, ни заржать, даже не вдохнуть нормально! Ну освобождай меня уже! Мой дед всегда говорил, мол, я полтайги лобзиком перепилил! Мне чайки на голову срали! Но чтоб я да по его стопам… Развязанный и оттёртый влажными салфетками Кристер немного успокоился. Сессия перешла в купание в лесном озере. А потом напереживавшийся Кристер заснул с мокрой головой на плече у Сирина. Его лицо стало серьёзным, насупившимся даже, и Сирин нежно прижал своего невозможного, невозможно милого, к себе, стараясь не разбудить его: грудь всё ещё колыхалась от смеха, стоило подумать о сегодняшнем приключении.