Живой

      В кабинете царил полумрак, только под потолком горела крошечная Звезда Марьеза – красивый светильник, но скорее декоративный, чем полноценный источник света; впрочем, для всякого угуландца, отлично видящего в темноте, в самый раз.       Шурфа я сперва не увидел; решил, что он вышел и собрался было послать ему зов, возмущённо сказать – ну ты чего, сперва срочно зовёшь, а потом удираешь – но тут он привстал мне навстречу из кресла, стоявшего в самом дальнем углу, и сразу рухнул обратно. А вместе с ним рухнуло моё сердце – не просто в пятки, а куда-то под землю. Потому что ни при каких обстоятельствах сэр Шурф Лонли-Локли не может плюхаться в кресло, как мешок с дерьмом. Что хочешь с ним делай, хоть год мори бессонницей и совещаниями с представителями Королевского Двора, попутно откармливая отборными ядами, но так двигаться он не может. Вот просто не может, и всё.       – У меня к тебе просьба, – сказал Шурф, и его голос понравился мне даже меньше, чем пластика. – Ты будешь против, но пожалуйста, выполни её и не спорь. Порази меня своим Смертным Шаром и прикажи снова обрести силу, могущество и телесность…       – И – что?!       – Телесность, – повторил он. – Не тяни. Серьёзно тебе говорю.       Он поднял руку и демонстративно ею потряс. Вероятно, предполагалось, что я увижу, как сквозь ладонь просвечивает Звезда Марьеза. Но я, хвала магистрам, ничего не увидел. У меня крайне своевременно потемнело в глазах.       Впрочем, это не помешало мне выполнить просьбу Шурфа прежде, чем я осознал, что делаю. То есть сперва я подошёл к нему поближе, чтобы не промахнуться, щёлкнул пальцами левой руки, выпустил крошечную зелёную шаровую молнию прямо в лоб своего друга, услышал, как он говорит – к счастью, не «я с тобой, хозяин» а просто «теперь приказывай», всё-таки воспитание не пропьёшь, в смысле, никакими Смертными Шарами не вышибешь – выпалил: «Приказываю тебе снова обрести телесность, силу, могущество и навсегда освободиться от моей власти», – и только тогда подумал: «Тебя? Смертным Шаром?! Да ни за что!» В экстремальных ситуациях я всегда сперва действую, а уже потом думаю; практика неоднократно показывала, что в моём случае это скорее хорошо.       – Спасибо, – сказал Шурф совершенно обычным голосом. – Отлично всё получилось. Так и знал, что твой Смертный Шар – мой шанс.       Он поднялся с кресла легко, как взлетел, а я наконец-то позволил себе тяжело осесть на пол, видимо, просто для баланса. Чтобы один мешок с дерьмом в кабинете по-прежнему был.

Макс Фрай, Так берегись.

      Я сидел на полу и не отрывая глаз смотрел на него. Сердце бешено колотилось где-то в горле, меня трясло и захлестывало, в голове вспыхивали круговертью яркие, живые воспоминания.       Сэр Шурф церемонно здоровается; неистово хохочет Безумный Рыбник; мы сидим на ветвях вахари; что-то обсуждаем, прогуливаясь вдоль Хурона; пьем камру и курим на моей крыше. Надежная, сильная рука на плече; теплый взгляд; взаимопонимание и общий, один на двоих юмор. «Тот, кто говорит вслух то же самое, что ты думаешь, оставшись наедине с собой» – так сказал о нас он сам, и сейчас я во всей полноте, всем собой прочувствовал эти слова. Всепоглощающая боль, пришедшая с пониманием того, что могло бы случиться, не успей я в последний момент, заполнила все мое нутро. Я пытался дышать, но лишь хватал ртом пустой воздух.       Он мог...       Я вскочил, резко шагнул к нему и вцепился руками в его плечи, обнял, не задумываясь о том, что здесь, в Ехо, такой близкий контакт считается слишком интимным. Меня затапливал ужас, я мог только сжимать пальцами тонкую ткань мантии и бессвязно шептать:       – Живой, живой, ты живой... – и гладить его руки, спину, словно желая убедиться, что он настоящий, он жив, он рядом.       – Макс, Макс, все в порядке! – Шурф пытался достучаться до меня, но ужас, который, казалось, был больше меня самого, словно ураганом разметал в голове все мысли.       – Макс, нам надо поговорить наедине.       Он понял, что я не в состоянии прийти в себя, взял мое лицо в ладони и аккуратно поднял так, чтобы я смотрел ему в глаза. Ощущение теплой, почти горячей кожи его пальцев, бережно касающихся моего лица, на мгновение вернуло меня в реальность. Ровно настолько, чтобы я мог услышать его.       – Поговорить наедине? – Медленно, очень медленно до меня дошло. Причем примерно все сразу. – Подожди, так это поезд? Это из-за поезда?       Шурф молча кивнул.       Я в ужасе на него смотрел. Эта женщина позволила себе выпить моего друга без остатка! Она почти его убила! Я едва не лишился...       Раньше мне не хватало духа для решительного шага. Бесконечно влюбленный в Агату и ее прекрасные Миры, очарованный поездом, я никак не мог заставить себя покончить с восхитительным наваждением. Но теперь, после того, как я чудом вернул к жизни Шурфа, моего Шурфа, во мне не осталось сомнений.       Не в силах оторваться от него, не желая даже на миг отнять рук, будто стоит лишь разжать пальцы, и он исчезнет, растворится в неверном свете крошечной звезды Марьеза, я потянул его за собой, одним легким шагом перемещаясь на Темную Сторону.       И, как только ласковый фиолетовый ветер коснулся моих волос, едва слышно прошептал:       – Навсегда отменить овеществлённый мною смертный сон Агаты я хочу.       Я знал, что все получилось, безошибочно это чувствовал, и мое сердце разрывалось от боли и облегчения. Прекрасная, великолепная Агата и ее восхитительные Миры уничтожены одним моим словом. Но сейчас мне почти не было до этого дела. Стоило лишь подумать о том, чего я по ее вине чуть не лишился навсегда, и ледяное лезвие ужаса прошивало позвоночник.       Вжавшись лицом в плечо Шурфа, давая Темной Стороне и бережным прикосновениям его пальцев уносить боль, я безуспешно пытался взять себя в руки. Он баюкал меня, как ребенка, молчал, ничего не говоря, чувствуя, что я пока не способен его услышать, только ощущать заботу, беспрерывно шарить трясущимися руками по спине, плечам, шее, обводить пальцами контур скул.       Он позволял мне, успокаивающе гладил в ответ. Я сам не заметил, как потянулся к нему губами, легко коснулся подбородка, щеки, уголка губ. Мне нужно было быть ближе, еще ближе. Шурф на мгновение замер, а потом мягко отстранил меня.       – Нет, Макс. – В его глазах на миг отразилось незнакомое, почти алчное выражение. – Ты сейчас сам себе не отдаешь отчета в том, что делаешь.       – Пожалуйста, – я почти шептал, – я не могу поверить.       Он притянул меня к себе и обнял, позволяя прижаться всем телом.       – Так лучше? – Я чувствовал, как слова рождаются в его груди, отдаваясь в ребра. – Давай, вернемся обратно в Мир.       В его кабинете мы появились, так и не разжав объятий. Я поднял на него глаза и тихо проговорил:       – Ты едва не погиб. – Сглотнул, запнулся, не зная, как высказать все, что успел осознать за то мгновение между своим появлением в его кабинете и Смертным Шаром. Как бесконечно, до боли, до исступления он нужен мне. Как долго я запрещал себе осознавать, что на самом деле чувствую к нему.       Нестерпимо хотелось высказать все, что свалилось на меня за этот безумно длинный, почти бесконечный миг, когда я еще ни в чем не был уверен. Хотелось чувствовать его руки на себе. Хотелось знать, что он рядом, не исчезнет, что он – мой.       Но я уже достаточно осознавал происходящее, чтобы понимать: Шурф вовсе не обязан отвечать на мои чувства. Потому позволил себе лишь коротко, едва касаясь, провести пальцами по его скуле, подбородку, а потом шагнул назад, разрывая объятия. Вдохнул на шесть. Выдохнул. Поднял на него взгляд, готовый извиниться за свое не слишком уместное поведение.       В его глазах была такая жажда, горячая, испепеляющая, словно внутри него полыхало пламя. Он почти невольно дернулся ко мне, но остановил себя, прервав движение. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, в раскаленном воздухе вокруг нас звенело все то невысказанное, что прятал глубоко внутри он, что так боялся осознать я.       А потом он протянул руку ладонью вверх, в последнем немом вопросе, и, стоило мне вложить свою ладонь в его, резко дернул на себя, словно окончательно потеряв терпение.       Жадные сильные пальцы; быстрые, короткие, как будто украденные поцелуи – мы словно боялись, что один из нас сейчас исчезнет. Я сбросил с него тюрбан, впутался пальцами в волосы, и с каким-то новым, глубинным удовлетворением, стекающим к низу живота, впитывал в себя его короткий, едва слышный стон.       Ворох ткани, опавшей с плеч, напряженные мышцы под моими пальцами, жадные губы – ласкающие, дразнящие, плавящие кожу. Горячечные, быстрые движения, резкие, словно я пытался в них высказать, выплескать одно единственное: живой, живой, ты живой, а мог бы не...       – Не мог бы, – хриплый, рваный голос, полный жажды, и тут же тише, едва слышно, – не мог бы, Макс.       Кресло, слишком широкое для одного, горячие губы, от которых невозможно оторваться.       Я навалился на него всем собой, словно пытаясь стать ещё ближе, стискивая ногами его бедра, впиваясь губами в шею. Выгибался под его пальцами, ласкающими спину, крепко, почти до боли сжимающими бока.       Влажная рука, с длинными, будто изрезанными черными рунами пальцами, обхватила оба члена, и я захлебнулся стоном. Жарко, остро, ярко – этот пожар внутри наконец растопил, выжег собой ледяной клинок, что засел в моем сердце.       Меня трясло, я вжался лбом в лоб Шурфа, слушая его рваные вдохи, наконец позволяя себе поверить.       – Вообще-то для подобного времяпрепровождения существуют спальни. – Преувеличенно серьезно сказал он, восстановив дыхание, и я расхохотался.       Агата, поезд, придуманные и уничтоженные Миры – все это было совершенно не важно. Когда-нибудь потом я об этом вспомню и, возможно, даже погрущу. Но не сейчас.       – Тебе, между прочим, вовсе не обязательно грустить. И не смотри на меня так, я не читаю твои мысли. Просто у тебя на лбу все написано.       – Ага, – усмехнулся я, – вот такими буквами.       Я выпрямился, развел руки, чтобы показать, какими, а потом снова уткнулся лбом в его плечо.       – Так вот, – он зарылся носом в мои волосы за ухом, от чего его голос зазвучал приглушенно, но как будто изнутри меня самого, – тебе вовсе не обязательно так уж грустить. Дело в том, что буквально вчера сэр Джуффин и леди Сотофа отправились к Древним…