Дорогой скорби: крушение Ордена

Часом ранее. Южный берег На юге острова всё спокойно, что аж подозрительно. Лишь ветер доносит еле ощутимые запахи гари и едкого смога, а бой напоминает о себе лишь отголосками и еле слышимым воем, перемешанными с криками агонии. Всё что творится, тот кромешный ужас, накрывший остров, на севере, западе и востоке острова по необъяснимым причинам не касается юга. Все воины, которых кинули на юг оставались в полной сохранности и чаяли приказов из центра. Они ждут и готовятся, что противник пожалует и сюда, что окружить Орден и уничтожить его воителей, но пока живы стражи юга, Орден не падёт. В этой части острова не достроено множество укреплений, которые должны сдерживать противника, а вместо них непростительные оборонительные пустоты. Практически отсутствует первый круг бороны, предоставляя врагу широчайшие просторы для маневрирования и полномасштабного наступления. Второй рубеж изобилует пробелами в виде отсутствия баррикад, частей бастионной стены и некоторых оборонительных укреплений, предоставив врагу хороший шанс для прорыва. Но здесь и не ожидают нападения врага и держат здешний гарнизон как резерв, думая, что вот-вот их призовут к бою на севере, востоке и западе, дав схлестнуться с ненавистным врагом. На укреплениях в основном стоят бывшие крестьяне и прислуга, которых переодели в броню и дали оружие, оттого теперь они воины, верные бойцы Ордена, поклявшиеся отдать за него жизнь. Эти крестьяне и рабочие были наспех обучены азам военного дела, но не знали его премудростей, а поэтому становились лёгкой добычей для тяжеловооруженных частей противника, но вот пыл в их сердцах и храбрость, вывившая их сюда, может стать для тёмных сил противным препятствием перед победным маршем. Но всё же они не одни, ибо им выслали для поддержки небольшой отряд стражников Цитадели, чтобы хоть как-то уравнять шансы при встрече со смертельным врагом и не дать так быстро ему утопить в крови оборону. Всюду крестьяне засели средь оборонительных траншей и баррикад, раскиданные небольшими отрядами, меж которых поставлены части стражников. И командовать небольшим отрядом крестьян-пикенеров дали именно Саво, как человеку, который вырос в семье военного и немного обучен военному делу. Именно этому крестьянину дали под личное командование пятьдесят бойцов, наспех подготовленных и брошенных на юг, как отмашка в сторону врага. Он и его солдаты стоят по правый фланг и обязаны удерживать эту позицию ценой собственной жизни, какой-бы кошмар не шагнул на землю и неважно, что за гнусь попытается занять позиции. Саво встаёт на ту части стены, которую всё же достроили и приготовили к обороне, чтобы проще стало наблюдать за будущим полем битвы. Он гордо взирает далеко в море и выискивает приметы приближающегося врага Тамриэля, который мог атаковать из мрака, однако кроме теней ничего взгляд не может уловить. Никого в сумерках нет, лишь освещённая часть острова играет забавной сине-красной-белой расцветкой освещающих магических светильников, заваливающих местность неестественным свечением. Крестьянин поворачивает голову, видит своих бойцов, которые готовы были по одному приказу сняться с места. В простейшей кожаной броне сиродильского образца, с металлическими вставками им придётся встретиться с не-тамриэльскими клинками и доспехами. Кто-то читает книгу о военном искусстве, кто-нибудь полирует оружие, а кто-то тоже вглядывается в ночной сумрак и готовится к неминуемому нападению, которое вот-вот должно начаться. – Командир, почему мы не атакуем? Почему мы не придём на помощь? – неожиданно вопросил один из подчинённых Саво. – Битва ждёт нас. – Потому что нам велено быть здесь, а посему мы исполним этот приказ, – строго пояснил командир, – если мы сейчас сорвёмся, то откроем фланг, а этого не можно. Он и сам не может понять, почему они отсиживаются здесь, а не воюют на передовой. Но ему хватает ума понять, что есть те, кто лучше него разбирается в стратегии, особенно того, что касается расположению войск и лучше следовать их мыслям и планам. Командир крестьян погрузился в глубокую мысль о будущем. Он верит в победу Ордена, и строит перед соболи образы счастливого будущего. Новый дом, новые поля и новая жизнь, которую он желает начать после войны. Но внезапно, разорвав столь тёплые мысли, внимание Саво привлекли пляшущие силуэты, замелькавшие среди деревьев и гул говора, доносившийся с тех мест, где начиналась сгущаться тьма. Он быстро приказал своим воинам готовиться к обороне и пикенеры стали готовить своё вооружение, начиная строить боевой порядок. Неожиданно на открытую местность, прямо выходя из сумрака, повалили толпы последователей Даэдра, под жуткие завывания и религиозные гимны. Они обряжены во всякое тряпьё и полурваные доспехи, при этом вооружённые всяким мусором, в виде ржавых старых клинков или отживших свой век топоров из железа. Но их прёт на позиции неисчислимое множество, ибо они из леса выползали, как крысы из канализации – без числа и огромной толпой. И вся орда естественно ведома своими могучими чемпионами, которые одарены намного более могущественным благословением своих принцев, нежели чем орды фанатиков, и больше напоминают воинов, нежели сброд нищих разбойников. Саво вгляделся и рассмотрел, что всю фантасмагорию еретиков и последователей нечестивых культов ведут за собой трое дремор-кинмашер из Хладной Гавани, посланные лично Молагом Балом, чтобы они сокрушили позиции противника на юге и воздали хвалю князю порабощения. В их глазах горел обжигающий холод, замораживающий дух, бьющий по душе всей яростью Холодной Гавани. В руках, закованных в осквернённый эбонит, они несут достаточно массивные и широкие боевые мечи, а тела закованы в могучую броню, лязгающую на всю округу. Выйдя они сразу стали строиться и готовиться к массивной атаке, объедения свои силы в один большой кулак, который должен сокрушить оборону во что бы то ни стало и со взглядом полным ненависти и леденящим хохотом еретики стали бесноваться, как одержимые, ожидая когда их спустят с поводка. Дреморы стали, жестикулируя, раздавать команды и пытаться образовать из сброда, который за их спинами, хоть какое-то подобие войска, но они напоминают только свору обезумевших псов и дикие оры, содрогания это только доказывают. Еретики желают только бойни и крови. Саво сразу понял, что их задачей является быстрый прорыв на этой местности и продвижение дальше, чтобы отрезать союзников от путей отступления. И командир послал своего воина на другой фланг, чтобы постараться согласовать окружение атакующих еретиков губительных сил, но времени, как всегда, не хватает. Командир пикинеров не знает, насколько эффективным будет подобный удар, что он развивает в мыслях, сейчас ему это казалось истинно верным решением, да и просто возможностью что-то сделать ради победы. Пока что он отдаёт приказ своим бойцам строиться и готовиться к атаке во фланг противника, ожидая, что противник окажется менее организованным, чем он пытается себя показать. Воины Саво стали воздвигать тяжёлые длинные пики в боевое положение, щетинясь сталью в сторону врага, и создавать боевой строй, присущий только для фаланги. Они стали подобно ощетинившемуся зверю, который может промять вражьи ряды на своём пути, если повезёт. И тут бой начался – зазвучал тяжёлый и невыносимый гул боевого даэдрического рога, ознаменовавший начало атаки: - Во имя лорда нашего Молага Бала! – Взревел один из дремор. – Порвите их на куски! Вся толпа противников, под дикие вопли и чёрные молитвы, огромной массой, словно волна из плоти, железа и тряпья, нахлынула на центральные укрепления, одолевая желанием опрокинуть их, а защитников перерезать и пустить кровь. Стражники Ордена стали отстреливаться из луков и арбалетов, а маги выпускать огненные шары и метать молнии, но этого недостаточно, так как врагов как наступающих крыс – убиваешь одного, и на его место становятся десяток новых голов. Противник напирает массой и старается банально продавить телами укрепления и уничтожить рассеявшиеся силы. Настал момент, когда клинки схлестнулись о щиты стражи, и поле брани заполнилось дикими воплями и звонами металла. Командир крестьян смотрит на завязавшийся бой и понимает, что совсем скоро противник сломит стену, прорвётся за неё и практически все они окажутся в окружении. Ни такой маленький гарнизон стражи, ни маги не смогут удержать адский звериный напор. Он обнажает старенький меч, кладёт медальон, подаренный Люсией в руку, и встаёт во главе фаланги, обращая речь к воинам: – Ну что братцы, постоим за наши дома, время пришло! – воззвал Саво и повёл свой отряд прямо во фланг еретикам и тут же, желая укрепить храбрость своих солдат, прокачал ещё одно воззвание. – За Тамриэль! В Бой! И пикенеры пошли. Невидимые ранее для противника, они вышли ровным маршем, словно из пустоты, прикрытые тенями, и ударили стеной стали и ярости в наступающие фаланги поклонников Даэдра. Пикенеры опрокинули ряды наступающих противников заточёнными пиками, повергая наступление в крах. Тяжёлое оружие рвёт лёгкие доспехи и потрошит врага, сталь на пиках разрывает плоть и прокалывает врагов, как шампур это делает с мясом. Дикие вопли еретиков сменялись предсмертными кряхтениями и воплями. Пики крестьян медленно прорезают себе дорогу, безжалостно прокалывая, наматывая их внутренности на оружия и потроша всё больше отступников, что попадались на их пути, оставляя после себя ковёр из тел мёртвых даэдропоклонников. Внезапно командир фаланги осмотрелся и увидел, что они слишком далеко зашли, попав в окружение, созданное по приказу одного их дремор. Их медленно обступает враг, беря в кольцо. И только в этот момент Саво понял, что это была ловушка, умный и продуманный ход, хитро обдуманный противником и приведённый в исполнение. И сквозь крики агонии врага и лязг стали, знаменовавшей начало безжалостного боя, он вовсю закричал, стараясь спасти положение солдат: – Все строимся в ёж! Создаём круг! Но уже слишком поздно, ибо лучники еретиков и даэдропоклонников, вышедшие их мрака и обступившие силы Саво сзади, дав залп, просто скосили часть пикинеров. Бойцы крестьянина падали один за другим, как подсечённые колосья, так и не понимая, откуда пришла смерть, и снова пытаясь укрываться от метких выстрелов. Они кричали, агонизировали, роняли оружие наземь и падали на обагрённую землю, напичканные стрелами. Но тут на поле жестокой брани вышел высокий воин из плана Молага Бала, отличавшийся от собратьев габаритами и роскошностью броню – вся в цепочках из золота, окантованная белой медью и исчерченная странными рунами. Это вышел дремора-маркиназ, один из самых опасных представителей собственного народа, видимо ответственный за южную операцию. Он окинул своим полным льда взглядом крестьянина и двояким голосом, полного презрения начал говорить: – Вот и твоя очередь пришла. – Демоническим голосом кинул дремора крестьянину. – Ты не хочешь сдаться? Спасёшь воинов и сам станешь верным рабом, будешь хорошей собакой для нас. – За Тамриэль. – Прошептал Саво и вступил в неравный бой с могучим и непомерно сильным противником и крикнул ему. – Никогда, мразь! Бой вокруг них практически замер, ибо все желают посмотреть, как их военачальник выпотрошит крестьянина. Саво поднял стальной меч, исполненный в морровиндском стиле, и приготовился к схватке. Но при первом же ударе об демонический эбонит сталь Саво раскололась, и клинок со звоном разлетелся на осколки. Тварь из Обливиона расхохоталась гулким смехом, вселявшим ужас, и практически потеряла интерес к крестьянину, зная, что победы не избежать, но Саво не собирается отступать. Он тяжело поднимет окровавленную пику с земли и зовёт к себе чудовище и пока дремора разворачивался, Саво постарался нанести удар, как можно точнее и сильнее. Удар пики пришёлся прямо в сердце слуги Даэдра, разбив демонический эбонит мощным напором. Пика с металлическим хрустом пробила броню и устремилась вглубь противника, который изо всех сил, в отместку, обрушил свой клинок на крестьянина. В это мгновение Саво почувствовал, как холодный эбонит из чёрной кузни Обливиона ледяной поступью проникает сквозь плоть, касается его органов, разрезая их, и жизнь невозвратимо покидает его. И крестьянин из последних сил надавил на пику, пронзив чёрное сердце врага. Глаза дреморы расширились от удивления, вспыхнули синим пламенем предсмертной агонии, что какое-то крестьянское оружие пронзило его, разбив столь прекрасный доспех, и что его вообще кто-то смог поразить. И простояв пару мгновений, всматриваясь друг другу в глаза, они оба замертво упали на землю, ознаменовав конец поединка. Простой крестьянин и дремора Молага Бала сплелись в последнем смертельном танце, в котором и отошли к своим хозяевам. И Саво уже не увидел того, что он и его отряд оказался лишь приманкой, и маги Ордена начали десятками выжигать еретиков, которые практически взяли укрепления. Крестьянин не знал, что тут планировалась молниеносная и массивная атака, и сюда было кинуто больше тысячи еретиков Даэдра, которых нужно как-то было подстегнуть к наступлению. Он не увидел, как практически все защитники укреплений оказались вырезаны превосходящим по численности противником, залившим местность кровью. Саво и не смог увидеть, как эти самые еретики горят и с предсмертной болью понимают, что оказались в ловушке, а маги Ордена делают всё, чтобы не допустить окружения. Он уже ничего не видит. Его обмякшее тело лежит на поле сражения, а душа устремилась к Аркею в объятия. Но позволив раскрыться противнику, он и свершил свой личный подвиг, ибо если бы не удар во фланг, спровоцировавший противника, то перестреляли бы магов Ордена, и окружения всех воинов второго рубежа было не избежать. И в этот миг наверняка решалась судьба Тамриэля. Доблестный подвиг обычного крестьянина в битве с дреморой лишил еретиков, да всех атакующих сторонников губительных сил талантливого командира из Холодной Гавани, оставив врага без умелого командования. Именно этому слуге Даэдра было поручено прорваться через стены крепости с юга и вступить внутрь Великой Цитадели первым. Но весь план проваливался из-за скоротечного боя, который навсегда решил судьбы этих двух воинов. Саво остался лежать на пустом поле боя, усеянном только трупами. Где-то в дали не так давно протрубил знакомый рог, но перед этим был дан сигнал на отступление. Однако Саво этого уже не услышал, ибо он навсегда сплёлся в последних объятиях с противником, оставшись лежать на влажной от крови земле. Но даже этого подвига оказалось мало для того, чтобы остановить наступающие орды противника, одураченного лживыми обещаниями чёрных покровителей. Они, не зная страха и подгоняемые дреморами, идут в бой, стремясь устроить безжалостную резню, в которой хотели восхвалить Даэдра. И маги, насколько бы могущественны не были, не могут управиться и с мелкими еретиками, и со стрелками, и с офицерами-дреморами. И, кажется, что подвиг стал напрасным, и маги уже начинают отступать, едва ли не пускаясь в повальное бегство. Но, похоже, сегодня сами Боги не возжелали того, чтобы подвиг крестьянина пропал в никуда за ненадобностью… Сама земля начала содрогаться от тяжёлых шагов. Скрежет древнего металла и шум паровых механизмов наполнили поле брани. И от Цитадели, завиднелась огромная шагающая машина, чей металл сияет в свете сотен огней и переливается золотистыми оттенками крепкого двемерита. Огромный колосс разрушения и страданий, по милости и мастерству магов, учёных и мастеров был возвращён к жизни, шагнёт к полю сражения, чтобы остановить врагом. В бой вступил двемерский центурион. Силы еретиков в изумлении и страхе остановились, прекратив наступление, увидев, как огромная монументальная статуя, контролируемая чародеями, выполненная из крепкого двемерита, обступая разрушенные укрепления, вышла на поле боя. По сравнению с этим металлическим чудовищем, они как жалкие и ничтожные насекомые. И тут, смотря на грозного механического солдата, нёсшего лик своих давно пропавших хозяев, еретики усомнились в своём духовном выборе… Была дана команда чародея-оператора, наполнившая яростью и непреодолимой злобой дух древней машины, и начался страшный бой. Укрытый мерцаньем магических щитов, сотрясая землю, он принёс воздаяние, месть за предательство, ордам врагов, превращая их прах и пепел огненным дыханием. Сначала центурион выпустил вместо пара струю жидкого пламени, окатив им всех, кто стоял рядом, изжарив до корочки. Крики агонии врага пронеслись адским хоралом по всему побережью, ввергнув в ужас тех, кто ещё в тылу наступления. Все те, кто смог выжить после «огненной бани», катались по земле с опаленной плотью, не понимая, что эта за тварь. Запах жжёной плоти мгновенно повис над полем боя жутким ореолом, вместе с ароматами страха. Но центуриону всё равно. Для него столетия битв сплелись воедино в войне, полыхающей тысячи лет и ему нет дела до живых. Вновь дана команда, и механизм вступил в рукопашную. Взмахами исполинского молота он крошил черепа и дробил кости, обращая их в пыль и разбрасывая еретиков, подобно тому, как ветер раскидывает мусор. Молот с невообразимой скоростью пляшет туда-сюда, раскидывая орды диких и осатаневших врагов, превращая их в мешки с дроблёными костями. От ударов могучего молота в недалёкий полёт уходило каждый раз не менее полдесятка еретиков с раздробленными скелетами. Своей острой секирой он режет противников, раскидывая их лезвиями топора в разные стороны и подкашивая их, подобно страшному житнику. И через несколько секунд весь его низ покрылся горячей стекающей алой кровью, разукрасившей его подобного праздничным краскам. Агония битвы наполнила поле битвы, но еретики не собираются отступать и готовы идти до гибели. Но вот ещё одна струя пламени накрыла инфернальной волной полсотни врагов, и еретики забыли про штурм укрепления. Теперь они желали спасти собственные жизни от неистовой ярости. Для жалких даэдропоклонников жизнь в этот момент превратилась в жуткий хоррор. Центуриона пытались расстрелять из луков, но стрелы всего лишь со звоном отскакивали от стрел, так не причинивших вреда. Адский центурион словно взбесился и начал самую настоящую резню. Маг, его контролировавший, давно отступил, оставив механического колосса держать юг. Его оружия крушили и терзали всё живое. Огнемёт испепелял всё, что попадало под адскую струю, пока не кончилось топливо. Сошедший с ума адский машинный демон из древних времён окружил себя вихрем крови и облаками из праха, сделав наступление невыносимым. И так, страшный механизм, словно отомстил еретикам за смерть Саво, обагрив поле боя кровью и пеплом и надолго замедлив наступление и продвижение гнуси Люция.