Hunger For Power

Всё начинается с Чана. Минхо вообще ни о чём не думает. Ему трудно сохранять ясность ума, когда он целуется с Чаном, и всё стало только хуже после их дебюта с таким-то напряжённым графиком. От осознания того, что их день может измениться за считанные секунды, рациональность Минхо полностью исчезает. Из-за этого ему хочется прижать Чана к кровати и зацеловать его линию подбородка, прижавшись губами к мягкому местечку прямо под ухом, что всегда заставляет парня вздрагивать и смеяться от изумления и восторга. — Щекотно, хён, — вот что произносит Чан, слова звучат мягко, нежным тоном. Но они пронизывают Минхо пламенем, опаляя все его конечности, а сам он шокировано от слов Чана делает вдох. — Как ты меня назвал? — выпаливает он, отрывая рот от кожи Чана, чтобы проморгаться от переполняющего адреналина, и посмотреть вниз на черты лица своего лидера. Чан поворачивается, чтобы взглянуть на него, его глаза широко раскрыты и затуманены горящим желанием. Его пристальный взгляд скользит по лицу Минхо, а лоб морщится в замешательстве, и когда он повторяет: — Хён? — Его голос звучит растерянно и слегка обеспокоенно, как будто он переживает о реакции Минхо. Такое разительное отличие от образа лидера, который он часто изображает. Минхо приходится заткнуть собственный рот, чтобы сдержать гортанный стон в горле — мгновенную реакцию на вторую вспышку жара, пронзающую его насквозь. Он видит, как лицо Чана начинает расслабляться с первыми нотками ясности понимания, но прежде чем он успевает что-либо сказать, Минхо говорит поверх него: — Повтори ещё раз. — Абсолютно не пытаясь вырвать сытое рычание из своего горла. — Хён, — снова говорит Чан, немедленно откликаясь, и Минхо скулит, утыкаясь головой в плечо Чана, когда его пальцы сжимаются на бедре друга. — Тебе настолько нравится мысль о том, что ты старше меня? Минхо не отвечает. Снова слишком занятый тем, что расцеловывает Чана в шею, просто вдоль мягких кончиков его вьющихся волос и вниз по изгибу шеи под свободной чёрной футболкой. Его кожу покалывает от адреналина, как будто все его нервные окончания загорелись в ответ на мягкое уважительное голосом Чана. Чан не отодвигается, поворачивая голову ко рту Минхо в знак подчинения и протягивая руки, чтобы обхватить изгиб спины парня. — Это так забавно, — фыркает Чан, его голос начинает напрягаться из-за того, что может оказаться смехом. — Держу пари, дети нашли бы это таким забавным. — Замолкни, — рычит Минхо ему в плечо. Он чувствует, как задыхающийся смех Чана щекочет его волосы. — Замолкни, или я остановлюсь. — Ладно, — соглашается Чан, уступчивый, каким он всегда был при Минхо, и это тоже зажигает искру в Минхо, заставляя его затаить дыхание и задрожать ещё до всего того, что у них будет. Чувствуя потребность прийти в себя больше всего, он откидывается назад, переносит свой вес на пятки и стряхивает хватку Чана. Пока Чан, моргая, смотрит на него, Минхо откидывает голову назад и говорит самым уверенным тоном, на какой только способен. — Ты сделаешь всё, что я скажу, — говорит он, стараясь, чтобы прозвучало скорее как требование, чем как вопрос. Он не уверен, что ему это удаётся, но веки Чана трепещут, глаза темнеют, а подбородок опускается вниз. — Верно? Минхо быстро просёк насчёт Чана. Он настолько пленён танцором, что всегда уступает, независимо от разницы в возрасте и лидерской позиции Чана. Он позволяет Минхо выходить сухим из воды практически во всём, поэтому, когда Чан говорит: — Конечно, хён. Минхо, вероятно, должен быть смущён от того, насколько до углей это прожигает его насквозь. Но он слишком занят тем, как сгорает изнутри, его ненакрашенное лицо припудривает в красный цвет того, насколько сильно он влюблён в лидера. Он тянется к футболке Чана, грубо дёргает за край ткани, и когда он говорит: — Сними её. — Под словами подразумевается послушание Чана. Безопасное предположение. Чан приподнимается на локте, как только Минхо заговаривает, хватается за край собственной футболки и тянет её вверх, пока Минхо отклоняется назад, чтобы обхватить пальцами пряжку ремня Чана. Ему может казаться, что он превращается в открытый огонь, но Чан тоже далёк от спокойствия. Минхо чувствует его твёрдость внутри джинсов, когда расстёгивает пряжку, меняет хватку, чтобы нажать на пуговицу и потянуть за металлическую застёжку-молнию. Футболка Чана мельтешит в его боковом зрении, тёмная ткань, развеваясь, падает на пол, и когда Минхо снова поднимает взгляд, Чан падает навзничь поперёк кровати, бледная кожа его груди ловит свет, словно маяк для глаз Минхо. — Блядь, — выпаливает Минхо, и глаза Чана вспыхивают от мягкой критики, на которую он обычно напрашивается самостоятельно. Но сейчас он безмолвен, очевидно, продолжая подчиняться требованию Минхо о тишине. Что тоже захватывающе — завалить старшего всего одной командой. Минхо запускает пальцы под одежду Чана, одним резким движением тянет вниз, и Чан выгибается дугой, его спина изгибается в покорном повиновении, когда с него снимают ненужное. Минхо хочет сделать с ним всё, что угодно, хочет прижаться к нежной улыбке Чана и удобно устроиться между его длинными ногами, но он быстро понимает, что его собственная одежда по-прежнему на нём. Он откидывается назад вместо того, чтобы наклониться вперёд, опускается на смятые простыни на кровати, и когда наклоняет голову, чтобы поправить ширинку, Чан смеётся и садится прямо. — Давай, — слышит он, и на бёдрах Минхо появляются пальцы, что скользят внутрь, заменяя собственные руки. — Позволь мне. — Лицо Чана слишком близко, когда Минхо поднимает голову, наклоняясь так, что их волосы соприкасаются. Он опускает взгляд, наблюдая за ртом Чана, а не за его глазами, и его бросает в слишком сильное искушение, чтобы устоять. Минхо практически чувствует, как его и без того ограниченное терпение покидает его, и когда он наклоняется, чтобы прижаться губами к губам Чана, и оно того стоит ради чужого весёлого смеха, что жаром оседает на его губах. А после этого всё вспыхивает так быстро. Пальцы Чана до удивительно проворные, или, может быть, Минхо просто настолько отвлечён тем, как ощущаются волосы Чана в собственных руках, что не наблюдает времени, особого внимания на то не обращая. Это не имеет значения. В любом случае, спустя всего несколько мгновений чьи-то руки прижимаются к бёдрам Минхо, ощущение от лёгкого касания распространяется по его животу, когда Чан проводит своим ладонями вниз, за пояс джинсов, и этого достаточно, чтобы Минхо был готов отказаться от контроля. Он отстраняется, продолжая держать Чана за волосы, и когда он моргает, глаза Чана закрыты, а губы полураскрыты в затаённом восхищении. От этого по коже Минхо пробегают мурашки, он сжимает пальцы в кулак, и когда он говорит: — На спину, — то звучит тем же командным тоном, который так обжигает его язык. Чан падает обратно на кровать, откидывая голову назад от прикосновения руки Минхо без малейшего колебания. Мгновение Минхо смотрит на изгиб его шеи, приподнятый в приглашении, на чёткую линию ключиц, меняющуюся в такт его движениям. Затем он падает на кровать, и Минхо отпускает его руку, полностью соскальзывая с матраса, чтобы стянуть джинсы с бёдер. Свою футболку он тоже снимает, стягивает её через голову, стараясь не смотреть на то, как Чан наблюдает за ним, стараясь не задумываться об очевидном желании во взгляде другого. На минуту это срабатывает, но он лишь отбрасывает футболку в сторону, когда Чан переводит дыхание. Минхо знает, что он собирается сказать, задолго до того, как умоляющее: — Минхо-хён, — достигает его ушей. — Чёрт, — шепчет на этот раз Минхо, опускаясь на колено, чтобы пошарить под кроватью в поисках бутылочки, которую небрежно отбросил в сторону, когда они в последний раз были одни в комнате Чана. В этот момент он так радуется тому, что Чанбин не из тех любопытных людей, которые роются в вещах Чана. Чан прерывает его мысли, посмеиваясь у него над головой, перекатывается на бок и протягивает руку, чтобы провести пальцами по волосам Минхо. Минхо был бы раздражён тем, что его отвлекают, если бы не ощущение того, как пальцы Чана излучают тепло, электричество пронзает его каждый раз, когда они касаются обнажённой кожи. — Было бы проще, если бы мы жили вместе, как в первом общежитии, — замечает Чан как раз в тот момент, когда Минхо обхватывает пальцами гладкий пластик бутылки и садится обратно, держа её в руках. — Так, ты мог бы прибирать за мной. — Тихо, — требует Минхо, забираясь обратно на матрас, цепляясь за попытку нахмуриться. — Что это ещё за способ так разговаривать со своим хёном? — сказанные слова вызывают у Чана смех, тёплый, такой, что струится по его лицу и застилает уголки глаз, и Минхо открывает бутылку, чтобы вылить скользкую жидкость себе на пальцы и ладонь. Он использует больше, чем ему нужно, лишнее прилипает к запястью и размазывается по пластику, пока не становится трудновато плотно прикрыть крышку. — Извини, — говорит Чан, но продолжает улыбаться, его взгляд смягчается, когда он моргает, глядя на Минхо, склонившегося над ним. — Этого больше не повторится, хён. — Да, — соглашается Минхо, протягивая руку, чтобы прижать свою почти чистую ладонь к голой ноге Чана. — Лучше бы такого не повторялось. — Он без нажима рявкает с ухмылкой, которую не может сдержать, но вряд ли это имеет значение. Чан тоже улыбается, закрывая глаза и откидывая голову назад в ожидании. Когда Минхо вводит в него два пальца, звук, который парень издаёт, больше похож на дрожащий вздох облегчения, чем на стон. — Я позабочусь о тебе, — поддразнивает Минхо, его улыбка переходит в смешок, когда он погружает пальцы глубже. Чан крепко прижимается к нему, шокирующе горячий, каким он всегда и бывает, и адреналин от ожидания вспыхивает в его крови, пока он с трудом удерживает руки на месте. — Чан-а. — Чан-а, — повторяет Чан в ответ, и при этих словах его захлёстывает смех. — О боже. — Тебе не нравится? — Минхо в попытках замолчать беспомощно улыбается, слишком близкий к тому, чтобы разразиться смехом. Он отводит руку назад, снова медленно продвигается внутрь, и веселье Чана переходит в судорожный вздох, его бёдра непроизвольно приподнимаются, как будто он просит большего. — А как насчёт Крис-а, так лучше? Трудно произносить, форма английского имени Криса всё ещё непривычна для языка Минхо. Но Чан стонет, низко и сломлено, будто умоляет, и Минхо не нужно объяснять, чтобы он понял, что это согласие. — Да, хорошо, — говорит он, отводя пальцы назад, оставляя Чана лежать дрожащим и бездыханным на кровати, в то время как сам гладит себя быстрым движением скользких пальцев. — Крис-а… значит. — Боже, — выдыхает Чан и протягивает руку, чтобы обхватить пальцами затылок Минхо и притянуть его к себе для поцелуя, в то время как Минхо подтягивается на кровати и устраивается между ног своего лидера. — Вся эта власть ударяет тебе в голову. Минхо ухмыляется. — Может быть, — признаёт он, и когда переносит свой вес вперёд, Чан наклоняется ему навстречу. Они двигаются медленно, так как Минхо по-прежнему немного боится причинить боль Чану, даже после более чем достаточного накопленного опыта, свидетельствующего об обратном, но Чан издаёт тихий тревожный звук скорее от признательности, чем от боли. Он выгибает спину, прижимаясь своей кожей к коже Чана, и все мысли Минхо о том, чтобы двигаться медленно, тают в промежутке между двумя вдохами. Он входит полностью, одним плавным скользящим движением, и Чан падает обратно на кровать, позволяя одной своей руке соскользнуть с шеи Минхо, чтобы он мог потянуться вниз и обхватить себя пальцами. Минхо чувствует, как парень сжимается вокруг него, когда начинает поглаживать себя. Что заставляет его широко улыбнуться, несмотря на то, что глаза Чана закрыты и его никто не видит. Когда Минхо двигается, без предупреждений Чан следует ведомо за ним. Минхо видит движение руки Чана, угол наклона его запястья меняется в соответствии с ритмом бёдер Минхо, когда тот толкается внутрь. Наблюдать за этим опьяняюще, как будто Минхо несёт ответственность за контроль над ними обоими, а не только над самим собой. В конце концов он скользит назад, отстраняясь от возможности прикоснуться ко рту Чана, чтобы усесться под углом получше, нависая над чужими коленями. Он поднимает одну ногу Чана, прижимая к своей груди, чтобы хорошенько насладиться зрелищем того, как меняется их поза и насколько хорошо они двигаются вместе. — Ты хорошо выглядишь отсюда, — внезапно шепчет Чан. Минхо вздрагивает от этого звука, поднимает голову в приливе адреналина, и Чан наблюдает за ним, уголки его глаз смягчились, а губы изогнулись в улыбке. Его щёки тоже раскраснелись, а румянец всё темнеет под кожей, пока у Минхо не вспыхнет желание протянуть руку и дотронуться до припудренного алого. — Эй, — выдавливает он, изо всех сил стараясь придать голосу оскорблённый оттенок, контрастирующий с пылающим напряжением в горле и мурашками по спине. — Ты… хочешь сказать, что я не всегда хорошо выгляжу, Крис-а? — Смех Чана лучезарен, он распространяется, заполняя всё небольшое пространство, пока не кажется, что воздух становится теплее, а движения Минхо становятся легче и плавнее. — Конечно, нет, — отвечает Чан, и это звучит неуверенным признанием, медленным и горячим в его горле. — Я был серьёзен, когда сказал, что ты самый сексуальный мембер, хён. — Господи, — выпаливает Минхо, и ему приходится снова наклониться вперёд, не в силах совладать с самоконтролем, необходимым, чтобы держаться подальше. Губы Чана мягко прижимаются к нему, и Чан поднимает голову навстречу поцелую, как будто ожидает его ещё до того, как тот случится. Когда он двигается быстрее, то соответствует скорости рук Чана. Этот бешеный темп, слишком стремительный, чтобы поддерживать его долго, но Минхо долго и не нужно. Он чувствует дыхание Чана у своего рта, слышит звук уважительного обращения, слетающий с губ Чана, и когда Чан выгибается дугой и задыхается под ним, это лишь сильнее подбадривает его. Он продолжает двигаться, сильно вонзаясь в Чана, как будто сотрясающими всё его тело толчками проводя через оргазм, и к тому времени, когда содрогания Чана стихают, Минхо уже миновал точку возврата. Минхо всё быстрее скользит навстречу удовлетворению, тёплому, огромному и неизбежному. Он чувствует пальцы у себя на затылке, пробирающиеся в пряди волос, и слышит, как Чан вздыхает, может предугадать звук слова, слетающего с губ другого. Он его не слышит. Его оргазм наступает первее, обрушиваясь на него, как волна в собственной крови, и если Чан всё-таки произносит его, Минхо заглушает его стоном: «Крис-а», — который вырывается у него из горла. Его голова прижата к плечу Чана, пальцы вдавливаются в чужое бедро, и всё, что он может слышать, — это смех, сладкий и нежный, в котором больше привязанности, чем может передать любой звук. Минхо требуется минута, чтобы прийти в себя. Он по-прежнему задыхается, когда Чан переворачивается под ним, и он думает о том, чтобы сдвинуться нормально, чтобы перекатиться вбок, чтобы они оба оказались прижатыми друг к другу на матрасе. — Минхо-хён, — говорит Чан, растягивая слово медленно и раскалённо, чтобы Минхо понял, что его дразнят. — Ты же знаешь, я не могу называть тебя так всё время. — Я знаю, знаю, — соглашается Минхо, протягивая руку, чтобы коснуться лица Чана. — Но я думаю, что Крис-а тебе подходит. Пальцы смыкаются на его запястье, отводят его руку, когда Чан поворачивается боком, чтобы улыбнуться ему вблизи. Плотно прижатые друг к другу, они почти умещаются на кровати, несмотря на узкие края простыней. — Ты можешь называть меня здесь как хочешь, — говорит Чан искренне и медленно. — Но я просто могу убить тебя, если ты скажешь это при других. Минхо не может сдержать ухмылки, наклоняясь, чтобы крепко поцеловать заботливую улыбку Чана.