Мать Мэри

Себастьян изо всех сил старался уделять много внимания следующему выступлению после того, как он ушел со сцены (какой-то флейтист, которого, он, как был уверен, он никогда в жизни не видел); Честно говоря, он изо всех сил старался не обращать внимания. Пробираясь сквозь толпу любящих родителей, восхваляющих выступления своих детей, он обвел взглядом зал в поисках отца, который уже давно умчался поговорить с персоналом, и даже на другом конце зала Себастьян не мог удержаться от бесплодного напряжения, прислушиваясь к тому, что они обсуждали. Ставя свой скрипичный футляр на один из множества столов, наспех расставленных для демонстрации, он был выведен из безумного ступора только звуком голоса, который не сразу заставил его подняться. Концерты были болезненной рутиной в жизни Себастьяна. У него не было ни одного неудачного выступления с тех пор, как ему исполнилось девять, и все же, как бы высоко он ни забрался, как бы он откровенно ни затмевал и не отставал от своих сверстников (чем, кстати, он лишь немного гордился), отцу всегда было, к чему придраться. что -то . О чем он сильно пожалеет, когда они вернутся домой? Он не мог купаться в аплодисментах, похвала его учителей вскоре превратилась в белый шум, когда он услышал снисходительную усмешку Лидии, которая только еще больше расстроила его - она действительно думала, что была центром вселенной, когда ее приняли в консерваторию, и ее эго, казалось, только росло год за годом, пока она наконец не закончила школу и не стала проводить дни, размахивая своим дипломом у него перед носом, что было богато, потому что, если бы она действительно была такой хорошей, она бы сейчас гастролирует с национальным оркестром. Скоро он подаст документы в консерваторию. Раньше, чем ему хотелось бы. Школа была хорошей, ему здесь нравилось. Его занятия были отсрочкой от дома, местом, где музыка все еще казалась рутиной, но где тебя не будут пороть за то, что ты не всегда исполняешь идеально. Он практически справлялся с уроками; он был чертовски хорош в них. Его любили сверстники, к нему хорошо относились преподаватели... В ту секунду, когда он выйдет из этих дверей сегодня, к нему будут относиться не как к студенту, а как к растущему профессионалу; и не только отец, а все. — Себастьян. – Мать обычно была не из тех, кто дает обратную связь. Всем участникам было бы легче, если бы отец заговорил первым, и она решила согласиться, как он предположил, что сделало ее готовность выступить инициатором в такой момент еще более удивительной. Он встал немного выше, подсознательно двигаясь, чтобы поправить рукав пиджака. — Да, мама? — Молодец". – Тогда она слабо улыбнулась, но он не смог заставить себя ответить взаимностью. Ему было ясно, что она всего лишь хотела поговорить; любая другая мать гордилась своим ребёнком, и поэтому она, должно быть, тоже. Они оба знали, что он мог бы сегодня исполнять классику с предельной точностью, и этого все равно было бы недостаточно. Так мог ли он действительно посмотреть своей матери в глаза и поверить ей, когда она сказала, что гордится им?Мать огляделась, в ее глазах появился тот настороженный блеск, который, казалось, всегда беспокоил ее, очевидно, когда она ожидала чего-то, понятного только ей. С некоторой неохотой она шагнула вперед, запечатлев нежный поцелуй на его макушке. Контакт казался странным, чужим. Мать всегда делала это, чтобы успокоить его, когда он был расстроен. Он не был уверен, что может вспомнить, когда она перестала беспокоить. — Спасибо, – сказал он, хотя вряд ли чувствовал благодарность. Как он мог, когда знал, что через несколько минут у него будет отчет по итогам года, который разберут в гостиной, отец в ярости из-за чего-то, о чем он пока не мог даже помыслить. И мама сделала бы то, что делала всегда: отошла бы в сторону и не вмешивалась в это. Может быть, она согласилась с ним, может быть, она думала, что он это заслужил. Ногти Себастьяна впивались в ладони, пытаясь укрепить нервы. — Ты там играл так замечательно. Как настоящий музыкант. – А кем он был раньше, конкретно? Любителем? — Спасибо, – повторил он, почему-то теперь чувствуя более ощутимое раздражение. Их снова окутала тишина, и, откровенно говоря, это было предпочтительнее. Синхронно их взгляды метнулись к отцу, который казался слишком харизматичным, когда смеялся с учителями, которые, скорее всего, когда-то были его учителями. Зубы Себастьяна впились во внутреннюю сторону его щеки, прежде чем он оглянулся через плечо на свою мать. — Как ты думаешь, о чем они говорят? — Твой отец хочет получить рекомендательное письмо от твоих наставников. — Я думал, что поступление в консерваторию основано на экзаменах. — Это так, но... У Себастьяна в груди вспыхнула тревога. Он слегка вцепился в ткань лацкана, стиснув зубы от разочарования. — Он же не думает, что я откажусь, не так ли? — Дело не в этом, - мягко ответила она, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Но как признание в наследство, он думает, что это поможет укрепить вашу репутацию, прежде чем вы подадите заявление. Себастьян слегка усмехнулся, в свою очередь закатив глаза. Мать продолжила: “Он уверен, что ты пройдешь, Себастьян. Тебе просто нужно много учиться, прежде чем ты будешь готов”. Себастьян даже представить себе не мог саму мысль о провале на экзамене. Отчасти потому, что шансы на то, что он не сдаст экзамен, были равны нулю, но также и потому, что даже при мысли о такой возможности он чувствовал себя физически, ощутимо больным. — Но я откажусь, – настаивал он, хотя ему не удалось полностью скрыть вопросительный, жаждущий одобрения оттенок в своем голосе. Возможно, мнение матери не было экспертным, но, тем не менее, он чувствовал необходимость в нем. Себастьян осмелился заглянуть ей в глаза. Она быстро кивнула. — Твой отец так думает. — А ты нет? – Себастьян обнаружил, что физически сдерживает свое разочарование, резко выдыхая сквозь зубы. – Правильно. Естественно. – Было трудно проявить уверенность, когда у матери, казалось, не было ни капли ее. Их снова окутало ледяное молчание. Мать оглянулась через плечо. — Этот экзамен очень важен для твоего отца, – начала она, и хотя ему хотелось пожаловаться на то, что она говорит очевидное, он знал лучше. — Ситуация становится сложной. – Руки матери нежно сложены перед собой, в ее глазах мелькнуло что-то, что он не мог определить. — Он ожидает от тебя большего , а учитывая то, как ты отстаешь в учебе... – Отстаешь? Отстаешь? Ужас, стыд, тревога и ярость закрались в уголки его сознания, когда он в замешательстве уставился на свою мать, которая, казалось, была совершенно равнодушна к его реакции. Вот и все для того, чтобы из лучших побуждений давать советы; это была лекция, слегка завуалированная притворной заботой. Себастьян снова повернулся к своему футляру для скрипки, защелкивая застежки, возможно, с большей силой, чем было строго необходимо. Мать слегка вздрогнула от шума, и маленькая, злобная, озлобленная часть его была счастлива передать ей хотя бы частичку беспокойства, которое он испытывал в ответ. — Верно, – снова повторил Себастьян, в основном для того, чтобы что-то сказать. — Отец ожидает от меня большего, чем третье место. – Лидии повезло. Она установила планку, и она установила ее достаточно высоко, чтобы единственное, чего Отец хотел от него , было совершенство. И когда он достигнет совершенства (потому что не было смысла сомневаться в этом, он достигнет. Он бы. ) ему придется навлекать на себя гнев Лидии на протяжении всей их естественной жизни. Небольшая цена за первое место. — И если ты хочешь быть лучше, ты будешь. Потому что за все свои годы он никогда не думал о том, чтобы просто стать лучше. Себастьян прикусил язык, проглотил негодование, подступившее к горлу, как тошнотворная желчь, и опустил голову в вежливом кивке. — Я тебя не подведу. Даже если это убило его.