Мать Мэри

— Знаешь, в последнее время ты действительно испытываешь терпение своего отца. —А я? Скажи ему, что я сожалею! Мать, казалось, физически отшатнулась от его слов. Она делала это не в первый раз. В последнее время не было недостатка в мелочах, которые она, казалось, делала в ответ на саму его сущность; она избегала его взгляда при каждой возможности, она отвечала на его улыбку неловкой гримасой. Она относилась к нему как к еще большему незнакомцу, чем когда-либо прежде.. Небольшой, почти беззвучный вздох сорвался с ее губ, когда она наклонилась вперед, закатывая рукав Себастьяна до локтя, не сводя глаз с бинтов, тончайшие слои которых были окрашены в ярко-красный цвет. Она медленно размотала бинт на его запястье, проведя большим пальцем по внешней стороне повреждения. Себастьян даже не поморщился от давления, выражение его лица было спокойным и невозмутимым, когда он позволил ей работать. После небольшого молчания Мать сделала то, что она так редко позволяла себе делать — заговорила. — Что на тебя нашло в последнее время? – Спросила она почти беспомощно, опустив взгляд. Медленно и деликатнее, чем он сам подошел бы к этому, она начала медленно обматывать марлей его руку. Ему следовало ожидать, что, когда она предложила помощь, это было не более чем предлогом прочесть ему лекцию о чем-то. Не то чтобы он возражал, по сути. Иногда было приятно сесть и просто поговорить; это помогало разбавить день, в котором в остальном не было ничего, кроме него, его отца и его скрипки в гостиной. Конечно, у него были перерывы, чтобы поесть, попить и подышать, но он не был полностью уверен, что отец не лишил бы и их, если бы не был осторожен. Подняв глаза, он, наконец, ответил на ее вопрос. Он пытался скрыть, насколько свободным он чувствовал себя в последнее время, но было неизбежно, что кто-нибудь это заметит. — Ничего, мама. – Даже если бы он захотел обсудить это, а часть его действительно хотела, это дошло бы до отца в течение часа. И ни один из них не хотел этого. — Я просто в восторге от того, как многому я научился этим летом. Она не выглядела убежденной. Прошло несколько секунд тишины, в глазах матери промелькнула нерешительность. — Он говорит, что ты сошла с ума. Себастьян сделал паузу, его улыбка резко погасла. На мгновение он злобно отвел взгляд, глубокое чувство беспокойства поселилось в его груди. Было почти предсказуемо, почти забавно , что отец воспринял это таким образом. Потому что ты должна страдать от какой-то формы безумия, чтобы быть счастливой под его крышей, не так ли? Если, конечно, вы не нашли что-то получше снаружи. Внезапно он остро осознал предстоящий концерт, чему он был по-настоящему взволнован. До этого оставалось всего несколько часов, и он не был уверен, из-за волнения перед их предстоящим первым концертом или из-за того, что он в последнее время почти не спал, этот разговор (и жгучая боль в запястье) затруднял процесс. — Ах. – Что еще он мог сказать? Слова, казалось, застряли у него в горле, когда он по-настоящему задумался о том, что именно это значило. Что это значило для него. Внезапно у него скрутило живот. Его дыхание участилось. Если отец посчитал его нездоровым, непригодным ... Несмотря ни на что, он нашел в себе силы уверенно сказать: "Пожалуйста, скажи отцу, чтобы он не волновался. Я не подведу его, что бы ни случилось”. И он говорил искренне! Конечно, его истинные увлечения лежали в другом месте, но неудачи в учебе не входили в его планы. Ему просто нужно было найти баланс или сохранить тот, который у него уже был. Тогда отец был счастлив. И это означало, что всем остальным тоже было позволено быть счастливыми. Он мог бы с достоинством переносить порку столько, сколько потребуется, если бы знал, что спасение находится совсем рядом. Сейчас они только немного жалили. Глаза матери, круглые и блестящие от чего-то, что он не мог определить, выглядели не совсем убежденными. — Себастьян... Глэму потребовалась пара секунд, чтобы привлечь внимание. — Да, мама? — Я просто... – Мать начала сдержанно. Внезапно она слегка потянула, закрепляя бинты на месте. Это он почувствовал, и, прежде чем осознал это, резко втянул воздух сквозь зубы. Это заставило Маму заметно вздрогнуть, и внезапно в комнате воцарилась тишина. Но затем, к счастью, она снова заговорила, отвлекая его внимание от пульсации в руке. — Я не хочу, чтобы мы снова оказались в такой ситуации. Раньше ты была такой послушной. А потом ты начала хранить секреты, что-то скрывать от своего отца ... Странный укол вины за все на свете пробежал у него по спине и заставил неловко поежиться. Глэм подошел и осторожно положил руку себе на колени. Мать не остановила его. Вместо этого она подалась вперед, кончиками пальцев нежно убирая прядь волос с его глаз. Рефлекторно, вопреки себе, он отпрянул назад, крепко зажмурив глаза. Когда они снова открылись, мамина рука отдернулась, как будто она была так же поражена, как и он. Ее широко раскрытые глаза смягчились, в них появилось что-то печальное, почти сочувствующее. Может быть, жалость. — Если ты что-то еще держишь при себе, Себастьян, пожалуйста, скажи мне сейчас. Избавь нас от лишних хлопот. И вот он стоял на распутье. В каком-то смысле мать была права. Если отец когда-нибудь узнает, где он был, с кем он был , он пострадает за это десятикратно. Он попрощался бы со своей частичкой уединения, был бы прикован к этим четырем стенам до конца своей жизни. Он умер бы здесь; безболезненно, если бы ему повезло. Осознание того, что свобода была сразу за входной дверью без надежды когда-либо достичь ее снова. Вся эта потенциальная боль ушла, если он просто признался сейчас. Но получилось ли это? Или он просто поселился бы в более привычном, постоянном заключении? Он не был уверен, сколько еще здесь он смог бы жить без убежища в виде своей музыки, Чеса и группы и свободы просто быть. Рассказать маме сейчас означало бы подвергнуть риску его святилище. И Боже, ему нужно было свое святилище. На мгновение он спокойно уставился на бинты вокруг своего запястья, уже испачканные малиновыми прожилками. Забавно, что он с такой готовностью просто стоял там и принимал это. Но сегодня он не собирался сдаваться. Итак, он снова улыбнулся. И снова мать вздрогнула. Внезапно мне стало легче встретиться с ней взглядом, даже когда она отвела свой. Он сплел пальцы вместе, ровным голосом. — Нет, мама. Я ничего не скрываю. Из всего прочего, мама выглядела разочарованной. Она медленно поднялась с кровати на ноги, разглаживая несуществующие складки на своем платье. Взгляд Глэма проводил ее до двери. Она оглянулась через плечо, вцепившись в дверной косяк, как будто это было единственное, что удерживало ее на ногах. — Я надеюсь, что это правда.