***
Температура спадает на пару градусов к закату. Ксено смотрит отрешенно в стену, явно не желая прерывать напряженное молчание. — Доктор Ксено, — неуверенно зовет Луна, присаживаясь рядом. — Почему вы молчите? — Болезнь почти на критической стадии, два-три дня и начнется полиорганная недостаточность. Нужен эритромицин, а у нас ничего нет для него. А если успеем вывести — проявится ещё куча побочек. — Но это единственный вариант. Задержим как можем эту стадию, с печенью разберемся по ходу. Поспите этой ночью, я прослежу за его состоянием. Нормально поспать не удается: Ксено вздрагивает от каждого чересчур громкого кашля, заставляя в конечном итоге Луну выгнать его из кабинета. В коридоре практически неслышно, что происходит за дверью. Ксено укладывается на одну из неудобных каталок, прикрывая глаза. Стоит на всякий случай расширить больничное крыло и оборудовать все как нужно. Господи, да у них две недели назад даже обезболивающего не было! Остается максимально удерживать приемлемую температуру, чтобы его мозг не сварился к чертовой матери. Где-то три дня до того, как избыток парацетамола начнет убивать печень. Всего три дня, чтобы найти почвенные актиномицеты и сделать эритромицин. — Мне нужен термостат, образцы почв в радиусе километра и очень много чашек Петри и предметных стекол, — Ксено резко распахивает дверь своего кабинета, заставляя Луну вздрогнуть. — Доктор Ксено, я же просила вас идти спать. — Некогда. Мы не можем создать индикатор, придется идти в лоб. Броди начнет работать над термостатом, а остальные пойдут собирать образцы почвы, — работать в ночь никто не любит, однако время уже давно не на их стороне: от чего-то болезнь развивается слишком быстро. — Ксе…но, — едва слышно хрипит обессиленный Снайдер, обращая на себя внимание. — Я тут, — Ксено аккуратно берет ладонь в руки, растирая большими пальцами. — У тебя легионеллёз, поэтому пенициллин не помог. Если успеем вывести антибиотики, то ты выживешь. — Большой шанс? — Процентов тридцать. Прости, без лекарств я мало что могу. — Тридцать больше нуля, — в полуулыбке замечает Стэнли, слабо сжимая руку. — У меня все тело болит, это нормально? — Боли в суставах и мышцах характерны для легионеллёза. Могу дать обезбол. — Да, давай. Под утро Ксено все таки засыпает не выпуская руки Стэна. Они говорили в этот день больше, чем за весь месяц: Ксено от чего-то не хотелось заканчивать разговор. Вымотанный болезнью Стэнли заснул под негромкие объяснения своего диагноза. Его покрасневшие щеки пылали жаром. Ксено провел холодной ладонью по лицу, задерживаясь на щеке. — Не оставляй меня одного, пожалуйста. На третий день симптомы усиливаются троекратно: парацетамол из последних сил держит температуру на отметке чуть выше тридцати девяти, за дыханием приходится следить постоянно: за последние пол дня Ксено приходилось целых четыре раза делать искусственное дыхание. Хочется прикрыть глаза, а открыв увидеть родной кабинет с огромнейшим книжным шкафом на всю стену и табличкой на двери «Доктор Ксено Хьюстон Уингфилд». Получить смску от Снайдера, что он заедет на недельку, улыбнуться, смотря в светящийся экран телефона, напомнить про запасные ключи под отошедшей плиткой слева от двери. Сидеть на мягком диване, если у Ксено выходной, то с бутылочкой виски на кофейном столике, и наскоро сделанные закуски, рассказывать истории с работы. Игнорировать любопытных коллег, которым жуть как интересно, что за красавчик подвез их нелюдимого врача, ещё и запахивает воротник плотнее, поправляет шарф. Не хватало поцелуя на прощание и собранного ланча. Зато шушуканий за спиной более чем хватало. Решено. Как только Стэнли поправится, Ксено вытащит его в обсерваторию, они будут смотреть на звезды и разговаривать о чем угодно, кроме смерти. — С обсерватории видно море, не хочу звезды, — хрипит Стэнли, обессилено поворачивая голову в его сторону. — Я это вслух сказал? — Да, — улыбается одними глазами Стэнли. — Будем смотреть на закат, а лучше рассвет. Пока тепло. — Хорошо. Обязательно, — Ксено убирает спутанные волосы, стирает испарину со лба. — Сейчас подойдет Луна и начнем изучать образцы почвы. Сто тридцать четыре образца, которые необходимо подготовить, проверить, выявить наиболее подходящие. К вечеру принесут примерно столько же и так далее по циклу. Получить —> проверить —> отсеять —> смотреть на удручающие результаты. Бактерии не обнаружились ни в одном из образцов. Ксено снимает перчатки, нервно смотрит на испачканные приборы. — Отмыть, высушить, продезинфицировать, и свободна пока не принесут новые. — Ксено, — хрипит на грани слышимости Стэнли, когда Луна закрывает за собой дверь. — Скажи честно, какие у меня шансы? — Прости, — шепчет Ксено, опуская голову. — Прости. — Не извиняйся. Ты в этом не виноват, — Стэнли уже тяжело говорить, но Ксено не хочет его перебивать: пытается запечатлеть возможно последние разговоры с ним. — Тебе не страшно? — Немного. Но ты тут, и ты всегда со всем справлялся. Мне достаточно верить в тебя. Ксено стискивает зубы до скрипа, сутулится, неуверенно подцепляет горячие пальцы замерзшими руками. Стэнли сплетает их пальцы, слабо улыбается. — Ты не ел. — С чего ты… — Руки ледяные. Ксено нервно смеется, сжимая горячую руку чуть крепче. Какой же он всё таки идиот! Как будто больной здесь не Стэн, а он. — Как рука? Сильно болит? — Вообще нет. — Я не могу давать обезбол, потому что твоя пе… В смысле не болит? Ксено резко встает, чуть скидывает одеяло. Садится прямо на ноги Стэна без стеснения, разматывает бинт на руке. Он так зациклился на проявляющихся симптомах, что и не заметил отсутствия того, что не должно исчезнуть просто так. Ксено прощупывает руку с плеча, стараясь не вредить сломанной кости. — Чувствуешь? — Да, у тебя пальцы ледяные. — А здесь? — Ксено чуть нажимает на место перелома, отслеживая реакцию. Стэн отрицательно качает головой. Ксено давит чуть сильнее, слышит, кажется, хруст, однако Стэнли даже не морщится. — Восходящий паралич. Либо ещё одна болезнь, либо тяжелый случай легионеллёза. Доберется до легких или сердца и ты умрешь. И, скорее всего, если следующие образцы будут пустые, у нас не останется времени. — Давно хотел увидеть тебя в такой позе, — внезапно говорит Стэнли, затуманенным взглядом смотря на него. — Только чтобы ты мое имя выстанывал, а не мою смерть описывал. Ксено застывает едва ли начав заматывать руку. Он начинает бредить? Наверняка от температуры повредился мозг. Нащупывает пульс на сонной артерии — учащенный, как после пробежки. На щеках, шее проявляются отчетливо красные пятна. Плечи начинают подрагивать. Ксено рефлекторно прижимает Стэнли к кровати своим весом, чувствуя, как его через доли секунд подкидывает на кровати. Массы тела Ксено недостаточно, чтобы обездвижить подкачанного военного, даже если он ослаблен болезнью. Благо что для Броди, помогающего Луне донести образцы, Снайдер сейчас не сильнее детсадовца. — Что с ним Ксено? — Бактериальная инфекция вызвала восходящий паралич и я слишком рано исключил повреждения мозга: у него помутненное сознание и приступ. Нужно как можно скорее начать лечение легионеллёза. Организм ослаблен, скоро начнет отказывать печень, потом остальные органы. — Проклятый окаменяющий луч был бы кстати, — Броди отпускает успокоившегося товарища, отмечая отнюдь не презентабельный видок. — Если что-то нужно — проси хоть в три часа ночи. Нам нельзя терять Стэнли. — Только больше образцов. Вылечим инфекцию и будем по симптомам смотреть что с мозгом. МРТ или КТ в каменном мире это уже фантастика, а не реальность. — Доктор Ксено, — голос Луны доносится как из-под толщи воды. Уингфилд дезориентировано мотает головой. — Все в порядке? Ненароком вспоминается, что недосып, пропуск нескольких приемов пищи и стресс влияют на организм далеко не благоприятно. Перед глазами темнеет, руки рефлекторно ищут точку опоры. Ноги подкашиваются — Ксено готовится к удару о твердый пол, цепляя воздух руками.***
В обмороках мало приятного: слабость в мышцах, головная боль и прочие постобморочные симптомы счастья уж явно не приносят. Ксено с трудом разлепляет глаза, обнаруживая себя на жестковатом диване. — Луну, значит, гонишь на отдых, а сам… — Что с образцами? — перебивает Ксено, сваливаясь с дивана от головокружения. — Блять. — Все в порядке, Стэнли повезло. В образцах из рощи оказалось предостаточно актиномицетов, я сделала все по инструкции, антибиотики через семнадцать часов будут готовы. — Семнадцать? — Ксено ошарашенно переводит взгляд на часы. — Меня на восемь часов вырубило и вы ничего не сделали? — Это называется сон. Ты б не перестал носиться как в жопу ужаленный, — закатывает глаза Броди. — И не смотри на меня так, ты не мой начальник. Луну пугать будешь репутацией своей. Ксено громко цокает, усаживается на диван, зачесывая волосы назад. Горячий ужин и мятный чай успокаивают нервы, возвращают ясность сознания. Ксено тщательно проверяет работу Луны, облегченно выдыхая: все четко по инструкции. Девушка выглядит достаточно бодрой. Стэнли, может, и стал её хорошим другом после окаменения, однако в современном мире они виделись от силы пару раз, да и тогда ограничились коротким «привет». Зато Луна точно знала, насколько тот дорог Ксено, и прекрасно понимала волнение наставника. Боже, да весь отдел судачил о приезжающем раз в пару месяцев блондине, чуть выше доктора Уингфилда, из-за которого Ксено становился менее раздражительным и язвительным, чем обычно. Тут и слепой заметит их теплые отношения. Хотя Стэн ни разу не был в их больнице как пациент. Да и по правде говоря, Луна никогда бы не подумала, что этот военный, который даже в эпидемию пневмонии не слёг, будет лежать у них почти при смерти. — Мы сделали Стэнли ледяную ванну, — оповещает Луна, встречаясь с непонимающим взглядом доктора. — Парацетамол почти не держит температуру, а колоть двойную дозу слишком рискованно. Снизили до тридцати восьми с половиной, ему чуть полегче, но он почти не приходит в сознание. — Хорошо, — Ксено массирует виски, поднимая голову. — Молодец. Нам нельзя убить его печень. А то что-то я не вижу особо очереди из доноров. В конечном итоге, Ксено отправляет Броди из кабинета: ещё одного заразившегося им не хватает. Ходит по помещению, разминая затекшие конечности, поглядывая иногда на чуть вздымающуюся грудную клетку Снайдера. — Итак, допустим, что это было не сотрясение. Тогда что? — Я посмотрела, он свалился с достаточно высокого склона. Но он не прям резкий, градусов шестьдесят наверное. Внизу крови нет, так что без открытых травм, да и думаю вы бы заметили. — Он немного шатался, поэтому я счел это за сотрясение. Его не рвало, реакция нормальная. — Может ушиб головного мозга? — Судороги проявились бы раньше, — мотает головой Ксено. — Перелом костей основания черепа? Нет, он бы не дошел сам. И симптомов нет. — Сдавливание? Объяснило бы припадок и проблемы с дыханием. Но симптомы бы раньше появились. — Не исключаем. Легионер развивается слишком быстро, хотя инкубационный период почти максимальным был. Либо мутация, либо окаменение изменило какие-то функции организма. — Он говорил, что сам не понял, как упал, — внезапно вспоминает Луна. — Может проблема была до? — Или солнечный удар, этот идиот весь день на солнце был. Оставляем сдавливание пока, есть классный способ проверить. Луна незаметно закатывает глаза, подходя к Стэнли. Ксено прощупывает пульс, тормошит его за плечо, чуть щурясь. Поочередно приоткрывает веки, вглядываясь в зеленые радужки. — Ты забыла один из самых выделяющихся симптомов сдавливания: разные зрачки. Так что четверка с минусом за то, что не проверила раньше. Гематома, наверное, разрослась из-за бактерии. Хотя бы рентген сюда. Ксено уставше присаживается около кровати, складывая руки на груди. Если б его спросили, насколько по десятибалльной шкале он ненавидит окаменение, Ксено б не задумываясь поставил девятку. Минус балл за возможность ежедневно видеть эту довольную рожу, отвлекающую от работы и зовущую смотреть закат. Плюс десять тысяч за то, что Ксено не в силах вовремя помочь этой довольной роже. — Нужно привести его в сознание, — Ксено с шумным вдохом подходит к шкафу, выглядывая нужный пузырёк. — Необходимо отслеживать развитие паралича. Вы же следили до этого? Следили же? — Н-нет, — Луна вжимает голову в плечи, опуская взгляд в пол. — Вы не говорили про паралич, а Стэнли плохо в сознании. Ксено ругается себе под нос. О чем они вообще думали? Что Ксено просто так сел ему на ноги или так внезапно перескочил через всю кровать в жалких попытках удержать его на кровати во время приступа? Идиоту понятно, что ему было нужно просмотреть руку. Кровать-то у стены, а перемещать Стэнли нежелательно. Это просто был единственный приемлемый вариант. Нашатырь работает без осечек. Стэнли открывает глаза, делая резкий, но короткий, хрипящий вдох. — Это я, все хорошо, — Ксено чуть прищуривается, мягко улыбаясь под маской. — Антибиотки почти готовы, ты поправишься. У Стэнли чуть приоткрытые, затуманенные глаза, сухие побледневшие губы с едва заметной улыбкой облегчения. Ксено тщательно ощупывает руки от кончиков пальцев до плеч, проверяет ноги. Паралич поднялся почти до локтя на сломанной руке, на здоровой — только коснулся пальцев. — Придется потерпеть до начала первого приема лекарства, — Ксено разгоняет кровь по онемевшим пальцам, вслушиваясь в тихие хрипы. — Грудь болит, — на выдохе шепчет Стэнли, жмурясь. — Сильно. — Дышать тяжело? — Ксено сжимает руку сильнее, поднимая голову. — Просто болит. Колит. — Колющие интенсивные боли характерны для легионеллёза. Если совсем невыносимо — я дам обезбол, но печени итак здорово досталось. — Потерплю, — Стэнли ведет плечом, морщась. — Да. Молодец, — Ксено мысленно даёт себе затрещину: он знает наизусть, как должны звучать разговоры с больными, и то что сейчас слышит Стэнли даже на троечку не тянет. Луна обращает на себя внимание, говоря, что ей нужно отойти на час-два: проверить теплицу и подышать хоть немного свежим воздухом. Тем более, что наставник глаз со Стэнли не спустит. Ксено в пол голоса рассказывает ему все, что приходит в голову. Снайдер сжимает руки Ксено чуть сильнее. В его глазах считывается легкая паника: непривычно не чувствовать всегда прохладные пальцы друга. — Я не могу ничего делать со сломанной рукой, пока что, придется только надеяться, что паралич не пойдет выше. Знаю, тебе страшно, но все будет хорошо. — Как поправлюсь, можно будет поцеловать тебя? Широко распахнутые в удивлении темные глаза говорят сами за себя. Стэнли готов поклясться, что Уингфилд сейчас то открывает, то закрывает рот под маской: всегда так делал, растерянно пытаясь собрать разбежавшиеся мысли обратно и выдать что поприличнее. А ещё у него чуть краснеют уши, что значит вопрос явно что-нибудь, да задел в холодном сердце врача (Ксено бы обязательно закатил глаза на такое, поясняя, что все идет от мозга, а не сердца). Ксено ставит себе пятерку за то, что не сказал сразу да. Потому что, блять, да! Можно! Целуй своими блядско-пухлыми, чуть влажными от слюны губами, по которым ты сам того не замечая проводишь языком. Целуй так, чтобы бледные и тонкие губы Ксено раскраснелись, горели от долгих поцелуев, а ноги подкашивались. Прижми его к себе так близко, чтоб между вами и молекулы не осталось, чтобы чувствовать учащенное сердцебиение своей грудной клеткой. Позволь ему обнять себя за шею, почти полностью доверившись сильным рукам. Нырни руками под плотную рубашку, опаляя горячими прикосновениями, проведи губами по линии челюсти, спустись дорожкой мокрых поцелуев по шее к плечам… — Ксено? Уингфилд ошарашенно смотрит перед собой, не закрывая рот. Ого. А его мозг ещё умеет удивлять. — Да, — Ксено чуть чаще обычного дышит, проводя рукой по влажной от пота щеке Стэна. — Конечно ты сможешь поцеловать меня. Стэнли в удивлении поднимает брови часто моргая. Честно говоря, он ожидал закатанных глаз, снисходительного тона, объясняющего что он бредит. Уж точно не покрасневшего Уингфилда. — Серьезно? — Стэнли недоверчиво наклоняет голову, вглядываясь в темные большие глаза. — Да. — Ты же говоришь это не потому, что я умру и ты хочешь подбодрить меня? — Нет! — надломано шепчет Ксено. — Я на самом деле хочу, чтобы ты поцеловал меня. Клянусь. Стэнли выпускает короткий смешок, хитро улыбаясь: — Шутка. Просто хотел посмотреть на твою реакцию. Думал ты не против, а ты даже хочешь этого. — Ты! — задыхается возмущением Ксено, прикрывая глаза ладонью. — Ты идиот. До готовности антибиотиков осталось четыре часа. Ксено меняет холодные компрессы на лбу каждую четверть часа: температура Стэнли снова растёт, ему плохо. Негромкие разговоры — скорее даже монологи — помогают скоротать время. Чуть более редкие вздохи заставляют сердце замирать в страхе каждый раз: вдруг опять дыхание остановится. — Ещё два часа, ты хорошо держишься, — Ксено аккуратно стирает испарину со щек, проверяет пульс. — Давай ещё раз осмотрим паралич и ты поспишь. Не могу смотреть как ты мучаешься. Луна залетает в кабинет незаметно: не хочет портить им момент. Ксено не знает, насколько уязвимо выглядит в такие моменты, когда никто его не видит. Стэнли жмурится во сне, сжимает руку сильнее, поверхностно дыша. — Время прошло, доктор Ксено. Уингфилд дергается, резко оборачиваясь на Луну. Настолько погрузился в их со Стэнли мирок, что не заметил её за все время: — Давно ты тут? — Ага, не хотела мешать вам. На первые два дня хватит, пока будем делать следующие. — Подготовила шприцы? — Ксено будит Стэнли, обрабатывает предплечье спиртом. — Сейчас введем антибиотик, тебе должно полегчать. Ксено проверяет ещё раз методику приготовления антибиотика, убирает опасные пузырьки воздуха из шприца. Игла входит болезненно: сложно сделать тончайшую полую трубку в каменном мире. Стэнли стискивает зубы, жмурится, пытаясь вытерпеть. — Все хорошо, молодец, ты хорошо справляешься, — Ксено аккуратно вводит содержимое в вену, слитным движением выводя иглу. — Поспишь, а как проснешься тебе станет намного лучше.***
Ксено сидит к ней спиной, на краю кровати, прямо напротив сидящего Снайдера. Держит в руках глиняную глубокую тарелку кукурузного супа, смотря как Стэнли неспешно и неловко орудует ложкой. Пальцы на здоровой руке, к сожалению, до сих пор слабо гнутся. Зато наличие аппетита уже хороший симптом. Пусть он и быстро наелся — супа осталось даже больше половины — зато он идет на поправку. Температура наконец-то снизилась аж до тридцати семи с половиной, дышать стало чуточку легче. Правда место укола немного беспокоило. Но, откровенно говоря, до современных игл хотя бы двадцатого калибра им очень далеко. — Через три дня будет явный результат, температура спала не надолго, но антибиотики начали активную борьбу с бактериями в твоем организме. — И как часто придется колоть? — Стэнли морщится от воспоминаний, аккуратно сплетая их пальцы. — Не больше недели, будем смотреть по симптомам, — Ксено кладет вторую руку поверх, мягко улыбается, приподнимая уголки губ. — Я буду очень заразен, если ты полежишь со мной? — спрашивает Стэнли, слегка наклоняя голову. — Ага, — чуть тянет первую гласную Ксено, негромко усмехаясь. — Боюсь пока что эта кровать целиком и полностью твоя. Стэнли хрипло смеется в ответ, откидываясь спиной на металлическое изголовье кровати. В груди приятно разливается тепло. Хочется верить, что Ксено понял его завуалированое признание в симпатии, ответив взаимностью. Особенно когда он так взволнованно смотрит, касается лица, шеи, рук. Улыбается облегченно, поправляет завязанные в нетугой хвост взъерошенные волосы. — Не люблю болеть, — жалуется он. — Знаю, ты никогда не любил, — улыбается Ксено, садясь по удобнее. — Но ты и болел крайне редко. — Зато ты до шестого класса раза три в год заболевал. И запрещал с тобой тусоваться, чтобы я не заразился. — Зараза к заразе не липнет, — усмехается Ксено, разминая затекшие плечи. Стэнли и правда не мог терпеть, когда друг запирался дома на больничном. Залезал по дереву на второй этаж, стучался в окно, довольно улыбаясь. Ксено каждый раз напугано открывал окно, ждал, пока Стэнли заберется в комнату и только потом начинал ворчать. «Без тебя на улице скучно», — пожимал плечами Стэнли, стряхивая снег с курки обратно в окно. — «А ещё я слышал, что ты делал модель солнечной системы, покажешь?» «Она не получилась», — отмахивался Ксено, закутываясь в одеяло. — «Закрой окно, холодно» Стэнли послушно запирал окно, раздевался до футболки и тонких спортивок, оставляя кучу одежды под окном. Включал телек совсем негромко, рассказывал, что происходило за день в школе, обещал принести домашку, но вспоминал о ней лишь в последний день больничного.***
Пара дней пролетает незаметно. Ксено погружен вовсю в работу: состояние Стэнли улучшается в геометрической прогрессии, к третьему дню он начинает слоняться по кабинету, поправляет без конца спутанные сальные волосы. — Температуры нет, Ксено, пожалуйста, я хочу в душ, — Стэнли опирается целой рукой о стол, дышит прямо в висок работающему Ксено. — Ты ебнешься на кафель и расшибешь себе бошку, — спокойно отвечает Уингфилд, убирая карандаш. — Пару дней ещё подождешь. — Нет, не подожду. — Господи, заебешь, — Ксено массирует переносицу, вставая из-за стола. — Ладно, я принесу сменные комплекты одежды и постельного белья. Десять минут. Жди. Чувствовать теплую воду на плечах до невозможности приятно. Ксено ведет мыльными руками по спине, вдоль шеи. Вспенивает волосы, массируя кожу головы, смывает все хорошо прогревшейся водой. Снайдер сидит чуть ссутулившись, прикрывает глаза, чтобы мыло не попало в глаза. Ксено отмывает волосы до скрипа, окатывает его в последний раз водой, накидывает полотенце на голову. Кончики пальцев на сломанной руке побелевшие, чуть согнутые. Ксено растирает ладонь, осматривает перелом на смещение или другие ухудшения. Однако припухлость уже спала, а шов на ране и вовсе не кровит. — До сих пор не чувствуешь руку? — Ксено прощупывает вплоть до плеча, качая головой. — А другую? — До кончиков пальцев. Зато обезбола на меня почти не нужно, — негромко хмыкает он, получая ощутимую затрещину от Ксено. — Ну правда же. — Боль — это важный сигнал твоего организма, показывающий повреждения. А теперь ты не почувствуешь, даже если тебе предплечье пополам переломит. — Серьезно? А как тогда, ну..? Понять что рука зажила или не зажила? — О, поверь, если паралич не убрать, то тебе в принципе рука больше не понадобится, — невесело констатирует Ксено, обтирая Стэнли сухим полотенцем. Чистая одежда приятно прилегает к телу. Стэнли довольно потягивается, улыбается, подходя ближе. — Насколько я заразный от одного до двадцати? — Во французы заделался? — усмехается Ксено, непонимающе наклоняя голову. — Балла два, полагаю, а что? — Тогда могу я попросить у тебя кое что другое французское? — Стэнли подходит вплотную, заправляет выбившуюся прядь за ухо. — Как ты вообще додумался до такого? — Ксено приоткрывает рот, пораженно смотря на Снайдера. — Очень элегантная подводка, конечно. — Это да? — Это да, — Ксено смотрит с прищуром, не возникая, когда Стэнли притягивает его ближе. Мягкие, чуть суховатые губы накрывают его в ту же секунду. Стэнли чуть оттягивает зубами нижнюю губу, целует нежно но напористо, сминая губы Ксено своими. Тот прикрывает глаза в наслаждении, кладет руки на плечи. Поцелуй выходит влажным. Ксено проводит большими пальцами по щекам, приоткрывая глаза. Мозгу хватает доли секунд, чтобы обработать информацию. — У тебя кровь носом пошла, — Ксено взволнованно заглядывает в зеленые глаза, проверяя пульс. — Все хорошо? — Вроде да, — непонимающе пожимает плечами Снайдер, пытаясь вытереть кровь с лица одним движения. Ксено аккуратно усаживает его на металлическую скамейку, вытирает кровь влажным полотенцем, заставляя опустить голову ниже. Стэнли молчаливо смотрит перед собой, чуть сжимая губы в недовольстве. Он так ждал этого поцелуя, а его подвел собственный организм! Ксено невесомо целует его в висок, помогает встать. Стэнли продолжает придерживать ткань у лица, чувствуя, как голова начинает кружится. — Боже, ну как же тебя угораздило, Стэн, — Ксено усаживает его на мягкую свежую кровать, убирает все ещё влажные волосы за уши. Проходится кончиками пальцев по шее, нащупывая сонную артерию, отсчитывает пульс. Повышен самую малость, ни капельки не критично. Осматривает Стэнли целиком, опуская взгляд вниз. — Оу,— Ксено едва заметно краснеет, резко отворачиваясь.***
Мозг — это плохо. Кости срастаются, инфекции с горем пополам, но лечатся. Вот только лечить мозг, когда неизвестно даже от чего нужно лечить, невозможно. Учащенное сердцебиение не успокаивается даже во сне. Ксено держит запястье Стэнли, безостановочно отсчитывая пульс. Девяносто, сто, сто три, восемьдесят шесть. Проблем с сердцем у Снайдера не было никогда. Сто, сто четырнадцать, сто двадцать. Сто двадцать, сто двадцать, сто двадцать... Ксено судорожно сверяется с часами. — Стэн, — негромко зовет он, вырывая военного из сна. — Нужно дышать. Медленные и глубокие вдохи, сердце слишком сильно бьется. Ксено дышит вместе с ним, не переставая измерять пульс. Сто, сто, девяносто восемь. Пораженные недавней болезнью легкие не позволяют вдыхать плавно: даже медленные вдохи выходят отрывистыми, хрипящими. — Блять, я ненавижу это ебучее окаменение, сокрушается Ксено, опуская голову. — Почему мне приходится надеяться на удачу? На то, что не появится очередной симптом и… Стэнли молчаливо смотрит на дрожащие плечи, садится на кровати, притягивая здоровой рукой Ксено к себе. Кладет подбородок ему на макушку, поглаживая спину. Шепчет, что все будет хорошо, они справятся и пойдут смотреть на море. Он же выжил, горя заживо. Взорвавшаяся в паре метров от него граната оставила звон в ушах на пару недель, да гематому на спине, и то от прилетевшей деревянной балки. Ножевые и огнестрельные можно даже не вспоминать — обработали и пошел за новыми. Ксено крупно содрогается в слабом объятии, скрипит зубами, наверняка жмурясь: он ненавидел плакать. — Отдохни немного, если мне совсем плохо станет, я скажу, — Стэнли ложится обратно, утягивая Ксено за собой. Тот скидывает ботинки, перекидывая ноги на кровать. Кладет голову поудобнее на грудь, слушая биение сердца. Стэнли запускает руку в светлые волосы, пропуская пряди через пальцы. Ксено ведет рукой чуть выше, к плечу, невесомо проезжаясь пальцами по коже. Стэнли наклоняет голову, легко касаясь губами макушки, стирает влагу с покрасневших глаз. — Помнишь мы устраивали пикники на заднем дворе? — внезапно спрашивает Снайдер. — Конечно, ты один раз намешал мармелада с газировками, а потом у тебя весь день болел живот. Стэнли негромко смеётся, подтягивая Ксено ближе к себе. Так чтобы его голова удобно умостилась на широком плече, а рука мягко легла на грудь. Чтобы целовать ближе было. — Знаешь, я нашёл классную поляну в паре миль отсюда. Там, наверное, не так красиво, как было весной, но все равно очень уютно. И хвоей классно пахнет. Такие деревья огроменные, почти солнца не видно, а главное спокойно и тихо. — Хочешь показать мне? — Хочу пригласить тебя на свидание. Не ужин при свечах в дорогом ресторане, но тебе должно понравиться. — Раз ты говоришь, значит понравится, — Ксено понимает голову, вглядываясь в глаза. — Возьмем булочек, разведем небольшой костер, может даже поджарим их как в детстве. — И ты обязательно обожжешься губами о булочку, потому что тебе вечно хочется как можно скорее откусить. — Ага, и ты будешь смеяться над тем, как я набиваю щеки, — произносит он с улыбкой. — Ты просто себя со стороны не видел, — улыбается в ответ Стэнли, чуть касаясь носом лба. — Такой очаровательный, особенно когда пытаешься что-то сказать в этот момент. Нет, ну правда, вы часто видите человека, который на работе пугает как подчиненных, так и пациентов, жующего ароматную булочку из кондитерской сидя с ногами на мягком кресле и пытающегося внятно говорить с набитым ртом? Нет? А вот Стэнли частенько доводилось. Особенно когда тихая дискуссия внезапно разгоралась и он как хомяк двигал выпечку к щекам языком, не умолкая. — Давай спать, я немного устал за сегодня, — широко зевает Снайдер, поудобнее устраиваясь на кровати и укрывая Ксено краешком одеяла. Уингфилд засыпает, размеренно дыша в ложбинку между плечом и шеей. Не убирает руки с мерно вздымающейся грудной клетки, чуть сжимает кусок одежды. Стэнли засыпает чуточку позже: любуется спокойным и, возможно, счастливым Ксено у него под боком, чуть облокачивая голову на светлую макушку. Ксено подрывается среди ночи от непривычного холода рядом. Хватает безвольное запястье, пытаясь нащупать пульс. Минута, вторая, третья. Не прощупывается. Пальцы судорожно нащупывают сонную артерию. Десять секунд. Пожалуйста, хоть один стук. Тридцать секунд. Ксено скидывает подушку с кровати, разрывает тонкую материю, прикладывая руки к нижней половине гудины. Надавить точно на глубину пяти-шести сантиметров, обеспечить полную декомпрессию. Секунда. Повторить тридцать раз. Зажать ему нос, открыть рот, чуть подтянув подбородок. Вдохнуть, обхватить губами рот. Наполнить легкие воздухом, судорожно нащупывая пульс. Повторить. Ещё пять секунд. Вернуть руки на грудь, продолжить компрессию. Резко подскочить на кровати, хватаясь за рубашку, и большими глотками ловить ртом воздух. — Стэн! Снайдер сонно жмурится, тянет его здоровой рукой обратно. Не сопротивляется, когда Ксено прикладывает дрожащие пальцы к сонной артерии, вслух считая каждый удар. Девяносто два, девяносто три, минута. — Если у тебя остановится сердце, ты и не успеешь ничего мне сказать. — Иди сюда. Стэнли укладывает его голову на грудную клетку, зарываясь пальцами в волосы. Тук-тук. Ксено умиротворённо прикрывает глаза, слушая. Тук-тук. — Ну что, бьётся? — Бьется, — шепчет Ксено, перекидывая руку через него. Тук-тук. Тук-тук. Размеренный стук сердца успокаивает окончательно. Почти не больше приемлемого. Ксено из последнего борется со сном, однако мягкие касания и методичный ритм всё же побеждают. Кошмар остаётся кошмаром. Стэнли будит его поутру, несильно расталкивая за плечо. Ксено сонно перекатывается на другой бок, укрываясь одеялом по нос. Стэнли неловко перелезает через него, кряхтя, поправляет взъерошенные волосы. Уингфилд ещё какое-то время ворочается на кровати, встает наконец, разминая шею. — Ещё два дня антибиотки колоть. Ты как вообще? — Есть хочу. Ещё сушняк был с утра, я из-за него тебя и растолкал. Ксено молча кивает, приводит себя в порядок. После кошмара его всё ещё немного мандражит. Но Снайдер, кажется, выглядит даже пободрее него. И это успокаивает. Стэнли даже, наконец, выбирается с ним на завтрак. Приветствует каждого, отшатывается по инерции от несильного хлопка по спине. Один из их сильнейших воинов почти в строю — хороший знак и просто отличный способ поднять общий дух. Особенно когда из них двоих на живой труп больше похож Ксено. Чего только стоят залегшие тени под глазами! За окном приятно моросит дождь. Стэнли не спеша потягивает очередной травяной чай от Луны, явно не торопясь уходить. По помещению гуляет легкий и теплый летний сквозняк. Стэнли вытягивает ноги под столом, едва ли не заезжая по темным ботинкам Уингфилда. — Ты время тянешь что-ли? — Возможно, — неопределенно пожимает плечами Снайдер. — Тут просторно и светло. А у тебя как в камере. — Ну извини, — разводит руками Ксено, закатывая глаза. — Светлые палаты с панорамными окнами закончились больше трех с половиной тысяч лет назад. — А уборка спустя это время не закончилась. — У меня чисто! — Стерильно, но захламлённо не эквивалентно чистоте, — закатывает глаза Стэнли, закидывая ногу на ногу. — А ещё этой стерильностью у тебя воняет. Ксено закатывает глаза, возмущается негромко, стараясь не обращать на них чересчур много внимания. — Пойду обратно, если поцелуешь, — хитро щурится Снайдер, довольно улыбаясь. — Поцелую только в кабинете, — парирует Ксено, вытягивая губы больше в оскале, чем в улыбке. — А то вдруг у тебя опять проблемка возникнет. Стэнли удивленно распахивает глаза, не находясь с ответом. Что за удар ниже пояса! Снайдер идёт за ним молча почти до кабинета, не отказывая себе в небольшой мести: когда никто не видит, звонко шлепнуть ладонью по этой тощей заднице. Уингфилд оборачивается, шикает на него смущённо-возмущённо. Стэнли мягко смеётся, пропуская Ксено первым в кабинет, захлопывает за собой дверь, щелкая задвижкой. Губы Ксено, кажется, что-то совершенно неземное. Хочется их кусать, целовать безотрывно, по-французски и просто нежно касаясь. Откинуться на кровать, позволяя Ксено нависнуть над ним и перехватить инициативу. Чтобы холодные руки аккуратно вели по линии подбородка, спускались ниже по шее к груди. — Ты просто невозможный, — шепчет в губы Ксено, проводя руками по оголенным плечам. — Видел бы ты себя со стороны, не облизывал бы так по-блядски губы. — Ну так трахни меня. Стэнли нарочито медленно проводит языком по губам, открывая шею мокрым поцелуям. Ксено явно сдерживается, сжимая простынь в ладонях. Целует, мажет губами по всей груди, но ниже не спускается. — Что-то не так? — Знаешь через что проходит организм во время секса? — Через море удовольствия? — Ну почти. Зрачки расширяются, артерии сужаются, температура повышается, сердце скачет, давление подпрыгивает, дыхание становится частым и прерывистым, мозг атакуют электрические импульсы, все железы работают, мышцы напряжены так, словно ты поднимаешь вес в три раза больше собственного. — Простого «нет» мне бы хватило, — закатывает глаза Стэнли, приподнимая корпус. — Я и не говорил нет. Просто не сейчас. Стэнли разочарованно вздыхает, когда Ксено встаёт с него. Любовь любовью, а антибиотики колоть придётся. Сгиб локтя уже весь синюшный от иглы. Стэнли стискивает зубы не издавая ни звука. Будет он ещё скулить от каждого укола.***
Сегодня в кабинете как-то уж слишком тихо. Снайдер подкидывает мячик лежа на кровати, ловит его здоровой рукой. Ксено что-то записывает в тетрадке, периодически отвлекаясь на него. Мячик иногда пролетает мимо руки, заставляя Стэнли недовольно шипеть себе под нос. Он перегибается через кровать, шаря рукой по полу в поисках мячика. Грохот падающего тела заставляет испуганно обернуться. Снайдер мгновенно пермещается в полусидячее положение, устало откидываясь головой на кровать. — Чет ноги не держат совсем. Ксено подбегает к нему мгновенно прощупывает ноги начиная со щиколоток. — Чувствуешь? Только бы не... — Нет. ...паралич. Ксено крупно трясёт. Блять. Всё было хорошо буквально пару минут назад. В огромных глазах Снайдера бегущей строкой читается ужас. — Почему только хуже стало? Я всё-таки умру, Ксено? Мне страшно. Ксено аккуратно берет его за лицо, вглядывается внимательно. Пульс учащается. — Стэн, — мягко говорит он, оглаживая щёки в жалкой попытке успокоить. — Не нервничай, умоляю. У тебя поднимется давление. — Да какой, блять, не нервничай! — взрывается Снайдер. — Я нихуя не понимаю уже который день! Я всего лишь сломал ебаную руку и в итоге чуть не сдох из-за ебучей руки. Мне чуть сердце не прострелили однажды, кто ж, блять, знал, что моя судьба — сдохнуть от того, у чего смертность процента два. — Успокойся. Немедленно, — взял себя в руки Уингфилд. Вот поэтому врачам запрещается лечить родных и близких друзей. Вдох-выдох. Стэнли просто пациент, пациентам свойственно истерить. А доктору Уингфилду нет. Взять себя в руки, аккуратно переложить пациента на кровать. У пациента частое, отрывистое дыхание, учащённый пульс. Восходящий паралич с задержкой. Без нормальных анализов только гадать. У анизокрии множество причин. Наиболее частые — поражение эфферентных нервных волокон в глазодвигательном нерве. Нарушение мозгового кровообращения или рассеяный склероз? Может кровоизлияние или опухоль? Тогда почему симптом исчез? — Сколько пальцев я показываю? — Три, — как ни в чём не бывало ответил Стэнли. — Какого цвета на мне сейчас самый верхний слой одежды? — Чёрный. Плащ твой выпендрёжный. К чему вопросы? Ксено нервно оттянул воротник белоснежной рубашки, поправляя закатанные рукава. — Как давно ты ничего не видишь? — Я тебя вижу, серьёзно. Без шуток, Ксено. — Твой мозг отказывается принимать это и шлёт привычные образы. А благодаря твоим блядским рефлексам это и не заметно. Я в рубашке. Белой. И пальцы я даже не показывал. Поэтому анизокрия и пропала. — Ани...что? — Снайдер непонимающе хмурится. — Разные зрачки. Мы думали у тебя гематомма, но скорее всего нет. — И что теперь? — надменный и спокойный голос Ксено, тот с которыми он говорил с пациентами, на удивление чуть сбавил нарастающую истерику. — Ты умрешь где-то в течение недели. Через пару дней сляжешь окончательно, скорее всего даже не придешь в сознание до смерти. Единственное лечение — полная диагновстика и скорее всего операция на мозге, а сейчас это невозможно. — И вообще без шансов? — Только если я ошибся. — Значит без шансов. Полежи со мной, не хочу умирать в одиночестве. Ксено кивает, хотя и понимает, что Стэн его не видит. Стирает подступившие слёзы, укладывается головой на плечо, обнимая его за грудь. Стэнли мерно дышит, слабо зарывается пока ещё здоровой рукой в светлые волосы. Никто больше не обманывает, что всё будет хорошо. Кожные покровы Снайдера заметно бледнеют. Пульс учащается, кажется, почти до ста шестидесяти ударов в минуту, но еле прощупывается. Стэнли часто и аритмично и поверхностно дышит. «Это преагония», подсказывает Уингфилду мозг. Ксено зарывается носом в шею, почти не чувствуя пульса кончиком носа. У них осталось несколько суток. Затем агония и смерть. Реанимировать Стэнли — лишь дать ему мучаться ещё больше. Черт, он даже не успел сходить на свидание с ним! «Хьюстон, приём, у нас проблема», почти смеётся над ним помутневшее от страха сознание. «Твой пациент умирает, как то не по-врачебному! Сдался да? Иди поплачь Снайдеру в жилетку. Ой, погоди, он же и есть пациент!» Стэнли до сих пор теплый, до сих пор дышит. И будет теплым ещё дня два. И дышать примерно столько же будет. Через десять часов его кожа такая же бледная, как и простыни на которых он лежит. Ксено аккуратно перекладывает его голову на свои колени, поглаживает по волосам, негромко разговаривая с самим собой — Стэнли уже не понимает его. Пульс замедляется: Ксено не убирает пальцев от соннной артерии — на лучевой его уже не прочувствуешь. Снайдер судорожно вдыхает крошечные порции воздуха, затихая на некоторое количество минут. Собственное сердце стучит едва ли не в три раза быстрее снайдеровского. Сто двадцать три взволнованных удара против сорока двух. Стэнли непроизвольно запрокидывает голову, широко открывая рот. Уинфилд аккуратно, чтобы не повредить позвонки, поворачивает голову вбок, не позволяя захлебнуться пеной изо рта. Кажется, словно Стэнли дышит, однако Ксено знает: такие вдохи не принесут и капельки кислорода в умирающий мозг. Ксено шепчет ему что-то успокаивающее из разряда «скоро всё закончится». Гладит одной рукой по голове, второй чуть сжимая бледную руку с проступающими явно заметными венами. В груди необъяснимо пусто. У Стэнли больше не бьется сердце, качая кровь. Через несколько часов он станет совсем холодным. Ксено стирает рукавом пену со рта, касается губами лба.***
Смерть наступила пятнадцатого августа пять тысяч семьсот сорок первого года в три часа до полудня.
Причина смерти, предположительно, опухоль, повлекшая за собой метастазы, некроз и кровоизлияние в мозг, а так же вызвавшая нарушения работы гипофиза и, как следствие, слепоту, паралич, а так же остановку дыхания.
Вскрытие не требуется.
У Стэнли Снайдера изначально не было ни единого шанса.