***
— Я видела, ты плакала, онни! — хитро хихикает девочка, потянув девушку за ладонь, когда они вышли из бенуара. — Неправда, — бурчит в ответ Гоын, не желая признаваться в том, что растрогалась к концу выступления своей работодательницы, и растерянно смотрит на идущего рядом с ними Хэина. Он положительно кивает и тихо смеётся, когда видит то, как запунцовели щёки девушки. Его довольная улыбка и смущённое лицо Гоын бросаются в глаза Джису, которая, выйдя из раздевалки, шла в их сторону. Она уже успела поменять костюм на обычные свободные штаны и блузку, а пуанты на кроссовки. И даже умудрилась сфотографироваться с некоторыми зрителями по дороге к залу. И за это время ни дочери, ни её няни не было. Девушка испугалась, что и с этой няней придётся распрощаться, и сердито идёт в их сторону по пустеющему коридору. Джису очень удивлена и лишь сильнее злится, не понимая, на что именно. На то, что Гоын не торопится приводить её дочь к ней в раздевальную комнату, или на Хэина, который мило улыбается этой самой Гоын. — Почему вы так долго? — требовательно спрашивает она, нагибаясь и поднимая Дальби на руки. — Что ты опять тут делаешь? — устало интересуется она у Хэина, который остановился перед ней и странно смотрит. Джису неосознанно вспоминает его слова, сказанные сегодня на парковке, и его прикосновения. Но сейчас в глазах парня нет той похоти. В них ощущается сопереживание и волнение. И это лишь сильнее путает ей мысли и чувства, которые она должна к нему сейчас испытывать. — Мы решили обсудить с Дальби концерт и персонажей, которых отыгрывали вы и ваши коллеги, — уверенно отвечает ей Гоын, легко улыбаясь, и Джису поражается её стойкости. Девушка даже не извиняется перед ней за опоздание. И подсознательно ей даже нравится такой подход воспитания и обучения. Бывшая няня была полностью безразлична к балету и не разговаривала с Дальби о нём, что однажды даже умудрилась заснуть во время одного из концертов. — Мамон, лебедь же в конце не умирает, да? — спрашивает дочь, обнимая её за шею. — Нет, конечно, — непонимающе отвечает Джису, нахмурившись, и в глаза слишком сильно бросается то, как Хэин и Гоын переглядываются с улыбкой. Если окажется, что они давние знакомые, ей придётся искать новую няню. — Ты зря плакала, значит, — усмехается Хэин, обратившись к Гоын, и та виновато улыбается в ответ, пожимая плечами, ведь не сожалеет ни о единой слезинке. — Ты заплакала в конце? — спрашивает Джису, уже забыв про свои домысли о том, знакомы ли эти двое. Ей всегда интересна реакция её зрителей на её творчество. И на самом деле, ей сейчас льстит подобный отзыв. Лёгкий кивок и виноватая улыбка Гоын заставляют девушку подумать и ещё немного дольше последить за работой новой няни, поэтому осталось лишь узнать, связана ли она с Хэином. Ради своей дочери, конечно. — Вы… знакомы? — тихо интересуется Джису, опуская дочь на пол, и впервые ощущает себя непривлекательной в ярком гриме и уродливом по её мнению ободке, которые ещё не успела снять. Девушка кусает накрашенную тёмно-бордовой помадой нижнюю губу, не давая внутреннему голосу признаться в том, что она сейчас ревнует Хэина к няне своей дочери. — Я их познакомила, — отвечает Дальби, не дав Хэину и секунды на то, чтобы подумать о том, что за интонация была в голосе бывшей девушки. Он хорошо помнит о том, как Джису относилась к тому, что он разговаривал с другими девушками, и не хочет обнадёживать себя догадками о том, что она осталась такой же. — Оба моих друга должны дружить, да? — звонко смеётся девочка и берёт за ладони Гоын и Хэин, раскачивая их в воздухе. Джису выдавливает из себя понимающую улыбку, ощущая, как ей становится душно. Она почему-то чувствует себя лишней в их трио, отчего становится ревностно и обидно. Несмотря на успешную карьеру и любовь дочери, несмотря на то, что она теперь замужем за сыном влиятельного политика, несмотря на любовь Джехёна, имя которого всегда в списке лучших постановщиков балета, несмотря на всё это Джису остаётся неуверенной в себе сиротой, нуждающейся в поддержке и признании. — Гоын, Дальби, наверное, устала. Отведи её в раздевалку, я скоро приду, и мы поедем домой, — произносит она мрачным голосом. — Хорошо, госпожа Ким, — кивает девушка, не замечая того, как у работодательницы испортилось настроение. Ей самой определённо интересно работать в этой семье. — Госпожа Ким, — шепчет себе под нос Хэин издевательски и улыбается Гоын, которая во время их обсуждения номера узнала, что его раздражает, когда Джису называют госпожой. Оказалось, она с Джехёном были одноклассниками Хэина, который за то короткое время их знакомства всё сильнее её заинтересовывал в себе. — Дальби, попрощайся с Хэин-оппой, — говорит Гоын нежным голосом, пытаясь научить девочку не называть его «дядей», потому что сам парень, слыша это слово, обречённо улыбается и укоризненно качает головой. — Не надо с ним прощаться, идите уже, — недовольно бурчит Джису, не думая о том, что не планировала показывать при дочери и её няне своей ненависти к этому человеку. Но она слишком утомлена, и присутствие Хэина её лишь сильнее сокрушает. — Пока, тонтон, — непослушно произносит Дальби, на что Гоын неловко усмехается. — Мы над этим ещё поработаем, — бормочет она, погладив девочку по голове, и проходит вместе с ней по пустому коридору. Джису раздражённо вздыхает, подмечая про себя, что дочь откровенно делает это назло ей, и вспоминает свои прихоти и непослушания, которые приходилось терпеть её собственной матери. Мысли о родительнице и её убийце, стоящем перед ней в ожидании, кипятят кровь и заставляют волосы на руках стоять дыбом. — Почему ты опять пришёл? — спрашивает она спокойно, не зная, как уже показать Хэину свою неприязнь. — Я… я пока не нашёл на это ответ, — честно отвечает он, пожимая плечами, и подходит ближе, чтобы посмотреть в её ярко накрашенные глаза. Хэину хочется утешить её и сделать всё, чтобы в этих глазах больше не было оттенков страдания. — Думаю, мне придётся прийти ещё раз на следующей неделе, чтобы понять это, — произносит он, продолжая надвигаться на девушку, которая в этот раз не теряет самообладания и делает шаги назад. — На следующей неделе?! — ужасается она и несильно ударяется спиной в стену. Она вновь загнана в угол Хэином, которому никак не хочется перестать бегать за ней, словно хищник, пожелавший сначала поиграться с едой перед началом трапезы. — Не смей появляться на следующей неделе, ты меня слышал? — сердито требует она, оглядываясь по сторонам. Джису не понимает, почему поблизости не оказывается хотя бы одного работника, который смог бы остановить то, как Хэин пожирающим взглядом усмехается ей в лицо под светом затухающего света. Если они сейчас выключат освещение в коридоре, решив, что все посетители уже вышли из здания центра, то Джису придётся сдаться перед Хэином. — А что? Что будет на следующей недели? — спрашивает Хэин, вопросительно сморщив лоб, и, несмотря на образовавшуюся интимную атмосферу, хочет лишь крепко обнять девушку. Поделиться с ней теплом и прошептать о том, как красиво она сегодня танцевала на сцене. Похвалить её навыки и признаться в том, что очень гордится ею. Впервые за время их расставания он был рад этому, ведь Джису вряд ли достигла бы таких высот, будь он всё ещё в её жизни. — Неважно. Просто не приходи, — отвечает Джису после недолгого молчания и по привычке вновь жуёт нижнюю губу, которая предательски выдаёт её эмоции перед Хэином. — Прекрати увиливать от ответа, Джису, — требует он шёпотом, и рука самопроизвольно обхватывает её щёку, чтобы погладить большим пальцем искусанную губу. — Не трогай меня, — недовольно шикает она, отталкиваясь. Не хватало того, чтобы по центру искусств, где она планирует работать вместе с мужем, поползли слухи о том, что она зажимается в углу с каким-то парнем. — Через неделю приезжает Джехён. Прошу тебя, исчезни из моей жизни. Ты делаешь её лишь хуже, — бормочет она с мольбой в голосе и притупляет взгляд, сжимая кулаки. Джису должна была сказать эти слова, ведь они являются правдой, но почему-то ощущает, как внутри всё разрывается от жалости к самой себе, словно её только что заставили их произнести. Толкнув его в грудные мышцы, она пытается пройти вдоль коридора, чтобы поскорее найти дорогу в раздевалку, пока полностью не выключили свет. Но Хэин не трогается с места и не позволяет этого сделать Джису. Он крепко хватает её за локоть и поворачивает к себе лицом, выдыхая с усмешкой и раздражённо играя желваками. Джехёна ещё нет в городе, а ему уже хочется избить его как тогда в академии. Наконец закончить начатое и лишить его жизни. — Ты, кажется, забыла, что ты… моя, — говорит он низким ледяным голосом, смотря в её взволнованные глаза пристальным взглядом, словно пытается залезть ей в душу и выгравировать в ней этот факт. Джису не знает, чему больше поразиться. Наглости этого парня или тому, как внутри что-то приятно ёкает от его слов. Она определённо забывается. Флешбэки сильно загрязняют её сознание, и она всего в нескольких шагах от того, чтобы испортить всё, чего она с таким трудом добивалась. Опять. — И то, что этот придурок будет здесь, мне глубоко наплевать, — цедит он сквозь сжатые зубы. Его злит то, что Джису робеет перед Джехёном. И не скрывает этого от Хэина. — Я никогда не буду принадлежать тебе, Чон Хэин! — прикрикивает Джису, отряхивая руку, чтобы отцепить его крепкие пальцы, вызывающие приятный дискомфорт. Он знает, что она любила, когда он был груб с ней, но он не должен догадаться о том, что этот её постыдный кинк никогда её не покидал. — Хочешь ответ на свой вопрос? Джехён трахает меня в сто раз лучше, чем это делал ты! — тихо и злобно добавляет она в ответ, совсем не подумав перед тем, как эти слова вырвались из её рта. Хэин не сомневается в том, что она не серьёзна в своих словах. Об этом честно говорят её расширившиеся от удивления глаза, потому что Джису сама не ожидала того, что так инфантильно поведёт себя. Хэин это всё прекрасно понимает, но всё равно хочет выбить из неё любую мысль, даже сказанную в шутку, о том, что Джехён будет когда-либо лучше, чем он. — Ты это специально сказала, да? Чтобы я доказал тебе обратное? — злобно усмехается он, обхватывая другой рукой её талию, и притягивает к своему телу, прижимая к груди. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя, так и скажи, Джису. Не нужно придумывать всякие глупости, — бормочет он, бесстыдно издеваясь над ней, и, отпустив её уже ноющий от боли локоть, прикладывает пальцы к её шее. Ладонь нежно обвивает гладкий затылок, заставляя девушку жадно глотать воздух ртом, а пальцы чуть сжимаются на напрягшихся шейных мышцах, отчего Джису приходится схватиться одной рукой за широкое плечо Хэина, чтобы не упасть от волнения. Другой ладонью она держится его за предплечье. Слишком осторожно и недостаточно сердито, чтобы он отпустил её. Рукава его чёрной рубашки закатаны до локтя, и она ощущает пальцами выпирающие на его крепких предплечьях вены, желая лишь того, чтобы в коридоре наконец выключили свет, чтобы она не видела желания в его глазах, которое передавалось ей его горячими выдохами по её коже. Хэин приближает лицо к её шее, еле касаясь и ведя кончиком носа по ней. Джису пытается что-то сказать, прокричать то, как сейчас она его ненавидит, потребовать того, чтобы даже не смел прикасаться к ней. Но его прижатое к ней тело лишь будоражит кровь в нижней части тела и вызывает шквал непонятных эмоций. — Прекрати, — хрипло лепечет Джису, чуть прикрыв веки, и принимает в себя лёгкие фрикции парня, который медленно толкается в неё бёдрами, показывая своё чуть выпирающее возбуждение. — Хэин, — стонет, неосознанно откинув голову назад. — Нет… перестань, пожалуйста, — бормочет в бреду и ощущает себя словно зачарованной очень могущественным магом. Джису думает о том, что может пора сдаться и расслабиться, ведь в этой битве она не сможет победить или выйти без травм. Возможно, ей не придётся так сильно мучиться, сопротивляясь своим желаниям. Сейчас она хочет Хэина. Готова сказать, что он прав и пусть делает с ней, всё что захочет. Пусть вновь разобьёт ей сердце, займётся грубым сексом и кинет на обочину в полном одиночестве. Может, если она вновь переживёт разочарование, Джису сможет стать ещё сильнее и больше так не реагировать на этого парня. — Ты плачешь? — спрашивает Хэин, услышав тихие всхлипы девушки, и это последнее, чего он сейчас ожидал от неё. Крики, удары, истерику — но не того, что она будет молча глотать слёзы, трепетно поглаживая его руку. — Зачем ты это сделал? — проговаривает Джису, когда он настороженно смотрит ей в лицо и опускает шею. Девушка продолжает держаться за его плечо и лишь сильнее обхватывает его предплечье, не совладав с накопившимися за эти дни мыслями и эмоциями. Хэину всегда удавалось пробивать её на чувства, и то, что спустя годы он продолжает этим пользоваться, обессиливает её. — Зачем ты её убил? — Еле слышный писк больно ударяет Хэина головной болью, и он делает несколько шагов назад, отталкиваясь от Джису. Он хочет сбежать, выйти из здания и уехать как можно далеко. Чтобы никогда больше не слышать этого вопроса и не видеть мольбы в чужих глазах. Она не обвиняет его и не злится. Джису смотрит на него так, словно он испортил то, что она с душой и трепетом пыталась построить, но всё равно мечтает вернуть, как было раньше. — Я… я не хотел… — шепчет он, опустив головой, и ходит из стороны в сторону, не понимая, как они умудрились за несколько минут перейти от одной крайности к другой. — Джию-нуна была дорога мне. Я никогда не причинил бы ей вреда, если бы знал, что всё обернётся вот так, — произносит он и на секунду останавливается, чтобы показать взглядом, что он искренен в своих словах. Джису не верит ему. Точнее, она не должна ему верить. Иначе ей придётся признать то, что она зря провела три с половиной года, наказывая их обоих за то, что она не смогла совладать с правдой и как всегда предпочла убежать. Перед выступлением ей позвонил Чонсок. У него был вылет в Австралию через час, и он хотел перед этим поговорить с ней о своём друге. Он говорил ей, что не было и дня, чтобы Хэин не сокрушался о смерти её матери, и на самом деле, в её смерти не было его вины. Причастны были все. По чуть-чуть каждый из её окружения и она сама убивали Джию, которая просто использовала наивность молодого парня и практически вынуждала его продавать ей. На месте Хэина мог бы оказаться любой другой пушер. — Если бы я только знал, что она была твоей матерью… — добавляет он, в который раз прокручивая в голове событие «а что, если». Всё могло бы обернуться совсем иначе. — Я… я прощаю тебя, Хэин, — произносит Джису через минуту молчания и шмыгает носом. Хэин останавливается и настороженно поворачивает на неё голову. Девушка уже не плачет и смотрит уставшим безразличным взглядом. Он не хочет, чтобы она его прощала. Это означало бы лишь то, что она собирается полностью вычеркнуть его из своей жизни. Хэин не может позволить ей сделать этого. Даже если через любовь он не смог её связать с собой, он эгоистично желает того, чтобы хотя бы через ненависть к себе чувствовать её и подпитываться её энергией. — Пожалуйста, прекрати нас больше беспокоить. Ты можешь перестать уже себя мучить. Ведь… этим ты заставляешь меня страдать, — проговаривает она и торопится в сторону выхода из этого злосчастного коридора. Хэин хочет пойти за ней, вновь остановить, объясниться и не дать ей завершить на этой ноте их разговор. Но свет в коридоре резко погасает, и ему приходится ещё несколько минут простоять в полной оглушающей темноте, чтобы свыкнуться с мыслью, что Джису его отпустила.5.
9 ноября 2023 г. в 10:38
Хэин понимает, что никак себе не помогает, вновь посещая концерт Джису. Но ноги сами его сюда привели, так ему хочется думать. Пока Юджин пыталась выпытать, что у него за интерес к Ким Джису, Хэин лишь просил её заранее купить ему билет на следующее выступление.
Короткого ответа, что ему просто очень нравится балет, было недостаточно, но он плевать на это хотел. Он продолжит убеждать в этом даже самого себя, не признавшись в том, что скучает по Джису как безумный. И с каждой их встречей эти чувства лишь усиливаются в геометрической прогрессии, обжигая внутренности и уничтожая следы былых обид. Гёхван советовал ему не вмешиваться в её семейную жизнь, аргументируя это тем, что Хэин может создать проблем для их бизнеса. Но и на это ему плевать.
Он хочет Джису.
Хэин решил, что в нём, скорее всего, играет былая страсть и сексуальное желание по отношению к бывшей возлюбленной. Поэтому перед ним встаёт новая задача — затащить Джису в постель и успокоиться. Ну и что, что в первый раз этот план потерпел неудачу и разбил им обоим сердца.
— Тонтон, ты здесь! — слышит он радостный голос девочки, когда входит через дверь в бенуар, и искренне рад вновь её увидеть.
Сегодня Дальби так же одета в платье с пышной юбкой, похожей на балетную пачку, и в голове плавает лёгкая мысль о том, что Джису хорошо справляется как мать. Её дочь по-настоящему любит свою мать, восхищается и гордится ею. Когда-то девушка боялась того, что Дальби не сможет принять её как родительницу из-за того, что та её не хотела.
— А мамон сказала, что ты не придёшь, — произносит Дальби, крепко обнимая опустившегося перед ней на корточки парня, хотя они виделись буквально несколько часов назад. Хэин не хочет себя обнадёживать, но, кажется, Дальби привязывается к нему, и он боится, что может так же, как и её матери, испортить жизнь. — Онни, знакомься, это адж… адж…
— А… джо… щи, — проговаривает по слогам стоявшая рядом девушка, кивая девочке, и та так же размеренно повторяет за ней. — Ким Гоын, няня этой малышки, — представляется она, вежливо кивнув незнакомцу, и широко улыбается, стараясь не показывать того, как очарована его красотой.
— Чон Хэин. Очень приятно, — отвечает Хэин, также кивая, и не знает, как себя представить. Но он не успевает ничего придумать, так как Дальби уже решает эту маленькую проблему.
— Он мой друг, — произносит она, радостно улыбаясь.
Когда звенит первый звонок, оповещающий о скором начале выступлений, они садятся на свои места. Как и в прошлый раз, здесь находятся лишь они, поэтому Дальби свободно меняет своё место, и предлагает Гоын сесть поближе к Хэину. Тот не против. Хоть и девочка любит шептать во время выступлений других артистов, когда танцует её мать, она молчит. Ему этого достаточно, ведь Хэину, как и ей, важна лишь Джису.
Как оказалось, няня девочки была не менее общительной девушкой. И за то короткое время до третьего звонка они с Хэином успевают узнать, что они ровесники и даже решают перейти на «ты», потому что Дальби убеждает их в том, что они ещё часто будут видеться. При том, что ни Гоын не знала, возьмут ли её точно на работу, ни Хэин не был уверен в том, что Джису позволит ему находиться в обществе её дочери.
— Она бесподобна, — шепчет Гоын, когда Джису выходит на сцену и начинает исполнять танец лебедя.
— Да, — бормочет Хэин, не убирая заворожённого взгляда с Джису, и старается не забывать дышать от восхищения, потому что лёгкие сжимаются от внутреннего волнения. Он никогда не перестанет упрекать себя в том, что умудрился потерять такую девушку.
Джису стоит на сцене одна на фоне тёмных занавесей, лёгкая подсветка которых лишь сильнее выделяет присутствие девушки в белой пачке. На голове у балерины белый ободок, обрамляющий её уложенные в гладкий пучок волосы, и Хэин неосознанно вспоминает их запах, которого за эти годы так и не смог найти в других людях. Джису, поднявшись на носочки, трепетно танцует по сцене, изящно двигая по сторонам руками, словно настоящий лебедь, взмахивающий крыльями.
Хэин на прошлой неделе видел этот танец и ещё тогда был обескуражен тем, как красиво и точно она исполняет роль птицы. Однако в этот раз он не просто смотрит.
Хэин чувствует.
Чувствует боль лебедя, страх за свою жизнь, борьбу за неё. В груди болезненно сжимается комок, вызывающий слёзы и сопереживание за этого персонажа, и Хэин понимает, что Джису через призму этого лебедя играет саму себя. Ему хочется выйти к ней, крепко обнять, пообещать, что он защитит её. Что он будет всегда рядом, ведь когда-то давно обещал ей это.
Пластика движений девушки и печальный взгляд так сильно околдовывают, что Хэин даже не замечает музыку. Он вспоминает вечер их последней встречи и слышит лишь громкие истошные рыдания любимой девушки. Тогда она сказала ему, чтобы он каждый день ненавидел себя, и он послушался. Ежедневно истязал себя работой и алкоголем в надежде искупить таким образом свою вину. А когда понял, что этого недостаточно, что его подобное состояние не вернёт к жизни Джию, перешёл к более мерзким методам. Он считал, что другого он и не заслуживает.
Хэин стал тем, кого презирал больше всего.
Он умудрился перепробовать все виды наркотиков, которые им поставляли, нередко употребляя их вне работы, и всё равно не мог найти успокоения. Через пару лет боль и чувство вины постепенно притуплялись, как и любые другие эмоции, которые делали его человеком. А после смерти бабушки он и вовсе перестал что-либо испытывать, пообещав себе, что больше никогда ни к кому не привяжется.
Его очередной план потерпел крах ровно в тот момент, когда он увидел афишу о выступлении труппы, в которой танцует Джису. Такая же красивая и уверенная в себе девушка смотрела на него с постера и безмолвно просила его прийти на её выступление. Все данные себе обещания и страхи вновь сорваться напрочь забылись, потому что в голове была лишь она.
Белый лебедь, исполняющий свой печальный танец на пуантах.