«Мне нужна ваша помощь. Клоринда не согласилась даже за всю мою коллекцию. Я знаю, что завтра у вас свободный день — птички нашептали. Восточный склон Мон Эсус. Там как раз подходящие руины. Приходите в любое время.
Страшно чешутся кулаки.»
Клоринда не согласилась — что уж говорить об остальных знакомых Ризли: да кто в здравом уме вообще согласится с ним драться. Такова судьба авторитетной фигуры. Не путешественника же просить — не так уж они и близки были, хотя вышло бы интересно. Уж чего точно он еще не видел в своей жизни, так это человека, меняющего стихии, как Нёвиллет перчатки — но мечтать не вредно. После их с Нёвиллетом выходки в Люцерне Ризли проходу не давали. Эйфория от дурацкого поступка прошла, и, пусть он и был рад, что больше им не нужно таиться и скрываться, но и раздражен был не меньше. Что они, с Нёвиллетом, не люди, в конце-то… а. Ну да. Но не суть: разве они не имели право на неприкосновенность личной жизни?! А все вокруг будто посходили с ума: то им расскажи, это объясни… В общем, Ризли был на грани. Нужно было как-то выпустить пар: эмоции захлестывали его словно цунами, а выхода он знал только два. Первое — это хорошенько подраться. Второе — хорошенько потрахаться. Но для второго сейчас даже на дне моря конфиденциальность не гарантирована, со всеми этими лезущими в трусы репортерами… а уж если Ризли и заметят в драке… ну, по крайней мере, опасно для репутации не будет. В конце концов, не посадят же его в собственную тюрьму во второй раз.***
Нёвиллету, если честно, изначально было понятно, на что они идут. Он знал, что так и будет. Отчасти именно из-за беспокойства за близкого человека он и не шел на публичность — ему самому на мнение общественности было все равно, а вот Ризли… Ризли справлялся как мог. Неумело скрывая раздражение даже в почерке в письмах — и без того неряшливые буквы и вовсе были все в кляксах от чернил — пытался держать себя под контролем; а Нёвиллет отчасти считал виноватым в этом раздражении самого себя (впрочем, чувство вины было для него подобно константе). И именно поэтому он пришел. Не мог не прийти.***
Место, обозначенное Ризли, было заброшено так давно, что Нёвиллет не мог припомнить, какое именно здание стояло на месте круглых почти до основания разрушенных стен. Вероятнее всего, смотровая башня — виды здесь были… примечательными. Весь Фонтейн как на ладони. Водопады. Академия. Бескрайнее море и горы на горизонте — становилось понятно, почему Ризли предпочитает ходить именно сюда. И даже подъем в горы и несколько часов пешей прогулки не могли испортить момент удовольствия: оно того стоило. Однако видами насладиться ему просто не дадут. Ризли, распаленный одиночной тренировкой, в воздухе создает снежок — самый безобидный — и швыряет в Нёвиллета. Снежок долететь не успевает: тает в воздухе, распадаясь на мокрые куски снега. — Теряете хватку. Топаете как медведь со своей тростью, я еще минуты три назад вас услышал, — говорит Ризли, закатывая рукава. Верхняя одежда уже была скинута куда-то на ближайшие кусты; рядом со стеной лежали подготовленные боевые перчатки. — Неужто старость берет свое? Нёвиллет улыбается, хмыкая. Их шутливые передразнивания нравились обоим. — Надо же иногда давать вам побыть сильнее, — он бережно снимает накидку, расстегивает сюртук. Лучше и правда снять все лишнее и дорогое. Остается в шелковой кружевной рубашке. Ризли жадно смотрит на него, пока надевает перчатки. — После этого приглашаю в крепость. Без отказов. Кто победит — тот сверху, — Ризли ухмыляется, без предупреждения делая рывок в сторону Нёвиллета. Вокруг них словно звездопадом летят снежинки и осколки льда. Ризли дерется с остервенением. Двигается резко, быстро, почти не думая над ритмом и техничностью движения тела — все по наитию, по внутренним ощущениям — оттого его так трудно предсказать. Нёвиллет, пускай и с огромным преимуществом, но был предсказуем — оттого их драки имели хоть какой-то да смысл. В конце концов, Ризли человек — пусть и с глазом бога, он и на сотую часть не приблизится к силе Нёвиллета — но об этом лучше не думать. Не сейчас. Это размышления для полного романтики и любви момента, а не полного злости на общество, его порядки и грязь. Они оба были аутсайдерами в какой-то мере. Но если с Нёвиллетом все было предельно ясно, то Ризли… Ризли, свой, казалось бы, парень, в сущности был холоден, отстранен и никому, совсем никому не доверял. Оттого и привычка выпускать эмоции через кулаки и разбитые носы. Так проще. Так понятнее. Разговоры — чуждое для него поле; и очень иронично, что именно Нёвиллет — до безумия по-детски наивный и социально неопытный — и стал одним из тех, кому холодный Герцог крепости Меропид мог открыть свое ледяное сердце. Но разговоры — они потом. После драки, после секса — после, все после. Сперва нужно протрястись. Развеяться. Дать эмоциям сойти на нет и позволить рациональности взять верх. Эмоции, пусть и хороши, пусть он и старался Нёвиллета им научить, самому Герцогу то и дело доставляли одни проблемы. Но все потом. Потом. Подобраться к Нёвиллету — задача не из легких; Ризли в курсе. Он быстр, хаотичен и в сущности не хочет навредить своему любимому — но, войдя в кураж, остановиться не может. Нёвиллет не нападает — только защищается. Ему не нужно, в отличие от Ризли, драться — его эмоции всегда были однотипны и поддавались контролю. Все сводилось к рациональности и логике. Но он знал Ризли лучше, чем кого-либо и кто-либо, и не мог отказать ему в потребности — да и не хотел. “Не нужно” — не синоним для “не нравится”. А нравилось. Давать Ризли успокоиться; строить вокруг себя щиты из водных потоков, тут же под силой глаза бога застывающих, словно фотокамерой поймали момент бури в море — похоже на представление. А представления Нёвиллету тоже нравились. К их встречам в самых забытых уголках Фонтейна всегда можно было относиться как к маленьким спектаклям. Ризли выдыхается где-то через полчаса. Руины вокруг них — полные луж, во льду и снеге. Словно зима началась — или они не в Фонтейне вовсе, а где-то в Снежной. Красиво. Очень красиво. Нёвиллет, признаться, даже умудрился об одну из острых ледяных пик зацепиться рукавом своей жутко дорогой и красивой рубашки — и отвлекался на нее примерно каждые двенадцать секунд. Ему нравилась эта рубашка. Нравится до сих пор. — Я не хочу новую… — он вздыхает, проворачивая руку. Нервно теребит рукав. Ризли стоит, запыхавшийся, опираясь на свои колени: на лбу испарина, сердце бьется в бешеном ритме. Зато в голове ни капли ярости и злости. — А?... — с заминкой спрашивает он. — Это просто рубашка. — Это не просто рубашка. Это моя любимая рубашка. — Закажете точно такую же. Что не так? — Это будет не эта же рубашка. Другая, похожая, но не эта. — Это будет точно. Такая же. Рубашка. Нёви, вы чего, дайте мне посмотреть? — Ризли расстегивает ремешки, крепящие перчатки к рукам, грузно скидывает их на землю. Подходит ближе к Нёвиллету, тянет к нему ладонь; но Нёвиллет отдергивает руку. — Нет. Вы не понимаете… — он смотрит куда угодно, лишь бы не в глаза. Ризли вздыхает. — Так позвольте мне понять. Дайте мне просто посмотреть. Может быть, мы зашьем ее… я зашью ее. Это будет та же рубашка. Просто со шрамом. А мы ведь уже пришли к тому, что вы не против шрамов? — Ризли улыбается. Нёвиллет пожимает плечами, но сам, сам, добровольно дает ему посмотреть рукав. Дыра небольшая — Ризли справится. Все будет хорошо. — Они делают меня мной. А вашу любимую рубашку — любимой. Давайте, собирайтесь… и пойдем в крепость. Нёвиллет молча кивает и отходит к кустам, на которых висела их, слава богу, нетронутая тренировкой одежда. Ризли просит Нёвиллета захватить и его куртку тоже — а сам отходит к самому краю горы. К водопаду. Его шум словно синхронизируется с шумом в голове, успокаивает, гипнотизирует. Высота пьянит. Один неаккуратный шаг — и он полетит в пропасть прямо в морские пучины. Ветер треплет волосы, гуляет под одеждой — как там говорили? Ветер — оплот анемо Архонта — дух свободы и перемен… Так может, теперь они с Нёвиллетом тоже наконец-то свободны? От социальных и политических игр. От необходимости держать их чувства под семью замками. От условностей и правил. И наконец-то смогут жить так, как сами того хотят? Не бросая работу. Не теряя статуса. Не убегая от проблем в страхе — а справляясь с ними. Бок о бок. Ризли садится на уступ, свесив ноги. Даже не замечает шагов Нёвиллета, и понимает, что тот сел рядом, только когда на плечо ложится голова. Ризли молча утыкается носом в его макушку. Ничего. Они справятся. Все будет хорошо. Что шрамы на теле Ризли, что шрамы в душе Нёвиллета, что шов на рубашке — не важно. Они справятся. Все будет хорошо.