Завод

Труа проснулся ещё до будильника. Потянулся и сел, сонно растирая покрасневшие глаза. Они болели. Наверное он плакал во сне. А сейчас надеялся, что это было незаметно.    Мусаши ещё спал. В темноте слышалось его спокойное глубокое дыхание. Он лежал на спине, сжав руками одеяло. Труа невольно склонился над ним. Коснулся ладонью его тёплой щеки и поцеловал. Сердце его сжалось. Больше всего на свете сейчас он хотел остаться здесь. Но не мог больше терпеть – твёрдо решил сегодня же достать Мусаши из этого подвала.    Собрался тихо, и ушёл, бросив напоследок печальный взгляд на мрачный зал. Ржавчина и копоть заполонили стены и потолок. Они навевали тоску одним своим цветом. Из-за них помещение казалось меньше. И Труа порадовался, что Мусаши этого не видит.    Быстро вернулся на базу. Почти бегом. Но когда достиг заброшенного этажа, Уно не застал. Хани и Сейтаро ещё спали, а постель Джуго и Уно пустовала. Труа досадливо вздохнул и вышел на террасу.    О ночном дожде напоминали лишь тёмные пятна луж в трещинах бетона и чистые стены зданий. Но всё это не на долго. Скоро снова будет виться дым над кривыми крышами, из труб будут лететь чёрные хлопья пепла. Они осядут на поверхности траурной вуалью, повергая в тоску.    Костёр потух. Его колыбель из обрезанной бочки была накрыта второй, точно такой же. Труа поднял её и убрал в угол террасы. Нашёл в подсобке спички и сухие дрова – запалил огонь. Сел перед ним на голый влажный бетон, подперев голову. Тоскливо вглядывался в зарождающееся пламя. Полумрак утра окутывал его со всех сторон, и лишь свет костра сдерживал его. Не давал упасть и задавить сидящую фигуру.    Через какое-то время на террасе появились Хани и Сейтаро. Заметив мрачного Труа перед огнём они вздрогнули от неожиданности. Он был словно призрак, которого не ожидаешь увидеть в предрассветной мгле.  – Чё-то ты рано, – усмехнулся Хани подходя к товарищу.    Тот только слегка повернул голову в его сторону и не ответил. А когда ребята тоже сели у костра, спросил: – Где Уно и Джуго?  – Да хер их знает, – махнул рукой Хани.   Он стал воротить угли кочергой – куском арматуры. Потом неохотно поднялся и пошёл в подсобку за продуктами.  – А зачем они тебе? – спросил Сейтаро. – Да просто интересно, – вздохнул Труа. – Мне же нужно как-то координировать наши действия.  – Ага, конечно, попробуй усмирить этих придурков, – скривился вернувшийся Хани.    Он нёс в руках пластиковый тазик с мешком муки, бутылкой воды и какими-то стальными коробочками в нём. Сел, скрестив ноги, поставил тазик перед собой и, закатав рукава, стал замешивать постное тесто.  – Они ночью говорили, что пойдут в… “гнездо”… – не особо понимая смысл слова, сказал Сейтаро, паралельно наблюдая за действиями Хани.  – А, ну тогда понятно, – улыбнулся Труа. – Знать бы в какое… Ну да ладно.    Он тоже стал смотреть на вязкую массу в тазике. Хлеб из неё, или что-то похожее на него, получался плоским, потому что на базе не было разрыхлителя. Чтобы придать ему хоть какой-то вкус, всегда добавляли больше соли. Потому что её было много и найти её относительно не сложно. И всё же хотелось всегда чего-то большего.  – Сходите за едой сейчас, – сказал Труа. – Да знаю я, – огрызнулся Хани. – Я слежу за запасами. Конечно, нам ещё они не надо, но пока есть время, то почему бы и нет.  – Принесёте и пойдёте на дозор, – добавил Труа. – А сам то чё?  – Мне нужно быть в мастерской.  – Как всегда, блин.    Сейтаро долго смотрел на Труа и почти физически ощущал его напряжение. Но из-за маски, не мог точно понять его эмоции. Однако глаза, пусто обращённые за парапет, хранили в себе решительный холодный блеск. Парень о чём-то напряжённо думал.    Размышления Сейтаро прервал Хани, попросив парня принести из подсобки обломок трубы, который служил им сковородой.   В тёмном узком помещении приятно пахло специями. Пакеты от них скопились в стальных ящиках, расставленных по стеллажам. Их приносили с кухни почти с каждой вылазки. Ведь их еда не отличалась разнообразием или изысканностью, а специи решали эту проблему хоть немного. Блюда становились ярче, и настроение не портилось от пережёвывания постных кусков.   На одной из полок Сейтаро нашёл нужный стальной пласт. Но прежде чем выйти, ещё немного постоял, вдыхая пряный аромат. От него сразу захотелось есть. Но было странно, что здесь столько специй. Учитывая то, что в еде рабочих нет ни грамма.    После раздражённого оклика Хани, Сейтаро тут же очнулся и бросился обратно на террасу. Быстро сходил помыть руки и стал помогать формировать хлеб.  – А почему вы жарите на куске металла?... – спросил он, выкладывая тесто на раскалённую поверхность.  – Ахеренно интригующий вопрос! – отозвался Хани и глянул на Труа.    Тот пожал плечами.  – Просто так получилось. Тут нет сковород в принципе, а если и есть, то всё под счёт. Так что не вариант.   – Чёрт, ну хоть бы сделали что-то похожее на сковороду! – закатил глаза Хани. – Ложки то сделали. – Сам подумай: ложки делать проще, – сказал Труа спокойно.   Поставили на огонь котелок и заварили чай. Пока вода кипела, позавтракали самодельной выпечкой. Она была солоноватая и не казалась унылой. Чай зачёрпывали прямо кружками. Сахара было мало, в отличие от соли, поэтому пили без него. Вместе с этим разговаривали. Обсуждали Завод и предполагали, где он кончается. Если кончается вообще.     Небо светлело. Бесконечное бетонное тело зашумело. Зашевелилось под клубами пара. Воздух пропитался запахом масла и гари. Труа невольно подумал о Мусаши. Он часто уходил, пока парень ещё спал, так что не волновался по этому поводу. Но, словно перед выходом на сцену, нервничал. Волновался о том, как отреагирует Мусаши на спасение, на крышу и на ребят. Потом стал волноваться о пропавших внезапно Джуго и Уно. Ладно, если пропадёт только Уно, но сейчас их обоих не было на месте.    Хани и Сейтаро быстро собрались и двинулись обыскивать кухни. И Труа остался в одиночестве. Но ему не было скучно. Он был занят сначала своими мыслями. Потом вынес к костру плед, сумку с инструментами и недоделанные гарпуны, сел и занялся работой. Их он делал для Мусаши. Потому что изначально знал, что заберёт его. Парень уже на ощупь изучил гарпуны Труа, даже пробовал использовать. Но ему их было не надеть, потому что ремни рассчитывались на тонкую руку. А теперь Труа делал их именно под Мусаши.    Но вскоре люк в полу с глухим ударом распахнулся. На террасу выскочил Уно, и помог вылезти Джуго. Вид у них был взбалмошный, словно они только что сбежали от погони. Уно покрутил головой по сторонам и подскочил к Труа. Стянул маску, порылся в кармане и протянул ему что-то в кулаке.  – Что это? – Труа растерянно посмотрел на свою ладонь, на которую Уно опустил маленький золотистый шарик. Он сверкал в тусклом свете глубинным солнечным бликом.  – Это то самое! – радостно воскликнул Уно.    Труа изумлённо поднял на него глаза. Потом снова осмотрел трофей. Он не сразу сообразил, зачем парень дал ему это. Но потом схватился за голову с восторгом глядя на Уно.  – Это реально?... – пробормотал он с расплывающейся улыбкой.  – Да! Мы спёрли прямо со стола! – гордо заявил Уно. – Они как раз испытывали. Этих штук было две. Одну скормили крысе, а вторую оставили лежать. А сами ушли куда-то. Мы думали, что крысы съедят и эту. Пришлось отбирать у них с боем.    С каждым его словом глаза Труа расширялись всё сильнее. Он почти разрыдался, когда Уно закончил. Едва сдерживая слёзы, он дрожащим голосом рассыпался в благодарностях, чуть ли не упав лбом в пол. Но ребята его остановили и успокоили.  – Теперь мы квиты, – улыбнулся Уно.  – Да на самом то деле я тебе уже по гроб обязан! – ответил Труа искренне. – Я уже не могу что-то просить у тебя. – Ну, тут мы с Джуго вместе постарались, – развёл руками парень. – Там вентиляции закрыты все. Если бы не Джуго, хрен бы был, а не таблетка. В прошлый раз мне удалось только посмотреть. Так что лучше будь должен ему.    Джуго смущённо опустил голову и прижался к спине Уно. Ему было приятно, что его хвалят. Тем более, что хвалит Уно. Тот обернулся и обнял парня. Снял с него маску и поцеловал в нос, от чего Джуго моментально покраснел и отвернулся.  – Тогда мы пойдём в дозор, – сказал Уно.  – Постой, – спохватился Труа, пряча таблетку в карман куртки. – Где "оно"?    Уно замер и резко стал серьёзным. Достал из сумки блокнот и написал что-то на листе. Вырвал и протянул другу.  – "Оно" завёрнуто в мешки. Так что будет не сложно. Только не открывай заранее, а то задохнёшься.    Труа ещё раз поблагодарил Уно, дрожащими руками сжимая заветный листок. Проводил их взглядом до двери, а когда она захлопнулась, рухнул лицом в бетон. Голову вскружило от резкого удара. Но слёзы полились не от боли. Он уже не знал, от чего плачет. Всё в миг смешалось и разом вырвалось наружу.    Но быстро стих. Продолжая лежать, опустив голову, он вдруг кое-что понял. Понял и сначала обрадовался. А потом ужаснулся. Вскочил, выхватил подарок из кармана. Его внутренний свет как будто действительно исходил от него самого. И душа легко трепетала от его мягкого золотистого блеска.    “Лицо или глаза?...” – обжигающим ударом пронеслось в голове. И вдруг стало противно. Противно, ведь он эгоист. Которому важнее незначительное. Он должен был сразу подумать правильно, но не подумал. Но теперь решение принялось само собой.   Однако сразу душу сковал страх. Такой, которого он ещё никогда не испытывал. Ноги подкосились и он упал на колени. Потом подхватился и как сумасшедший бросился в ванную, к треснувшему стеклу, показывающему правду. Сбросил маску и уставился на уродливое лицо перед собой. Уродство даже было не в шрамах. А в том, что выше носа оно всё ещё было прекрасно. Даже опухлость глаз прошла. Но ниже на него нельзя было смотреть. Хотелось отвернуться и спрятаться. Всё равно что смотреть на фасад дома, с одной стороны ухоженного, а с другой – обрушившегося и замшелого. Контраст вводил в ужас. Показывал разницу между прошлым и нынешним. И становилось тошно от осознания безысходности. Ведь нельзя собрать то, что разорвано на куски.     Или можно? Но нет. Не в этот раз. Не теперь. Не при данных обстоятельствах. Многое в этом мире важнее красоты. И он просто пытался себя убедить в том, что это действительно так. Он знал, что даже для него самого сейчас лицо отошло на второй план. “Какого цвета его глаза?...” В ушах гудело, в глазах всё плыло. И только ожог был явственно виден. Пятнами и рубцами охватил лицо и казался инородным. Но отделить его было нельзя.    Но не он пугал. А то, что его увидят. Он не сможет долго его прятать. Рано или поздно Мусаши обо всём узнает. Ему будет противно, ведь ожог напомнит ему о прошлом. О том прошлом, о котором рассказывал Джуго. Оно страшное. И ожог страшный. А с ним и сам Труа страшный…   Треск и звон разорвали напряжённую тишину. На Труа сверкающим водопадом полетели стеклянные брызги. Костяшки окрасились алым. Его капли стекали по пальцам, падали на пол. Красили блестящую россыпь под ногами в тревожный цвет. Труа упал в неё коленями и ладонями. И зарыдал. В руки и ноги впивалось сотнями острых краев разбитое, рассыпавшееся отражение. Боль лезла вглубь и поднималась выше. Рвала сердце и перекрывала горло. Резала глаза и текла по щекам влажными дорожками. Он замер, не в силах сдвинуться, и только плечи содрогались в такт пульсации режущих волн.    Дверь с грохотом распахнулась, и на её порог заскочил Хани. Из-за его плеча выглядывал Сейтаро. Труа испуганно обернулся и похолодел, наткнувшись на изумлённые, взволнованные глаза друга. Схватился рукой за лицо и по острому ковру бросился к маске, которую закинул далеко в ванную. Оцепенение прошло, и Хани кинулся к Труа. Схватил его за плечи и стянул с осколков. Сейтаро нервно суетился вокруг, не зная, за что бы ухватиться. Стал сбрасывать с парня стекло.   Тот лежал на руках Хани с широко распахнутыми глазами и не опускал руку с лица. А товарищ в ужасе смотрел на его ожог. Он сразу понял, что это не от стекла – шрам был старый. Невольно, руки его задрожали. И Труа это почувствовал. Закрыл глаза руками и зарыдал в голос, впиваясь ногтями в кожу и волосы. Хани встрепенулся и вместе с ошарашеным Сейтаро бросился оттаскивать его руки, пока он не сделал ещё хуже. Ладони были в крови и пачкали белую рубашку. Кое-где в алых пятнах блестела стеклянная крошка. Никто не произнёс ни слова. Звуки застряли в горле комом.    Наконец пересилив себя, когда Труа немного поутих, Хани произнёс дрожащими губами: – Труа, ты чего?... Успокойся, пожалуйста…    Но его голос врезался в Труа новым лезвием, разорвав окончательно. Он попытался подняться, с намерением найти маску, как зацикленный в поломке механизм, но не смог. Не потому что друг его не пускал, а потому что сил не было. Они все ушли со слезами.  – Ты так долго прятал это от нас… – как бы про себя пробормотал Хани.  – И так быстро раскрылся, – с безумной, полной горечи улыбкой ответил Труа, сдавшись.  – Ну хоть не вскрылся! – наконец пришёл в себя парень и встряхнул друга за плечи. – Твою мать, что ты тут устроил!    Он не спрашивал, а негодовал. Впервые за долгое время он по-настоящему испугался, услышав звон и падение за закрытой дверью. Они с Сейтаро вернулись с добытой едой как раз вовремя. Труа не закрыл за собой дверь, и оба товарища этому были сейчас безмерно благодарны.    Помогли Труа встать и довели до огня. Сейтаро вытащил матрас и сумку с аптечкой. Стянул с пострадавшего окровавленную одежду, отряхнул остатки стекла и занялся ранами. Парень сидел как в полудрёме. Лицо исказила печальная, на грани с безумием, улыбка. Хани стоял над ним, скрестив руки, и ужасался. Нервная дрожь била его изнутри, но он старался держаться спокойно. Всё было как в тумане. Вяло и безмолвно. Только потрескивал слабо костёр.    Когда Сейтаро закончил, Хани подсел на матрас перед другом. Тот пусто разглядывал забинтованные руки.  – И давно это у тебя? – осторожно спросил Хани.   Труа снова коснулся лица, прогладил пальцем рубец на левой щеке – самый большой, и слабым голосом ответил: – Да. Уже почти два с чем-то года.    Он больше не видел смысла врать и что-то скрывать. Самую неприятную его тайну было уже не скрыть. Оставалась только вторая. Но он сам уже не был уверен, что она останется его тайной.  – Почему ты скрывал это от нас? – недоумевал Хани. – А сам подумай.    И он действительно подумал и побледнел. Сначала от растерянности, а потом от злобы на самого себя. Они все сами и виноваты, что Труа это скрывал. Но сейчас он не хотел, чтобы опасения друга стали реальность. Вздохнул шумно и похлопал Труа по плечу.  – С чего ты взял, что будет так? Что было раньше – давно ушло. Но мне жаль, что ты не доверял нам.  – Кстати Уно и Джуго знают, – бросил Труа отводя взгляд.  – Чего?! – внезапно вспыхнул Хани. – То есть им ты рассказал, а я тут, блять, типа самый главный уёбок, который будет тебя гнобить?!    Под его гневом Труа сжался и зажмурился. Сейчас он хотел только исчезнуть с глаз долой и больше никогда не появляться. Но Сейтаро остановил Хани: – Не думаю, что сейчас нужно так кричать… Ему нужно спокойствие…   Парень мгновенно замолчал, виновато поджав губы. Ещё раз взглянул на Труа и, сжав голову руками, извинился. Ему стало противно от самого себя. И в тоже время грустно за друга. Но тот быстро оправился. Взглянул на небо, тяжело дыша и расслабился. Зевнул и надел маску, словно ничего и не произошло.  – Ладно, – произнёс он, – спасибо, что нормально отреагировали. Мне не стоило думать о вас… в негативном ключе, – и стал объясняться: – Уно давно узнал сам. А в Джуго я был уверен. Простите за этот цирк.  – Ага, – проворчал Хани, – а ты в нём главный клоун. – Вам пора на дозор, – прервал его Труа. – Спасибо, я справлюсь дальше сам.  – Только не сигани с парапета, – пригрозил ему кулаком Хани, вставая. – Не волнуйся, – простодушно отмахнулся Труа. – Мне ещё есть, чем заняться.    Ребята ушли, но опасались оставлять Труа одного. Они могли только надеяться, что Уно и Джуго придут как можно раньше.    Труа опять осматривал свои забинтованные руки. Снова достал таблетку, печально смотрел на неё, а потом сжал в кулаке и встал. Нашёл смятую бумажку. Прочитал инструкции для нахождения тела, быстро оделся и бегом бросился к назначенному месту. Он снова готов был разрыдаться, но сейчас было неподходящее время. Он уже всё для себя решил. Осталось только принять.