Завод

Над цехом, производившим одежду – самым большим цехом из известных им – в темноте застенков он осторожно пробирался вперёд. Путь ему освещал тусклый луч налобного фонарика. Его света было достаточно, чтобы петлять среди труб и не нарваться на их острые обломки. В полу зияли трещины и провалы. Через них сложно было переступать. Особенно с тяжёлым грузом на спине. Время от времени он останавливался, сваливал пакетный свёрток на трубы, чтобы отдышаться и передохнуть. Он шёл по самому короткому пути, но сейчас он казался бесконечным. Единственное, что придавало силы, – предчувствие скорого конца чьих-то страданий.     Когда он уже почти под вечер дошёл до подвалов, упал на колени в последний раз, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось в висках и кончиках пальцев, глаза слезились. Он взволнованно смотрел на свёрток, придумывал, какие слова бы сказать, но мысли ускользали от него. Из мрака, заполонившего рассудок, снова восставал лишь страх. От его искорёженной фигуры разлетались в ужасе рассудительность и самообладание. В ушах зашумело. Мир поплыл перед глазами.     Он упал лбом в пол, закрывая уши руками, впиваясь в их раковины ногтями. Как будто это помогло бы держаться крепче. Глаза то распахивались, пусто глядя в пол, то зажмуривались. От удара треснула переносица очков, но продолжала отчаянно держать линзы. Но он этого не замечал. Как будто тонул, хватая воздух из последних сил.   Но взял себя в руки. Несмотря на новую боль в груди и странную обжигающую пустоту в ней, он встал. Взвалил на плечи свою ношу опять и пошёл вперёд со взглядом обречённого, ведомого на смертную казнь, но не потерявшего веры в свою идею.   Обвязал свёрток тросами и спустил сначала его, убедившись, что надсмотрщиков поблизости нет. Потом спустился сам. И, несмотря на то, что пришёл не вовремя, попал в тёплые объятия. В мгновение усталое тело, ощутив привычную нежную опору, обмякло. Ноги и руки задрожали, хотя всё время держались непоколебимо. За секунду из сильного, уверенного в своих возможностях человека, он превратился в маленького ребёнка, ищущего укромное место, чтобы спрятаться. Обычно он был рад, что может чувствовать себя слабее, но сегодня это его повергло в ужас.    – Труа, чего ты сегодня так рано?    Мусаши крепко сжимал парня в своих объятиях, прижался щекой к волосам. Слышал и ловил кожей каждый его вздох, каждое движение. Смотрел на него кончиками пальцев, скользя ими по телу, достигнув лица. Снял маску, готовясь поцеловать, но холодная ладонь остановила его, слегка прикоснувшись к губам.    Труа глубоко вздохнул. Изо всех сил старался проглотить горький ком в горле, но он только плотнее устраивался, перекрывая дыхание. Парень поднял взгляд на близкое лицо, на повязку и с трудом сдерживал слёзы. Больше всего он сейчас хотел поцеловать его, обнять широкую грудь и раствориться в жаре этого тела. Но теперь оно казалось ему далёким и недостижимым. И только дразнило своей привлекательностью.    Мусаши удивлённо склонил голову, коснулся осторожно щеки Труа, но на этот раз парень и вовсе отшатнулся от него и отошёл в сторону. Стал чем-то шуршать и что-то тащить. Не успел Мусаши что либо спросить, как Труа обратился к нему:   – Мы нашли способ тебя отсюда вытащить. Помоги, пожалуйста.   Его голос дрожал сквозь иллюзию спокойного самообладания. В нём что-то сломалось. Это было очевидно, но Мусаши ощутил это особенно остро. Каждое пропитанное едва ощутимой горечью слово вонзалось в его сердце стеклянным осколком. А когда он подошёл и вновь попытался прикоснуться к Труа, тот задрожал, отстраняя от себя его руки.    – Мусаши, сейчас неподходящее время, – опередил парень его вопрос.    – Я просто хочу понять, всё ли в порядке.    Его голос дрогнул и застыл. Горло что-то сжало изнутри.    – Всё в порядке, правда, – улыбнулся в ответ Труа и похлопал его по руке. – Просто я волнуюсь из-за того, что могут прийти надсмотрщики. Давай просто закончим поскорее и пойдём домой.   Услышав это, Мусаши слегка успокоился. Тяжело вздохнул, пытаясь унять нервную тряску, и сел рядом с Труа. Парень дал ему в руки край чего-то большого и тяжёлого и попросил поднять. Вместе они донесли свёрток до ближайшей печи. Перед ней – Труа заметил это ещё раньше – лежала куча угля, которую постепенно забрасывали в печи в течении дня. Мусаши начал догадываться, но поверить в реальность происходящего всё ещё не мог.   – Сейчас мы развернём тело, положим в уголь и ты сожжёшь его до костей, – скомандовал Труа и вдруг спохватился, осознав, насколько мерзко это звучит.   Мусаши побледнел и замер, отпустив свой край свертка.    – Откуда оно? – спросил он дрогнувшим голосом. – Вы же не…   – Нет конечно! – замахал на него Труа и шутливо добавил: – За какое чудище ты меня держишь? Его нашёл Уно. Мы никого не убиваем, по мере возможности. Если бы мы могли кого-то убить, то давно бы тебя забрали.    Мусаши стало неловко от себя самого и смешно, что он мог так подумать о Труа. Хотя чувствовал в нём в последнее время какой-то подвох. Но был рад, что он не оказался каким-нибудь маньяком. А Труа с досадой понял, что соври он сейчас и скажи, что он лично убил этого человека, всё могло бы стать гораздо проще.     Тело развернули и тут же бросили в уголь. Замкнутое раскалённое помещение заполонил тошнотворный трупный смрад, от которого слезились глаза. Труа зажал нос рукой и отвернулся, быстро скомандовав сжигать, и Мусаши тут же бросился исполнять, едва не задыхаясь. Когда в его ладонях запылал огонь, обхватив безжизненное тело, Труа всё же обернулся. Щурясь, с восхищением смотрел на проявление силы, которой раньше не видел настолько близко. Он только знал о ней из уст других людей, но теперь мог смотреть на это пламя лично. И снова что-то больно укололо его, вынуждая снова отвернуться и закрыть глаза.    Когда огонь запылал сам, питаемый углем, захватывая остатки обгоревшей плоти, Мусаши собрал всё, что хотел забрать, и Труа подвёл его к месту, куда сам всегда приземлялся. Трубы под потолком здесь расходились, открывая доступ к бетону, за который хорошо цеплялись гарпуны. За многие дни, что Труа приходилось сюда, там образовалось углубление и пошли широкие трещины.    – Держись за меня, – сказал Труа, когда гарпуны вонзились в потолок, и протянул к Мусаши руку.    Коснулся его пальцев и понял, что они всё ещё горячие. Не такие как всегда, а раскалённые. Ещё не успели остыть, и их касания проникали в самую глубь, прожигали насквозь. И он наслаждался ими, когда Мусаши крепко обхватил его. Но уже в воздухе, приближаясь к потолку, он с отчаянием подумал, что это в последний раз.   Они прошли по трубам до безопасного места, подальше от котельной. Воздух вокруг быстро похолодел. Мусаши поёжился с непривычки и накинул на плечи рубашку, всё время до этого висевшую на поясе. Труа, как убедился, что парень спокойно может идти по трубам без посторонней помощи, отпустил его и шёл не оглядываясь. Неосознанно старался ускорить шаг, убежать подальше, чтобы не ранить себя ещё сильнее. Но каждый раз останавливался. Пытался заставить себя успокоиться, но не получалось. Он несколько раз едва не упал вниз, споткнувшись, застряв в кошмаре бесконечного волнения.   Наконец, когда под ногами были бетонные плиты, а не трубы, он остановился. Обернулся к парню и протянул ему в кулаке золотой шарик.    – Вот. Возьми и съешь.    Мусаши нашёл в воздухе его руку и взял предложенное. Осторожно повертел в пальцах и вопросительно поднял голову на Труа.    – Это… зачем?    Труа замялся, обхватив себя за локти. С грустью опустил взгляд на таблетку. И быстро отвернулся.   – В общем… – пробормотал он, – эта штука вроде как может вылечить всё что угодно. Вроде на крысах работало, но на людях – неизвестно. Если ты не против попробовать, можешь съесть.    Лицо Мусаши вытянулось в изумлении. Он крепче сжал шарик в пальцах, но побоялся раздавить и просто спрятал в ладони. Покачал головой, усмехаясь: – Зачем мне это?...    Труа промолчал, и парень всё понял сам. Пол словно ушёл у него из-под ног. Он схватился за голову, коснулся дрожащими пальцами повязки. По коже пробежал волнительный холодок.    – Ты серьёзно?... – слабым голосом произнёс он, подступая на подгибающихся ногах к Труа.    Тот отшатнулся назад, выставив руки перед собой. Ему был невыносим вид скрытого восторга на лице Мусаши. Просто потому, что он не может его с ним разделить.    – Да, но он не работает быстро, так что съешь скорее. Чем раньше, тем лучше, – сказал Труа, снова отворачиваясь.    Мусаши ещё некоторое время держал таблетку в руке, а потом вздохнул и быстро проглотил. У него не возникло и мысли, что Труа может навредить ему, пусть даже он дал ему странное, невероятное по своему действию лекарство. Оно похоже на сказку и бред, но он просто доверился без тени сомнения.    В горле почувствовалось лёгкое жжение. Но когда оно достигло желудка и растворилось в нём, Мусаши успокоился. Шагнул вперёд и обнял Труа, прижавшись лицом к его волосам. Внутри всё затрепетало, переполняемое тёплой нежностью. Он хотел обнять его ещё крепче, хотел впиться губами в его шею, хотел поцеловать. Но внезапно Труа съёжился. Отодвинулся от него, упёршись руками в плечи. И Мусаши кожей почувствовал холод, с которым он это сделал. Он сразу понял, что это не игра и не намеренные ужимки, и сердце больно кольнуло. Он отступил, опустив руки. После недолгого тягостного молчания тихо произнёс:   – Труа… Что случилось?   Тот прикусил губу. Не разжимал зубы до тех пор, пока не выступила кровь. Провёл рукой по глазам и из них потекли слёзы. Но он спрятал их, глубоко вздохнул, выстраивая фальшивое спокойствие. Изнутри его словно пронзала тысяча ножей, но он ничего не чувствовал. Только противное шевеление в душе и клёкот грусти.    – Слушай… – начал он таким спокойным и непринуждённым голосом, что сам испугался. – Ты хороший человек. Просто прекрасный. Но… Это был интересный опыт, – колени его задрожали, он с трудом выдавливал из себя каждое холодное слово. – И… Я не могу сказать, что мы расстаёмся, ведь мы и не встречались никогда. Но всё же… Прости, но мы можем просто остаться друзьями.    Он зажмурился и выдохнул. А когда снова открыл глаза, увидел, как Мусаши пошатнулся. Словно могучее дерево от удара топора. Он молча, с приоткрытым ртом, застыл. Не имея возможности смотреть, пронзал Труа ужасным обжигающим взглядом. От его отсутствия, он становился ещё страшнее. Его не было, но он нёс в себе шок предательства и нахлынувшего одиночества. И Труа в испуге содрогнулся, разорванный изнутри болью и пустотой.    Мусаши дрожащей рукой закрыл рот, растянувшийся вдруг в горькой  улыбке. Ей немного не хватало до безумной. Немного не хватало до судорожного смеха. Но парень застыл. Только плечи его затряслись непонятно от чего. То ли от смеха, то ли от плача. Но всё было внутри. Спрятано и зарыто. Он старательно пытался закрыться разумом от накатывающего желания закричать. Он пытался заставить себя думать: «Ничего не было. Вы даже не встречались. Ничего и не произошло. Просто всё будет дальше как всегда». Но у него не получалось. Мысли увязали и тонули в густом отчаянии. И он с не меньшим ужасом заметил, что больше не тот, кем был когда-то.    Тишину вокруг них можно было резать ножом – настолько она была плотная, настолько она сдавливала грудь, не давая сделать вдох. Но Мусаши прервал её. Не выдержал. Холодным хриплым голосом спросил, не желая даже слышать ответ:   – Что произошло? Почему?     Труа упал бы, если бы не схватился за ближайшую трубу. Слёзы, сдерживаемые доселе, предательски блеснули вновь, но он зажал рот и нос ладонью, чтобы не издать ни единого звука, похожего на плач. Но почувствовал под пальцами шрамы и похолодел изнутри. Вспомнил, зачем всё это, и слёзы сами высохли. Голова опустела, и в ней лишь едва уловимым, но всепоглощающим, эхом звучало: «Это всё ради него». – Прости, и не принимай это слишком близко к сердцу, пожалуйста, – сказал он дружелюбно, но так, словно говорит с совершенно незнакомым человеком. Просто вежливо.   – Не принимать, говоришь? – сказал Мусаши тихо, но от его голоса Труа сжался и захотел спрятаться. – Что произошло? Всё же было хорошо…   В душе он был и зол, и повержен. Абсолютно разбит, и не знал, как собраться вновь. Но отчаянно надеялся, что всё это шутка, сон, недоразумение. Что всё можно вернуть как было. Ему не нужны ни свобода, ни зрение. Он только нашёл человека, который бы принимал его таким. И вновь потерял. Как всегда. Это должно было уже стать привычкой, но именно сейчас он не хотел верить в это. Не с этим человеком, не с этими отношениями.   – Пойдём, – сказал Труа, снова став спокойным.    Ничего не замечая перед собой, он последовал на его голос. Как заблудившийся в лесу на звуки человеческой речи. В ушах гудело, перекрывая собой все звуки, кроме этого голоса. Он сейчас казался невероятно далёким и холодным ветром, колышущим кроны деревьев осенью. К нему нельзя прикоснуться, но можно пойти следом. Глупо и безрассудно, не видя перед собой дороги, просто довериться тому, что пропадёт через секунду…  ***   Все собрались около костра. Он весело горел в вечерней мгле, бросая кругом золотые отблески, сверкая в боках стальных тарелок и бутылок. Воздух был холодным, но ветра не было, и жар огня легко согревал небольшой освещённый кусочек террасы. Всё было спокойно и тихо. Как обычно.   Сейтаро смотрел на загорающиеся звёзды – окна Завода. Следил, как клубы пара редеют, а шум постепенно смолкает. Хани что-то с недовольным видом замешивал в котелке на огне. Джуго сидел на коленях у Уно в полудрёме, прижавшись к его плечу. А Уно поглядывая на дверь. Держал в руках парня, иногда всматриваясь в его умиротворённое лицо, но каждую минуту поворачивал голову к выходу. От напряжённого ожидания у него уже болели глаза. Голова кружилась от постоянных поворотов и ноюще болела, сдавливая виски.    – Господи, чего ты как попугай туда-сюда башкой вертишь? – пробубнил Хани, заметив его странное поведение. – Ждёшь этого придурка?    Уно сам не задумывался о том, кого ждёт. И, вспомнив о нём, резко помрачнел. Внезапно ему сделалось дурно, но встать и уйти он не мог. Просто опустил голову, спрятав лицо в тёмных волосах. Ему и Джуго уже рассказали про разбитое зеркало. И теперь Уно знал, что сейчас что-то случится. Знал, но ничего не мог сделать, и это его бесило. Поэтому оставалось просто ждать и надеяться, что всё не так плохо, как он подозревает.    – То, что вы рассказали недавно, – начал он глухо, – однозначно пиздец. Он творил и куда придурочнее вещи, конечно. Но для того, что сейчас происходит с ним, это куда больший пиздец, чем был раньше.    – Раньше тоже так было? – обеспокоенно спросил Сейтаро.    – Да. Когда мы только встретились, он вообще временами впадал в бессознательность какую-то и пытался проткнуть себя ножом, или скинуться с высоты в механизмы, – Уно вздохнул, вспомнив невесёлое время, но уже легче продолжил: – Но когда я сам узнал про его лицо и мы поговорили, всё вроде стало лучше. А теперь "это". Мне "это" не нравится.    – Да никому не нравится, – сказал Хани пренебрежительно. – Что за лидер, который не может привести в порядок свою голову?    – Думаю, ты должен понять, что у него есть причины для такого поведения, – строго прервал его Уно. – А если тебе лицо отхреначить?    – Да понимаю я всё, заткнись! – взорвался парень, уязвлённый тоном его голоса.    Все снова замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Только Джуго приоткрыл глаза, разбуженный голосом Хани. Он осмотрел ребят, и сам почувствовал их нервозность. Только по их лицам он мог понять, что что-то в атмосфере изменилось. Но ничего не говорил. Просто наблюдал.    Внезапно, как гром в пелене облаков, распахнулась дверь. Уно мгновенно мотнул головой в её сторону, чуть не свернув шею. Все уставились на вошедшего, улыбающегося Труа. Но спустя секунду стало заметно, что улыбка выглядит натянутой и пугающей в своей неестественности.   Но спросить и подумать об этом никто не успел – из-за спины парня показалась высокая фигура. В слабом свете костра были ярко различимы огненные волосы и чёрная повязка. Мусаши немного помялся в проходе, а потом нерешительно переступил порог. Даже в полумраке было видно, что он бледен и покачивается при каждом шаге. Но выглядел спокойно.    С минуту все молчали, уставившись и прислушиваясь. Труа отступил в темноту угла, заранее прячась от вопросительных взглядов и открывая вид на нового гостя. Но первым оживился Джуго. Он поднялся, широко открытыми глазами глядя на Мусаши, как на воскресшего из мёртвых, и двинулся к нему. Тихо произнес:    – Мусаши, ты действительно здесь…    – Боже… – несмотря на всё, расплылся в улыбке тот. – Давно мы с тобой не виделись, Джуго. Чего ты как пришибленный?    – Это у тебя надо спросить, – сказал Уно тоже вставая.    Он взял Джуго за плечи, остановил. Труа с ужасом понял, что Уно стал до чего-то догадываться. Но Мусаши ответил сам:   – Просто он, – указал на парня в углу, – дал мне какую-то таблетку, и теперь мне не очень хорошо.    Уно и Джуго переглянулись и поражённо уставились на Труа. Он поёжился и попытался влиться в стену, но не вышло.    – Чего? – одновременно вырвалось у них.    – Чего?... – подхватили Хани и Сейтаро.   – Ты отдал ему таблетку? – всё ещё изумленно сказал Уно, подходя к Труа.    Тот слабо кивнул и приложил палец к губам, прося парня замолчать. Тот понял, и тут же вернулся к Джуго. Уно попытался скрыть это, но был в восторге. То, как поступил друг, удивило и порадовало его. Он бы успокоился наконец-то на счёт Труа, если бы на мгновение не заметил горечь в его лице.   – Что ещё за таблетка? – недоверчиво скривился Хани.    – Да не важно, – отмахнулся Труа. – Лучше принимайте нового, а мне нужно в мастерскую.    На последних словах моральные силы покинули его. Голос надломился и сорвался. Парень отвернулся и быстрым шагом направился обратно к двери. Проигнорировав все вопросы товарищей, исчез в темноте этажа. Мусаши долго стоял повернувшись в сторону, куда ушёл Труа, и Уно заметил, как дрожат его руки. Смутно почувствовал, что что-то всё-таки идёт не так, но пока не знал, что это значит. Но постарался хотя-бы временно разрядить обстановку. Хлопнул Мусаши по плечу и предложил ему подсесть к ним к костру.     Парень вышел из оцепенения и повиновался. Оказавшись в окружении людей, немного притих, но чувствуя их дружеский настрой и спокойствие, расслабился.    – Ты же номер 634-ый? – первым заговорил Сейтаро осторожно.    – А ты тот надзиратель, не пойми как получивший свою должность, – усмехнулся Мусаши. – Труа… мне рассказывал о том, кто есть на базе.    – Отлично, – махнул рукой Хани. – Нам меньше объяснять будет. А то свалил, бросив своего спасённого на нас.   Постепенно их разговор стал более непринуждённым. Ребята, как обычно, но уже вчетвером, рассказывали про крышу и базу. Про Завод Мусаши знал всё что нужно ещё от Труа. Но им не сказал. Слушал снова те же описания и объяснения и вспоминал, как то же самое рассказывал Труа. И постепенно вновь погружался в тоску. Уже хотел просто услышать его рядом, даже зная, что всё кончено. Но быстро понял, что больше всего сейчас хочет поговорить с ним. И вернуть всё, что было между ними. И сам смеялся про себя от этой глупой наивности.  ***   Труа захлопнул за собой дверь мастерской. Закрыл на все щеколды, что были, и отшатнулся от неё. Снял маску и полуживые очки, отбросил их на полку, доломав окончательно. Тёр глаза пока они не покраснели. Подошёл к столу. На нём лежали законченные гарпуны. Он сел перед ними, уронил голову на стол. Рассматривал свою работу пристально, ища в ней огрехи и ошибки. Но в полумраке, без очков он их не видел. Но стал видеть ещё меньше, когда глаза застала мутная пелена слёз. Он уже жалел о том, что сделал. Но не видел иного выхода.