Завод

В тишине раздался стук в дверь. Мастер подскочил, судорожно пряча полученные недавно товары. Он разложил их на столе с намерением спокойно пересчитать, но ему не позволили. Кто бы ни был за дверью, необходимо скрывать всё, что можешь скрыть. Кто знает, когда удача от тебя отвернётся.   Экстренные приготовления заняли у Мастера несколько секунд, но в накатившей панике они показались бесконечно долгими, царапающими терпение стоящих за дверью. Вот-вот она распахнётся и подпольного торговца, так глупо раскрытого, схватят. Будут пытать, выясняя, кто ещё состоит с ним в сговоре. А он будет молчать, и тогда с ним церемониться не станут.    От таких мыслей голова шла кругом, наполняясь пустотой. Но поборов дрожь Мастер смог оказаться у двери и открыть её. И с великим облегчением увидел за ней Мусаши.   – Мать твою, я думал у меня будет инфаркт, – бормотал мужчина вместо приветствия, пропуская гостя внутрь. Осторожно выглянул в зал на предмет слежки и закрыл дверь. – Нам нужно придумать условный стук. А то я поседею.   – Тебе это будет к лицу, не волнуйся, – улыбнулся Мусаши его возмущениям.    Снял сумку и опустился за стол, положив её в ногах. Несмотря на то, что уже перевалило за полночь, выглядел парень бодро, и Мастера это отчего-то возмутило. Видимо, потому что сам он уже валился с ног. Но отправляться в душную спальную комнату ему не хотелось больше.    – Ты чего так поздно? – спросил он, садясь напротив Мусаши.    Достал из-под стола рыжеватую бутылку и протянул ему. После взял себе такую же. Молчание развеяло тихое шипение и звон стальных крышек о столешницу.   Оба немного отпили и лишь тогда, когда хмель развеял их напряжённость, были готовы говорить. Но Мусаши не спешил отвечать на заданный ему вопрос. Тогда Мастер, не выпуская бутылку из рук, стал копаться в ящиках и наконец вытащил из-под кучи хлама аккуратную чёрную коробочку чуть шире ладони. Поставил на стол перед Мусаши, картинно придерживая её за крышку указательным пальцем. Как в фильмах про бандитов показывал, что товар есть, и собеседнику лишь стоит предложить оговорённую ранее оплату.   Мусаши усмехнулся, достал из сумки и положил перед Мастером массивный бумажный свёрток, громко брякнувший металлом по столу. Силуэт явно выдавал в нём нечто наподобие автомата с укороченным стволом.    – Прошу, – сказал парень, пододвигая оружие к торговцу. – А теперь дайте то, чем Труа мне все уши прожужжал.    – Ха-ха, конечно, – не выдержал их спектакля Мастер и рассмеялся, – забирай, ради всего, что выше туч. Если это найдут у меня, то я в лучшем случае умру на месте.   Мусаши кивнул и быстро спрятал коробочку в сумку. Понаблюдав за его действиями, Мастер насмешливо спросил:   – Даже не заглянешь внутрь?     – Я же уже сказал, что Труа мне всё об этом рассказал. Нет надобности смотреть.    – Но разве не интересно лично увидеть, что внутри? – ехидно сощурился Мастер.   Под его взглядом Мусаши засомневался. Держал в руках сумку, пусто глядя в её чрево. Ему было интересно, но он будто был сейчас на ответственном задании. Будто не в его полномочиях вскрывать закрытые коробки, предназначенные другому. Совесть грызла его изнутри, но ей вторило любопытство. Почти детское, сросшееся воедино с волнением нарушения невидимых запретов.   И он поддался. Быстро достал коробку и поставил перед собой на стол. Взглянул на Мастера, словно он должен был сначала разрешить, и откинул крышку.   И без того раскаленный летом воздух наполнился вокруг стола ободом тепла. Но оно было неестественным. Безжизненным и отчуждённым, пустым. А в его центре, на бархатной чёрной подушечке покоилась рыжевато-алая сфера чуть меньше куриного яйца. Внутри неё пульсировали и шевелились, точно живые, золотые нити. Они бились о прозрачные стенки в неестественной жажде свободы, и каждый раз тепло вокруг них колыхалось.   Заворожённый нереальным видом странного нечто, Мусаши склонился над ним.    – Что это, чёрт побери?... – вырвалось у него звенящим шёпотом.   Мастер усмехнулся.   – Разве Труа тебе не рассказывал?    – Очевидно, что он и сам не знал, как это выглядит…   – Он знал. Я показывал фото.    – Как ты вообще достал это?    Внезапно находиться рядом со сферой стало противно, и Мусаши захлопнул крышку. Наваждение исчезло, и вокруг будто вновь стало привычно жарко. По-настоящему жарко.   – И оно почему-то мерзкое, – завершил парень, протирая глаз.   – Всё потому что это – оплот местной магии. Вся магия этого мира для пришедших извне чужая и инородная. Для меня тоже, – дав Мусаши обдумать услышанное, Мастер отпил пива и продолжил: – А достал я это не без помощи своих связей в верхах. Но я задам куда более важный вопрос: зачем это Труа?    Вспомнив, что Труа рассказывал ему о Ядре, Мусаши не смог придумать ответа на этот вопрос. Лишь плечами пожал, но Мастер этого и ожидал.   – Ох и мутит воду ваш лидер.    – Он не сделает ничего безумного.   – Да, да, конечно. Любовь слепа. А в вашем случае почти буквально.    – Хорошая шутка, старик.   – Я не такой уж и старик, и это не такая уж и шутка.   После недолгого молчаливого питья, Мусаши отставил пустую бутылку и встал. Надел сумку, маску, капюшон – всё, как всегда, и направился к выходу. Поблагодарил Мастера мимолетно, но услышал в ответ:   – Не меня благодари. Не я это доставал ценой своей шкуры. Если встретишь надсмотрщика по имени Тихий, то его и поблагодаришь.    – Надсмотрщика?   – Ага, у меня и такие знакомые есть. Мне кажется, он один из ваших, но я не уверен. Не думаю, что есть смысл тебе его описывать – ты его и так и так никогда не видел. Всё, не смею больше задерживать. Ползи к своему безумному голубку.    – А ты не забывай принимать таблетки от маразма, старик.   – Да иди уже! Ну и молодёжь…   Наконец распрощавшись с торговцем, Мусаши заторопился домой, где его ждут.    Дорога была извилиста и темна. Завод давно потух и в пустоте его необъятных пространств лишь изредка мигали алые огни аварийных ламп. Но мрак не мог остановить того, кто был его частью бесконечные годы. Он даже не подумал о фонарике. Не отвыкшие ещё от пустоты вокруг, чувства сами собой ловили малейшие звуки и запахи. В конце концов их хозяин закрыл глаз. Погрузился в до боли знакомое ничто, где всё вокруг было загадкой. Вперёд его вели кончики пальцев на руках и ногах. Носа достигал железистый запах его пути. Память восстанавливала дорогу, и ему ничего не стоило скоро оказаться у закрытой стальной двери. Ему показалось, что не видя он пришёл куда быстрее. Но за дверью было то, что заставило его покинуть спокойную черноту и вновь привыкнуть к свету и обилию деталей вокруг.   Войдя, он увидел Труа сидящим за столом. Он перебирал свои чертежи, осматривал детали в небольшой коробке. На секунду обернулся на стук двери, приветливо улыбнулся и продолжил своё занятие.    – Успех? – не глядя бросил он, когда Мусаши подошёл ближе.     – Успех.   Парень протянул ему коробочку. Потом стянул всё лишнее с себя и опустился на матрас, упёршись руками в лицо и разглядывая фигуру за столом. Она изящно поднесла коробочку ближе к лицу, изучила, но не открыла – отложила в один из ящиков стола и заперла на ключ. Вновь вернулась к прежнему делу. Но даже копаясь в россыпи бесполезных, на первый взгляд, железок, погружаясь всецело в неразборчивые чертежи со странными пометками, она выглядела притягательно. Манила своей отрешённостью, погружая в свой мир задумчивости, пропахший металлом, маслом и сладким мылом.    Повинуясь внутренней жажде, Мусаши встал и оказался у неё за спиной. Осторожно положил руки на плечи, ожидая с волнением, что они треснут и рассыплются от единого прикосновения. Но наоборот, его ладони накрыли мягкие пальцы, изящные, тонкие, длинные. Такие могут быть у музыканта. Никак не у механика.   – Ты чего?    Мягкий дружелюбный голос заставляет всё внутри наполниться теплом.    – Просто. Я не могу просто прикоснуться к тебе?    – Конечно можешь. Всегда. Когда тебе будет угодно.    Обойдя стул, Мусаши опустился на пол перед изящной фигурой. Уложил голову к ней на колени, покорно прикрыв глаз. Он не до конца понимал, зачем, но будто бы на душе стало спокойнее. Волос его коснулась рука и бережно погладила под хрустальный звон тихого смешка.    – Четвёртый корпус превратил тебя в собачку? Или ты просто так рад меня видеть?   – Я просто так сильно тебя люблю.   – Я тебя тоже люблю.    Труа отложил свою работу и взял в руки лицо со своих ног. Бесшумно соскользнул вниз, прямо на колени парня, и поцеловал, с трепетом ощущая прикосновения тёплых рук снаружи и горячего языка внутри. Снял очки и отложил на стол. Почувствовал, как его прижали сильнее, и по телу разлилась благоговейная дрожь.    – Ты в последнее дни очень занят и взволнован, – прошептал Мусаши, лишь только оторвавшись от поцелуя. – Ты разве не должен отдыхать сейчас?   Труа вздохнул и лёг на его плечо, поглаживая тёплую спину.    – Есть то, что могу сделать только я. И я немного волнуюсь за Уно. Вот и всё. Но, кажется, ты хотел спросить что-то ещё.   Его губ коснулась улыбка с лёгким смешком, а щёки Мусаши налились румянцем. Он сам не заметил, как его руки сместились на талию парня, а потом и ниже.     – Ну… Как бы… Ты занят довольно давно, – больших усилий ему стоило побороть смущение. – Ты не отдыхаешь и ещё меньше уделяешь времени мне. Знаешь, это немного нечестно.    – Мы много времени проводим вместе, – лукаво произнёс Труа и поднял взгляд на Мусаши. – Не вижу ничего нечестного.    – Без очков ты точно ничего не видишь, – без злобы усмехнулся парень и прикоснулся губами к глазам Труа, от чего тот зажмурился с улыбкой. – В последнее время как-то много шуток про зрение…   – От тебя это слышать не противно.   Прижался к Мусаши всем телом и нежно поцеловал. Скользнул руками по его груди и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Потом ещё одну. Мусаши стал ему помогать и вскоре сбросил верх с себя и принялся торопливо высвобождать из него Труа. Уложил на матрас, нависнув над его лицом, и залюбовался им. Не мог оторваться, пока парень сам не коснулся его лица.    – Как в первый раз, – усмехнулся он.    – Да. И так будет всегда.   Мусаши прильнул губами к его груди. Горячий язык ласкал кожу, вызывая тихие вздохи, полные скрытого удовольствия. Под его прикосновениями грудь содрогалась, всё тело изгибалось изящной лентой. Оно было в плену скрытого желания все двенадцать дней – прозрачное чувство вины не давало страсти вырваться на волю. До этого дня. Сегодня двенадцатый день вылазки Уно. Он уже наверняка скоро вернётся, и волнение отходило на задний план.   Но думать долго было некогда. Щёлкнули пряжки ремней. И спустя мгновение оба тела уже были  обнажены и максимально близки друг к другу. Жар одного, нависающего над другим, охватывал с головы до ног, заставляя грудь трепетать в сладостном предвкушении.    Обхватив прекрасное тело, Мусаши припал губами к его шее, вжимая в матрас с нахлынувшей страстью. Под прерывистые вздохи провёл языком по покрасневшей коже вплоть до уха. Облизнул и его. Труа сжался, зажмурившись. Ухватился за его плечи. Голова опустела и закружилась. Всё его существо тянулось к теплу, струящемуся от близкой кожи, и знало, что ему некуда спешить – это тепло принадлежит лишь ему.    Спустя короткий, полный нежности поцелуй, губы Мусаши вновь оказались на груди, дрогнувшей от неожиданности. Но тут же скользнули ниже, задержались на животе и двинулись к бёдрам. Слабый укус коснулся кожи со внутренней их стороны, и Труа смущённо вздохнул, закрывая рот рукой. Мусаши отстранился и с усмешкой заглянул в его покрасневшее лицо. Оно попыталось отвернуться.   – Уже отвык? – прошептал парень, вновь опустив голову Труа на плечо.    – Я и не привыкал, – послышался едва уловимый шёпот.    Мусаши мягко повернул его лицо к себе, провёл пальцем по сжатым губам, приоткрывая их. Спустя бесконечно долгий миг слился с ними в чувственном теплом поцелуе. Он любил всё, что связано с этим человеком, и готов был говорить ему это без конца. Но понимал, что сейчас этому не время.    Неохотно оторванные друг от друга губы сплела между собой тонкая, блеснувшей в свете масляной лампы, нить. Мусаши поймал её пальцами, мимолётно смутившись своему действию. Однако Труа взял его за запястье с едва уловимым смешком и провёл языком по ладони. Сквозь бреши пальцев смотрел прямо на парня, а потом перешёл и к ним, неторопливо смачивая. Коленями сжал ногу Мусаши, и её жар стал последней каплей.   Ощутив это, парень склонился к лицу Труа вновь, овеял его горячим нетерпеливым дыханием. Ощутил в своих волосах пальцы и то, как они вновь прижали его, вовлекая в поцелуй. Но одновременно с этим провел рукой по животу и бёдрам, двинулся ниже и осторожно ввёл внутрь два пальца, которые мгновенно налились пылким теплом.    Сквозь поцелуй Труа тяжело вздохнул и сорвался на стон. По телу пронеслась дрожь, впившись в виски суматошным стуком. Изнутри плоть наполнялась теплом. Он крепче сжал огненные пряди. Почти до слёз хотел быть ещё ближе, слиться с жаром полностью, забыв обо всём и не имея способности мыслить. Уязвимость, что пропитывала его всего от единого касания Мусаши, была невыносимым наслаждением. Повергала в радость слабости, забирала всю ответственность. Дурманящее зелье, которое окутывает плотным облаком и закрывает собой реальный мир, его невзгоды и ужасы.    Взглянув в любимое лицо, Мусаши увидел на нём блеск слёз. Провёл ладонью по щекам не столько, чтобы убрать их, а скорее для того, чтобы согреть поверженного нежностью лидера. Осторожно поцеловал щёку, и она тут же залилась краской. Труа приоткрыл глаза, и в них вспыхнула безумная, неопровержимая, трепетная любовь. И вновь всё скрыл поцелуй.   Оба тела были на пределе, но души желали нежного покоя. Мусаши бережно обнял Труа, уткнувшись носом в его волосы. Неловкие ноги обхватили его и притянули ближе. Их нежная гладкая кожа казалась холодной. Не желая испытывать терпение парня, Мусаши медленно вошёл. Стиснул зубы, шумно выдохнул сквозь них, с усилием сдерживая нахлынувшее возбуждение. Ноги на его спине дрогнули, но хватка их не ослабла. Труа надрывно вздохнул, закусывая губу, и всё же отпустил. С новым толчком из груди уже вырвался чистый хрупкий стон, оглушивший на секунду обоих.    Губы сами собой схватились за плечо. Мусаши ускорился. И с каждым новым толчком понимал, что не может остановиться. Трепетный доверчивый голос опутывал его сознание, кожа, касающаяся его раскалённого тела, казалась неестественно нежной. Внутри него, изгибающегося и дрожащего, оплетала и сжимала мягкость, сводившая с ума каждым своим сантиметром. Труа не мог сдерживаться. Тихо, пересиливая туманное наслаждение, он бормотал неразборчиво, и всё же им обоим было ясно, что слова лишены всякого разумного смысла.   – М-мусаши… медленнее… а-ах!... Стой!... Я не могу больше… мгх!..   – Блять… Твой голос... Чёрт, Труа… Я люблю тебя… Говори ещё!...   – Нет!... Н-не надо держать!... Пусти… ах!... Я хочу… а-агх!...    – Вместе… Давай вместе…    – М-м-м!...    Слова утонули в полном страсти поцелуе. Труа с силой сжал в пальцах волосы Мусаши, изогнулся с приглушённым стоном и обвис в его руках. Опомнившись отдёрнул руки от головы и уронил их на плечи. Внутри него всё пылало огнём. Жар стекал по бёдрам, оставляя за собой пылающие полосы. Мусаши отстранился и сел, осматривая с восторгом обессиленную фигуру перед собой. Провёл рукой по её животу, и парень вздрогнул, закрыл лицо рукой и отвернулся. Он вновь был возбуждён. Неловко подтянул колени выше, будто желая закрыться. Но Мусаши бережно раздвинул их и плавно склонился к груди. Мягко поцеловал с одной стороны и так же мягко прикусил сосок. Провёл языком и заглянул в покрасневшее лицо. Труа неловко отвёл взгляд.   – Я люблю тебя, – прошептал Мусаши, прижимаясь губами к щеке парня. Руки крепче обняли его в странном волнении. – Я… я не знаю, что бы делал без тебя.   Он зажмурился, ощутив подступающие слёзы, но слуха его коснулся лёгкий смех. Труа обхватил руками его голову и опустился ниже, оказавшись с парнем лицом к лицу. Погладил прикрытый глаз и поцеловал, слегка проведя по огненным ресницам языком. Прижался губами к губам Мусаши, прильнул к нему всем телом. Долго не прерывал полного нежности поцелуя. Но потом тихо прошептал, так и не отодвинувшись от лица:   – Я тоже не представляю, что бы со мной было, не встреть я тебя. Поэтому не нужно об этом задумываться. Я люблю тебя и готов повторять это всегда. Не волнуйся: я буду с тобой всегда.   С трепетом в руках Мусаши прижал Труа к себе. Запустил пальцы в нежные волосы и едва слышно произнёс: «Спасибо…» По щеке, совсем незаметно, потекла слеза, но тут же растаяла, перекрытая приятными чувствами. Труа смотрел в улыбающееся лицо парня, и тело заполняло тепло. Он коснулся слегка разгорячённых плеч и перевернул Мусаши на спину, сам оказавшись сверху. Голубой глаз тут же вновь сверкнул в полумраке, а руки схватили бёдра. Труа почувствовал, как под ним становится жарко, и тихо вздохнул, сжав кулаки. Рядом с Мусаши он был совсем тонким, холодным и бледным. Стоило тёплым рукам коснуться его тела, как оно становилось слабым и беспомощным, хрупким, как хрусталь. Но парень наслаждался этим и всегда хотел, чтобы это чувство не покидало его. Только так он мог сбежать от своей ответственности, ненадолго забыть о своих проблемах.   Сжав ягодицы, дрогнувшие от пульсирующего жара, Мусаши осторожно приподнял Труа, взглянул на мгновение в его глаза, сияющие страстью, и быстро насадил, сразу войдя до конца. Парень вскинул голову, испустив надрывный стон. Сжал пальцы на руках, ногами обхватив тело Мусаши. Но глубоко вздохнул с наслаждением и стал двигаться сам, сжавшись от переполняющего изнутри блаженства. Стараясь ускориться, но теряя силы в ногах, Мусаши стал ему помогать, сжимая бёдра до алых пятен. Безумная жажда, питаемая суматошными стонами, заставляла тянуть изгибающееся тело на себя, будто оно ещё не было заполнено до конца.   Не выдерживая жгучего удовольствия Труа впился ногтями в грудь парня, почти упав на неё. Едва мог держаться, и теперь его тело было полностью во власти горячих рук, что с каждой секундой становились ещё раскалённее. В один момент он стиснул зубы и протяжно простонал, ощутив, как изнутри всё вспыхнуло и разлилось волной тепла. Руки на его теле внезапно обожгли словно огнём, но тут же резко отпрянули. На миг всё замерло и стихло, но секунду спустя взорвалось бушующим жаром. Комнату под сдавленный вдох Мусаши озарило ослепительное, взвившееся столпом извивающихся языков, пламя. Оно шумно бросилось вперёд, чудом не задев дрожащее, белёсое на его фоне, тело, но бетон своей серой массой с шипением поглотил огонь. Жар ударился об него, исчез, и комната вновь потускнела, а воздух похолодел.   Труа едва ли успел что-то понять, повалившись без сил на грудь Мусаши. А тот с секунду тяжело дышал, и вдруг содрогнулся в немом ужасе. В наступившей тишине явилось осознание того, что произошло секунду назад. Дрожь пробрала тело. Мусаши подскочил и ухватился за растерянного Труа, заглядывая в его лицо. Голубой глаз засиял жгучим болезненным страхом, не сравнимым ни с чем. Труа похолодел, наткнувшись на этот взгляд. Не мог поверить в то, что видел его в Мусаши. Его горечь захлёстывала с головой, ужасала, не давала вздохнуть.   – Блять, – опустошённо пробормотал Мусаши, упав на плечо парня, как только убедился, что с ним всё в порядке. – Блять, блять, блять… Блять…   – М-мусаши?...    Труа почувствовал, насколько крепко его обняли, но была в этих движениях теперь некая опаска и бережность. Ещё горячие ладони дрожали.   – Эй, тише, – пытался успокоить парня Труа. – Ты чего?   – «Чего» спрашиваешь?... – голос Мусаши срывался в нервном шоке. – Прости меня… Блять… Как я мог?...   Труа удивлённо отнял лицо Мусаши от своего плеча и снова заглянул в полный ужаса и вины глаз. Потом обернулся на стену, почерневшую теперь в одном месте. Снова посмотрел прямо на парня. Всё случилось слишком быстро и странно. Однако Труа не удержался и прыснул звонким смехом, обняв его и прижавшись к волосам, чем ошарашил ещё больше. Мусаши в недоумении замер, не зная, что ему делать, а Труа вновь повалил его на постель с не стихающим весельем и поцеловал.    Но ужас не позволял Мусаши расслабиться от его ласк как обычно. Он осторожно отстранил от себя Труа, смотря на него и проклиная себя в мыслях. Коснулся его лица, и парень перестал смеяться. Стал таким же серьёзным, как и сам Мусаши.    – Ты вообще понимаешь, что сейчас произошло? – путаясь в словах, произнёс тот.   – Да. И не вижу в этом ничего тако…   – Я мог тебя сжечь! – воскликнул Мусаши и сжал запястья Труа. Горло сдавило паникой, глаз заслезился. Он притянул ладонь сбитого с толку парня к губам и поцеловал как нечто бесценное и едва не утерянное в мгновение ока от ужасной глупой ошибки. – Я чуть тебя не сжёг, – уже спокойнее произнёс он, но голос дрожал.    – Не сжёг же, – твердо произнёс Труа и обнял парня за шею. Он был абсолютно серьёзен, но при этом говорил с такой нежностью, что Мусаши потерялся, не в силах вымолвить ни слова. – Не сжёг. Не волнуйся. Ты бы не сделал этого, потому что прекрасно себя контролируешь. Я это знаю. И сейчас ты это доказал. А то, что сейчас случилось, просто показывает, насколько тебе было хорошо. И мне лестно, что я смог довести тебя до такого состояния.   Он не удержал свою серьёзную маску и вновь тихо улыбнулся, прижимаясь лицом к шее, покрывшейся лёгким румянцем. Изумленный, Мусаши обнял его, погладил по спине, ощущая как она подрагивает от скрытого смеха. Потом успокоилась, и его щеки коснулся нежный долгий поцелуй.    – Я не простил бы себе этого… – пробормотал Мусаши, всё ещё теряясь в суматошных мыслях.    – Ну, когда будет за что, тогда и не простишь, – тут же прервал его грустные слова Труа и прижал к его губам палец. – Знаешь, в этом даже что-то было. Только, надеюсь, мои чертежи не пострадали.   Глядя в его улыбающееся лицо, Мусаши всё больше убеждался, что невероятно счастлив. Он притянул Труа к себе и заключил в крепкие жаркие объятия, укрыв собой и натянув одеяло. Закрыл глаза и опустился лицом в ароматные волосы. Их сладостный запах пробуждал желание прикусить кончик пряди, будто она была чем-то невероятно вкусным. Но сил пробовать у Мусаши не было. Он не хотел двигаться, не хотел больше думать. И лишь ловил во тьме любящие прикосновения изящных рук. Они стремились его успокоить, приласкать, но их ограничивали объятия. И от того, возможно, их упорство вызывало счастливую улыбку.   Наконец Труа замер, лицом уткнувшись в плечо парня. Вокруг было так тепло и уютно, что хотелось провалиться в сон и никогда не выходить из этого заботливого кокона. Страх быть сожжённым абсолютно не волновал Труа. Он ни на секунду не задумывался об этом. И лишь мельком осознавал, что будет лишь счастлив закончить жизнь так, растворившись в любимом тепле. Как бы ужасно это ни звучало.   Спустя вечность, проведенную в обнимку, Мусаши спохватился и потрепал уже дремлющего Труа по плечу.    – Нужно сходить в душ.   Тот поморщился и перевернулся на другой бок, обняв крепче руку парня. Тепло расслабило его, и тело отказывалось повиноваться.   – Я хочу спать…    – Я отнесу тебя. Можешь спать дальше.   – Там на террасе все…   – И все спят. Мы пройдём незаметно. Я возьму тебе чистую одежду, заверну тебя и пронесу.    – Ох, ладно… Нико же ещё не знает ни о моих шрамах, ни о наших отношениях… Будет неловко, если он увидит сразу всё.   Мусаши улыбнулся. Сонный бред Труа его умилял. Не утруждая себя ответом, парень нашёл сменную одежду, надел на себя лишь низ, закутал Труа в одеяло и вышел вместе с ним из мастерской.  ***   – А там что? А там? А вон там, где красный огонёк?   Нико, опасно навалившись на парапет животом, вглядывался в ночную пропасть Завода, блестящую кое-где лучами прожекторов и редких зажжённых окон. То и дело он указыал пальцем куда-то вдаль, стоило его любопытному глазу ухватиться за необычный изгиб труб, странный блик света или внезапный звук, разрывающий ночную торжественную тишину.     Джуго сидел рядом. Но на тёмное бугристое тело он смотрел холодно и устало. Как смотрят люди на самый обычный, серый, пустой городской пейзаж. Как смотрят на что-то слишком привычное, но одновременно несущее в себе тайную угрозу. Её запах витает в воздухе тяжёлой духотой. Но он ощутим только для тех, кто ожидает подвоха от ночного притворного спокойствия.    – Там склад металлолома. Там не помню что. А там столовая для надсмотрщиков.    Несмотря на своё отчуждение, Джуго старался отвечать другу как мог. Он был ответственен за новичка, но и без этих формальностей хотел приспособить Нико к новой жизни как можно скорее. Хотел рассказать всё, что знает сам, но сейчас мог выдавить из себя всего пару скучных слов. И вскоре Нико это стало беспокоить. Он оставил созерцание полночного Завода и обернулся к другу. Молча смотрел в его тоскующее лицо, обращённое к невидимому горизонту. Весь образ парня, напряжённый, необычно задумчивый, оставлял ощущение томительного ожидания.   Подперев рукой подбородок, скрестив ноги и не отрывая взгляда от Завода, Джуго ждал. Он понял, что умеет только это. Он не мог забыть, не мог оставить. Мог лишь бесцельно смотреть туда, откуда должен был появиться смысл его жизни, кусок его души, так грубо вырванный из неё. Он не думал об этом. Но вспоминал и ощущал то, чего сейчас не мог. Липкие фантомные прикосновения, звуки голоса… Может это воображение, а может и боль раненого подсознания.    Ранее Нико не смог уснуть от внезапно накатившей боли в ноге и захотел посмотреть на ночной вид с крыши. Одетые в одно белье и какие-никакие нательные майки, силясь преодолеть духоту летней ночи, друзья подтянули матрас к краю и расположились на нём. Нико тут же поглотила необъятная даль, а Джуго не позволил себе в ней утонуть.    Двенадцатый день… А Уно обещал быть через десять. Да, эти два дня аварийные, но то, что парень решил использовать и их, повергало в тяжкие переживания. Но Джуго верил в то, что говорил ему когда-то Хани: Уно не из тех, кто просто так потерпит поражение. И всё же…   – Джуго? – осторожно окликнул друга Нико, сползая с парапета обратно на матрас. Он не мог нормально перемещаться из-за страха боли в ноге.    Джуго всколыхнулся и медленно повернул голову к Нико. Он не хотел оставлять своего вглядывания в Завод, но спокойствие друга сейчас было важнее.   – Что?    – Ты ведёшь себя странно. Что-то случилось? – Нико попробовал увидеть в дали, куда всё это время смотрел парень, ответ на свой вопрос, но ничего не вышло.   – Я волнуюсь за Уно, – без тени лжи ответил тот. Он знал, что соврать у него не получится всё равно. – Он уже должен был прилететь.    – Но почему остальные не так волнуются?    – Они верят в Уно.   – А ты не…?   – Верю. Но волнуюсь. Я не знаю, как это получается.    Нико задумался. Отвёл взгляд и снова увидел перед собой Завод. Но теперь, когда парень почувствовал в себе тревогу друга, здания искривились. Тьма среди них угрожающе поглощала собой свет фонарей. Кажется: ступи в неё, и исчезнешь без следа на веки вечные. Огни прожекторов стали моргать и щуриться, точно глаза аморфного чудища, захватившего весь мир.    Заметив, как Нико съёжился, Джуго понял, что теперь парень видит то, что когда-то увидел и он сам. Безысходность. Бесконечное поле битвы за выживание, где нет места ничему, кроме страха и горя. Но это совсем не то, что хотел бы показать другу Джуго.   Рука, отяжелённая чёрным кольцом, плавно легла на голову унывающего Нико. Её тепло среди пылкого тепла погоды захватывало дух своей искренностью. Пусть и молчаливой, но такой нужной, что Нико неосознанно потянулся к ней и был осторожно принят в заботливые объятия. Так обнимают своих погрустневших детей родители, силясь спасти их хоть немного от не детских мыслей.    – Не бойся, – произнёс Джуго, и от чего-то Нико сразу успокоился. – Пока мы тут, вместе, мы в безопасности. Завод, на самом деле совсем не страшный. Тут, возможно, даже красиво. Хоть это и на любителя.   В его слова верилось невероятно легко. Потому что они были правдой, с какой-то стороны. И Нико это понимал. Везде есть и прелесть, и ужас. Только от мыслей и настроения человека зависит то, что он увидит.    Осторожно сжав плечи Джуго, парень прилёг лицом на одно из них и зарыл глаза. Он вспомнил тот Завод, что видел изнутри, и это были ужасные воспоминания. Грязь, пыль, холод, жар, боль, крики, грохот, тяжесть… Но теперь… Вокруг… Всё было иначе. Просторно и чисто. Легко и открыто. Свободно…    Это была свобода. Огромная, бескрайняя свобода, предоставленная полностью им. Их личное бесконечное небо, их личные бесконечные трубы, их личные бесконечные пути и лазы. И никто не держит больше их за поводок. Никто не кричит и не бьёт. Вот она какая, свобода…   На террасе стало шумно, хоть это был лишь звук открывающейся двери. Но в тишине и его было достаточно, чтобы ребята у парапета содрогнулись. Нико не успел открыть глаза, а Джуго, заметив, что вошёл Мусаши с Труа на руках, прижал голову друга к себе, не позволив ему увидеть их. Мусаши благодарно кивнул и быстро скрылся в ванной. И только тогда Джуго отпустил Нико.    – Кто это был? – спросил тот, обернувшись в сторону недавнего звука.    Джуго вновь обернулся к Заводу, улёгшись подбородком на парапет.   – Мусаши.    – А, ясно. Он такой тихий. Почему он сегодня не ночует с нами?   – Он был на задании от Труа, так что, наверное, только вернулся.   Нико посмотрел на друга, а потом лёг на парапет точно так же, как и он. Тоже посмотрел вдаль.    – А что за задание?    – Не знаю. Лучше у Труа утром спроси, – Джуго зевнул и закрыл глаза. – Думаю, я сейчас усну. Тебе ещё больно?   – Немного, – неловко ответил Нико, чувствуя себя виноватым. – Но я тоже скоро усну.    – Это хорошо.    Зевнув во второй раз, Джуго потянулся и повалился на спину. Закинул руки под голову, уже не открывая глаз.   – Спокойной ночи тогда.    Нико улыбнулся и тоже лёг на матрас, свернувшись калачиком, но вытянув больную ногу вперёд.   – Ага, спокойной ночи.    На то, чтобы укрыться одеялом, никто силы тратить не стал. В жаре это было и не нужно.    Ещё какое-то время Джуго вслушивался в вой ветра и редкий грохот, словно всё ещё лелея надежду на скорое возвращение Уно. Но сон быстро взял своё, поглотив разом и неприятные чувства, и переживания. Оставил лишь спокойную, мирную пустоту.