Завод

– Ну всё, я пошёл.    Как только стемнело, Хани поспешил на «разговор», распрощавшись с теми, кто был сейчас на крыше. Труа помахал ему напоследок, проводив взглядом скрывающуюся в вечерней темноте фигуру.    Уно, Джуго и Нико, сидя около костра, оживлённо обсуждали сегодняшний поход. Ранее они не смогли этого сделать из-за усталости, но теперь разговор не смолкал ни на минуту с самого обеда. Казалось, после еды в них проснулись новые силы.    Мусаши и Сейтаро на террасе не было. Первый отправился в холодильник, а второй, вероятно, просто задерживался. Труа поймал себя на том, что сильно волнуется за них. Тревога за всех, кто покинул крышу, растекалась по телу, не давая расслабиться.   Стараясь преодолеть необоснованные переживания, Труа стал вслушиваться в разговор друзей.    – …а ещё ходить по трубам – весело! – заканчивал какую-то свою воодушевлённую мысль Нико.    – Тебе хорошо, – бурчал Джуго, – ты с них не падаешь в самом начале…   – Не волнуйся ты, – Уно успокоительно поглаживал его по спине, – ты очень старался и видишь – ты теперь один из лучших!    Джуго слабо улыбнулся и прижался боком к Уно. Оба сидели на своём матрасе перед Нико, который, в свою очередь, неизменно расположился на своём. После слов Уно, Джуго подтянул колени к груди, обнимая их, а головой опустился на плечо парня, пусто глядя в никуда. В радужных глазах блеснула слегка заметная благодарность.    – Да, Джуго! – Нико тут же подхватил слова Уно. – Ты стал таким крутым!   – Ты уже это говорил, – усмехнулся парень, но ему было приятно такое бурное восхищение его скудными умениями.    – Смотрю, кому-то нравится, когда его хвалят, – с умилением произнес Уно, захватывая Джуго в крепкие объятия. Лёг ему на плечо и поцеловал в шею.    Парень залился краской, но лишь сильнее прижался к Уно, искренне наслаждаясь его нежностью. Нико следил за этим с улыбкой и уже не отворачивался. Но для приличия взгляд опустил.   Труа тоже улыбнулся. Его радовало, что люди, которых он собрал здесь, на крыше, ладят между собой, готовы помогать и обсуждать что угодно с весельем и живостью. Вспоминать времена, когда на крыше не находилось никого кроме Уно, было странно и не слишком приятно. Но отчего-то Труа утонул в этом, и мгновенно почувствовал себя неловко из-за своего тогдашнего поведения. Сейчас он понял, как изводил Уно своими истериками, коих было немало. И, на самом деле, Труа не понимал, как Уно мог это всё выдерживать. Может быть просто понимал его горе?   Парень закрыл лицо руками и затряс головой из стороны в сторону. Он хотел уйти от неприятных мыслей, но наткнулся на другие, не менее тяжёлые. Стало тошно от своей же собственной глупости.    Уно словно почувствовал что-то неладное и повернулся к лидеру, моментально заметив его настроение. Встал, жестом извинившись перед друзьями за прерванную беседу, и подошёл к Труа. Тот сразу же вздёрнул голову и слегка взволнованно посмотрел в глаза друга, нависшего над ним.    – Что такое? – тихо спросил Уно, чтобы остальные не слышали.   – Н-ничего… – словно по привычке соврал Труа, но продолжил глядеть на парня. Сквозь блики очков в полумраке глаза сверкнули тревогой.   Уно продолжал стоять молча. Смотрел на лидера испытывающим взглядом и тот опустил голову, не в силах больше оправдываться.   – Волнуюсь… – выдавил он едва слышно. Ладонью неосознанно начал растирать лицо.   Уно опустился на корточки, лицом оказавшись на уровне лица парня.   – Всё в порядке, они сильные. Они вернутся, тут не так уж и опасно.    «Скорее бы вернулся Мусаши», – пронеслось в голове Уно. Он вздохнул и потрепал унывающего Труа по голове.   – Покажи Джуго гарпуны, – добавил парень, желая отвлечь друга от неприятных мыслей.   – Давай лучше завтра, – вздохнул Труа и лёг на матрас.   – Ладно, как скажешь, – пожал плечами Уно и укрыл парня одеялом. Тот тихо вздохнул и уткнулся лицом в подушку, даже не сняв очки.   Уно не стал ничего больше делать. За последнее время успел отвыкнуть от роли спасательного круга. Он вернулся к друзьям и снова сел к Джуго, который тут же крепко его обнял, будто бы соскучившись. Уткнулся носом в шею и мягко поцеловал. Уно усмехнулся и обнял парня в ответ, подсаживая боком к себе на колени.    – Ты чего? – с тихим смехом спросил Уно, поглаживая Джуго по спине.    Нико как бы невзначай перевёл взгляд на Труа.    – Ничего, – буркнул тот, уткнувшись в плечо парня.    – И ты туда же? – вздохнул Уно, начиная уставать от подобных ответов. – Так и скажи, что просто не хочешь меня далеко от себя отпускать после моей разведки.   Кончики ушей Джуго вспыхнули, но он постарался не издать ни звука смущения. Крепче обнял широкие плечи и закрыл глаза. Уно больше ничего ему не предъявлял.    – А когда Джуго пойдёт мерить свои новые гарпуны? – наконец осмелился спросить Нико, повернувшись к ребятам.    – Труа сказал, что завтра, – покачал головой Уно.    – В смысле?! – тут же подхватился Джуго. – Мы так не договаривались!    Он сполз с колен и уже было намеревался пойти разбираться к Труа, как Уно схватил его за края рубашки и притянул обратно к себе, крепко обняв. Джуго обескураженно опустился спиной на его грудь и с удивлением глянул в лицо. В голубых глазах он неожиданно для себя встретил волнение.    Уно склонился к самому его уху и прошептал:   – Он не в настроении. Волнуется за Сейтаро и Мусаши, потому что они ещё не вернулись.    – Они же самостоятельные, – сказал Джуго с непониманием, – не помрут.    – Я ему тоже самое сказал. – Уно провёл рукой по щеке парня. – Но это не всегда помогает. Кажется, его успокоит только их возвращение.    Джуго притих. Сквозь марево костра смотрел на лежащего по ту сторону огня Труа. Он казался опустошённым, выжатым и обессиленным, хотя недавно отдыхал.    – Он же ничего не делал все двенадцать дней… – растерянно пробормотал Джуго, посмотрев на Уно снова.   – Нервы так просто не возвращаются, – вздохнул парень.     – Я вообще ничего не понимаю в том, что у вас тут происходит… – грустно произнес Нико. Ему на самом деле не нравилось собственное неведение, но никто не мог рассказать всего. Каждый знал о событиях крыши частями: с момента своего появления.   Уно задумался, и на террасе повисла тягостная тишина. Даже костёр перестал трещать, а ветер – выть. Ребятам стало не по себе.   – Идём, – вдруг уверенно сказал Уно и встал.   Друзья сначала смотрели на него с удивлением, но потом повиновались. Уно ещё раз глянул на Труа, который уже дремал, взвалил на спину матрас и пошёл в заброшенный этаж, увлекая остальных за собой.    – Куда ты? – спросил Джуго, но вскоре Уно остановился у двери в комнату с выдвижными кроватями. – Зачем сюда?...   – Хочу рассказать кое-что, – тихо сказал парень и вошёл.    Покопался немного в люке с механизмами, покрутил педали и достал одну кровать. Положил матрас.   Вскоре все трое уже сидели на нём. Молча. Джуго и Нико смотрели на Уно в странном, слегка волнительном ожидании. Они не знали, что сейчас будет рассказывать парень. А тот, как на зло, молчал. Он сидел в изголовье кровати, перед друзьями, скрестив руки на груди и отсутствующе глядя в постель. Он словно собирался рассказать им что-то важное и не слишком приятное. Для этого собирался с мыслями и силами. А ребята терпеливо ждали.    – Помните, – так неожиданно начал Уно, что тихий воздух кругом всколыхнулся, а Нико и Джуго вздрогнули, – я не хотел рассказывать, куда делись мои волосы?    По коже пробежал холодок. Если Уно действительно собирается рассказать им нечто подобное, то, вероятно, далось ему это с большим трудом. Он слишком долго скрывал это.    Джуго протянул руку и неуверенно взялся за ладонь парня. Просто почувствовал, что так Уно будет спокойнее, и тот действительно улыбнулся. Вздохнул, собрался с силами и принялся говорить… *** [Около двух лет назад]   В просторном зале гремело производство. Станки надрывно шевелили механизмами, со скрипом и стоном старались выполнять вверенную им работу. Кругом вились трубы , шипя и пытаясь укусить проходящих мимо людей струйками пара. Света в помещении не хватало. Он был только рядом со станками, а за его пределами простирался чернильный, пропахший гарью и копотью, мрак. Надсмотрщики мелькали в пятнах света своими хищными, болотно-зелёными одеждами. Рабочие из последних сил трудились, чтобы не получить «поучительных» ударов.    Но один станок пустовал. Надсмотрщики пока что этого не заметили. А рабочий, что должен был быть к нему приставлен, намотав длинную, уже совсем засаленную и на кончике почти чёрную, косу на руку, взбирался по хлипкой лестнице, погружённой во мрак. Он лез на второй этаж. Там находились крупные механизмы, за которыми не нужен уход, а потому людей быть не должно. Тело истощено до предела. Рабочая роба, выданная сразу, как он попал сюда, теперь болталась мешком, иногда спутывая движения.     Парень не знал, зачем сбежал сейчас. От голода это не спасёт, а когда его найдут, то бить будут сильнее, чем если бы он ничего не делал у станка. Но сбежать хотелось. Может быть удастся хотя-бы спокойно полежать перед смертью… Он вполне согласен со своим приговором.   Лестница кончилась и парень повалился на пол, тяжело дыша и совершенно без сил. Глаза закрылись. Сколько он пролежал так – неизвестно, но, слегка отдохнув, приподнялся на руки и отполз подальше в тень, чтобы заметили его не так быстро и эти несколько секунд позволили бы ему приготовиться. Он заполз за тело громадного механизма, мерно стучащего своими обнажёнными шестернями. Снял с руки волосы и снова лёг, закрыв глаза. Косу положил под голову словно подушку.    Возможно, прошло несколько часов. Парень сквозь сон услышал агрессивные крики и металлический стук сапог об лестницу. Надсмотрщики заметили пропажу человека и принялись его искать. Судя по звукам, сюда шло трое.    После хорошего сна внезапно появились силы. Парень открыл глаза, понимая, что так хорошо себя давно не чувствовал. Но по его душу уже пришли. Радоваться отдыху не было времени.    Он попытался рвануть за скопление труб неподалёку, но мгновенно его ослепил свет фонаря. Поймали. Волосы натянулись, и за косу его рванули назад. Пространство разорвал противный многоголосый хохот, затерявшийся эхом в стенах Завода.    Затылок пронзил болезненный жар – коса словно грозилась оторваться. Парень вскочил, руками хватаясь за свои волосы, но обернувшись к нелюдям, получил мощный удар кулаком в живот и согнулся пополам. К глотке подступила тошнота, но тошнить было нечем. Рот заполнила странного вкуса жидкость. Парня снова схватили за волосы, но уже у самой головы, вытянув его в полный рост. Следующий удар пришёлся выше, в солнечное сплетение. От боли мир поплыл перед глазами, а по щекам полились слёзы.    – Ишь ты! – злобно хрипел надсмотрщик, что стоял рядом и просто наблюдал, держа фонарь. Казалось, он тут главный. – Съебать захотелось! Пиздите его посильнее! Хотя, он уже скоро отрубится, но да похуй!   Двое его товарищей злорадно заулыбались. Хватка на волосах усилилась, а живота настиг новый удар, выбив из груди тяжёлый хрип. Парню показалось, что внутренности перемешались и скрутились узлом. Глаза закрылись, а ноги резко стали ватными. Тошнота не проходила. Хотелось кричать, но сил на это не было. Оставалось лишь висеть в мощной хватке, истекая слезами, пока всё не закончится. А он так хотел умереть во сне…    Подступающее болезненное забытье разорвал в клочья отчего-то невероятно громкий звон и испуганный вопль. Волосы отпустили и парень пошатнувшись рухнул назад, на стенку механизма. Над головой хищно застрекотали шестерни, но взгляд бы устремлён лишь вперёд. Там, на бетоне пола растекалась алая лужа, омывая собой голову, пробитую насквозь тонким штырём. Его сталь зловеще сверкнула в белом луче фонаря.   Оставшиеся надсмотрщики с ужасом и гневом уставились куда-то в потолок, точнее в переплетения труб над головами. Парень и сам поднял взгляд и заметил во мраке силуэт в полотняной маске, прицельно держащий в руках оружие – арбалет, заряженный ещё одной стальной стрелой.    Надсмотрщик, что некогда держал парня, ухватился за пистолет, но, прежде чем успел поднять руки, голову его пробило. Силуэт двинулся, перезаряжая арбалет со скоростью профессионала. Но последний, главный, надсмотрщик бросил фонарь на пол, схватил растерянного едва живого парня, и закрылся им, выставив вперёд пистолет.   – Ах ты сука! Ну! Попробуй попасть! Ты же пытался спасти его! Хуй тебе! Умри сволочь!    Прогремело с десяток выстрелов будто бы в одну секунду. Но силуэт проворно заскакал по трубам, и пули пробивали их вьющиеся тела, заполняя пространство под потолком паром.    Надсмотрщик побагровел и яростно схватил парня за волосы, будто щит, но тот внезапно упёрся в пол, скрипнув зубами. Почувствовав помощь, он нашёл в себе силы сопротивляться. Их было немного, но надсмотрщика это вывело из себя и на мгновение он забыл о таинственном враге. Схватил парня за горло и с размаху прижал вновь к телу механизма.     – Страх потеряла, сволочь?!    Сначала он с бешенством в глазах пытался задушить. Но подняв взгляд чуть выше головы своей жертвы, расплылся в совершенно безумной ухмылке.     – Посиди-ка пока тут… А потом я, возможно, соберу твои кусочки, так уж и быть.   Взял волосы и их конец сунул в недра шестерней.    Парня пробрал холод. Его отпустили. Надсмотрщик пнул его в последний раз и крепче взялся за пистолет, принявшись искать фигуру среди свистящего пара меж труб.    Упав на колени, парень схватился за горло. Но тут же подорвался, обернулся и с ужасом увидел, как его коса медленно исчезает за стеной скрипящих шестерней. Механизм своей зубастой пастью неторопливо поглощал человека.   Секунда. Две. Три. Четыре. И нет нескольких сантиметров.   Ещё секунда. Ещё две. Ещё три. Ещё четыре. И нет нескольких звеньев косы.   Он стоял и обречённо глядел. Мозг отказывался верить, но ещё хуже – он отказывался думать. На глазах выступили слезы.   Но звук выстрела позади и звон стального прута об пол, заставили неповинующееся тело содрогнуться и напрячься.    Ещё несколько секунд прошло. Шестерни скрипели. Пережевывали.   Парень хлопнул себя по лицу и принялся судорожно вертеть головой в поисках спасения. Увидел пистолет неподалёку, брошенный убитым надсмотрщиком, и кинулся к нему. Протянул руку, но голову дёрнуло назад. Коса ушла слишком глубоко. Он не дотягивался. Попытался ногой, но его стало ощутимо тянуть. И вот уже нога далеко. Паника захлестнула с головой. Он дернулся в сторону, будто бы это могло помочь ему вырваться. Но его вернуло на место. Тело поползло по шершавому полу. Он пытался упираться руками – разорвал их в мясо. Развернулся, упёрся ногами в тело механизма и схватил свои волосы, но стальная громадина вращала свои механизмы совершенно не замечая помехи. Постепенно парень упёрся лицом в стальной корпус. Отпрянул, продолжая окровавленными руками тянуть свои волосы. Он уже почти перегнулся через ограждение. В лицо пахнуло резким запахом горелого масла.   А позади во мраке мелькала борьба. Стрелы и патроны кончились. Надсмотрщик грозно вопил, а ему отвечало молчание и резкие короткие удары. Он не справлялся без света и рванул к своему фонарю, но стоило ему повернуться спиной, как в плечи впились сухие тонкие руки, потянули за воротник и повалили на пол. Но они были не в силах удержать на месте откормленное тело, которое мгновенно схватило его за ноги. Теперь оба были на полу и покатились по бетонной шероховатости.    И внезапно попали в полосу света.    Парень, уже не мог держать свои волосы и от боли тянущейся кожи головы закричал. Глаза разъедало слезами. Вопль отчаяния сорвался на хрип, но не стихал, а лишь продолжал звучать израненной мольбой сливаясь с хищным воем машин и пара.   Сквозь пелену слёз он внезапно увидел своего заступника и из груди вырвался новый крик. Нечеловеческий, изумлённый, отчаянный, на последнем издыхании, крик:    – ТРУА….?! ТРУА!!!! ПОМОГИ!!!   Труа содрогнулся от столь жуткого призыва, и оставив на мгновение своего соперника, поднял глаза. Он потерял дар речи. Лицо перекосило ужасом от того, насколько близко был конец. Словно обезумев, он схватил надсмотрщика за голову. Тот впился в его руки, лёжа на спине, но с лица не сходила злобная ухмылка. И он расхохотался.   – И ему пизда! И тебе пиз…!   Но послышался хруст. Ухмылка стекла со свёрнутого на бок лица.     Труа с бешеной силой держался за уже не живую голову, совершенно растеряв контроль над собой. Но новый вопль нестерпимой боли со стороны механизма заставил его вскочить.   Мгновения хватило, чтобы оказаться рядом и впиться в оставшуюся свободную часть волос. Её было немного. Десять сантиметров. А дальше начинались жвала шестерней, стучащих с животной жадностью.   – ВЫТАЩИ ИХ!!! ПРОШУ ТЕБЯ!!! СПАСИ!!! Я НЕ ХОЧУ ТАК!!! ОНО РВЁТ ГОЛОВУ!!! АААААААА!!!!   Труа схватился за самое основание косы. В руке оказался нож и резко впился в волосы, но даже не пронзил насквозь. Коса была слишком тугой.    Щелчок за щелчком. Тянет сильнее. Руки опасно близко. Кожа головы шевелится. Кровь подступает к волосам.   Без остановки нож бился о волосы. Срезал пару прядей. Этого не хватало. Вопль заполнял всё кругом. Труа почти от него оглох, но, стиснув зубы и рукоять ножа, продолжал сечь. Глаза заливали слёзы. Уно почти потерял связь с реальностью, захлёбываясь в собственных криках. Он не разбирал, что кричит, но боль отрывающейся глубоко внутри кожи заставляла его беспрерывно молить о пощаде. Даже изорвав себе горло, он не прекращал. А Труа почти затупил нож. Шестерни тянули сильнее. Пальцы коснулись их стальных плоскостей.   Но раздался хлопок. Нож надломился и лезвие со звоном исчезло за стеной шестерней. Вместе с отрезанной косой.    Труа почти рыдал, но ни слёз, ни плача не было. Руки дрожали.    Уно всхлипнул, затих и рухнул на колени, освобождённый и едва живой. Если бы Труа не успел его подхватить – разбил бы нос, упав лицом в пол.    Пар перестал идти. В зловещей тишине лишь скрежетали механизмы.    Уно вцепился в плечи Труа. Тот почувствовал сквозь рубашку болезненный зажим ногтей и влагу слёз, лившихся теперь без звука. Тощее тело, державшееся за него, тряслось и вздрагивало. Но держалось всё сильнее.    Не придумав ничего лучше, Труа погладил парня по голове. Ощупал остатки неровных волос. Их давно была пора помыть. Теперь это будет делать легче. Кое-где остались длинные пряди, которым ранее повезло вырваться из общей массы. Но они выглядели слишком жалко.    Уно болезненно всхлипнул, помотав головой из стороны в сторону, и Труа отдёрнул руку. Конечно парню больно.    – Всё… тише… тише…    Уно лишь неопределенно что-то застонал и совсем ослаб. Слёзы лились не прекращаясь. Руки опали.   – Ну всё, идём. Идём…    Труа помог Уно встать. Придерживал под руку.   Вскоре парень стал потихоньку шевелиться сам. Но движения его были словно кукольными, не живыми. Глаза закрылись, истекая жгучей влагой.   – Идём, – повторял Труа. Стресс съедал его здравомыслие изнутри, но сейчас важно было поскорее уйти, чтобы не нарваться на новых надсмотрщиков. Они и без того создали много шума, – идём.   На крыше было тихо. Непривычно тихо. И светло. Заплаканные глаза болели.    Уно стоял, сделав лишь пару шагов от входа, и смотрел опустошённо в серую даль, поросшую кривыми бетонными зданиями. Труа был всё ещё в маске. Отошёл к костровищу из обрубленной бочки, расположившейся посередине бетонной террасы, чтобы дать старому знакомому время прийти в себя. Сел на единственный матрас, рассматривая потухшие угли. И вдруг услышал глухой стук – Уно упал на колени, запрокинув голову. Он смотрел на кущи грязных облаков, которые теперь казались нестерпимо высоким потолком. Товарищ подошёл к нему и тоже опустился на колени. Пристально осмотрел парня. – Небо… – хрипло прошептал тот. Его голоса почти не осталось после надрывных криков.    – Небо, – подтвердил Труа, положив руки себе на колени в ожидании.    – Просторно…   – Просторно.   – Тихо…   – Тихо.    Лицо Уно исказилось новым приступом слёз. Он закрыл лицо руками, замазав его кровью, которая всё ещё сочилась из ладоней. Съёжился весь и задрожал, борясь с приступом рыдания.    – Всё хорошо, поплачь, – тихо сказал Труа. Положил руку парню на плечо, и тот разразился новыми истошными всхлипываниями.    А когда успокоился, Труа повёл его в душ.    Голова кружилась. Мозг отказывался верить в то, что жив. В ушах стояла звенящая тишина.   Пока Труа настраивал воду душа, Уно стоял перед зеркалом, уже скинув робу. Тощее тело его напугало. На голове творилось нечто невообразимое: светлые пряди (розового почти не осталось) разметались по всей голове, блестели от жира и чернели копотью. Но голова казалась неестественно лёгкой. И это чувство Уно почему-то очень понравилось. Он провел рукой по кончикам растрёпанных прядей и криво улыбнулся. А потом едва слышно рассмеялся. Но в этом смехе не было безумия или боли. Он был счастливым.   Труа с замирание сердца смотрел на товарища. Слушал его смех, и на душе стало легче. Он тоже улыбнулся.    Оба молчали, но слова были и не нужны.   Труа сидел у противоположной стены, глядя в окно над душем, пока Уно приводил себя в порядок. Шторки не было, но никого это не волновало. Всё было слишком странно.    Когда с водными процедурами покончили, Труа выдал чистую одежду: белье, рубашку, полотняные серые брюки – и повёл Уно к костровищу. Усадил на свой матрас. Быстро сходил в кладовку, принеся оттуда консервную банку и котелок. Запалил костёр и котелок отправился прямо на огонь, а содержимое консервы оказалось в нём. Это был бульон с вкраплениями зелени.   Уно поджал колени к груди, и, пока смотрел на еду и чуял её запах, рот заполнила слюна. Труа сел рядом и тоже стал смотреть. После произошедшего голод пожирал обоих.    – И что теперь?... – потерянно прошептал Уно.    Труа повернулся к нему. Маска заглушала слова.   – Будем жить тут вместе. Я уже всё обустроил.   – Вот так просто?...   – Именно.   – Почему ты в маске?   – Я им немало насолил. Боюсь, что опознают.    – Ясно.   – Давай я тебя подстригу нормально.    – Спасибо, уже подстриг, – Уно усмехнулся.    Труа откуда-то достал ножницы и они подошли к краю парапета, чтобы не сорить на матрасе. Действительно, Труа подстриг остатки волос нормально. Вышло даже весьма прилично.    Пока Уно пошёл посмотреть на себя в зеркало в ванной, Труа задумчиво осмотрел оставшиеся длинные пряди. Собрал их и отнёс в мастерскую. Свернул из первой попавшейся бумажки конверт и сложил локоны в него, спрятав в ящике стола; сам не понял зачем. Вернулся к Уно на террасу.   Время шло. Медленно, но верно, Уно ожил и воспрял. Ощутив свободу, стал живее. Довольно быстро начал самостоятельно ходить на вылазки за едой, хоть ещё слегка боялся спускаться с крыши. Труа с облегчением выдохнул.    Они часто говорили вечером перед костром. Уно рассказывал о своей отвратительной жизни здесь, а Труа подтверждал, что Завод – сущий ад. Но не рассказывал о том, как попал в застенки. И Уно это настораживало так же сильно, как и то, что парень всегда был в маске. Всегда. Иногда за ней виднелись бинты, и мысли заполняли голову сами собой.    И чем дольше Уно жил на крыше, тем больше видел, что с Труа что-то не так. Он всё ещё был тем спокойным парнем из Нанбы, но что-то изменилось. Даже не в маске было дело, а в том, как Труа к ней относился. Он никогда её не снимал при Уно, но всегда держал в чистоте. До одури боялся, что этот хлипкий кусок ткани соскользнёт с его лица. На вопросы товарища отвечал уклончиво, основной легендой было то, что Труа боится надсмотрщиков, хотя его легко можно опознать по мятным волосам и алым глазам. Да и вряд-ли надсмотрщики успели бы появиться на крыше за десять минут их приёма пищи.   Но было кое-что похуже.   Из-за маски Труа предпочитал есть отдельно. Он стал более скрытным, по сравнению с тем, каким был в Нанбе. Уно замечал это постепенно. Труа постоянно уходил куда-то без объяснений, не отвечал на вопросы о себе. И всё это сопровождалось до ужаса странным поведением, которое усугублялось с каждым днём. Труа почти перестал смотреть Уно в лицо, старался отворачиваться от него, руки и ноги парня могли дрожать, а в глазах – блеснуть горечь.    Уно наблюдал за всем очень осторожно. Но однажды, спустя почти месяц, не выдержал. Его волновало и раздражало то, что Труа не отвечает на вопросы. Он видел, как парню нехорошо.    Одним вечером Труа снова исчез с террасы, чтобы поужинать. Ночь уже укрыла Завод тёмным душным покрывалом. Работа постепенно останавливалась. Костёр мерно трещал в своей стальной колыбели, неспешно поедая предложенную ему ножку стула. Уно сидел перед ним, неторопливо пережёвывал гречку и смотрел на дверь, за которой скрылся Труа.    Его отговорки не выдерживали теперь никакой критики. Он будто старался избегать Уно не только во время приёма пищи. И парень решил, что имеет право знать, что происходит.    Отложил тарелку с остатками каши, уверенно направился ко входу на этаж. Тёмные помещения встретили его пылью, пляшущей в воздухе, и хрустом бетонной крошки. Но поблизости Труа не оказалось.    Уно опустился на корточки и всмотрелся в следы на пыльном полу там, докуда ещё доставал свет костра. Отпечатки знакомой резной подошвы вели к разлому –громадной дыре, идущей сквозь половину этажей башни. Никто даже представить не мог, как она появилась.    Труа рядом с разломом не было. Но Уно, руководствуясь лишь интуицией, сквозь темноту нагнулся, заглядывая в пропасть. И увидел тонкий тёмный силуэт. Он был неподвижен, стоял на трубе, шириной всего лишь в шаг, совершенно спокойно. Судя по форме лица, на нём не было маски.    Сначала Уно хотел его окликнуть, но понял, что может спугнуть. Стал осторожно и не слишком умело сползать вниз.   Труа содрогнулся, когда рядом с собой услышал металлический шорох. Он отпрянул в темноту разлома, подальше от той части, куда достигал свет, но застыл, увидев перед собой Уно. И тот застыл тоже.    Они смотрели друг на друга молча несколько бесконечных секунд, а потом Труа вскрикнул и судорожно схватился за лицо, рухнул на колени с неописуемым ужасом в глазах. Но Уно уже увидел.    Ещё не зажившие местами, не успевшие огрубеть, алые пятна шрамов пожирали прекрасную кожу до самого носа. Губы были неровные, словно их в нескольких местах передавило ниткой.   Бинты и маску Труа держал в руках. Очевидно, он снял всё это чтобы поесть в самом отдалённом месте, какое смог найти. Он знал, что Уно сможет отыскать его на заброшенном этаже, но даже не подозревал, что ещё неумелый и слегка боязливый парень доберётся до сюда.    На глаза навернулись слёзы. «За что?... За что мне все это?... Ну чем я это заслужил?!» Труа впился в лицо ногтями и рухнул головой в сталь трубы, до крови закусил губу, только бы не разрыдаться и не закричать. И было страшно. Неловко. Противно. Грустно. Обидно. В голову лезли воспоминания о том, как он презирал внешность Уно, как вместе с Хани смеялся. А теперь всё наоборот. Но гораздо хуже…   – Уйди…. – не своим голосом прохрипел Труа, не поднимая головы. Но Уно лишь подошёл ближе. – Уйди! Прошу, уйди!   – Эй… Труа, ты чего?... – парень сделал ещё несколько шагов к товарищу.    Но тот внезапно подскочил. Лицо исказила болезненная, почти безумная улыбка, кажущаяся ещё более жуткой сквозь уродливые рубцы. Он засмеялся, отшвырнув от себя маску и бинты.    – Труа, успокойся. Всё нормально… – продолжал Уно, но всё было бесполезно.   – Нормально?! ЭТО ПО ТВОЕМУ НОРМАЛЬНО?! – Труа шагнул навстречу и схватил парня за воротник рубашки, безумным взглядом встретившись с его глазами. Уно непроизвольно затрясся словно его окатило ледяной водой. – ДЛЯ ТЕБЯ ЭТО НОРМАЛЬНО?!?! МОЖЕТ ДЛЯ ТАКОГО УРОДА ЭТО И НОРМАЛЬНО!! – Угомонись, а…    Тело пронзила дрожь, принеся с собой мерзкое чувство ужаса. Вопли Труа отдавались в стенах разлома кривым эхом, которое словно было чужим голосом, шепчущим страшные вещи. Уно схватил Труа за плечи, но тот вдруг залился надрывным смехом, глаза закатились до белизны белков. Худые руки ударили Уно в грудь, и он едва смог удержать равновесие, а Труа шагнул прочь с трубы. Шагнул в пустой мрак, огласив разлом тонким, до безумия болезненным хохотом.    Уно в ужасе кинулся к краю, но ничего не увидел в темноте. Леденящий страх сковал тело изнутри, сердце будто остановилось. На глазах блеснули слёзы. Он смотрел в пустоту и видел лишь бесформенные силуэты. Здесь было слишком много труб, острых бетонных углов и арматуры…   «А ведь если бы я не пошёл за ним…»    Уно закрыл лицо руками и отвернулся. Он не слышал удара в пропасти то ли от того, что он ещё не случился, то ли от испуга. Он с ужасом понимал, что сейчас произошло. Понимал. Понимал, что теперь один, и что только он виноват во всём этом. Не смог сделать простого – утешить. Не смог спасти того, кто когда-то спас его самого. Он просто идиот. Бесполезный идиот.    Во мраке стало неспокойно. Тишина застенков казалась непроницаемой, но сквозь неё просочился тихий горький звук. Плач.   Уно тут же обернулся и вслушался с болезненной надеждой в пустоту. Действительно услышал голос. Не раздумывая бросился спускаться. Скользил по трубам, словно делал это всю жизнь, рвал ладони о бетон, забыл о страхе высоты, и скоро оказался на куске стального листа, на самом краю которого, свернувшись и сгорбившись лежал знакомый человек, дрожа от слёз.    – Труа!   Уно не мог поверить. Бросился к парню, упал рядом с ним на колени и схватил за плечо так, словно боялся, что тот снова упадёт. Внимательно, насколько это позволяла темнота, осмотрел. И, убедившись, что всё в порядке, застонал, упав на Труа головой, крепче схватил его за руки. Тот вздрогнул и ошарашенно посмотрел на Уно, не сдерживая слёз.    – Труа, блять! Труа! Ты что, сука, творишь! За что?! Не оставляй меня тут одного! ПРОШУ, НЕ ОСТАВЛЯЙ!   Плевать всем было сейчас на осторожность. Уно кричал до срыва горла. Впился в тело Труа так, что тот мгновенно протрезвел и ужаснулся самому себе. Приподнялся на локоть, скривившись от резкой боли по всему левому боку, и Уно тут же отпустил его, стараясь замолчать. Нервная дрожь била изнутри обоих.   Когда только упал на стальной лист, Труа взвыл от неудачи. Но стоило Уно его позвать с такой болью и надеждой в голосе, что парень сразу разразился благодарностями спасительной плоскости. Он вдруг осознал, что Уно всё равно на его ожог.    Жаль, что осознал так поздно.     – Мы пойдём домой, – борясь с волнением, сказал Уно уверенно. – Не смей больше так делать.   Труа смотрел на него пустым взглядом. Не верил в то, что слышит, в то, что происходит… Не могло быть такого, чтобы два некогда бесящих друг друга человека сейчас сидели, рыдая от осознания благодарности к существованию друг друга. Не могло… Но здесь оно случилось…   – Ты же и сам сказал, что я урод, – снова прервал тишину Уно, и голос его окрасила мягкая ухмылка, – так чего ты паришься? А теперь я ещё и без волос. Просто расслабься. Я и сам давно догадывался.   От слов парня Труа скрутило в новом порыве рыданий. Уно не мешал ему. Накрыл рукой дрожащее плечо, смотря на друга с едва заметным снисхождением. Но ничего не говорил больше, осознавая, что парню нужно обдумать услышанное.    В конце концов Труа стих, успокоился и встал. Взглянул на Уно уверенно, с благодарностью и сам двинулся к выходу из разлома, молчаливым жестом зовя друга за собой. Тот повиновался. Но вдруг понял, что им предстоит подниматься несколько десятков метров вверх над пропастью по хлипким кускам развалов Завода, и живот неприятно скрутило страхом. Теперь Уно с ужасом вспоминал, как неосторожно спускался за Труа, даже не разбирая пути.   Тот понял, что парень за ним не пошёл, и обернулся. Увидел Уно, неловко топчущегося на месте, заламывающего руки, и тихо усмехнулся, чувствуя весь абсурд ситуации.   – Трус, – бросил он поучительным тоном и полез дальше.    – Эй! – взорвался Уно. – Прыгать с высоты нихуя не делает тебя смелым! Сам ты трус, раз даже меня боялся!    – Хватит уже об этом, – вмиг помрачнел Труа и пальцами крепче впился в трубу, за которую держался.   Уно моментально прикусил язык и неуверенно подошёл к накренившейся трубе, по которой ранее взбирался друг. А тот успел подняться ещё немного, уселся на какую-то стальную конструкцию, на вид не слишком прочную, и с высоты наблюдал за попытками парня перебороть себя.    – У тебя же так быстро получилось спуститься.    – Отстань! Не мешай!    Возмущение вдруг оказалось сильнее страха и Уно принялся быстро подниматься вверх. Ловко хватался руками и ногами за любые выступы, дивясь самому себе. А Труа только вздохнул с успокоением и пополз дальше.    – Э-э! Куда погнал?! – услышал он за собой недовольный и слегка напуганный крик. – Подожди меня!    – Давай ползи, ползи. Я наверху тебя подожду.   Труа не смог сдержать смеха. Смеялся всю дорогу, пока не выполз на край. А Уно лишь ворчал, следуя за ним. Но в глубине души ему стало невероятно спокойно. Несказанно приятно было видеть, как убитый и зажатый в своём горе человек наконец обретает хрупкий, но неизменный покой. Благодаря нему. Оставалось лишь надеяться, что все останется так же, неизменно.