Арканум

      Жизнь Куросаки Ичиго уже давно неразрывно связана с ложью.       Всё началось с судьбоносного вечера и хрупкого силуэта маленькой шинигами. С того момента жизнь почти нормального подростка круто повернулась на все сто восемьдесят.       И разделилась как будто на две.       Школьные будни окрасились периодическими встречами с пожирающими людские души существами, а форма ученика старших классов заместилась на шихакушо, в которых ходят «властители смерти». И вместо потасовок в подворотнях с кучей отморозков на кулаках – немалых таких размеров меч.       С того самого дня жизнь Ичиго разделилась. Но он никогда не был против.       Парень утаивал о своей жизни как исполняющего обязанности шинигами. В школе, дома, в своей рутинной жизни парень оставался обычным школьником, не без подозрения окружения выпадающий из будничной канители время от времени. Но это ничего, так лучше для всех.       Если быть честнее, лгал он и до этого. Его способность видеть духов хоть и обсуждалась за его спиной, но никогда не была подтверждена самим парнем. Потому что он понимал, что это не то, о чём стóит знать его окружению.       После победы над Айзеном и потери сил шинигами Ичиго не говорил ни слова о своём состоянии. Он даже не считал это ложью, ведь никто напрямую не спрашивал ни о чём. То, что все молчали как раз из-за очевидно болезненного состояния парня, Ичиго предпочитал игнорировать. Просто никому не надо было знать обо всём.       В конце концов то, что по ночам просыпаться приходилось с судорожным рваным вдохом от размытых образов прошедших битв – это только для самого Ичиго. И после каждого такого пробуждения надежда, что это происходило без вскрика, который могли бы услышать отец или сёстры – тоже. Им лучше без этого.       Когда Яхве вторгся в Сообщество Душ и убил Короля Душ, Ичиго узнал о себе много больше. О том, что он квинси, о предательстве того, кого до этого называл Зангецу. Того, кому доверял безоговорочно. Но в реалиях войны нет места эмоциям. В итоге ведь всё закончилось хорошо. Ичиго смог защитить тех, кого хотел. Ичиго не пришлось прощаться с человеческой жизнью, по крайней мере пока что. Ичиго было бы непростительно жаловаться на что-то, а потому всё хорошо. Всем лучше считать именно так.       Ичиго искренне был рад за всех, кто, наконец, обрёл покой и размеренную жизнь. Ведь именно поэтому все живые существа и сражаются, не жалея собственных жизней. Чтобы вернуться потом в свои дома, чтобы наконец всё было нормально.       В голове у Ичиго уже давно всё ненормально.       Началось ли это после войны с квинси или ещё во времена восстания Айзена, а быть может как раз в тот вечер с хрупким силуэтом маленькой шинигами – Ичиго понятия не имел. Просто в какой-то момент сны перестали казаться кошмарами, ведь в них – он, кровь и бьющий в голову адреналин. Работающий в режиме чрезвычайного положения мозг и вывернутые наизнанку конечности. Пульс за сто с лишним ударов и сгорающие лёгкие. Там то, чего Ичиго лишился, стоило нанести последний удар Императору Ванденрейха.       Всё осталось там, а сам Ичиго – здесь. В мире, где все налаживают свои жизни после войны, где каждый радуется тому, что вернулся живым.       Ичиго же не уверен, что вернулся вовсе.       Или вернулся ли он сам.       И Ичиго проклинает себя каждый раз, стóит в голове пронестись на одну сотую секунды мысли, что он хочет, чтобы что-то произошло. И он гонит эти мысли прочь, ведь все остальные не виноваты в том, что он очевидно сумасшедший; все приложили так же много усилий, а потому заслужили жить спокойной жизнью. А потому им будет лучше без дерьма внутри одной рыжей головы.       Ичиго идёт по петляющим улочкам, пока не выходит во внутренний двор многоквартирного дома. Смотрит на небольшую пустующую площадку, облокотившись плечом на кирпичную стену, и прячет руки в карманах лёгкой ветровки. Погода уже несколько дней стоит на редкость для Каракуры мерзкая, не радуя жителей проливными дождями и рваными порывами ветра. Вот и сейчас до слуха доносится скрип детской качели, что с каждым новым порывом ветра приходит в никому ненужную работу.       Взад-вперёд, отчитывая прозябшие секунды в долгие минуты, скрипя жалобно и надрывно. Скрипя в надежде, что кто-нибудь, наконец, придёт и остановит если не ветер, то хотя бы её саму. Просто чтобы кто-нибудь дал понять, что можно остановиться. Потому что крепления уже ржавеют.       Потому что больше не за чем постоянно и на износ.       – Скучаешь, Куросаки? – тихим рыком в самое ухо.       Ичиго даже не дёргается, позволяя себе только сжать желваки до проступающих бугорков на лице. Продолжает смотреть на качели, понимая, что скрипит уже не на площадке.       Вот уже который месяц скрипят готовые сломаться к чертям собачьим шестерёнки внутри собственной черепной коробки. Парень не оборачиваясь нарушает дождливую тишину ровным тоном:       – Уже закончил с делами Урахары… – рваный смешок остаётся на собственной коже колючим роем мурашек, и Ичиго поворачивается, режась о каждый миллиметр лица напротив. – А, Гриммджоу?       И это тоже то, о чём никому лучше не знать.

***

      – Куросаки-сан? – в тихом голосе Уруру едва ли можно было различить вопросительные нотки, однако девушка прекратила подметать двор дома и посмотрела своими магнитными глазами на стоящего перед собой парня. – Добрый вечер.       – Добрый, – кивнул Ичиго, в который раз удивляясь, насколько выросла пускай и ужасающая своей силой, но всё же совсем девочка из воспоминаний. – Урахара-сан сказал мне зачем-то прийти, так что… Он дома?       – Да, – после нескольких немых секунд, в течение которых Ичиго успел несколько раз обойти здание взглядом, проговорила Уруру и отставила веник. – Пройдёмте со мной.       – Да я и сам мог бы… – больше на автомате пробормотал Куросаки, но, посмотрев на уже направляющуюся ко входу девушку, пошёл следом.       Устроившись на диване, парень стал дожидаться Уруру, которая ускользнула за поворотом, попросив перед этим остаться в гостиной. Ичиго лишь пожал плечами и послушно приземлился на мягкую обивку, справедливо расценив, что в этом доме лишний раз ходить опасно. Никогда не знаешь, на что в обители безумного учёного можно набрести – спектр лежал в диапазоне редкого сорта чая и оружия массового поражения.       Как и непонятно было, зачем Урахара вызвал к себе, отправив накануне вечером смс с просьбой зайти, не забыв поставить глупый смайлик с поцелуйчиком в конце.       В последний раз Ичиго видел мужчину около четырёх месяцев назад, когда тот решил поинтересоваться, всё ли у Куросаки нормально. Парень прекрасно понимал, что подобный интерес связан со всё ещё актуальным вопросом влияния его реяцу на Каракуру, который пусть и отложен, но всё ещё открыто висел в Сообществе Душ. Однако только недавно прошедшая война оставила шинигами кучу других проблем, которые были в бóльшем приоритете. Да и ситуация с новым Королём Душ решилась относительно благоприятно, так что Ичиго мог спокойно жить в городе. До каких пор – вопрос, но об этом пока рано было думать.       Ичиго откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. С реяцу-то проблем у него не было – помимо извечного отсутствия её контроля –, однако затянувшаяся монотонной серостью Каракура в собственном подсознании красноречиво сигнализировала об отсутствии душевной гармонии.       Парень только шипяще выдохнул сквозь сжатые зубы и отмахнулся от этих мыслей. Уж что-что, а пара тучек в башке явно не повод для разговора. В конце концов, война оставила кучу шрамов как всем в общем, так и каждому в частности.       – Куросаки-сан, – прошуршал женский голос, и Ичиго, мелко вздрогнув, быстро принял ровное положение. Уруру спокойно продолжила. – Идёмте, я отведу вас.       Ичиго кивнул и пошёл за девушкой, пытаясь игнорировать смущение от какого-то глупого секундного испуга, будто бы она могла услышать его мысли. Неприятно жужжала и мысль, что так до паранойи недалеко. Жужжала привычным скрипучим голосом изнутри и блестела золотой лихорадкой глаз.       – Куросаки-сан, сколько лет, сколько зим! Рад видеть в здравии, – знакомая дурашливая манера и знакомые чередующиеся полосы перед глазами вывели парня из подобия транса, в котором он пытался запихнуть противно смеющийся меч в какую-нибудь глубокую и звукопоглощающую щель. – Проходи-проходи, я как раз ждал тебя.       Ичиго только сейчас отметил, что не знает этого коридора, хотя казалось, что дом изучен полностью, и посмотрел на образовавшегося в паре метрах от себя мужчину. Уруру уже и след простыл.       – Урахара-сан, здравствуйте. Вы хотели меня видеть?       – Как всегда предпочитаешь сразу к делу, Куросаки-сан, – мужчина в излюбленной манере замахал веером перед лицом и улыбнулся.       – Думаю, за столько времени знакомства можно и опустить часть с вопросами про дела и самочувствие, – Ичиго смазанным движением потёр кончик носа, избегая прямого зрительного контакта с горящими из-под тени панамы глазами и продолжил. – Если, конечно, вы меня не из-за этого позвали.       Урахара тихо хмыкнул и чуть сощурил глаза, но ответил привычно нараспев.       – Меня всегда интересует твоё самочувствие, Куросаки-сан. Однако всё так, я позвал тебя немного не за этим. Я хотел тебе кое-что сообщить, ведь вопрос твоей информированности крайне важен в случае… подобном этому.       – Что-то случилось? – Ичиго нахмурился, не понимая, к чему такие витиеватые фразы, но попытался не отвлекаться, дабы не упустить суть, как это обычно бывает в разговоре с Урахарой.       – О, нет, не переживай. И не спеши брать в руки меч, – минорно бросил вторую фразу Урахара и, кинув взгляд на ещё более насторожившегося парня, продолжил привычно. – Просто я не мог не поставить тебя в известность о кое-каких моих делах.       После последней фразы Куросаки свёл брови к переносице почти до предела.       Поставить в известность о делах?       Его?       Урахара?       Это звучало как минимум странно и как максимум сулило беду, однако Ичиго лишь сдержанно кивнул.       – Понимаю твою настороженность, Куросаки-сан, однако, уверяю, это действительно лишь вопрос осведомлённости. Чтобы избежать, скажем, неожиданных встреч, – мужчина крутанулся на пятках на сто восемьдесят градусов и кивнул через плечо. – Идём со мной, Куросаки-сан, а то мой гость, должно быть, утомился ждать.       – Вы хотите с кем-то меня познакомить? – предположил парень, идя следом за как всегда загадочным Урахарой, и всё ещё не понимал, каким боком он опять оказался в делах этого мужчины.       – Только если бы вы и без меня не были знакомы.       Всё ещё мало что понятно, всё ещё каждый ответ рождал только новый вопрос. Ичиго сжато выдохнул, устав пытаться угнаться за Урахарой с его вечными шарадами. Дойдя до двери, ничем не отличающейся от других, парень тупо уставился сначала на неё, затем на мужчину. Урахара ещё раз улыбнулся и потянул ручку вниз.       Позвонки в секунду обдало тяжёлым холодом. Действительно, уже не раз знакомым. Отпечатавшимся в мозгу наяву и многократно приходящим во снах. Ичиго вместе с открытием двери шагнул назад, корпусом разворачиваясь на источник, находящийся в, как оказалось, покрытой кидо комнате. Рука автоматически порывнулась к удостоверению, но парень сразу отдёрнул себя.       – Ну что за манеры, ведь можно было без демонстраций, – Урахара шутливо замахал веером перед лицом, как будто отгоняя нежеланный запах, намекая на очевидно показательное духовное давление, и метнул лисий прищур в сторону напряжённого парня, одновременно уважительно и грустно отмечая уже отложенные на подкорке рефлексы бойца внутри совсем ещё юного тела. – Куросаки-сан, полагаю, это такое приветствие специально для тебя. Проходи, не буду же я объясняться в коридоре.       После своих слов Урахара нырнул в темноту комнаты, и Ичиго ничего не оставалось, кроме как пройти следом. Едва переступив порог, глаза встретились с обжигающим холодом хищным взглядом, обладатель которого вальяжно сидел на диване с убранными в карманы руками и широко раскинутыми ногами. И оскал. Едва ли менее острый, чем его когти, едва ли менее знакомый, чем его меч.       – Ну здаров, Куросаки. Как сам?

***

«Ведь ты так сильно боишься, что все наконец узнают, насколько мы безумны, верно, Король?»

      Ичиго игнорирует искрящийся помехами скрипучий голос внутри и смотрит перед собой. Усмешка и как бритва острая асимметрия в неизменном оскале. Парень запомнил каждый миллиметр в изгибе острых губ, видя их перед собой несмотря на то, что смотрит аккурат в чужие глаза. Горящие, как прожектор посреди беспроглядной тьмы. Наполняя эту тьму льдистым холодом. И желанием. Перманентным желанием сражаться, быть в движении, в крови и адреналине. Точно таким же, что тяжёлым осадком поселился внутри тёмных радужек карих глаз. И ещё одним – общим – желанием, которое родилось, казалось, из-за какого-то случайного сбоя в матрице. Как очень нелепая шутка чертовски дерьмового комика.       – Ну, было бы грустно, простой ты так, в ожидании, всю ночь, – Джагерджак оценивающе скользит ледяной коркой глаз вниз по рядом стоящему телу и возвращается к глазам. – Как одинокий промокший котёнок.       Ичиго фыркает и отводит голову вбок на всё так же пустующую площадку.       – Слишком большого мнения о себе, сними корону.       – М-м, просто я единственный осведомлён о всех твоих потребностях, – мужчина скалится ещё сильнее, стóит глазам напротив недовольно посмотреть в ответ. И глумливо продолжает, недвусмысленно дёргая бровями. – И об их количестве.       – Что-то ты больно весёлый после задания, – Ичиго закатывает глаза, в душе надеясь, что из-за плохого освещения не видно, как залились краской кончики слегка пылающих ушей.       Гриммджоу на это только неопределённо пожимает плечами, давая понять, что обсуждать его дела с Урахарой у него нет желания. Стоит с убранными в карманы штанов руками и уже более спокойно ухмыляется на одну сторону. И смотрит. Ичиго тупит взглядом в нихера никому не нужные качели ещё с десять секунд, после чего не выдерживает.       – Какого чёрта так уставился?       Очередная тихая усмешка. Джагерджак молчит, буквально заставляя этим оторваться, наконец, от площадки и выжидающе посмотреть в глаза. Клонит голову вбок совсем как рассматривающий что-то на редкость интересное кот и расслабленно чуть прикрывает глаза, смотря томительно и почти сонно.       – Да вот жду, когда котёнок сам выскажет свои пожелания.       – Кончай меня так называть.       – Хочешь как-то иначе? Без проблем, ты только скажи, на что у тебя мощнее стоит.       – Катись к чёрту, – привычная для обоих фраза, после которой как можно ровнее, без тени смущения – по крайней мере, так кажется – добавляется на тон ниже. – Идём уже.       – М-м, пить чай будем?       – А у тебя есть чай? – Ичиго уже хочет проклясть всё и свалить от решившего поиграть Джагерджака, но выдыхает, стóит тому плавно сдвинуться с места и направиться к нужной лестнице.       – Для тебя найду что угодно, котёнок.       – Джагерджак, твою мать.       Мужчина рыкающе смеётся и пружинисто поднимается на нужный этаж, доставая ключи из кармана кожаной куртки.       Щелчок поворота ключей, скрип открывающейся двери и темнота чужой – но уже не раз посещаемой – прихожей. Эту квартиру Джагерджак потребовал как плату за свою работу с Урахарой, как и деньги для проживания в мире людей, раз уж ему «приходится тухнуть в мире живых, пока панамочник решает, куда и по какому делу забросить меня в следующий раз». Предложение жить у Урахары было встречено средним пальцем и красочным ответом, хотя первое время ему всё же приходилось оставаться там. Что-то вроде выслуживания, пока ему не начали доверять хотя бы настолько, чтобы дать гигай и отпустить жить где-то отдельно. Плюс ко всему Урахара не мог проигнорировать интерес арранкара к человеческому миру, как бы последний не отрицал его. По всей видимости, вечно стремящейся к чему-то натуре было тесно в безжизненных пустынях Уэко Мундо.       Таким образом, без пары месяцев год экс-секста Эспада живёт на Земле, периодически мотаясь по поручениям Урахары в только им двоим известные места. Последний же взял на себя всю ответственность перед Готеем за пребывание за пределами своей обители столь опасного и ещё недавно враждующего с ними существа. А уж Урахара всегда умел быть более чем убедительным.       Ичиго заходит следом и закрывает дверь, на ощупь снимая немного промокшую обувь и ветровку под звуки приземляющихся на деревянную поверхность тумбы ключей, отлетающих к стене массивных ботинок и шороха снимающейся куртки. Парень только успевает дотянуться до включателя и щёлкнуть, наполняя прихожую светом, как его ощутимым давлением ладони в грудь припечатывает к стене.

***

      – Холодно, блин, – Ренджи потёр свои массивные ладони друг о друга и с благодарным кивком принял протянутый кофе.       – Ну ты как-то не по погоде одет, модник, – усмехнулся Ичиго и сел рядом с мужчиной. – Что, у Урахары не нашлось для тебя чего-то более тёплого, чем эта лёгкая куртка?       – Что-то вроде того, наверное, – сухо ответил Ренджи, угрюмо смотря на струю пара из кофе и чуть хмурясь при упоминании бывшего капитана Готея. Ичиго не успел что-либо сказать, как уже веселее заговорил Абарай. – Ну как ты сам? У тебя, кажется, скоро выпуск? Уже предвкушаешь взрослую жизнь?       – Вот в такие моменты я вспоминаю, что ты тот ещё старик на самом деле, – хмыкнул в пластиковую крышку парень и, отпив свой капучино с солёной карамелью, продолжил, игнорируя возмущённое «засранец». – Да какое предвкушение. Выпуск как выпуск, ничего особенного.       Ренджи молча уставился на парня, скользя взглядом по ничего не выражающему профилю, пока тот пальцем игрался с язычком заглушки на крышке, открывая и закрывая, и, очевидно, о чём-то думал. Мужчина грузно выдохнул.       – Просто ты слишком противный, чтобы наслаждаться подобными вещами. Скоро вон морщины будут от вечно сведённых бровей. А ведь ты ещё только пацан зелёный.       – Не хочу выслушивать подобное от того, чьим лицом можно пугать детей, – съязвил парень и, понимая, что Ренджи не собирается отпускать эту тему самостоятельно, решил увести инициативу. – Лучше скажи, как в Готее? Я же никого из вас не видел с того момента, как вернулся, а Урахара мало чем делится, отмахиваясь раздражающим «всему своё время».       – Ну, отчасти так и есть, – Ренджи спокойно переключился с темы, решив не заострять внимания на нежелании Куросаки делиться чем-то из своей головы, уже прочувствовав болезненность вопроса. – За эти почти девять месяцев удалось разрешить основные последствия нападения Ванденрейха. Не так давно ещё повылезали всякие, кто так и сидел в своих норах в ожидании, пока с Готеем что-нибудь не произойдёт. Но уже всё решилось. Видишь, я даже смог спуститься, морду твою хмурую повидать.       – Отвали от моего лица. Не нравится – не смотри, – Ичиго сделал еще более кислое выражение, отчего Ренджи коротко посмеялся. – А Рукия?       – Она сейчас разрывается на посту исполняющего обязанности капитана своего отряда. Сам понимаешь… – Ичиго помрачнел от даже косвенного упоминания Укитаке. Ренджи понимающе кивнул. – Так что даже ответственность за город сейчас взял мой капитан. Так-то Каракура за тринадцатым прикреплена, но капитан решил хотя бы таким способом помочь ей.       – Бьякуя как всегда покровительственен, – парень чуть дёрнул уголками губ в улыбке. – Значит, забрал город и отправил своего бестолкового лейтенанта? Жирновато.       – Попросил бы без оскорблений, – Ренджи назидательно потрепал копну рыжих волос, с ухмылкой слушая недовольное фырканье в кофе. – Ну я тут то одно дельце делаю, то другое.       – Урахара, да? Дело ведь в них с Гриммджоу? – Ренджи при упоминании арранкара быстро метнул взгляд на Куросаки, но почти сразу расслабился и кивнул. – Честно сказать, я даже удивился, что он рассказал об этом Готею, хотя, полагаю, знает только верхушка.       – И назначаемые патрульные города, хотя их информируют частично. Сам понимаешь, не хотелось бы, чтобы они попытались что-то предпринять, а тот их перебил. Хоть Урахара и говорит, что переживать причин нет, – взгляд Ренджи помрачнел. – Как уж тут поверишь в такое.       – Ну, у вас сейчас вроде как спокойные отношения с Уэко, разве нет?       – С Уэко-то да, хотя правильнее было бы сказать «прохладный нейтралитет», но вот этот вот. Не так давно явился в Руконгай с мечом наготове. Сцепился, конечно, с врагом, но как мне потом рассказали, вменяемостью там особо не пахло. Вот я и хотел узнать, не было ли проблем каких…       Ичиго не сразу понял, что последнее адресовано конкретно ему, представляя в голове скачущего по Руконгаю Джагерджака и разбрасывающегося направо и налево серо, только после нескольких немых секунд оборачиваясь на внимательно смотрящего на него мужчину.       – Чего?       – Как бы… У вас, помнится, давно уже это началось. Он же с первого своего прихода к тебе прицепился.       От формулировки стало отчего-то смешно. Ичиго подумал, насколько Джагерджака правомерно сравнить с репьяхом, и усмехнулся уже в открытую.       – Ну, всякое было, но сейчас он на удивление спокоен.       То, что за эти почти два месяца пребывания арранкара в мире людей Ичиго не единожды в повседневности ощущал чужое присутствие и ловил изучающий звериный взгляд из тени, было решено не упоминать. Кто-кто, а Ичиго мог различить, крылась ли опасность в этих приходах. Когда Джагерджак настроен на кровопролитие, сложно этого не понять. Хотя парень бы солгал, сказав, что отсутствие этого настроя не настораживало его ещё больше. На кой чёрт арранкару взбрело в голову поиграть в наблюдателя из кустиков было абсолютно непонятно и лишено смысла. Однако копаться в чужой голове было также бессмысленно, едва ли Ичиго смог бы что-то понять. Удостоверение на случай срыва ситуации всегда было под рукой, да и Урахара не тот, кто разбрасывается пустыми заверениями. Раз уж сказал, что всё схвачено, значит, должно быть, так и есть.       – Всё равно странно всё это, – подал голос Ренджи, и Ичиго, выныривая из роя мыслей, рассеяно кивнул. – Зачем одному из Эспада сдалось работать на Урахару?       – Не думаю, что это «работать на». Джагерджак, насколько я могу судить по его действиям из прошлого, даже Айзену такое себе подчинялся. Да и Урахара пока объяснял ситуацию, постоянно повторял что-то о партнёрстве. Хотя не лишено смысла, что это просто чтобы не провоцировать его.       – Партнёрство, да? Осталось тогда понять, в каком преступлении.       Ичиго усмехнулся. Урахара действительно неподражаем: не раз помогая Сообществу Душ и самому парню в частности, он всё равно ощущался как тот, от кого можно ожидать чего угодно. Даже Ичиго, благодарный ему за множество вещей и готовый в свою очередь помочь мужчине в случае чего, не мог отделаться от ощущения, насколько опасно то, что кроется под панамой и черепной коробкой этого шинигами.       – В любом случае, раз уж Киораку-сан дал добро, значит, всё нормально. Но ты, конечно же, должен быть настороже, не зря же Бьякуя отправил тебя сюда. А то вконец разленишься.       Ренджи перевёл на парня за малым не наполненные слезами глаза, в полопавшихся капиллярах которых Ичиго смог разглядеть все эти девять месяцев последствий, в течение которых, по всей видимости, шинигами едва ли могли позволить себе хотя бы такую мелочь, как полноценный сон. Куросаки сочувствующе улыбнулся, проглатывая ком сожаления оттого, что никак не мог помочь им. Помимо сражений Ичиго был почти что бесполезен.       – Ты прав, – Ренджи в секунду преобразился, улыбаясь хоть и усталой, но всё-таки своей широкой улыбкой. – Ну ладно, мне надо к патрульным, согласовать несколько моментов. А потом ещё… Кучу всего.       Несколько раз моргнув, Куросаки посмотрел на поднявшегося мужчину. Ренджи улыбался ободряюще и немного виновато. Выдохнув, парень тоже поднялся и обернулся в поисках мусорного ведра. Уже запуская недопитый стаканчик в урну, до слуха донеслось тихое, но твёрдое:       – Ичиго, – парень обернулся, встречаясь с серьёзным взглядом напротив. – И всё-таки… Будь осторожен, ладно?       Холодный зимний ветер бил по лицу, пока Ичиго смотрел на Ренджи, понимая, о ком снова зашла речь. Чуть улыбнувшись, парень уверенно кивнул.       – Ага. Не переживай, Ренджи. Всё под контролем.

***

      Резкий глубокий поцелуй, перед которым не успеваешь сделать вдох. Губы настойчиво заставляют открыться, позволить чужому языку жарко пройтись по нёбу, пустить волны жара по телу. Ичиго глухо стонет от неожиданности и сжимает футболку мужчины, мысленно давая себе подзатыльник за собственную несдержанность. И почти рвёт ткань в своей руке от ощущения, как от стона губы Джагерджака растягиваются в гадкой улыбке, а широкая ладонь хорошенько сжимает обтянутую светлой джинсой ягодицу. Парень второй рукой зарывается в голубые влажные пряди, с нажимом тянет от себя и кусает нижнюю губу, стóит только Гриммджоу слегка отодвинуться.       – Что-то ты стал в последнее время больно кусачим, Куросаки, – с протяжной «р» в фамилии и новой порцией мурашек по чужим позвонкам. Ичиго ломано пытается сделать нормальный вдох, но сбивается, когда ощущает чересчур осязаемое поглаживание по ягодице.       – Не тебе говорить мне что-то про укусы, чёрт тебя де-       Фраза обрывается с тихим вскриком, когда Гриммджоу будто бы на опережение завершения мысли кусает шею с истерично бьющейся артерией. Засасывает, подминая тело в своих руках, заставляя буквально вжаться в себя. Широкая ладонь цепляет под бедро и тянет вверх, и Ичиго уже выученным движением обвивает руками шею и скрепляет в замок ноги на уровне поясницы Джагерджака.       – Вот и умница, – урчит между укусом и зализыванием Гриммджоу, с восторженным выдохом ощущая, как прижимается тело в руках к собственному.       Ичиго не отслеживает, как они переходят из прихожей в спальню, и понимает происходящее уже с ощущением мягкости постели под собой. Отвечает на поцелуй и буквально задыхается от давления тела сверху, вжимающего в кровать до скрипа.       Когда это безумие между ними только началось, Куросаки не без внутренних противоречий – походящих больше на то, что большинство людей назвали бы немой истерикой – принял тот факт, что от ощущения женского хрупкого тела на себе и на одну тысячную не кроет так сильно, как когда тебя вжимает туша в восемьдесят килограмм. Как и с определёнными сложностями свыкся с пониманием, что кончать до звёздочек перед глазами от члена в собственной заднице – это, оказывается, то, чего ему не хватало всю жизнь. Просто необходимость свыкнуться с мыслью, что собственноручно выстраиваемый образ «крутого парня» несколько треснул – или разбился вдребезги без возможности слепить осколки во что-то вменяемое – вызывала красочный шипастый букет из тех стадий принятия, которые шли «до» этого самого принятия.       Только отрицать очевидное, конечно, хотелось, но с каждым новым ядовитым смехом собственного подсознания, услужливо напоминающим обо всём колорите эмоций и ощущений, облачающихся в ломающие мозг формулировки, от которых стыдно было до дробящихся костей, это попросту не представлялось возможным.       Гнев тоже казался прекрасным и комфортным выходом в подобной ситуации. Только на этом этапе неприятно резануло пониманием, что злиться можно только разве что на себя самого. Срываться на Зангецу не имело смысла, как и вообще реагировать на любые выходки меча, а перекладывать всё на Джагерджака и срывать злость на нём казалось максимально трусливым и слабым решением, до которого Ичиго, к своей радости, ещё не опустился. А простое желание раскрошить арранкару его челюсть – включая красующуюся на лице часть костяной маски – с определённой переменностью появлялась и без этого.       Следующим был торг. Спустить всё на усталость, вызванные учёбой и подработкой эмоциональное перенапряжение и физическую неудовлетворённость, из-за которых всё дошло до такого, и прийти к заключению, что единожды бывает если не со всеми, то хотя бы бывает. Как исключение. Чистая случайность. Порешать на этом и забыть, продолжая жить дальше уже с отлаженным вектором того, что парень считает привлекательным. Только ещё до недавних пор единственно манящие образы плавных изгибов женского тела сменились. И тут уже хотелось торговаться разве что с собственным мозгом, чтобы он перестал самым наглым образом подкидывать картинки, от которых утренний стояк не только появлялся, но и не собирался уходить простым велением мысли. И никаких плавных изгибов в них не было.       Депрессию же парень отрицал как самое жалкое и бесполезное, до чего он мог бы дойти. Потому что Ичиго с детства привык брать ответственность за собственные поступки. Потеря второй девственности, конечно, не входила в планы Куросаки как таковая, да и тем более с кем-то подобным, но ударяться в апатию и страдать на этот счёт всё же не хотелось из гордости.       Поэтому Ичиго быстро – ну или почти быстро – дошёл до принятия. Однако это не помогло с огромным количеством вопросов, которые назойливым роем кружили в голове.       Как, зачем, а самое главное – когда это всё началось? Что послужило тем спусковым механизмом? Что положило начало этому? Парень задавался этими вопросами, пока не принял тот факт, что знает ответ хотя бы на один из них.       Примерно как только впервые у Ичиго под коленками затряслось от низкого утробного рыка, что начался в слуховом проходе и закончился на члене, забежав перед этим в оба полушария мозга, – тогда и появилась та первая, блядски-фатальная трещина.

***

      Зимний вечерний ветер колюще облизывал кожу, вынуждал глубже прятать руки в карманы куртки и утыкаться носом в ворот. Ичиго шмыгнул, но ходу не прибавил. Задержавшись немного на подработке, парень устало брёл по направлению к дому. Голова зудела.       «Куросаки-кун, с тобой всё хорошо? На тебе в последнее время лица нет…» и большие обеспокоенные глаза Иноуэ.       Надо ответить, что всё хорошо, что просто замотался с учёбой и подработкой. Уверенно и без запинок. Надо улыбнуться и поблагодарить за беспокойство.       «Куросаки, ты уже решил, куда именно поступишь? Тебе не следует так затягивать, выпуск на носу. Соберись.» и серьёзный укоризненный взгляд Исиды.       Надо отмахнуться, сказать не лезть со своими нудными нравоучениями. Уверенно. И без запинок. Надо скорчить недовольное выражение и сказать, что всё уже решил.       «Не перенапрягайся. Тебе тоже нужен отдых.» и невозможно спокойный голос Чада.       Надо кивнуть, заверить, что это просто временно. Уверенно. И, блять, без запинок. Просто необходимо сказать, что всё под контролем.       Ещё были крики Кейго и нытьё о расставании после выпуска. Был удар в плечо от Тацуки и приказ не быть размазнёй. Было молчание и задумчивый взгляд Мизуиро. Потом была Икуми-сан и какая-то болтовня про лучшие университетские годы и – Куросаки даже не отследил, с чего такой переход – красивых одногруппниц. Надо было что-то отвечать, но Ичиго только слабо кивал и отстранённо бубнил невпопад. А сейчас он вернётся и будут расспросы сестёр, не передумал ли он съезжать от них после своего поступления. Будут показушные слёзы отца и монолог с фотографией матери о том, что их сын стал совсем взрослым и хочет покинуть родительское гнездо.       Ичиго шёл вдоль небольшого декоративного парка, когда остановился между двумя фонарными столбами и замер. Стоял в том небольшом расстоянии между жёлтыми пятнами света и смотрел в пол. Расфокусировано моргнув несколько раз, парень огляделся в поисках ближайшей скамейки.       «На тебе лица нет.»       Ичиго грузно приземлился на подмёрзшую деревянную поверхность.       «Тебе тоже нужен отдых.»       Откинулся на спинку и прикрыл глаза.       «Просто ты слишком противный, чтобы наслаждаться подобными вещами.»       Глубоко втянул холодный воздух и выдохнул клуб пара.       «Как всегда предпочитаешь сразу к делу?»       Сжал челюсть и поморщился от лязга меча по стеклу.       «Соберись.»       Издевательский смех Зангецу разрывал виски.       «Ну здаров, Куросаки. Как сам?»       Ичиго распахнул глаза и одним резким движением сел ровно. Взгляд заскользил по парку.       Неподалёку послышался шорох быстрых шагов. Повернув голову на шум, парень увидел бегущий силуэт. Молодая девушка на вечерней пробежке. Куросаки опустил глаза, давая спокойно пробежать без пугающего взгляда из тени. Уже когда она отдалилась на приличное расстояние, Ичиго нарушил холодную тишину парка.       – Что, вечерняя прогулка?       Несколько секунд тишины, нарушаемой только редкими порывами ветра, и в паре метрах появилась знакомая фигура. И снова руки в карманах, снова верхняя губа по-звериному приподнята в кривом оскале, обнажая верхние зубы с выделяющимися клыками. Куросаки поднялся со скамейки, не желая смотреть на арранкара снизу вверх.       – Надо же, а я уже было подумал, что ты заделался в личные сталкеры, – фыркнул парень. – Неужто стеснялся выйти к остальным?       – М-м, твои трухнутые дружки, да, – Джагерджак лениво хмыкнул, стоило взгляду Ичиго потяжелеть. – Не больно много ты с ними времени проводишь.       – Тебя это каким боком касается? – устало выдохнул Ичиго и обвёл местность глазами, игнорируя чужие, которые смотрели в упор полуприкрыто, но не моргая. Этот взгляд стал немало раздражать за эти месяцы. – Да в принципе неважно. Лучше ответь, на кой чёрт ты таскаешься за мной столько времени? Если хочешь что-то сказать – валяй.       – О, не переживай, Куросаки. Если я захочу что-то сказать – я скажу, – Ичиго даже метнул взгляд на голубоволосую макушку, проверяя, не появилась ли там корона. Казалось, с таким тоном она должна идти в придачу. Да и с таким взглядом.       – Отрадно слышать. Тогда в чём прикол?       Гриммджоу громко хмыкнул на последнем слове. Медленно провёл языком по ровному ряду зубов и безразлично окинул взглядом голые кроны деревьев. Широкая улыбка расцветала вместе с неторопливыми расслабленными шагами в сторону парня. Ичиго не сдвинулся с места, только вздёрнул подбородок и ответил на прямой взгляд.       – Да вот, развлекаю себя.       – Что-то не припоминаю, чтобы заделывался в клоуны.       – К чёрту клоунов, – Джагерджак подался корпусом вперёд. – Ты поприкольнее будешь.       В этот момент Ичиго подумал, что это даже логично. Арранкару было попросту скучно. И объектом для развлечений он выбрал, очевидно, самого Куросаки. Каким только боком наблюдение за рутиной его жизни хоть как-то повышала мужчине настроение? Однако не это был самый главный вопрос, что заставлял парня всё это время держать удостоверение максимально близко к себе.       – Ты хочешь реванша? – карие глаза смотрели в голубые огни, выискивая там подтверждение вопроса. – За этим ходишь за мной и высматриваешь этим своим взглядом?       Это было не в духе Джагерджака. За те несколько раз, когда они скрещивали мечи, арранкар приходил открыто и напрямую. Даже тогда, в сражении с квинси, бросился почти сходу.       – И что ещё за «этим»? – Гриммджоу чуть нахмурился и приподнял брови у переносицы, отчего взгляд выглядел надменным и насмешливым одновременно. Увидев в чужих глазах секундную растерянность, мужчина громко хмыкнул и наклонил голову к плечу. – Чем же мой взгляд смущает тебя, шинигами?       – Раздражает, – поправил Ичиго и сжал челюсть, когда Джагерджак лениво растянул губы в кривой улыбке.       В голове всё ещё пульсировала мысль, что арранкар вёл себя странно. Непривычно. Разумеется, их едва ли можно было назвать хорошими знакомыми, чтобы говорить о типичном и нетипичном поведении, но Ичиго всё равно не мог отделаться от этого ощущения. От ощущения, что в Джагерджаке что-то изменилось. Что-то, чувствующееся во взгляде, стойке, голосе, которые сами по себе остались неизменными, но суммарно выглядели не так. Парень не успел сделать полный вдох, как в голову ударило осознанием.       Гриммджоу стал сильнее.       Сильнее, чем был в Уэко. Сильнее, чем во времена Ванденрейха. Сильнее, потому что Ичиго уже это показали. Не прямым сражением, но достаточно ясно.       «Полагаю, это такое приветствие специально для тебя.»       Куросаки моргнул, наконец понимая. Он тогда слишком сильно зациклился на том, чья именно это была реяцу, что только сейчас подумал, что она, вообще-то, изменилась. Стала тяжелее. И сам Гриммджоу тоже.       – Ты не ответил на вопрос, – напомнил парень, отодвигая размышления на второй план.       – Реванш, да, – Джагерджак выдержал паузу, как будто размышляя о чём-то, после чего задал вопрос, поставивший рядом стоявшего Ичиго в тупик. – Чем ты, Куросаки, вообще занимаешься?       – Стою и нихрена тебя не понимаю.       – Тебе идёт, – усмехнулся Гриммджоу и презрительно скривил губы, продолжая. – Школа, работа. Какая-то тупая беготня. На кой хер?       – Жить?       – Жить как все людишки, как будто ты один из них.       – Потому что я человек.       – О, да что ты, – фыркнул Джагерджак, вызывая только больше непонимающей насторожённости в блеске карих радужек. – Это было даже забавно. Смотреть, как ты слоняешься по этому маленькому городишку как какой-то менос. Что, Куросаки, ломает? По твоей реяцу понятно, что ломает.       – Она всегда такая.       – Я говорю не про то, что ты её не контролируешь как какая-то малолетка, – взгляд Ичиго потяжелел, но Гриммджоу только оскалился. – Из тебя искрит, Куросаки. Ведь всё это время ты ждал, что я сделаю что-то. Самому нельзя, а хочется, да? Снова взять в руки меч, не размениваясь на такой мусор, как обычные пустые. Снова почувствовать себя на грани. Что думаешь, – арранкар ещё сильнее подался вперёд и низко прорычал по слогам в находящиеся в едва ли десяти сантиметрах от собственного рта губы. – А, Куросаки?       Электричеством по позвоночнику. Ичиго отшатнулся прежде, чем вспомнил, что не собирался пасовать перед арранкаром. Фонарные столбы в нескольких десятках метрах попеременно замигали, застигнутые врасплох вспышкой реяцу.       Глотку свело опаляющим комом. И Ичиго сглотнул, пытаясь расслабиться.       Голову сдавило раскалёнными тисками. И Ичиго поморщился, пытаясь расслабиться.       Низ живота скрутило жидким огнём. И Ичиго уставился перед собой, пытаясь не сломаться.       Джагерджак медленно распрямился и посмотрел на отлетевшего от него парня. На лице последовательно сменялись эмоции. Сначала усмешка, потому что шинигами отступил. Затем медленно сведённые брови и прищур ледяных глаз.       Гриммджоу подался вперёд и втянул носом у шеи Куросаки перед тем, как тот снова отшатнулся и уставился угрожающе. Арранкар простоял так несколько секунд, после чего перевёл взгляд на парня и улыбнулся. Широко, обнажая бросающиеся в глаза клыки и контрастирующие с белизной зубов дёсны. Так, что казалось, кожа в уголках рта треском пойдёт.       – Не знаю, с какой стати ты решил поиграть в психолога, но если это всё, что ты хотел сказать – я ухожу.       Ичиго выждал несколько секунд, давая время на ответ, и развернулся, когда плечи Джагерджака только мелко качнулись от тихой усмешки. Внутри мерзко стекало понимание, что он сбегал. И даже спокойный уверенный шаг не позволял обмануться. Как и острый взгляд, что ощущался раскалённым холодом на спине, въедаясь в позвонки и заставляя сжимать желваки до тризма.       – А ты и правда забавный, – Гриммджоу смотрел вслед удаляющейся спины с горящим блеском зверя и шумно втянул воздух, как будто пытаясь забрать остатки витающего запаха гремучей смеси чужих эмоций в подкорку. – Куросаки.

***

      Поэтому сейчас Ичиго нетерпеливо мычит в обветренные губы, буквально насилующие его рот в данную секунду, и спускается руками по массивной спине с гибкими перекатывающимися мышцами, трясущимися от накатывающего возбуждения пальцами цепляя низ футболки в попытке стянуть её. Отследив передвижения тонких пальцев на своей спине, Гриммджоу оставляет в покое уже начинающие опухать губы и, мокро лизнув их напоследок, разгибается. Одним резким движением стягивает, ухватив со спины верхний край, футболку, отшвыривает её и смотрит с оскалом сверху вниз на поплывший взгляд медных глаз. Зовуще разводит руками, отчего Ичиго с тихим всхлипом подаётся вперёд, целуя в районе солнечного сплетения. Проходится чувственными поцелуями по мышцам пресса, местами закусывая изгибы кубиков, пока не спускается ниже и целует чуть выше пупка, где в настоящем обличье находится дыра пустого.       – Сука, – с лопающимся хрипом рычит арранкар и с силой зарывается ладонью в рыжие пряди. – Блять, Куросаки.       Ичиго горячо выдыхает на мокрую от слюны зону поцелуя и прижимается лбом в рвано сокращающиеся напряжённые мышцы. Накрывает рукой заметно выпирающий бугор на штанах и поглаживает, ощущая, как сердце пропускает удар, стóит услышать утробный стон из-под сжатой челюсти. Делает несколько вдохов-выдохов, хоть как-то собирает себя из состояния перемолотого месива и с лёгким выдохом отстраняется. На секунду мажет взглядом наверх и режется о совершенно дикий взгляд, непривычно тёмный из-за расширившихся зрачков.       Слабо поддающимися контролю пальцами цепляет наконечник широкого кожаного ремня и тянет, пока язычок не выходит из отверстия. Помогает второй рукой, нетерпеливо вытягивая ленту из шлёвок и скидывая с грубым лязганьем на пол. Голову ведёт от донёсшегося до слуха тяжелого выдоха, и парень резким движением тянет брелок вниз. Бегунок с характерным звуком пробегается по зубьям, и в тишине, нарушаемой только рваным дыханием и тихим шорохом дождя, он кажется оглушительно пошлым. Ичиго поджимает губы на секунду, чтобы в следующую прижаться к уже наполовину вставшему члену через ткань белья, смачивая слюной. Грузно выдыхает и тянет штаны вместе с нижним бельём вниз, не без удовольствия слыша облегчённый выдох сверху.       Почувствовав быстро сбегающую по позвонкам каплю пота, до мозга доходит, что на нём всё ещё надет свитшот. Быстро отодвинувшись и не менее быстро стянув с себя верхнюю часть одежды, Ичиго невольно останавливается на чужом взгляде.       И замирает.       Гриммджоу смотрит настолько дико, что позвонки крошатся изнутри. Виски больно пульсируют, а сам пульс ускоряется ещё сильнее, как будто пытаясь отсигнализировать, что надо срочно что-то делать. Бежать, например.       Потому что люди не смотрят таким взглядом.

«Малодушно с твоей стороны забывать, что он такое на самом деле, Король.»

      Ичиго не может заставить себя даже моргнуть, стойко ощущая, что на него смотрит дикий зверь. Дикий, опасный и очень голодный. Парень даже даёт слабину и почти незаметно вздрагивает, когда лица касается широкая ладонь. Проходится костяшками согнутых пальцев от челюсти до линии скулы и идёт обратно вниз. Цепко фиксирует подушечкой большого и ребром указательного пальцев за подбородок и тянет, заставляя податься вперёд, пока губы почти не упираются в наливающийся кровью член.       – Смотри на меня, пока будешь это делать.       В этот момент кажется, что шестерёнки внутри черепной коробки, наконец, ломаются. Кажется даже, что, в общем-то, абсолютно насрать, кто там что узнает. Сейчас – насрать.       Ичиго приоткрывает рот и сокращает последнее расстояние. Обхватывает головку, прижимая языком уретру и на автомате хочет прикрыть глаза, но цепкая хватка на затылке не даёт этого сделать. И это чертовски смущает. Концентрироваться на подобном, безотрывно смотря в обезбашенные лазурные огни – самую малость проблематично. И упрощать Ичиго дело их обладатель, очевидно, не намеривается.       Требуются буквально несколько секунд, чтобы собраться, и парень на пробу качает головой, сильнее беря в рот. Горло привычно начинает сводить. Ичиго замирает, стараясь заставить глотку расслабиться, и поглаживает большим пальцем фиксирующей руки у основания. Вздутые вены ощущаются лёгкой пульсацией под подушечками и солоноватой тяжестью на языке. Ичиго чуть ведёт им по ходу вен и отстраняется, почти выпуская член изо рта. И сразу после плавным движением вперёд.       Тихий рык и блеск радужек – и Ичиго тяжело выдыхает от давящего чувства в собственном паху. Тянется второй рукой вниз и непослушными пальцами расправляется с натирающим элементом одежды. Сжимает свой член через ткань трусов и гортанно стонет, отчего чужие пальцы на затылке сильнее сжимаются, а взгляд… Ичиго чувствует острую потребность отвести собственный.       И так каждый раз: ещё ни один секс с этим существом не прошёл без ощущения, что мозг или нервная система не выдержит. Съебётся и не вернётся. Но когда с непрекращающимися движениями головой до ушей снова и снова доносится тяжёлое дыхание, а затылок начинает покалывать от цепкой хватки – Ичиго думает, что возвращаться и не за чем.       Голубой пожар за мутной чернотой зрачков по ощущениям выжигает собственные внутренние органы. До металлического напряжения внутри живота, которое ощущается как угодно, но точно не порхающими бабочками; до гипоксии от спазма за грудиной, где лёгкие сгорают с каждой новой секундой до горького послевкусия; до бешеной пульсации где-то в глотке, потому что кровь сердце гоняет с какой-то животной скоростью. И так каждый сраный раз.

***

      Самое отвратительное в ощущающейся монохромной серостью палитре рутинных дней – это мысль, что они не закончатся. Что какой-то день заклинило и теперь он попросту крутится на повторе. А собственный распорядок дня настолько одинаков, что даже пугает.       У Ичиго складывалось впечатление, что он тот самый хомяк в колесе. Тупой, но усердно бегущий. По кругу и без цели, но с чувством усталости и имитацией активной деятельности можно неплохо походить на то, что вроде как всё ещё считается нормой. Надо усердно трудиться, чтобы иметь возможность хорошо реализоваться в будущем. Выматываться, потому что иначе не получится добиться чего-либо. Нужно успевать так много, ведь это то, что делают все.       Ведь если будешь уставать хотя бы подобным образом, можно позволить себе не думать о другом.       А подумать, конечно, можно было о чём-то. Именно о чём-то, потому что только таким образом можно аккуратно перейти от абстракции к конкретике. Весьма, безусловно, важной. Начать издалека и как бы невзначай зацепиться за мысль.       За ту, что тебя, кажется, накрыло. А крыша отрастила колёса, посадила за руль желтоглазое чудовище, омерзительно ржущее без устали в голове вот уже третью неделю, и съебало. Куда только можно было съебать во вроде как ограниченном одним городом подсознании – вопрос, но не то чтобы Ичиго когда-либо сомневался в собственных возможностях. По всей видимости, именно поэтому его мозг и тело решили немало так удивить своего владельца неожиданными реакции, на которые они были способны. И не то чтобы парню это, мягко говоря, понравилось. Потому что ни один из пятнадцати или около того дней не прошёл без хотя бы секундной мысли о вечере в парке.       Потому что ни то чтобы часто случалось возбуждаться от ещё не так давно находящегося в статусе врага существа, услужливо приглашающего тебя взять реванш во вроде как битве насмерть. И самым парадоксально-смешным было то, что в подобной формулировке перспектива возбудиться как раз от потенциального сражения была куда более прельщающей. Ну как минимум потому что это не возбудиться от стоящего почти нос к носу Дждагерджака, произносящего твою фамилию своим за малым не сошедшим с выпусков BBC о ягуарах рыком. То, что Куросаки вроде как не замечал до этого за собой страстной любви к крупным кошачьим, было ещё одним неприятным моментом в имеющейся ситуации. Ни к крупным кошачьим, ни тем более к ещё более крупным мужчинам. Да и жилось парню, в общем-то, как-то нормально и без подобных самосознаний.       Да, Ичиго мог с полной уверенностью сказать, что нисколько не сомневался в своих возможностях. Только лишь немало от них ахуевал, но, видимо, это было мелочью.       Парень разрезал то ли третьего, то ли шестого – то ли это вообще был не тот день, чёрт пусть разбирает и ведёт подсчёт – пустого и прислушался к звенящей тишине, которая царила в вечернем городе на подобной высоте. Опустив глаза, можно было разглядеть небольшие формы машин, медленной черепахой разъезжающихся на дорогах. Глаза поглощали картину мигающих маленьких огней одновременно жадно и отрешённо.       Потому что очень красиво.       Потому что слишком привычно.       Ичиго прикрыл глаза и вдохнул колючий воздух до головокружения. Пора идти домой. Завтра выходной, а значит можно было выспаться. Потом был какой-то список дел, которые были отложены как раз до выходных. А потом ещё что-то на вечер.       И что-то ещё о планах и отложенных шестерёнках, которые со смешным предупреждающим треском ломаются тотчас же. В секунду, отдающейся ломотой и искрами в позвонках, висках и мышцах. В секунду, за которую веки тяжело поднимаются, позволяя зрачкам пробежаться по тёмному горизонту и остановиться перед собой. Дать себе немного времени, перед тем как выдать в обманчиво пустое пространство:       – Как-то тупо уже второй раз начинать диалог с воздухом, не находишь? – Ичиго даже не дождался появления того, к кому обращался, и продолжил. – Это у тебя какая-то слабость к пафосным появлениям, или подобное специально для меня?       – Смотря как тебе больше нравится.       – Чтобы ты смог выбрать другой вариант? – Куросаки посмотрел в сторону появившегося мужчины и даже растянул губы в слабой улыбке в ответ на широкий оскал и дёрнувшиеся от смешка плечи. – Что-то тебя не было видно.       – Успел соскучиться, шинигами?       – Да уж безмерно.       Удивительно, но ситуация не вызывала желания проехаться кулаком по ухмыляющемуся лицу Джагерджака и уйти со спокойной душой. Неудивительно – смотреть на ухмыляющееся лицо Джагерджака желания тоже не было.       – Вечерняя охота на «грозных» чудовищ, как я погляжу? Твой уровень, – последняя фраза сквозила то ли насмешкой, то ли раздражением.       – Ни разу не провокация, ага, – Ичиго усмехнулся, без особого интереса обводя взглядом вид перед собой и игнорируя назойливый зуд на кончиках пальцев, который против воли появился от последних слов арранкара.       – Провоцироваться на такое даже для тебя слишком убого, – проговорил Гриммджоу и лениво зевнул. Ичиго даже метнул взгляд в сторону арранкара, но сразу отдёрнул себя и вернулся к рассматриванию тёмного горизонта перед собой. – Хотя ты тот ещё придурок.       – Авторитетно изрёк самый сдержанный и рассудительный из всех существующих.       – Я просто делаю то, что хочу. И никого не пытаюсь наебать.       Поворот головы и, наконец, глаза в глаза. В остром прищуре которых радужки горели не меньше любого огня простирающегося под ногами города. Казалось, куда более ярко.       – Будто бы ты это делаешь из желания быть честным с кем-либо.       Потому что уже не так привычно.       – Я это делаю из желания. И насрать на всех.       Потому что всё ещё не менее красиво.       Ичиго сжал челюсть до онемения, но продолжил смотреть глаза в глаза, пока в голове что-то бесповоротно скрипело, заедало и, видимо, ломалось. Ещё не вконец, но уже обрастая всё более обширными и сильными трещинами. Балансируя как бы на грани.       «Снова почувствовать себя на грани.»       Ичиго медленно моргнул перед тем, как с абсолютным спокойствием ответить:       – В Каракуре слишком много тех, кто почувствует.       И ему ответили широким, острым и абсолютно диким оскалом. Ичиго уже приходилось видеть подобный. В своём собственном подсознании от своего собственного монохромно-белого двойника. И сейчас, шагая навстречу к разрывающему проход в гарганту Джагерджаку, в голове даже не слышался искрящийся помехами смех. Только победная улыбка.       Которую повторили губы, с которых совралось хищное:       – Надеюсь, ты ещё не забыл, как держать меч, шинигами.

***

      К чёрту летят и мозги, и дыхалка, и челюсть. Решив, что только первый пункт проигран безвозвратно, Ичиго отстраняется, обведя напоследок языком уздечку, и судорожно выдыхает, давая челюсти отдохнуть. Рука автоматически ещё несколько раз ведёт по стволу, скользя по ещё не успевшей высохнуть слюне, и Ичиго не удерживается от того, чтобы сжать кольцом пальцев под головкой. Гадко улыбается от вида чуть сморщившегося лица. Расслабляет пальцы и, облизнув пересохшие губы, мягко касается головки. Ощутимо проходится по ней губами и, вобрав до уздечки, втягивает щёки до плотного вакуума. Собственный член в руках дёргается, стóит комнате наполниться гортанным стоном.       – Блять, Куросаки, у тебя это талант осваивать всё новое с завидным отличием, или ты на бананах тренируешься, пока я бегаю по делам?       Дыхание сбивается, как только смысл слов доходит до слегка заторможенного, но пытающегося работать в штатном режиме мозга, и Ичиго опускает, наконец, взгляд перед тем, как выпустить член изо рта в своём желании послать Джагерджака за подобные «комплименты». Когда комнату на секунду наполняет звонкий «чмок», родившийся в том миллиметре между плотью и губами, щёки Куросаки заливаются краской с рекордной скоростью. И становятся пунцовыми после мурлыкающего:       – Видимо, всё же талант.       – Умолкни.       Гриммджоу криво усмехается, проводит большим пальцем по нижней губе парня, чувствуя подушечкой прерывистый горячий выдох, и довольно рассматривает открывшуюся картину: опущенный взгляд с подрагивающими рыжими ресницами, разлитая по светлой коже ярко-розовая краска и переливающийся блеск от слюны на губах. И собственный колом стоящий член совсем рядом. Если бы Гриммджоу сказали навскидку назвать топ три лучших вида, этот вполне себе мог претендовать на золото. Посоперничать могла бы разве что картина безумных жёлтых радужек в тёмном омуте белка за костями маски, выпад чёрного клинка с разлетающимся сжатым потоком на самом кончике и искрящийся на позвонках электрический ток от почти осязаемого духовного давления. Потому что Куросаки никогда не умел сдерживать ни себя, ни своё реяцу. Слишком много, слишком демонстративно, слишком несдержанно.       Всегда – слишком.       И в какой-то из таких «слишком» в голове арранкара что-то защёлкнулось. Сузилось до границ ломаного подросткового тела с огненной – до рези, сука, в глазах – копной волос и борзым взглядом.       С тяжёлым ударом и неломающимся хребтом.       С открытой провокационностью и полнейшим дерьмом в голове.       С легко покрывающейся засосами кожей и плохо скрываемыми стонами сквозь закушенные губы.       С абсолютно блядским отсутствием инстинкта самосохранения.       Потому что когда Гриммджоу давит в плечо до соприкосновения острых лопаток с прохладой покрывала и наваливается хищным капканом сверху, это идиотское тело обвивает руками его шею и рвано утыкается в неё носом.       И снова что-то на задворках щёлкает. Буквально один жест, ощущающийся щекочущим дыханием по ходу сонной артерии, от которого возникает острое желание выпустить клыки. Будто червь, пытающийся выжрать мозги на очень опасной глубине бесконтрольности.       И пустой внутри глушит ушераздирающим воплем.       «Разгрызи.»       «Разорви.»       «Разрушь.»       А дыра в животе тянет стылым холодом с каждым подобным сигналом куда-то назад: к инстинктам, белому песку и одному единственно-верному «жри, если не хочешь быть сожранным». Иначе никак. Иначе не за чем.       – Гриммджоу.

***

      Застывший полумесяц накрывал безжизненные барханы Уэко Мундо по обыкновению мертвенно-льдистой пеленой белого света. От горизонта за спиной и до горизонта перед собой – всё «пестрило» всевозможными оттенками серого.       Гриммджоу лениво шёл по сочащимися холодом коридорам Лас Ночес. Какие-то арранкары шныряли взад-перёд, раздражая глаз, отчего мужчина только недовольно кривился. Какого-то чёрта Харрибел послала за ним одного из своих – хотя в нынешний реалиях все в Уэко являлись её –, чтобы передать Джагерджаку, что последнему надо прийти в обитель нынешней Правительницы.       Что бесило до чёртиков.       И пускай Харрибел не была на манер возомнившего о себе как об абсолютном монархе Бараггана или – ещё хуже – возомнившего себя Богом Айзена и по большей части была нацелена на сохранение арранкаров как расы и защиту их мира, Гриммджоу было всё равно. Пульсирующее на подкорке с самого начала своего существования как пустого абсолютное нежелание подчиняться кому-либо не предполагало исключений.       Как и точно такое же – абсолютное – нежелание оставаться на месте. Гриммджоу даже при желании не ответил бы на вопрос, сколько десятилетий провёл в обжигающе-холодных песках Уэко Мундо. В их мире дни не сменялись ночами, а часов и календарей как-то не водилось. Да и кто бы обращал на них внимание. Ты либо спишь с одним открытым глазом, либо оставляешь километры позади в поисках сильной добычи. Чтобы, найдя, сожрать до последнего куска. Стать сильнее и пойти вперёд, к ещё более сильной добыче.       И так годами.       Хотя это в любом случае было лучше, чем воспоминания о той мясорубке, что творилась в сознании гиллиана, в котором бушевали сотни неупокоенных душ. Гриммджоу смутно, но помнил тот день, когда его сознание перебороло все остальные. Когда он родился как адьюкас. И мужчина мог с уверенностью сказать, что лучше бегать по неменяющемуся пейзажу Уэко Мундо, чем существовать как малая часть огромного сознания.       Однако и этого стало мало. С каждым новым пустым внутри Джагерджака только сильнее рос голод, который невозможно было утолить. Даже став арранкаром и частью Эспады, этот голод никуда не ушёл. Лишь сменился.       С того момента, получив всю силу, которую ему мог предложить Айзен, Джагерджак стремился к большему. Поедание других пустых уже не подразумевало накопление сил, лишь только обычное пропитание, и желание утолять голод вышло в постоянных поисках новых противников.       И Гриммджоу до дробящихся зубов бесило, что тех, кто занимал более высокую позицию в Эспаде, за исключением Харрибел, больше не было. Вернулась ещё Нелл, однако это всё равно не спасало от рокочущей злости внутри.       Потому что это он должен был их всех убить. Потому что они были теми, из-за кого всё его сознание так упорно шло вперёд. И сейчас, получив новую силу, Джагерджака немыслимо злило, что остальной Эспады больше не было. Однако все изменения, случившиеся с Уэко Мундо за последние чуть больше чем два года, в какой-то степени нравились Гриммджоу. Это открыло что-то абсолютно новое.       Хоть Гриммджоу и был готов рвать глотку каждому, кто осмелился посягнуть на территорию Уэко, невозможно было игнорировать, насколько ему осточертела эта пустыня. Это была его территория, за которую он готов был дробить чужие и свои кости, но это не убирало то тошнотворное чувство, с которым каждый раз приходилось возвращаться в обитель пустых. Потому что ты не выбираешь, что станет твоим домом.       И вот уже несколько месяцев как Гриммджоу жадно поглощал всё, что ему предлагал мир живых. С этой пульсирующей энергией, которыми наполнены их улицы. С этими горящими огнями на зданиях, неоновыми вывесками, абсолютно бесполезными и идиотскими, но яркими. Каждый полутон в массивных постройках, в рядах высаженных кустарников и даже в тупых принтах на одежде людишек – всё это Гриммджоу впитывал как губка. Потому что это то, чего невозможно было найти даже в самой глубокой дыре в Уэко Мундо. И это нравилось Джагерджаку, хоть и было лишено смысла.       Гриммджоу было плевать на людей. Они были слабыми, непозволительно слабыми. И неинтересными в большинстве своём. А почти полное отсутствие духовной энергии и вовсе не отличало их от тех же кустарников в его глазах.       Но даже во всём этом никчёмном многообразии Гриммджоу нашёл то, что было ему действительно интересно. Что заставляло его звериное начало довольно урчать. И началось это с ночи, когда арранкар увидел того шинигами из отчёта Улькиорры. Ещё не так уверенно держащего меч, ещё совсем не того, кто мог составить конкуренцию ему – Гриммджоу – в сражении. Но того, кто смог вызвать внутри Гриммджоу настоящий интерес.       Того, кто и на сегодняшний день вызывал самый большой интерес в жизни арранкара. И он точно не собирался упускать это чувство.       – Гриммджоу.       Мужчина лениво вынырнул из собственных мыслей, заставляющих довольно скалиться и ощущать перекатывающиеся электрические разряды внутри всякий раз, и обернулся на стоящую неподалёку женщину.       – Неллиэль, – без какого-либо интереса ответил он и сильнее свёл брови, смотря в чужие, вечно выражающие непонятную скорбь глаза.       – Харрибел вызвала? – спокойно спросила Нелл, но, увидев презрительно скривившиеся губы, продолжила уже жёстче. – Впрочем, неважно. Дозорные с неделю назад доложили, что на северо-востоке была замечена твоя реяцу.       – И? – ухмыльнулся Джагерджак, уже прекрасно понимая, к чему шёл разговор.       – И не только твоя.       – И? – с нажимом повторил на несколько тонов ниже мужчина, хищно прищурив глаза.       – Оставь его в покое, Джагерджак, – холодно проговорила Нелл и чуть наклонила вперёд голову, смотря выжидающе и напряжённо. – И избавь от своего идефикса.       – А не заткнуться бы тебе и пойти дальше жрать травку на лужайке, а, овца? – стоящие рядом с Нелл Пеше и Дондочакка напряглись от рычащего тона арранкара и потяжелевшего воздуха, наполненного духовным давлением. Однако в следующую секунду давление спало и Гриммджоу, весело хмыкнув, продолжил. – И что сделаешь, если я откажусь? Побежишь его защищать от злого арранкара? – мужчина в несколько ленивых пружинистых шагов преодолел расстояние между ними и снова перешёл на рык. – Что-то когда запахло жареным, ты к нему сама понеслась в соплях просить помощи. А сейчас вдруг резко решила защитницей выступить? Не кажется, что твой милый Ичиго сам потянет мой «идефикс», а, Неллиэль? А то как-то смешно получается.       – А тебе не кажется, что слишком много о себе возомнил, как открыл Сегунда Этапа? – Нелл так и осталась стоять на месте, смотря исподлобья. – Даже в твоей сумасбродной голове должно хватать мозгов, чтобы понять: ты ему не ровня. И вопрос не в его защите, а в том, чтобы ты не мешал ему жить нормальной жизнью.       Пустые коридоры Лас Ночес наполнились низким смехом. Нелл, не выражающая до этого никаких эмоций, нахмурилась. И стальной хваткой сдавила чужое предплечье, когда Джагерджак резким движением наклонился вперёд и грубо сжал извитой рог на её маске, заставляя задрать голову, нос к носу с хищно улыбающимся арранкаром.       – Какие же вы все конченные идиоты, – глумливо выплюнул Гриммджоу и ещё сильнее оскалился, наблюдая, как в чужих глазах появлялось ещё больше непонимания.       – Какого чёрта вы тут устроили, а? – вышедшая из-за угла Мила Роза скривилась от заряженного тяжёлым духовным давлением воздуха и посмотрела на сцепившихся. – Госпожа Харрибел ожидает, так что заканчивайте.       К удивлению наблюдающих фрассьонов, Джагерджак, хмыкнув, отпустил чужую маску и выпрямился, дожидаясь, пока его руку отпустят. Нелл расслабила хватку, и мужчина, крутанувшись на пятках, лениво зашагал в сторону подошедшей Милы Розы, запустив руки по обыкновению в карманы. Уже почти поравнявшись с ней, пренебрежительно кинул через плечо:       – В следующий раз перед тем, как ебать мне мозг, пораскинь своим, – и, повернув голову так, чтобы было видно его оскал, продолжил. – Я его насильно никуда не тащил. Так что засунь себе в жопу это своё «нормальной жизнью».

***

      Фокус сознания возвращается вместе с ощущением расходящейся плоти на зубах. И утробным рыком из недр десятилетий эволюции.       Вопль внутри затыкается, когда на языке начинает горчить тёплым железом. Гриммджоу приоткрывает глаза, так и не разжимая челюсть. Арранкар ощущает чужое напряжение собственной кожей. Слышит сбитый ритм дыхания. Чувствует бешеное сердцебиение пульсацией совсем рядом с губами.       И следующее, что он чувствует – это пальцы, зарывающиеся в его волосы.       После – слабое поглаживание.       Контрольный – в голову – тихо повторяющееся:       – Гриммджоу…       Всё так же носом в шею.       И Джагерджаку кажется, что легче перегрызть, наконец, эту блядскую глотку.       – Сука, – тихо хрипит Гриммджоу, оставив прокушенную кожу. Тянет носом железный запах, от которого голову цепляет пьяной дымкой, и широко облизывает прокус. – Какой же ты поехавший идиот, Куросаки. Как ты естественный отбор прошёл с таким говном в своей рыжей башке?       Шею щекочет тихим смехом. Гриммджоу отстраняется с острым прищуром, и глотку сводит от восторга: медные глаза смотрят открыто, отблескивая привычным вызовом и уже более непривычным для их владельца желанием. И мужчине хочется заржать в лицо каждого, для кого Куросаки Ичиго – самый хороший и нормальный мальчик во всём – если не во всех сразу – мире. Потому что они немало удивились бы, увидев, как их дважды коронованный герой лежит с прокушенной шеей в постели с самым опасным из видов пустых и единственное, что он делает – приподнимается на локте и целует обмазанные его собственной кровью губы. Целует по-юношески пылко и раскалённо, с короткими рваными выдохами в промежутках. И Джагерджак почти урчит в ответ.       Ичиго подаётся назад, утягивая мужчину за собой, и нетерпеливо приподнимает бёдра, смазано потираясь. Гриммджоу, упёршись на локоть одной руки, вторую опускает ниже, широкой ладонью обхватывает оба члена и ощутимо проходится по всей длине. Проглатывает чужой стон и, оставив опухшие губы, ведёт дорожку мокрых поцелуев вниз, пока не засасывает нежную кожу под нижней челюстью. Довольно улыбается, ощутив слабый удар по спине и вымученное:       – Сколько ещё раз мне говорить тебе не оставлять следы так высоко, – Ичиго в качестве праведности своих слов повторяет удар ребром кулака. – Я даже водолазкой это не скрою, ты, животное.

«Вы оба, король.»

      Гриммджоу приподнимается и как будто в подтверждение обращения в свой адрес плотоядно скалится, рассматривая стремительно краснеющую кожу.       – Не шипи, котёнок, – усмехается мужчина и, увидев в чужих глазах горящее желание послать как минимум нахуй за такое неожиданно придуманное прозвище, на опережение сжимает ладонью член Ичиго, вызывая у последнего – иронично – шипение. – Ты, кстати, растянут?       Парень в секунду теряет настрой пререкаться и мажет немного смущённым от резкой смены темы взглядом по партнёру. Прикрывает глаза и чуть выгибается, чувствуя уже спокойные поглаживания на своём члене, расслабленно выдыхает и коротко кивает.       – Отлично.       Гриммджоу убирает руку, и Куросаки приоткрывает глаз, следя за происходящим. Мужчина встаёт с кровати, избавляясь от остатков одежды, одним резким движением сдирает джинсы вместе с бельём с Ичиго и возвращается, садясь между разведённых ног. Наклон корпуса чуть вбок, к прикроватной тумбе, и пальцы цепляют – ну да, даже не убранную в полку, зачем бы? – смазку. Джагерджак немало выдавливает на ладонь и, откинув предмет обратно на своё место, проходится по стволу несколько раз. Ичиго чуть елозит, устраиваясь удобнее, но его нагло прерывают, цепко обхватив за задницу ладонями, и беспардонно задирают на себя. Смазанный член скользит между ягодиц, и парень сбито выдыхает, руками пытаясь найти точку опоры.       – Ноги мне на плечи.       Голос звучит низко и хрипло, со звенящей нетерпеливостью, и Ичиго послушно умещает ноги на широких плечах, пытаясь игнорировать моментально проступающие мурашки от этого тембра. Ещё раз чувствует, как ствол проходится между ягодиц, и прикусывает щеку изнутри вместе с ощущением давления головки ко входу. Толчок, и комнату наполняет приглушённый стон. Гриммджоу входит одним толчком во всю длину и, по-кошачьи ведя плечами назад, прикрывает глаза. Мнёт пальцами мягкую кожу ягодиц и, склонив голову чуть вбок, прикусывает острое колено.       – А теперь кончай жрать свой рот в попытке состроить из себя тихоню, – мужчина открывает глаза, с блеском ловя чужой лихорадочный взгляд. – Мне сегодня в падлу в который раз доказывать тебе, насколько ты не умеешь себя сдерживать.       – Да какое тебе вообще де-       Слово растворяется в стоне от резкого размашистого толчка. Ичиго сразу поджимает губы и недовольно смотрит на всё так же играющего с его коленом Джагерджака, который только тяжело отвечает на взгляд.       – Куросаки, давай ты не будешь выёбываться и послушно дашь мне послушать самое приятное, что может звучать из твоего рта, ок?       Очевидно, на этом диалог по мнению мужчины заканчивается, потому что в следующую секунду после сказанного Гриммджоу, удобнее перехватив тело в руках, делает ещё один толчок. И срывается.       Сразу быстрый, резкий темп с глубокими острыми толчками, от которых током бьёт точно в голову. И ещё буквально везде. Ичиго из какого-то врождённого упрямства закусывает губу, стараясь заглушить подступающие стоны. Простыни судорожно комкаются руками до побелевших костяшек, натягиваются почти до треска. С каждым новым толчком тело вжимает в постель до её скрипа, который уже успел отпечататься в подкорке.       Вместе со звонкими шлепками и рычащим дыханием.       С ощущениями крепкой хватки до лиловых синяков на утро.       С запахом мускуса, острого холода ночи и пропыленной белым песком кожи.       С льдистым огнём звериного взгляда.       И ещё со всем, что собирается в уже слишком опасно знакомый образ.       Ичиго выгибается в спине, запрокидывает голову назад и звонко стонет, на периферии чувствуя, как по шее снова начинает стекать тонкая струйка крови. Мешается с каплями пота, что сбегают по коже, едва щекоча, и пропитывает простыни солоновато-железным запахом. Специфическое дополнение, которое теперь тоже будет вызывать тягучее жжение всякий раз, когда по неосторожности в голове вспыхивают случайные сцены их времяпрепровождения. От которых Ичиго хочется провалиться под землю каждый раз. И которые только пополняются с каждой их новой встречей.       И сейчас Куросаки только двигается навстречу каждому глубокому толчку, протяжно стонет, стóит члену проехаться по простате, и, не особо отдавая отчёт своим действиям, сбито просит ещё. Просит сильнее, глубже, быстрее. Просит так упоенно и несдержанно, как точно не хотел бы, чтобы кто-либо об этом узнал. Потому что хватает, что об этом знает если не самый, то точно один из наиболее неподходящих вариантов во всех мирах.       Ведь эти отношения просто не должны были обернуться подобным.       Спроси об этом Ичиго из прошлого, он бы точно сказал, что никогда не будет знать, насколько низким может быть голос у Гриммджоу, как он пахнет во время секса или в каком состоянии его волосы с утра. Как ощущается, в конце концов, его член, когда он двигается в своём быстром, размашистом ритме внутри твоего тела. И как горят его глаза в этот момент.       А эти глаза горят чересчур… Чересчур. Чересчур ярко, чересчур дико и, чёрт бы их побрал, чересчур честно. И Ичиго как какая-то бабочка оголтело ринулся в это пламя. Как очень глупая мышь, услужливо прыгнувшая в клыкастую пасть. Потому что именно так всё и началось.

***

      Прокручивая ключ в замочной скважине, Ичиго раздумчиво пребывал в собственных мыслях. На автомате выпалил дежурное «я дома», только после вспоминая, что дома никого не было. Кинув ключи на невысокий столик и стянув с себя верхнюю одежду и обувь, парень лениво зашагал на кухню. И нахмурился, оставляя нетронутый стакан с водой поднесённым к губам. Внутреннее ощущение чужого присутствия, пропущенное при входе в дом, заставило насторожиться и обернуться. В зале и прихожей было пусто.       Уверенно, но тихо поднявшись по лестнице на второй этаж, парень пошёл в сторону своей комнаты. Уже положив ладонь на ручку двери, до слуха донеслось непривычно робкое:       – Ичиго…       – Кон? – Ичиго удивлённо вскинул брови, смотря на выглядывающего из-за двери в комнату сестёр львёнка. Глаза-бусинки смотрели испуганно, насколько это позволяла мимика плюшевой игрушки. – Ты чего тут?       Львёнок сначала ничего не ответил и посмотрел на дверь в комнату парня. Ичиго сделал тоже самое.       – Он просто пришёл, а я… ну, я, конечно, не боюсь, но…       Парень нахмурился и, не дослушав невнятное бормотание, открыл дверь.       – Йоу, шинигами.       Ичиго так и застыл в дверном проёме в собственную комнату, тупо моргая и смотря на развалившегося на вроде как всё ещё его кровати Джагерджака. Без особого понимания собственным действиям парень подался корпусом назад и посмотрел в стороны, как будто проверяя, там ли вообще оказался. Но очевидным был факт, что не его присутствие здесь было инородным. Снова кинув взгляд на преспокойно лежавшего арранкара, парень шагнул вперёд и кинул через плечо уже в закрывающуюся дверь:       – Всё хорошо, Кон. Иди погуляй где-нибудь, ладно? Я разберусь.       Дверь закрылась со звонкой усмешкой, слетевшей с растянутых в улыбке губ.       – И какого чёрта ты тут развалился? – проворчал Куросаки, сгружая сумку с плеча на стул у компьютерного стола.       Джагерджак, немигающе смотрящий на выполняющего нехитрые манипуляции парня, ещё раз усмехнулся и сел поперёк кровати, прислоняясь спиной к стене и вытягивая длинные ноги перед собой. Ичиго только недовольно посмотрел на обувь.       – Это самое главное, что тебя интересует?       – Обязательно поинтересуюсь, с какой стати ты вообще припёрся в мой дом, но, да, для начала – я застилаю кровать не для того, чтобы на ней кто попало тушу свою умещал, – поняв, что арранкару совершенно всё равно на это, продолжил с усталым выдохом. – Чёрт, повезло, что никого нет и ты испугал своей рожей только Кона.       – Эта то мелкое недоразумение, удравшее с твоей комнаты как только я появился?       – Да, это модифицированная душа, которой я оставляю своё тело, – ответил Ичиго, роясь в шкафу в поисках домашней одежды. – Твою ж мать, будь девочки дома, Карин ахерела бы. Хорошо хоть Юзу не увидела бы тебя.       – А что, твоя сестра слепая? – лениво спросил Гриммджоу, со слабой ухмылкой наблюдая, как Куросаки пытался делать вид, что его ничего не напрягало.       – Она не видит духов. Ну, очень плохо. Как бесформенное нечто или что-то вроде того.       – Тогда с чего бы ей не видеть меня?       Ичиго развернулся и хотел было спросить, что арранкару непонятно из его последнего предложения, как застыл, смотря на чужое лицо. Которое, очевидно, находило забавным происходящее, и по которому расползалась ещё более широкая улыбка по мере того, как до парня стало доходить.       – Ты в гигае?       – Браво, Куросаки. Наблюдательность хромает, но быть может с этим можно работать.       – Пошёл ты, – на автомате ответил Ичиго, рассматривая непривычно открытое лицо мужчины. Странно, ведь в его настоящем обличие маска не казалась чем-то настолько громоздким, однако сейчас можно было понять, что это не так. – Погоди, а как тогда ты зашёл в мой дом?       – Через окно.       – Через… Твою ж мать, – парень удручённо выдохнул, радуясь, что никто из соседей не заметил этого и не вызвал полицию. Потому что лезущий в окно дома здоровенный мужик сомнительной наружности точно не предполагал иного варианта действий. – И нахрена тебе гигай?       – А в чём смысл слоняться по городу как приведение? – фыркнул Джагерджак и обвёл комнату, уже изученную за несколько десятков минут ожидания в одиночестве, взглядом.       – Только не говори, что тебе захотелось купить каких-нибудь тайяки, – отшутился Ичиго, всё ещё думая о том, насколько странно смотреть на тело перед собой и понимать, что оно вроде как материально. Парень только сейчас подумал, какой странной для их мира внешностью обладал Джагерджак.       – Чего купить?       – Что? – вынырнул из своих размышлений Ичиго и ответил на взгляд голубых глаз. К слову, которых тоже в Японии не то чтобы часто увидишь. – А, тайяки? Ну типа печенье такое. В форме рыбки, – Куросаки почувствовал себя идиотом, объясняя это. Гриммджоу только хмыкнул, отчего парень прикрыл глаза и выдохнул. – Слушай, не о тайяки речь. Гриммджоу, что ты тут делаешь?       – Тебя ждал, – как нечто очевидное проговорил мужчина и, наблюдая за мигом надувшуюся венку на виске аккурат рыжих прядей, довольно оскалился.       – Какого чёрта ты решил, что тебе можно вламываться в мой дом и вести себя так, будто это твоя территория?       – А тебя действительно ебёт, что я твою комнату немного прошерстил? Не парься, порно-журналы не трогал.       – Закрой рот, – сквозь сведённые зубы ответил Ичиго и, бросив зажатые в руке вещи обратно в шкаф, в несколько шагов подошёл ко всё так же полулежащему Джагерджаку. Вставая между разведёнными ногами и смотря сверху вниз. – Это мой дом. Здесь живут мои сёстры. И ты нихрена не можешь заваливаться сюда из-за своих хотелок.       – О, я уже это сделал, – оскалился мужчина и, не дав времени на ответ, одним рывком принял вертикальное положение. Ичиго сделал один маленький шаг назад, чтобы его не впечатало чужой грудью. Гриммджоу только сильнее улыбнулся, наблюдая за реакцией парня, которую с каждым разом находил всё более и более интересной, и продолжил на пару тонов ниже. – Кончай истерить без причин, Куросаки.       Ичиго сжал желваки, принципиально игнорируя разливающийся тяжёлый жар внизу живота. Снова. И снова не понимая, какого чёрта это вообще происходило. Да вообще всё, что касалось последних нескольких месяцев. Парень то ли раздражённо, то ли попросту устало выдохнул:       – Вали к чёрту, – ещё один шаг назад и поворот на сто восемьдесят, по направлению к брошенным вещам. Когда заднюю часть ворота футболки сжала широкая ладонь, заставляя переднюю вжаться в горло, Ичиго понял, что раздражения всё же больше. Парень резко развернулся и перехватил чужое запястье. – Лапу свою убрал. Развлекай себя сам, а от меня отвали.       – Думаю, ты можешь мне с этим подсобить.       Когда чужие зубы вспыхнули горячими иглами на собственной шее, Ичиго почти поперхнулся от навалившихся в секунду ощущений. Однако в следующую парень привычно для себя вжимал мужчину в стену, предплечьем пережимая широкое горло. Виски пульсировали.       – Какого хуя ты вытворяешь?!       Под рукой задрожал от утробного смеха кадык. Джагерджак хищно прищурился и, смотря точно в горящие карие глаза, облизнулся. И ему хватило той секунды, в течение которой Куросаки растерянно смотрел на этот жест, чтобы резким рывком дёрнуть напряжённое тело от себя. Ичиго сбито выдохнул от несильного – по меркам того, какие получал от этого тела – удара. За спиной послышался грохот от упавшего с сумкой компьютерного стула, однако в данную секунду это мало волновало парня.       Куросаки злился. На всю сложившуюся ситуацию – злился. На вытворяющего всё что вздумается Джагерджака – злился ещё сильнее. На себя – злился до полопавшихся вен. Потому что с каждым новым движением чего-то, что только отдалённо можно было назвать настоящей дракой, Ичиго чувствовал, как стремительно всё летело к чертям. Что начавшееся исчерчиваться глубокими трещинами нечто вот-вот лопнет.       И самое отвратительное в ситуациях, когда ты чувствуешь, что всё летит к чёрту – это скребущееся где-то глубоко на подкорке желание. Которое не то что принимать не хотелось, а даже признавать, что оно есть. Живёт и прогрессирует, разрастаясь внутри как бесконтрольный паразит.       – Наигрался? – издевательски хмыкнул Джагерджак, уже сам прижимая парня к стене весом тела, в то время как последний мёртвой хваткой держал его кисти и смотрел исподлобья. Так, что у арранкара кровь вскипала от каждого полутона потемневших от злости – и того, что сам Ичиго пропускать уж точно не хотел, но пропустил с лихвой – радужек. – Так и будешь строить из себя целку? Или будешь сейчас мне затирать, что нихуя не понимаешь? А, Куросаки? Выбирай: целка или идиот?       Ичиго сжал челюсть до проступающих желваков. Сжал чужие кисти до набухающих вен на собственных руках. Хотелось сжать ещё и виски, потому что голова по ощущениям раскалывалась на части. А скрежещущий голос внутри долбил издевательским смехом и повторяющимся как мантра «убей». И Ичиго сбито выдохнул, впервые за всё время думая, что, возможно, ему всё же следовало прийти к Урахаре и поговорить о том, что происходит с его сознанием последний почти год.       В черепной коробке так и продолжал буйствовать хаос, когда давление прекратилось, а до слуха донеслось с пренебрежительным фырканьем кислое:       – Как знаешь, Куросаки.       И Ичиго точно должен был подумать в тот момент, что это простая, до глупого нелепая провокация. Что Гриммджоу Джагерджак уж точно не тот, кто пошёл бы на попятную. Но вместе с поворот тела напротив в голове парня, вот-вот готовой расколоться, что-то с опасным щелчком слетело. Позволило потянуться вперёд, полностью повестись.       Потому что когда судорожной хваткой за плечо рывком развернули, казалось, уже уходящее тело, на губах хищника расцвёл победный оскал.

***

      – Гриммджоу… – едва ли в действительности зовёт арранкара Куросаки, сколько просто шепчет имя между непрекращающимся постаныванием в такт толчков.       А после парня подбрасывает, стóит ощутить прикосновение шероховатой ладони на своём члене. Джагерджак сразу дрочит в ритм своих толчков, отчего Ичиго начинает бить крупной дрожью уже через десяток повторов подобной ласки, и он с протяжным стоном кончает себе на живот. Гриммджоу возвращает свою руку на бедро парня, стискивает ещё сильнее предыдущего и ускоряется, вбиваясь с громкими шлепками, пока не кончает с низким, больше походящим на рык, стоном внутрь.       Ичиго дышит в абсолютно загнанном ритме, считая мерцающие звёзды за закрытыми глазами. Тело ломит, и он тяжело убирает успевшие затечь от своего положения ноги, когда чувствует, как из его тела выходят. Поясница уже умудряется сигнализировать о том, что к утру она будет заправлять общим состоянием непрекращающейся тянущей болью. Ожидаемо.       Дыхание чуть сбивается с движением горячей ладони от бедра вверх. Гриммджоу плавно скользит рукой, крепко, но мягко сжимает талию и размеренно начинает поглаживать, сразу вызывая табун мурашек по коже. Ичиго тихо выдыхает и, прогнувшись в спине навстречу движению, сладко потягивается, приоткрывая глаза. Встречается с расслабленным взглядом, рассматривающим лежащее перед собой тело с неприкрытым наслаждением, и уже почти не испытывает то ломающее мозг смущение, которое вспыхивало, стоило только прикинуть, как он выглядит, лёжа с раздвинутыми ногами в собственной сперме. Или с прогнувшейся спиной и оттопыренным задом. Или ещё как угодно было этому арранкару, чтобы он – Ичиго – лежал перед ним.       Сейчас парень только разжимает стальную хватку пальцев, освобождая, наконец, вкрай измятую простынь, и без особого отчёта своим действиям касается чужой руки своею. Кончиками пальцев ведёт по тыльной стороне кисти вверх, проходясь нехитрой лаской почти до локтя и возвращаясь обратно, и накрывает ладонью кисть, немного судорожно сжимая её. В дихотомии не смотреть на мужчину из-за смущения или же посмотреть из какого-то странного интереса смущение уступает, и Ичиго поднимает взгляд. Наблюдает, как чужие зрачки, смотрящие аккурат на руки, пляшут фокусом от тонкой точки до заполняющего почти всю радужку пятна несколько раз, пока их обладатель не отвечает на взгляд медных глаз. Несколько секунд глаза в глаза, и арранкар с еле слышимом рыком резко подаётся вперёд, упирается ладонью второй руки около чужой головы и целует. Глубоко и горячо, проходясь языком по нёбу до эйфорического головокружения. Чуть отстраняется и посасывает кончик языка, вызывая всхлип у теряющегося от такого шквала эмоций Ичиго. Парень сжимает кисть Гриммджоу в какой-то попытке ухватиться за реальность, но вызывает у того только более сильное утробное рычание, ощущающееся в собственной глотке, и просто отпускает себя, приглушённо выстанывая в поцелуй.       Гриммджоу целует, прикусывает губы, зализывает места укусов и снова целует. Сжимает не убранную с талии руку, впиваясь ногтями до полулунных отметин, пока вторая зарывается в волосы на затылке, удерживая голову Ичиго в нужном ему положении. Сам парень цепляется свободной рукой за плечо арранкара, чуть царапая, после чего поднимается выше, вплетая пальцы в загривок. Судорожно вдыхает, когда губы, наконец, отпускают на какое-то время, и пытается справиться с головокружением. Сжимает челюсть от накатывающего тянущими горячими волнами возбуждения в паху. Рефлекторно ведёт бёдрами вверх и чувствует точно такой же стояк. Джагерджак, играющийся зубами с мочкой уха парня, на секунду застывает, чтобы после горячо выдохнуть до очередного роя мурашек на чувствительной коже и отстраниться. Куросаки только открывает глаза, как его предплечье обхватывает широкая ладонь.       – Иди-ка сюда.       Ичиго перекидывает ноги на одну сторону и, упершись рукой в твёрдое плечо, садится, чуть проваливаясь коленями в матрас. Выпрямляется, приближаясь лицом к лицу вплотную и тянется для нового поцелуя, вызывая у Джагерджака кривую улыбку в самые губы. Тот уступает право вести, с заинтересованным прищуром наблюдая, как Куросаки на секунду застывает перед тем, как сократить последнее расстояние. Сначала сминает губы, засасывает нижнюю и, положив ладонь на горячую шею, углубляет поцелуй вместе с движением корпуса вперёд, до соприкосновения грудных клеток. Недовольно мычит, чувствуя, как мужчина отстраняется, и, ухватив того поперёк шеи, резко притягивает обратно. Арранкар в ответ почти прокусывает губу Ичиго и довольно скалится, влажно выдыхая в приоткрытый рот:       – Спокойнее, Куросаки, никуда я не ухожу, – Гриммджоу мокро целует парня, не без удовольствия отмечая, насколько тот поплыл. Ухмыляется, смотря в расфокусированные глаза, и подаётся назад, утягивая за собой и Ичиго. – Просто чуть сменим положение. Побудешь сверху. Твоё любимое, не так ли?

«Да, Король, расскажи ему, как тебе больше нравится, когда тебя трахают.»

      Джагерджак садится на кровати, вытягивая ноги и упираясь на руку позади себя, и играючи постукивает пальцами второй по талии парня. Ичиго седлает бёдра мужчины, слабо поджимает губы и упрямо смотрит куда-то за чужое плечо. Гриммджоу хмыкает и размашисто облизывает шею с немного подсохшей кровью. Утыкается носом под линию челюсти и шумно вдыхает.       – Смешной ты, Куросаки, – Джагерджак почти мурлычет слова, по-кошачьи массируя чужую талию. – Мы трахались уже столько раз, а ты всё равно умудряешься краснеть как рак из-за какой-то позы.       – Чёрт, да заткнись, а?       – Заткни меня.       Вымученный выдох, после которого Ичиго с почти искренней ненавистью обхватывает массивную челюсть и задирает вверх. Чужие глаза с издевательским прищуром блестят в ответ.       – Насколько же ты невыносим, боже.       И целует.       Обнимает за шею, сладко мыча в чужие губы, когда грубые ладони за талию тянут вниз, усаживают так, чтобы член проехался между ягодиц, и ведёт бёдрами. Понимая, что мужчина не собирается делать что-либо сам, заводит руку за спину и касается чужого члена. Обхватывает, чуть приподнимаясь, и направляет головку ко входу. Гриммджоу разрывает поцелуй, возвращает одну руку на постель позади себя и, поудобнее упершись, с довольной улыбкой наблюдает за действиями парня.       – Может, тебе ещё попкорн принести? – бурчит Ичиго, принципиально смотря куда угодно, но не в глаза.       – М-м, ну картина почти тянет на Оскар, не спорю.       – Надо же, какой знаток киноиндустрии, – сбито язвит парень и, краем глаза увидев похабный оскал, на опережение новой сальной фразы одним движением резко опускается на всю длину.       – Блять.       Ичиго бы с удовольствием отметил, как на чужих губах буквально растаяло то, что, очевидно, арранкар хотел сказать в своей излюбленной пошлой манере, но сам сбивчиво выдыхает от распирающего ощущения внутри. Громко сглатывает и приподнимается, проверяя, насколько легко получается двигаться. Отметив, что дискомфорта ноль, умещает обе руки на горячих плечах и плавно опускается обратно до смазанного шлепка. И синхронного стона.       Усилившийся дождь барабанит в закрытые окна, отдаваясь перебоем за вакуумом в ушах. Затянутое до этого солнце и вовсе зашло за горизонт, оставляя всё в сумраке. Ичиго приоткрывает глаза, пытаясь словить сбитым фокусом очертания перед собой, но картинка то и дело расплывается, подсвечиваемая только слабо доходящим светом из прихожей. Упершись лбом в шейно-плечевую область партнёра, постепенно начинает ускорять темп, приглушённо постанывая от каждого проходящего по простате толчка. Горячая ладонь блуждает по телу, ощутимо сжимая и царапая, побуждая мягко прогибаться и раз за разом закусывать губу. Куросаки пытается ухватить отрезвляющую порцию воздуха ртом, но лёгкие жжёт с каждым глубоким вдохом, наполненного запахом секса и – чуть-чуть – подсохшей крови. Капли пота случайными дорожками сбегают по шее строго вниз, где-то под ключицами исчезая между трением двух разгорячённых тел.       – Куросаки…       Обращение лопается острыми искрами у уха до тугого кома в глотке, а вплетающиеся во влажные рыжие пряди пальцы заставляют оторваться лбом от шеи и податься назад, к покалывающему ощущению от прикосновений подушечек. До Ичиго звуки доходят будто через слой ваты, и он отвечает на низкий шёпот только тихим постаныванием, больше походящим на слабый скулёж. Гриммджоу продолжает что-то говорить в самое ухо, влажно проводя языком по ушной раковине или прикусывая мочку.       Наигравшись с почти пунцовым ухом, отстраняется и заглядывает в чужие глаза. Улыбается, смотря в расфокусированные зрачки. Хоть в гигае и притуплены многие естественные способности, зрение у арранкара всё равно более острое, нежели у людей. Поэтому Гриммджоу беспардонно рассматривает абсолютно поплывший взгляд и тянет губы до обнажённых белых клыков. Куросаки на секунду опускает взгляд на острую улыбку и быстро подаётся вперёд. Сразу мешает поцелуй с коротким стоном и царапает плечи мужчины до тонких краснеющих полосок. Парень двигается рвано, сбиваясь с ритма несколько раз, и Джагерджак спускает руку с затылка и крепко фиксирует на бедре Ичиго, регулируя движения.       Куросаки громко стонет, насаживаясь с каждой секундой всё быстрее и более несдержанно, и тянет руку к своему члену за желанной разрядкой. И давится воздухом, почти вскрикнув от неожиданности.       Хлёсткий звук шлепка, кажется, разрывает весь вакуум, призрачно повторяясь в голове ещё несколько раз. Ягодица начинает гореть моментально, а широкая ладонь, лишь на секунду мягко коснувшаяся как будто в знак утешения, возвращается обратно на бедро, а в самое ухо доносится тихое:       – Не прикасайся к себе. Кончишь только от моего члена, – Куросаки начинает бить мелкая дрожь от утробного звучания каждого слова. А потом Гриммджоу прижимается сильнее и мурлыкающе добавляет по слогам. – Ичиго.       И Ичиго на секунду кажется, что он отключится.       Парень сокрушённо роняет голову на чужое плечо, полностью концентрируясь на ощущениях.       Жар влажной кожи. Ичиго ногтями расцарапывает её, пытается ухватиться. И жмётся. Прижимается всё сильнее, поджимая пальцы ног от ощущения трения собственного члена между животами. Этот жар прогревает изнутри, раскаляет в геометрической прогрессии.

«В каком же восторге были бы все твои дружки, увидь тебя сейчас, Король.»

      Терпкий запах. Ичиго вдыхает его жадно, как будто пытается запомнить его до всех полутонов, жалея, что у него не такое острое обоняние, как у Джагерджака. Этот запах, что призрачным шлейфом преследует парня уже который месяц.

«Его кровь тоже имеет отличный запах. Мы же так отлично это помним, Король.»

      Крепкая хватка на бедре. Ичиго на следующий день будет морщиться от ноющей боли из-за лиловых синяков, что оставляют эти руки. И каждый вечер будет задерживать на них взгляд чуть дольше положенного, чтобы потом с запозданием подумать, что это чертовски по-идиотски.

«Расскажешь мне, в какой момент ты проебал все свои принципы, а, Король?»

      Твёрдый член внутри. Ичиго сглатывает вязкую слюну и опускает бёдра с каждым разом всё быстрее и остервенелее, ловя какое-то мазохистское удовольствие от острого распирающего чувства внутри себя. Каждый раз доводя себя до предела. Каждый раз ломая и собирая себя заново.

«Да ты уже вконец поломан, кончай самому себе лгать, Король.»

      Острые клыки на шее. Ичиго не солгал, сказав, что прячет бесчисленные отметины за бинтами и воротом водолазок – которых заметно прибавилось в гардеробе –, за отмазками и смазанными ответами, за привычкой смотреть куда угодно, но не в глаза в таких разговорах. Но Куросаки малодушно лжёт даже себе, скрывая следы с уверенностью, что нельзя позволить другим увидеть их. Потому что на деле он не хочет, чтобы кто-то ещё их видел. И это точно не то, о чём парень может позволить себе хотя бы подумать.

«Интересно, в какой момент он разорвёт тебе глотку этими столь горячо тобою любимыми клыками, Король?»

      Голос. Ичиго уже даже не понимает смысла слов, полностью растворяясь в низком тембре, ощущающимся острыми мурашками на теле. Ощущающимся расплавленными мозгами по ту сторону черепной коробки. Ощущающимся безоговорочным поражением, которое сам Ичиго так глупо допустил в своей жизни. И допускает раз за разом.

«Потому что в конце концов ты остался таким же слабаком, Король.»

***

      – Карин, где моя куртка? – голос Юзу плохо доходил со второго этажа, пока девочка в спешке бегала в четырёх стенах, собираясь.       – Почём мне знать? Будто бы я ношу такое, – пробурчала Карин, не отрываясь от приставки. Однако, страдальчески выдохнув, добавила уже на несколько тонов громче. – Может, ты её перевесила в прихожую? Там смотрела?       Несколько секунд тишины, после чего раздался спешный топот. Почти слетев с лестницы, Юзу понеслась в прихожую.       – И правда здесь! Спасибо, Карин! – девочка только снова пробубнила что-то в ответ, всё так же не отрывая взгляда от игры. – Братик, ты всё объявления о сдаче квартир на съём смотришь?       Ичиго, сидевший на диване с ноутбуком на коленях, только спустя десяток секунд понял, что фоновый шум, не стихавший в доме последние полчаса сумбурных сборов сестры, оборвался. Смаргивая ступор, парень поднял взгляд, ловя две пары застывших на нём глаз.       – А?       – Квартиры, спрашиваю, смотришь? – на тон ниже спросила Юзу, на секунду кидая обеспокоенный взгляд на сестру. Карин исподлобья смотрела на их брата.       – А… Да. Да, смотрю, – с задержкой ответил Ичиго, как будто с ним разговаривали как минимум на другом языке. Переведя взгляд на экран устройства, тупо уставился на страницу, которую он открыл, казалось, как только зашёл на сайт. Пятнадцать минут назад, судя по времени в правом нижнем углу дисплея.       – Братик, всё хорошо? – с тревогой спросила Юзу.       – Ты что-то совсем подмороженный последние дни, – протокольно добавила Карин.       – Что? Всё в норме, с чего вы это вдруг?       – Ты не заболел? По дому ходишь весь закутанный… Тебя морозит?       Ичиго пропустил тот момент, когда Юзу очутилась рядом с ним.       На периферии промелькнула маленькая ладонь, тянувшаяся к нему, и по ощущениям собственное сердце рухнуло куда-то в преисподнюю.       – Б-братик?       Ичиго только спустя секунду понял, что одним резким движением перехватил чужую руку. Понял это, когда глаза Юзу уже смотрели немного испуганно, а Карин быстро приподнялась, сводя брови у переносицы. Спустя всего одну блядскую секунду. Но поздно, чтобы понять, что сестра тянулась ко лбу, а не воротнику водолазки.       Поздно, чтобы додуматься не сжимать кисть из-за испуга, что сёстры увидят багровые отметены с узорами кровоподтёков.       – Прости, – тихим шёпотом и глазами в сторону. – Сильно больно?       – Н-нет, всё нормально…       – Да что с тобой такое? – Карин, откинув приставку на диван, встала и подошла к сестре, скашивая глаза на её руку.       – Прости, Юзу, я просто… – Ичиго запнулся, пока в голове сумбуром пролетали все «всё в норме», «это временно», «замотался в последние дни». Резким осознанием свалилось, что он говорил это в последнее время постоянно. Парень выдохнул сквозь сжатые зубы. – Простите.       Девочки переглянулись, встречаясь обеспокоенным и настороженным взглядами.       – Не скажешь, да? Как всегда, блин, – недовольно пробурчала Карин и, развернувшись, пошла в сторону прихожей. – Пошли, Юзу, раз ты уже всё нашла, можем выходить. Иначе опоздаем.       Исподлобья наблюдая, как сестра скрылась за поворотом, Ичиго ещё сильнее сжал челюсть то тихого скрежета зубов, матеря себя в голове по новому кругу. Медленно перевёл взгляд на Юзу, которая так и смотрела на него.       Уже было открыв рот, чтобы сказать хоть что-то, Ичиго так и замер, когда девочка быстро подалась вперёд и, наклонившись, обняла за плечи.       – Всё хорошо, братик, можешь не рассказывать, если не хочешь. Просто помни, что мы всегда рядом, – отодвинувшись, Юзу улыбнулась и побежала за сестрой. – Мы пошли!       Хлопок двери, и парень остался один.       Откинув голову на спинку дивана, Ичиго зажмурил глаза до мерцающих звёздочек и тихо выругался. Захлопнул ноутбук, убирая с колен на мягкий диван, и поднялся, бредя в сторону ванной комнаты.       Уже стоя напротив зеркала, парень, на автомате кинув взгляд на дверь, проверяя, точно ли она закрыта, стянул тёмную водолазку.       – Сука, – слетело с губ, пока глаза скользили по отражению вниз.       Ичиго смотрел на изукрашенное засосами и укусами собственное тело каждый день. Это был шестой, но следы и близко не стали менее заметными. Каждый вечер он тупо стоял напротив зеркала в ванной за закрытой дверью, пока в голове кипело месиво из мыслей.       И ни одна не сформировалась во что-то вменяемое.       Прикрыв, наконец, глаза, парень до боли потёр веки, подушечками будто пытаясь вдавить глазницы в собственный череп, и сложился над раковиной, выкручивая кран на полную. Жидким льдом в лицо, в очередной раз пытаясь прояснить голову. Хотя бы что-то прояснить, потому что это начинало уже даже не раздражать.       Это вызывало в Ичиго какую-то зверскую, глубоко зарытую злость.       Потому что ты делаешь себя сильным годами не для того, чтобы с чувством тотального разъёба стоять напротив зеркала в ванной за закрытой, сука, дверью, и абсолютно не понимать, какого хера происходит.       Почему вот уже шестой день тебя наизнанку выворачивает от желания снова сделать то, из-за чего ты должен – обязан, чёрт возьми – был себя головой о стену приложить ещё тогда.       Когда было плевать, что Кон, быть может, и вовсе не ушёл из дома; что родные сёстры или отец могли вернуться в любой момент; что ты как последний кретин сорвался из-за глупой, банальной провокации.       Что всё дерьмо, творившееся у тебя в голове все месяцы, ты просто вывалил в какой-то грязный, животный секс.       Захлопнув дверь собственной комнаты, Ичиго кинул одежду предположительно в сторону стоящего стула, и упал на кровать. Упершись локтями в колени, уместил лицо за сцепленными в замок руками и, давая себе секунду как будто перед прыжком со скалы, кинул тяжёлый взгляд на стол.       Удостоверение исполняющего шинигами лежало на самом краю и, как и несколько дней назад, заставляло немигающе смотреть, возобновлять вязко стекающие мысли. Снова становясь тем рубежом, который несколько дней назад Ичиго не преодолел. Просто лёг на кровать и уснул, так и не решившись.       Сейчас Куросаки с прищуром смотрел на объект, пока желваки проступали на лице, а пальцы ногтями впивались в кожу ладоней. И сейчас Ичиго снова ощущал, будто бы стоит на обрыве.       И, должно быть, в обрыве этом ничего не было, но внутри металлической струной вытянулись все нервы в иррациональном желании туда сорваться.       Ичиго с тихим вдохом встал с кровати, в два шага подошёл к столу, аккуратно беря маленький пятиугольник с черепом, и, на секунду прикрыв глаза, одним щелчком оказался в ощущающимся уже куда более привычно состоянии, пока собственное тело рухнуло обратно на кровать.       Выдох, и за несколько секунд Ичиго оказался на высоте птичьего полёта. Достаточно высоко, чтобы иметь возможность выпустить чуть больше обычного реяцу. Дать сигнал, после чего продолжить смотреть перед собой, прекрасно понимая, что рано или поздно на этот сигнал придут.       Потому что ты делаешь себя сильным годами не для того, чтобы вот уже шесть дней бояться себе признаться в собственных желаниях, даже если это не то, что следует знать всем остальным.

***

      – Ичиго… – глухо выдыхает арранкар куда-то в шею.       Собственное имя повторяется в голове как-то слишком тяжело, до ломоты в висках, и Ичиго вздрагивает с надрывным стоном, чувствуя животом горячую влагу. Гриммджоу с низким рыком сжимает бёдра Ичиго обеими руками, насаживая с до неприличия громкими шлепками, пока не кончает, так и не выйдя из тела парня.       Пульсация от собственного сердцебиения отдаётся почти что болью в глотке. Ичиго ещё трясёт от оргазма какое-то время, в течение которого он пытается то ли не задохнуться, то ли не отключиться. Тело ощущается сродни вате, отдаваясь лёгким покалыванием в каких-то местах. Парень понимает, что надо слезть – или правильнее было бы сказать сползти – с Джагерджака, но что руки, что ноги не кажутся надёжными от слова совсем.       – Долго ещё собираешься сидеть на моём члене? – хрипло спрашивает Гриммджоу, но в противовес собственным словам цепко удерживает бёдра парня. – Я, безусловно, понимаю, что ты в восторге от него, но всё-таки.       – Сказал главный фанат своего члена.       – Ну видишь, у нас у обоих есть вкус.       – Да пошёл ты, – больше на автопилоте отвечает Куросаки, зачем-то считая удары чужого сердца. Рассеяно подмечает, что бьётся оно почти вровень с собственным. Гриммджоу прикусывает плечо с едва различимыми – арранкар каждый раз рассматривает их с каким-то неподдающимся объяснению интересом – веснушками. Ичиго выдыхает и тяжело отлепляет лицо от усыпляющей своей теплотой кожи. – Прекрати кусать меня, иначе куплю тебе намордник. И даже не начинай затирать мне про эротические фантазии, ты просто животное, и с этим ничего не поделаешь.       – Кажется, у людей это называется зоофилией? – со смешком проговаривает мужчина, наблюдая, как Куросаки мягко приподнимается, и растягивает губы в улыбке от влажного звука снизу.       – Это будет называться так и у арранкаров, умник, – Ичиго даже удивляется познаниям Джагерджака о человеческом мире.       – Но только люди дают всему названия. Слишком много всего, арранкары так не заморачиваются.       Ичиго, пытающийся расправиться с нежеланием конечностей исправно работать, стопорится и поднимает взгляд на мужчину. Смотрит растеряно и насторожено, отчего Гриммджоу выразительно изгибает бровь.       – В Уэко Мундо есть животные-пустые.       – Ну да, есть, – отвечает арранкар и продолжает смотреть в ещё больше насторожившийся взгляд. Потом поднимает уже обе брови и фыркает. – Нет, Куросаки, я не ебал животных, если ты об этом.       Ичиго как-то излишни серьёзно для подобной ситуации кивает, вставая, наконец, с кровати, и плетётся в сторону ванной комнаты. Стопорится у дверей, когда слышит задумчивое:       – Хотя некоторые арранкары в ресуррексионе не шибко отличаются от животных.       – Что? – Ичиго оборачивается, пытаясь в полутьме разглядеть, насколько предыдущая фраза – шутка. Гриммджоу переводит абсолютно обычный взгляд, спокойно смотря в ответ. – Ваши ресуррексионы… Вы в них...?       – Ну, если надо, можно и в них, – усмехается Джагерджак, с интересом щуря глаза. – Что, заинтересовало, Куросаки?       Ичиго только открывает рот, чтобы ответить, но замирает. Моргает несколько раз, расфокусировано смотря перед собой, после чего переводит взгляд на арранкара и встречается со смеющимися голубыми глазами. Гриммджоу криво улыбается и клонит голову вбок.

«А-ха-ха, наверное, охуенно будет, трахни он тебя в той форме, в которой за малым не разгрыз нам глотку. Интересно, сколько раз тогда ты кончишь, Король?»

      Куросаки метает взгляд в пол, быстро сглатывая, резко разворачивается на сто восемьдесят градусов и выходит из комнаты. Игнорирует жар горящих ушей, стóит услышать низкий смех позади.       – Чёрт побери, – выдыхает Ичиго, смотря в зеркало на своё помятое отражение, тяжело облокотившись вытянутыми руками на ободок раковины. Скользит взглядом по шее, смотря с одной стороны на россыпь почти бордовых засосов, с другой – на узор чужой челюсти с коркой подсохшей крови. – Кажется, с каждым разом это становится всё хуже и хуже.       Плескает в лицо холодной водой и, застыв сгорблено над раковиной на несколько секунд и собрав звёздочки перед глазами, разгибается и переступает порог душевой. Переключает воду на верхний кран и прикрывает глаза, расслабляясь под струями прохладной воды. Капли мягко разбиваются о кожу, имитируя подобие массажа, и парень запрокидывает голову, подставляя лицо.       Живот поджимается, когда на него ложится чужая ладонь, и Ичиго чуть вздрагивает. В голове проносится мысль, насколько контрастно для своей громкой и заметной натуры Джагерджак передвигается. Тихо и мягко, по-кошачьи плавно и лениво. Конечно же, это не касается боя. В сражениях от передвижений арранкара ловишь вертолёты перед глазами.       Гриммджоу становится позади парня, почти касаясь грудью выступающих лопаток, и умещает подбородок на его плече. После нескольких немых секунд поворачивает голову, выдыхая в ухо:       – Я тут подумал, что тебе нужна рука помощи, – вторая рука скользит по мокрой ягодице, отчасти намекая на сказанное. – А, Куросаки?       Ичиго расслабленно наслаждается прохладой водных дорожек и непривычно ненавязчивыми ласками, не сразу понимая смысл сказанного, но вместе с более ощутимым движением мужчины по ягодице выныривает из какого-то подобия транса и чуть отстраняется.       – Ценю твою заботу, но я могу справиться и сам.       – О да, твоё жизненное кредо, – фыркает Джагерджак и одним плавным движением разворачивает парня, притягивая обратно к себе. – Да ладно, Куросаки, мы это уже проходили, кончай ершиться.       Хочется спросить, с какой кстати мужчина так рвётся добровольцем в подобном, но Ичиго слишком устал и расслаблен, чтобы пререкаться. Уткнувшись лбом в твёрдое плечо в знак согласия, Куросаки прикрывает глаза, прерывисто выдыхая от ощущения пальцев внутри.       – А можно просто не кончать в меня каждый раз, – всё-таки находит силы на недовольное бормотание, цепляясь за плечо Гриммджоу для удобства и немного прогибаясь в спине.       – Брось, ты в восторге от этого едва ли меньше, чем я, – самодовольно тянет Джагерджак и, снова уместив подбородок на плече, замолкает.       Ичиго старается не заострять особо внимание на стойком ощущении чужого наблюдающего взгляда. Выходит почти исправно, если игнорировать желание то ли провалиться под землю, то ли выколоть чужие глаза. Красивые же, сука, глаза. Такие, что невольно задумываешься, зачем вообще нечто подобное досталось такому существу. Что-то настолько чистое и светлое априори противоречит тому, чем является Джагерджак. И Ичиго это кажется слишком ненормальным. Чем-то до чёртиков несправедливым, хотя сам арранкар едва ли даже отстранённо понял бы подобное обвинение в свой адрес.       Куросаки отстраняется, тяжело поднимая веки, и бесконтрольно ищет глазами чужие. Гриммджоу отвечает лениво и как будто даже расслабленно, несильно выгибая бровь в немом вопросе. Где-то на задворках издевательски смеётся Зангецу, и Ичиго почти незаметно морщится как от назойливой мухи. Фокусируется на наблюдающем взгляде, который слегка щурится, как будто что-то понимая, и придвигается ближе. В голове проносится когда-то брошенная арранкаром во время боя фраза, что он ненавидит глаза Ичиго.       Сейчас Ичиго смотрит в небесный монолит перед собой и понимает, что в этом вопросе победил Джагерджака.       – Сука, – через зубы выдыхает парень и подаётся вперёд, сминая губы мужчины в жёстком и одновременно с тем усталом поцелуе. Гриммджоу сразу перехватывает инициативу, целуя глубоко и мокро. В своей абсолютно обыденной манере, из-за чего какая-то иррациональная злость начинает бурлить сильнее. – Ненавижу.       Джагерджак цепко смотрит в глаза, как будто рассматривая парня изнутри, и хмурит брови сильнее обычного. У Ичиго под рёбрами больно сводит тугим узлом, когда арранкар устало выдыхает и грузно прижимается лбом ко лбу, низко проговаривая:       – Да, – голос отдаётся каким-то мрачным пониманием. – Я тоже.       Ичиго поджимает губы, зажмуриваясь до мутных разводов перед глазами, и чувствует, как внутри тянуще режет, но вместе с тем уходит тугой ком от понимания, что он не один разрушается с каждым днём всё сильнее от дерьма в собственной голове.       И почему-то это ощущается до смешного глупо, но успокаивающе.