Отпусти

      До конца дня, как и на последующие два, Лазар закрылся в личном кабинете и погрузился в работу с головой. Не желал никого видеть, даже к Харсу лишний раз не заходил. Отчасти из-за ссоры с Ханной, что тяжелым грузом лежала на сердце, но прежде всего по вине зияющей ледяной пустоты на том месте, где должна тлеть искра, отгоняющая отчаяние.       Лазар нуждался в цели. Он не мог бродить вокруг Харса, полагаясь на известные и по сотому разу примененные целебные печати, и ждать, что что-то изменится само по себе. Ему были необходимы новые идеи, только так он мог распалить обратно ту самую искру, небольшую, неспособную сильно обжечь, но столь необходимую, чтобы не опускались руки.       И так каждый раз, когда одни руны подводили Лазара, им на смену приходили следующие. Оставалось только решить, какие именно. Чем Лазар и занимался третий день почти без сна, заменяя отдых обезболивающим. Выискивал в цепи печатей наиболее слабые места, выбирал, какими сочетаниями их можно усилить, что-то брал как есть из книг, что-то правил под свои нужды. Сверял, испытывал, готовился вплести их в общую паутину.       «Лишь бы от этого был толк…»       Лишь бы перестать топтаться на проклятом месте. Найти наконец то, чего недостает сознанию Харса.       — Снова перебираешь цепь?       Лазар резко поднял голову, отрываясь от записей, веером раскинутых перед ним на столе, и ошарашенно уставился на гостя.       — Я стучал, — оправдался Веркен в ответ на немое удивление Лазара.       — Прости, не услышал, — растерянно отозвался тот и, зажмурившись, устало потер переносицу. — Что-то случилось?       — Нет, — Веркен подошел к столу и со звонким стуком поставил посреди него пузатую бутыль. — Я честно пришел тебя отвлекать.       — Ханна прислала? — вздохнул Лазар, переведя взгляд с темного мутного стекла на спину друга, уже вовсю выбирающего бокалы на полке буфета. Заливать холод в груди крепким пойлом — дурнее идеи не придумать, но почему-то именно сейчас отказываться не захотелось.       — Ей и не надо было ничего говорить, — ответил Веркен, возвращаясь к столу.       — Ну да, — сердито фыркнув, Лазар отодвинул записи подальше от бутылки. — Она уже и так достаточно наговорила.       — Не злись на нее, Лазар, — Веркен откупорил вино, разлил его по бокалам и устроился в кресле напротив. — Будто ты не знаешь, что чем сильнее Ханна переживает, тем громче ругается.       — Она сдалась, Веркен, — процедил Лазар и разом ополовинил бокал, чувствуя, как нутро обожгло лживое тепло. — Не верит, что я справлюсь.       — Не говори глупостей, — возразил Веркен, сделав куда более аккуратный глоток. — Она верит, что ты сделаешь все возможное, чтобы его вернуть. И невозможное. В этом-то и проблема, — хмуро добавил он.       Лазар насупился и откинулся на спинку кресла, на что неразгибавшаяся много часов спина благодарно заныла. Молча пригубил еще вина, пристально глядя Веркену прямо в глаза, в ожидании, когда он скажет то, для чего пришел.       — Лазар, она устала, — Веркен наконец нарушил затянувшуюся тишину.       — Устала? Это она-то устала? — прозвучало грубо, но не такого заявления он ждал.       — Да, Лазар, — сердито бросил Веркен. — Устала и боится. Она несет ношу, ничуть не меньшую, чем твоя. Не уверен, что ты хоть что-то замечаешь, не отрывая голову от книг, но я прекрасно вижу, что у Ханны не осталось сил на надежду. А черпать ее у тебя, видя, как ты убиваешься в поисках решения, она не может себе позволить.       — Она дала мне возможность самому решать, когда остановиться.       — И тебя никто не просит бросать все здесь и сейчас, — Веркен резко развел руками, едва не расплескав вино. — Тебя просят не забывать о тех, кому ты дорог. Ханна нуждается в тебе, Лазар. Пока шли бои, она знала, чем занять свои мысли и куда излить свою ненависть. Ей было не до того, чтобы оплакивать брата…       «Харса не нужно оплакивать!»       Лазар до опасного крепко сжал стенки бокала, но продолжал слушать Веркена, не перебивая.       — Но сейчас все иначе. Ты уходишь в работу с печатями, от которой не помнишь даже себя от усталости. А ей некуда идти. Она сама по себе наедине со своим горем. И она боится, что так и останется с этой болью одна. Ведь ты же не собираешься останавливаться, верно? Ты будешь нырять в бездну Потока снова и снова, пока однажды она не проглотит тебя. Либо ты его спасешь, либо сгинешь вместе с ним, ведь так?       — Это мое право, Веркен, — потухшим голосом проговорил Лазар.       Веркен нахмурился и плотно сжал челюсти. От грубости его, похоже, удержало лишь желание все же донести свою мысль. Но Лазар ее и так понимал. Он слишком часто забывал, что Ханна не только непоколебимый генерал Союза, но и нуждающаяся в поддержке любящая сестра и друг. Но пользы от этого понимания, увы, уже было не так много.       Не во власти Лазара дать то, что от него просили. Он не мог пообещать ни Веркену, ни Ханне, что не сгинет вместе с Харсом, если что-то пойдет не так. Лазар был слишком крепко связан сотканной им же паутиной с Потоком, питающим их обоих, и он понятия не имел, насколько губительным для него станет попытка из нее выбраться.       Протяжно вздохнув, Веркен склонился над столом, взял бутылку и не спеша подлил им обоим вина.       — Я тебя умоляю, не бросай ее, Лазар, — попросил он, с надеждой глядя на друга.       — У нее есть ты, — не так уверенно, как того хотелось, ответил Лазар.       — Ты же понимаешь, что это не то же самое. Я не могу разделить с ней эту боль. Да и рядом быть так часто, как это необходимо, не смогу. Сами же озадачили меня приглядывать за посадником Рануала после подписания соглашения.       Лазар нахмурился и вновь сделал большой глоток пойла, от которого ледяная пустота лишь больнее жгла сердце.       — Лазар?       — Я тебя услышал, Веркен. Правда услышал, — добавил Лазар, примирительно улыбнувшись.       — Я рад это слышать, — ответил такой же улыбкой Веркен. — Так значит, обещаешь быть осторожней?       — Это я могу, — задумчиво кивнул Лазар.       — Поговоришь с ней?       — А надо? — спросил Лазар, застигнутый врасплох вопросом, и тут же сам себе ответил: — Да, надо, ты прав.       Лазар перевел взгляд на записи на краю стола. Все равно от него сегодня больше никакого толка, браться за печати после вина он не рискнет.       — Удалось найти что-то подходящее? — проследил за его взглядом Веркен.       — Все одно и то же, — устало хмыкнул Лазар. — Я что-то упускаю, но никак не пойму что.       — Поток не всемогущ, Лазар, не забывай об этом.       — Нет, — Лазар несогласно мотнул головой. — Это я — не всемогущ.       И до чего же больно это было признавать.       Лазар сделал последний глоток и отставил бокал.       — Поможешь завтра переплести? — спросил он.       — Помогу, куда я денусь, — Веркен поморщился, но Лазар знал, что больше для вида. И он не уставал искренне благодарить друга за это. При столь острой нелюбви к Потоку, при всем своем желании находиться от него как можно дальше, Веркен не отказывал Лазару в помощи, избавляя его от необходимости самостоятельно удерживать основную печать, пока переплетается узор.       — А потом последую вашему совету и отдохну, — заключил Лазар. — Наберусь сил перед новой цепью.       — Вот и славно, — довольно кивнул Веркен. — Тогда до завтра?       — До завтра, — Лазар пожал протянутую руку и, проводив взглядом гостя, поднялся из-за стола сам.       Ему действительно стоило поговорить с Ханной, пока не передумал.       До ее покоев он добрался быстрым шагом, держа в голове одну мысль: Ханна имела право знать правду и быть готовой к любому исходу.       Но когда она, мятая, как и ее рубашка, хмурая, с блестящими глазами под красными веками, открыла Лазару дверь, у него язык не повернулся сказать ей о своих опасениях.       «Так вот почему тебе не нужно было ничего говорить Веркену…»       — Ты припозднился, сир, — фыркнула Ханна, скрестив руки на груди.       — Прости, — рвано выдохнув, Лазар припал плечом к дверному косяку. — За все прости. Я не должен был…       — Все хорошо, — перебила его Ханна и неожиданно мягко положила ладонь ему на грудь. — Мы же все прекрасно понимаем, почему так происходит.       — Да, — кивнув, он накрыл ее руку своей. — Но так дальше продолжаться не должно. У меня в запасе есть одна цепь печатей. Долгая, по-настоящему сложная. Я ее все откладывал, боялся, что не готов, — Лазар, как и прежде, нервно облизал верхнюю губу. — Но дело не в том, что я не справлюсь, а в том, что если она не поможет, то, мне кажется, уже не поможет ничто. Вот чего я на самом деле боюсь. Но я попробую ее. И если ничего не выйдет, если и она не справится, то, обещаю, я остановлюсь… — Лазар крепко сжал ладонь Ханны. — Я отпущу его.