Отпусти

      Яркой вспышкой посреди душной тьмы загорелось сознание. И тут же болезненно воспротивилось своему появлению, неистово желая вернуться в спасительное небытие.       «Ну нет же…»       В ушах стоял нестерпимый гул, налитая свинцом голова трещала по швам, а тело будто придавило каменной плитой, но, к своему несчастью, он был все еще жив.       Не разлепляя неподъемных век, с сиплым стоном Лазар накрыл лицо ладонями. Проклятье, даже уйти на своих условиях не смог. Выходит, что же, не доломал печать? Или это Веркен удержал?       «Научил на свою голову».       Вслед за этой мыслью ледяной волной нахлынула паника, а горло сдавил удушающий спазм. А что, если?..       Лазар распахнул веки и стянул руки к груди. Нет, к его сердцу шла лишь одна тонкая питающая нить. Больше не было ничего. И никого.       «Харс…»       Пальцы судорожно сжали ткань исподней рубахи, и с уголков глаз сорвались горячие слезы, стекая на подушку по вискам. Безграничная, невыносимая пустота заполонила собой все вокруг: сердце, душу, весь проклятый мир. Лазара здесь тоже больше быть не должно! Но он остался. И горе, от которого он отчаянно хотел сбежать, вгрызлось беспросветным, непоправимым одиночеством.       «Я не смогу… Я не хочу!»       Глубоко-глубоко дыша в тщетной попытке совладать с захлестывающими эмоциями, Лазар приподнялся. Шум в ушах стал еще громче, перед глазами заплясали темные пятна, но он настырно отбросил одеяло в сторону и сел на край кровати. Бесцельно окинул взглядом свою спальню, сам не зная, что именно искал. Ведь единственное, что Лазар сейчас хотел — это добраться до уцелевшей печати и оборвать последнюю нить, связывающую его с Потоком. Но как сделать это, чтобы ни с кем не встретиться, чтобы не пришлось никому ничего объяснять, он не знал. И как справиться с видом пустой кровати Харса — тоже.       Лазар остановил блуждающий взгляд на тумбе с чашей для умывания. К которой, поднявшись из последних сил, он и направился.       Сквозь несмолкающий гул пробились голоса, раздающиеся из соседней гостиной. Звонкий — Ханны — дал четко понять, что объясняться все же придется. Да и перед Веркеном тоже, если после попытки бросить Ханну тот вообще станет разговаривать.       Трясущимися руками Лазар плеснул в лицо водой и замер, вслушиваясь.       Второй голос не принадлежал Веркену. Слишком глухой. Слишком… Хриплый?       Едва не опрокинув чашу, Лазар сорвался с места и кинулся на негнущихся ногах к двери. Гостиная за ней покачнулась и поплыла. Но это не имело значения. Ничего сейчас не имело значения.       Кроме взгляда желтых глаз впереди. Кроме крепких рук, не позволивших упасть. Кроме хриплого тихого шепота на ухо:       — Ш-ш-ш, все хорошо.       Не помня себя, Лазар что есть силы прижимался, цеплялся, всем развороченным сердцем страшась, что как только мир перестанет кружиться, наваждение исчезнет, оставит его навсегда одного.       Где-то далеко звонкий голос сообщил, что его обладательница заглянет попозже. А наваждение меж тем не пропадало, увлекло Лазара вместе с собой на кресло, смотрело на него любимыми глазами и мягко улыбалось, стирая широкими ладонями слезы с его щек.       — Еще раз так со мной поступишь, клянусь, я за себя не отвечаю, — просипел Лазар и, не выдержав, спрятал лицо на его плече.       — У Ханны набрался? — хохотнул Харс, прижимая его к себе.       Его голос разлился тягучим успокаивающим теплом в груди, вытесняя всю боль, все страхи, что крупными слезами срывались с глаз и уходили прочь.       Харс обнимал крепко-крепко, ласково гладил по плечам и спине, шептал утешающие слова и терпеливо ждал, когда истерика отступит.       — Прости, — выдохнул Лазар, как только смог взять себя в руки.       — Тебе-то за что извиняться?       Лазар отлип от плеча Харса и прижался к его лбу своим.       — Выходит, какая-то из моих печатей тебя и держала, — нахмурившись, проговорил он.       — Твои печати спасли мне жизнь, — мягко возразил Харс.       — Я должен был… — начал было Лазар, но Харс не дал ему договорить, поймал его лицо ладонями и накрыл губы жадным поцелуем. И, нещадный Поток, как же Лазар не хотел, чтобы он когда-нибудь прерывался.       Но дыхание сбилось и Харс оторвался. Сверкнул клыками в улыбке и, откинув с лица Лазара спутанные пряди, очертил подушечками больших пальцев линию его губ, скулы и остатки шрамов на правой щеке.       — Как же ты вырос, мой принц.       — Сижу реву у тебя на коленях — очень по-взрослому, ничего не скажешь, — засмеялся Лазар и снова спрятался на плече Харса.       — Ты же понимаешь, о чем я, — хмыкнул Харс. — Ханна многое успела рассказать.       — Это ж сколько я пробыл без сознания? — удивился Лазар.       — Почти три дня.       Лазар судорожно выдохнул, отгоняя подальше мысли о последней выстоявшей печати, из которой ему теперь еще предстоит не спеша выплетать себя.       — От Ханны-то тебе сильно досталось? — спросил он первое, что пришло в голову.       — Она дала мне еще немного времени окрепнуть, — хохотнул Харс. — Ну а ты?..       — Не сержусь, — перебил его вопрос Лазар. И ведь ни капли не соврал. Решение Харса причинило ему безумную боль, но у него было предостаточно времени, чтобы подумать об этом и понять, что поступить иначе Харс не мог. — Давай только в следующий раз не молча.       — И ты позволишь?       — Нет, но обязательно что-нибудь придумаю заранее.       — Договорились, мой принц, — усмехнулся Харс и, поцеловав Лазара в макушку, сгреб его в самые теплые и крепкие объятия. Из которых Лазар намеревался не вылезать по меньшей мере ближайшие несколько жизней.