Light it for me (Brighter, more please)

Четверг пришел незаметно. После нервного срыва, за который ему безусловно было очень стыдно перед Минхо и перед Ёнбоком тем более, Хан старался держать себя в руках, зарываясь в учебу, но полностью игнорируя существование футбольного поля. Так же он находил причины не пересекаться с Чаном и со всеми остальными, придумывая все более бездарные оправдания, почему он опять не может пообедать вместе: конечно, списать домашку нужно именно сейчас, разумеется непременно у одногруппника, что уже в другом корпусе. И ничего, что задание он сделал сам, заранее, а у одногруппников тем более никогда ничего не просил. И ничего, что Феликс это знал. Ликс был единственным, с кем Джисон не мог избежать встреч. Сколько бы не бегал, вечером Джи возвращался в комнату, где сталкивался с извиняющимся взглядом соседа. За что именно тот безмолвно извинялся, Хан не совсем понимал. Он искренне считал, что ему самому впору просить прощения. У него, у всех друзей. У Минхо, на обеспокоенные сообщения которого он тоже не отвечал. Однако каждый вечер, когда Хан садился за домашнее задание, Ёнбок молча клал на край стола перед ним банановое молоко и рыбку с бобовой пастой. К жёлтой бутылочке непременно был приклеен стикер с уродливой рожицей. Это что-то вроде фирменного знака Минхо. Он, кажется, не обижался на гостинг, за который сам Джисон был готов влепить себе пощечину, но и встречи с другом не искал. За это Джи был ему благодарен. Он бы не смог посмотреть хёну в глаза. Сосредоточившись на собственных переживаниях и глупых шпионских играх, Хан не заметил, как наступило 14 сентября. Утром он ушел раньше, чем проснулся Ёнбок, которому, судя по всему, ко второй. Джисон бы тоже с удовольствием поспал ещё, после того как полночи писал доклад. Его организм так точно предпочел отдых, потому что Джисон проспал и собирался впопыхах за несколько минут до начала занятий. Вымученный доклад, как и телефон, были благополучно забыты на столе. Отсутствие телефона он осознал ещё в начале первой пары, а вот забытое домашнее задание — только в обед. Прячась в обеденный перерыв на первом этаже корпуса, где у него должна была быть следующая пара, Джисон думал, что мог бы и сбегать за докладом в общежитие, но хорошие мысли приходят поздно. А в сонную голову так и вовсе когда до занятия оставалось слишком мало времени. Без телефона он скучающе брел мимо пустых кабинетов. Хан и забыл, что здесь находятся танцевальные студии. Он почти испугался, что может наткнуться на Минхо, но друзья почти всегда обедали вместе, что немного успокаивало. Он почти расслабился, когда заметил, что вообще-то все это время слышал музыку, доносящуюся из конца коридора. За последней незакрытой дверью кто-то был. Из любопытства Хан заглянул внутрь. Он боялся встречи с Ли, но совсем не ожидал увидеть в студии Хёнджина. Тот не замечал присутствие неприглашенного зрителя, сосредоточенно следя за своим отражением. Хан так и замер в дверном проёме восхищенно наблюдая за другом. Его экспрессивные движения попадали в каждый бит музыки, резкие движения рук сменялись плавным движением бёдер. Он то порхал над полом, то падал на паркет, прогибаясь в спине и скользя ладонями по телу. Голос в колонках пел о том, как ему нравится играть с огнем, но Хёнджин и сам был пламенем. Даже просто глядя на него можно было обжечься, однако Джисон не мог отвести глаз. Хан много раз видел, как он танцует, но каждый раз его танец, пропитанный эмоциями притягивал взгляд. Хёнджин был рожден для того, чтобы танцевать. Когда последние аккорды в динамиках затихли, парень опустился на пол, тяжело дыша. Влажная челка липла к разгоряченной коже, а по вискам скатывались капельки пота. Он потянулся к волосам и стянул резинку, чтобы поправить растрепавшийся хвостик. Только тогда он заметил, что не один, через зеркало встречаясь взглядом с Джисоном. Смущенный тем, что его поймали с поличным, Хан не знал, спрятаться за дверной косяк или все же зайти и поздороваться по-человечески. Пухлые губы растянулись в мягкой улыбке. От дерзкого образа из танца не осталось и следа. Это снова был родной ласковый Джинни. — Привет, Сони. Как тебе? — как ни в чем не бывало спросил он. Джисон был благодарен за именно такую реакцию, поэтому, с облегчением выдохнув, зашел в помещение и опустился рядом с другом. — Очень красиво, Джинни. Это потрясающе. — Сразу видно, что ты не танцуешь, а пишешь музыку. Минхо-хён бы нашел минимум десять ошибок и заставил прогнать это все еще миллион раз, — щурясь, хихикнул Хёнджин, — Я знаю, мне еще нужно доработать эту хореографию, — добавил он уже серьёзнее. Джисон неосознанно улыбнулся при упоминании альфы. Он знал, как старший относиться к танцам, и не мог не согласиться с Хёнджином в вопросе перфекционизма Минхо. — Джисони, — позвал вдруг Хван спустя пару минут молчания, — У тебя еще есть занятия? Потанцуй со мной. Хан вернул свои мысли в танцевальный зал и удивленно взглянул на Хёнджина. — Ты почувствуешь себя лучше, обещаю. Джисон неуверенно кивнул. Домашнего задания для последней пары все равно нет, и не очень хотелось на нее идти, если уж быть честным. Он оставил свой рюкзак у стены и прошел в центр комнаты, пока радостный Джинни вприпрыжку направился к своему телефону, чтобы включить музыку. Пока он задержался за выбором песни, Джисон неловко переминался с ноги на ногу. В конце концов, без тренировок его тело правда скучало по движению. — Я покажу тебе несколько связок. Просто дай себе расслабиться. Пытаясь повторять то, что ему показывают, Джисон понял, что расслабиться будет чем-то на грани фантастики. Он путался в ногах, задевал рукой плечо Хёнджина, забывал движения. Хван был очень терпеливым наставником, раз за разом повторяя и ненавязчиво объясняя, куда сделать шаг и как поставить ногу. Несмотря на то, что все давалось ему непросто, в моменте он и правда почувствовал выброс эндорфина и что-то, что ощущалось как свобода. Он никогда не испытывал такого на поле. Даже выигрывая важные матчи. Полчаса спустя ему удалось повторить коротенькую связку. Джи в порыве эмоций запрыгал на месте, хлопая в ладоши, а потом и вовсе кинулся на шею другу, крепко сжимая его в объятиях. Хёнджин смеялся, обнимая Хана в ответ. — У меня очень старательный ученик, — с улыбкой сказал танцор, растрепав волосы на голове младшего, — На сегодня хватит? Джисон согласился, почувствовав навалившуюся усталость. Они засобирались, подхватывая рюкзаки с пола, и уже на выходе из зала Хёнджин обернулся и серьезно, но мягко сказал: — Сони, я буду рад, если ты как-нибудь придёшь еще, — и, чуть помедлив, добавил, — Можешь проводить меня? Мне нужно кое-что тебе отдать, но эта вещь у меня в комнате. Хан был озадачен внезапной просьбой, но не нашел причины отказаться. Также у него не нашлось ни одной идеи, что же хотел дать ему Джинни, но он решил не терзать себя догадками и просто молча шел за другом. Оказавшись в комнате, парень не спешил ничего отдавать и попросил подождать, пока вернется из ванной, объясняя это тем, что после практики ему «жизненно необходим душ». Джисона странная просьба может и смутила, но он все же остался ждать. Он прошелся по комнате и остановился у стола, заваленного художественными материалами Хёнджина. — Ну ты и засранец, — пробубнил Хан себе под нос. И ничего, что в этом они были чрезвычайно похожи. В комнате Хвана всегда царил творческий беспорядок. Тюбики масла были хаотично разбросаны по столу. Незакрытая неаполитанская розовая запачкала стол и конспект по экономике, так чужеродно смотрящийся в этом буйстве красок. Баночка растворителя возвышалась на ненадежной конструкции из нескольких учебников, скетчбуков и металлического контейнера с карандашами. Тщательно промытые кисти лежали на тряпочке, которой их вытирали во время работы. Джисон закрыл тюбик, вытер размазанную краску и аккуратно сложил принадлежности с краю. Тогда парень заметил на полу у стола несколько чистых, ещё запечатанных холстов и одну завершённую работу. Бледное лицо на темном фоне Хан узнал сразу же. С холста на него смотрел Чанбин. Джи замер, рассматривая детали, отмечая про себя мелочи в образе альфы, раскрывающие то, каким его видит Хёнджин. Вода в ванной шумела уже минут пять, когда в дверь постучали. Омега испуганно обернулся. Дверь приоткрылась, и в проёме показалась голова Чонина. Ян был соседом Хёнджина, так что, фактически, это была и его комната. Поэтому Джи недоумевал, зачем он стучится к себе. Вслед за Чонином из-за двери, как подснежники в феврале, появились Чан, Феликс, Минни и Чанбин. На их лицах светились довольные улыбки. Как раз в тот момент, когда, распахнув дверь, все ввалились в комнату, из ванной выплыл Хёнджин. Он успел переодеться в домашние джоггеры и футболку, а на его плечах висело полотенце, впитывающие капли, стекающие с влажных волос. — Ну наконец, я думал, придется остаться жить в душе. Хан растерянно скользнул взглядом по всем собравшимся, но споткнулся о Минхо, остановившегося в дверях. Привалившись плечом к косяку, он сложил руки на груди и не спешил заходить в комнату. Джи стыдливо потупил взгляд. Он чувствовал себя загнанным в угол, хоть и понимал, что был не прав, избегая близких друзей. Набравшись решимости извиниться перед всеми, он все же поднял глаза и наконец заметил в руках Чана торт, на котором уже почти наполовину сгорели свечки. Торт. Свечки. 14 сентября. Вот оно что. — Хан Джисон, если ты не поторопишься, мы будем есть воск, — подал голос Минхо. Собственное полное имя из уст альфы заставило парня испуганно вздрогнуть. — Давай, Хани, загадай желание, — поддержал его Чан. Чан, который с такой заботой и пониманием смотрел на него. Хан почувствовал, как картинка перед глазами немного поплыла и в носу защипало. Ещё немного и он бы расплакался. Незаметно ущипнув себя за предплечье, Джи встрепенулся и все же задул свечи. Все радостно хлопали, доставали принесенные с собой напитки, среди которых он успел заметить и колу, и соджу. Никто не комментировал то, что происходило всю неделю. Всё выглядело… Нормально. Хан слушал поздравления, неуверенно улыбался, помогал Хёнджину дополнить праздничный плейлист новыми песнями, но все время кожей чувствовал нечитаемый взгляд Минхо, которым тот смотрел на него из противоположного угла небольшой комнаты. Он сидел отдельно ото всех, до побелевших костяшек сжимая бутылку соджу. Хан боялся, что ещё чуть-чуть и послышится звон разбитого стекла. А может не стекла, а его собственного сердца, потому что каждый раз встречаясь с ним глазами, Джи чувствовал, как холодные мурашки пробираются под футболку. Он ошибся, когда подумал, что Минхо его поведение не задевает. Ошибся, когда позволил себе так поступать с родным человеком. И каждый раз Джисон первым отворачивался, не в силах выдержать колючие гляделки. Банка колы в его руках сменилась бутылкой соджу. А когда ее место заняла вторая, он почувствовал, что в комнате слишком душно, смех слишком громкий, музыка слишком навязчивая, а взгляд Минхо слишком холодный. А может наоборот слишком обжигающий. Так что кожа под ним то ли была изрезана льдинками, то ли плавились и стекала по предплечьям. С трудом фокусируя взгляд, он рассматривал свои руки. Всё слишком. Тихо предупредив, что выйдет на балкон подышать свежим воздухом, он выскользнул из комнаты. Когда сзади послышались шаги, он инстинктивно напрягся, и тело машинально хотело броситься бежать, но мозг даже в таком состоянии безошибочно определил, чьи они. Он не то что не ускорил шаг, а будто бы даже замедлился, в итоге совсем останавливаясь. Голова немного кружилась, так что он прислонился спиной к стене коридора, прикрыв глаза и переводя дыхание. Открывая их, он знал, что увидит. Лицо Минхо близко-близко, а его ладони упираются в стену по обе стороны от головы Джисона. Парень был так близко, что его дыхание щекотало лицо. Он хмуро вглядывался в мягкие черты Джи, поджимая губы, будто очень хотел его отчитать, но сдерживался. Хан отчётливо чувствовал мелиссу, обычно успокаивающую, а сейчас пускающую мороз по коже, вперемешку с запахом виноградного соджу. Стыдно и страшно, но это же его Минхо. Он резко подался вперёд и порывисто обнял старшего за талию, утыкаясь носом в любимое место в изгибе шеи и шумно вдыхая родной запах. — Хан Джисон, что ты думаешь ты делаешь? — спросил еле слышно. Обычно ласковый голос Хо казался громом в тишине пустого коридора. Джи вздрогнул, но не двинулся. Секунды молчания растягивались в бесконечность. В другом конце этажа, у лестницы, кто-то из студентов прошмыгнул в свою комнату хлопнув дверью. С губ Джисона сорвался тихий вздох и затерялся в вороте футболки Ли. Напряженная рука соскользнула со стены и нежно опустилась на талию, сжимая ткань на спине. Тяжесть руки исчезла так же внезапно, как появилась, оставляя только противный липких холод. Не успел Хан протестующе замычать, как почувствовал горячее прикосновение к своему запястью. Оно резко контрастировало с чем-то ещё, что коснулось его кожи, чем-то прохладным, щекоткой скользнувшим по внутреннней стороне ладони. Невольно поёжившись, Хан отстранился и взглянул вниз. Его тонкое запястье обвивала ниточка с черными бусинами. Ли протягивал ему свою руку, ладонью вверх. На запястье Минхо красовалась такая же. Ли наклонил голову в попытке поймать взгляд младшего, который тот не отрывал от чернеющих на их запястьях камешков. — Джисони, не закрывайся от меня. Я на твоей стороне. Сейчас и всегда. А в ответ только шумное дыхание и челка скрывающая глаза. Они пылали в полумраке то ли от стыда, то ли от бушующих в груди чувств. Потеряв терпение, Минхо приподнял лицо Джи, нежно касаясь подбородка, не давая снова спрятаться. Хан опять почувствовал себя загнанным в ловушку зверем. Его взгляд метался от одного глаза старшего к другому, будто выискивая что-то во тьме чужих зрачков. А потом соскользнул вниз, мазнул по чуть выпирающий верхней губе Ли, затем по нижней, которую старший нервно облизнул. Джи так и замер приоткрыв рот. Его собственные губы влажно блестели, приковывая зачарованный взгляд старшего. — Джисони, — тихо позвал Хо. Испугавшись собственных мыслей, кружащих в голове, ни за одну из которых он так и не мог ухватиться, Джи снова метнулся взглядом к глазам напротив. — Хан Джисон, я собираюсь тебя поцеловать, — вдруг хрипло выдохнул старший, словно в замедленной съемке склоняясь к чужому лицу, — Даю 10 секунд чтобы остановить меня. Слова доходили до Джисона как через толщу воду. Он вроде слышал их по-отдельности, но никак не мог понять, о чем говорит старший. Ли Минхо собирается его поцеловать. Минхо-хён собирается его… Поцеловать. Он собирается. Поцеловать? Только Джи показалось, что он почти уловил суть, как его губ коснулись сухие горячие губы. Минхо просто прикоснулся. В совершенно невинном поцелуе. Точно. Поцелуй. Не поцелуй в лоб или в щеку перед сном. Не прикосновение губ к шее, которое часто позволял себе Джисон в объятиях. Не поцелуй в ободранную на поле коленку, с заботливо приклеенным сверху пластырем с летающими тарелками. Настоящий. Минхо прижимался к его губам, как замёрзший котенок жмётся к батарее. Его глаза были прикрыты, а длинные ресницы чуть подрагивали, как и пальцы, которые все ещё держали его подбородок. А Джисон смотрел. Не моргая. И кажется, не дышал. Сердце билось о ребра, но сердцебиение ощущалось где-то в кончиках пальцев, которые зудели от желания прикоснуться. Странное ощущение и закончившийся в лёгких воздух заставили Джисона скользнуть языком сквозь все ещё приоткрые губы и оставить влажный след на губах Хо. Минхо словно увидел зелёный свет, потому что его ладони переместились на шею Джисона, не давая отстраниться — будто Джисон хотел — и ласково поглаживая. Хан видел только красный. Это не было похоже на сигнал остановиться. Он бы и не смог, потому что тормоза сорвало, когда сухие губы тоже разомкнулись и их языки соприкоснулись. Через его тело как будто прошел разряд электричества. Минхо целовал его жадно и как-то исступлённо, словно после долгих дней в пустыне нашел живительную влагу. Джисон отвечал так же жадно, кусая чужие губы, словно хотел сожрать, поглотить его всего. Словно наконец добрался до любимого чизкейка. Губы Минхо были слаще, с привкусом винограда, и с них срывалось такое возбуждающее рычание, что у Джи все внутри сжималось. Хо напирал, вынуждая его упереться лопатками в стену. Хан выгнулся, наконец прижавшись пахом к потрясающему накаченному бедру, обтянутому узкими джинсами. Где-то на задворках сознания мелькало горделивое ликование. Его целует потрясающий, невозможно горячий Ли Минхо. Мысли о том, что это его Минхо-хён, его лучший друг, потонули в волнах удовольствия, растекающихся от губ по всему телу и дурманящих разум. Хан был уверен, за это удовольствие ему гореть в аду. И не важно, какой грех ему зачтётся: чревоугодие, похоть или гордыня. Потому что для него Минхо уже был грехом. Сладким и до безумия желанным. Ли сцеловывал его приглушённые стоны и напирал все больше, его язык хозяйничал во рту Хана, скользил по зубам и нёбу, а потом уступал, отдавая инициативу младшему, позволяя проникнуть в свой рот. Ниточка слюны тянулась между ними, когда Хо на мгновение отстранялся, чтобы снова припасть к его губам с ещё большим рвением. Джисон старался дышать через нос. Минхо тоже. Их дыхание смешивалось и обжигало обоих. Обоим было мокро и горячо. Коленка старшего скользнула между сведенных ног, чуть отодвигая правую в сторону. И когда пальцы старшего соскользнули с шеи и двинулись вниз, проходя по груди и задевая чувствительный сосок сквозь тонкую ткань футболки, Джисон вдруг запаниковал. Понимание происходящего и собственное возбуждение обрушились на него оглушающей лавиной. Это вырвало его из мира, где были только они двое. Он снова слышал музыку за закрытой дверью, треск люминесцентной лампы, шаркающие шаги на лестнице — весь окружающий шум, которого до этого будто не существовало. Почувствовав, что парень перестал отвечать, Хо чуть отстранился, ровно настолько чтобы заглянуть в испуганное лицо напротив. Джи бы съехал по стене на пол, если бы не бедро Хо, на котором он буквально сидел, и его тонкие, но сильные пальцы, накрепко вцепившиеся в талию Джисона, удерживая его на месте и успокаивающе поглаживая сквозь футболку, Минхо хрипло прошептал: — Джисони, мы… — ему потребовалось мгновение, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, — Сейчас мы остановимся на этом. Но, малыш, ты должен пообещать мне, что ты не будешь убегать. Зацелованные губы Джисона горели и пульсировали, в голове было удивительно пусто, поэтому он просто кивнул, и только разочарованно выдохнул, когда снова стоял на своих двоих. Волосы на затылке растрепались, пальцы свело от того, как он цеплялся за чужую футболку. Минхо выглядел не намного приличнее. Его глаза лихорадочно блестели. За маской внешнего спокойствия бушевал ураган. Стоило им пересечь порог комнаты Хёнджина и Чонина, на них устремились пять пар глаз. Хан знал, как он выглядит в этот момент. Знал, что остальные точно понимают, что они с Минхо делали. Его припухшие губы и раскрасневшиеся щеки выдавали его с потрохами. Хо хмуро осмотрел всех и в шутку оскалился, отчего младший Ли вдруг захихикал, снижая градус напряжение. По крайней мере для всех остальных. Потому что сам Хан чувствовал себя натянутой струной. Он готов был сорваться в свою комнату, если бы не взгляд Минхо. Джи физически чувствовал, как этот взгляд пригвоздил его к месту. Поэтому он молча опустился на кровать сводя колени и нервно сжимая свое правое запястье. Пальцы вдруг наткнулись на круглые бусины. Надо же. Хан и забыл. «Он будто всегда был со мной», — подумал Джисон, находя глазами второй браслет. Он сам до конца не понимал, о чём или всё же о ком он думал. Не будь он так поглощён своими переживаниями, он бы заметил отсутствие Чана и не испугался бы так, когда дверь вдруг открылась, и появился Кристофер с ещё одним тортом. А ещё он бы заметил, что время уже перевалило за полночь. Сколько они там целовались? Феликс выглядел шокированным и очень растроганным. Его глаза влажно заблестели. Джисон отвлекся на Феликса, стараясь не думать о Минхо и не смотреть на него, сосредотачиваясь на празднике. — С днем рождения, Ликси! — Хан приобнял блондина за плечи, — Загадывай желание!