Когда друг не друг

Весь мир находится на странном уровне зрения. Поттеру кажется, что он... ползёт куда-то? Вокруг много странных вещей, шкафов, слышно чьё-то тихое бормотание. — Укуси его, Нагайна, — над головой раздаётся знакомый шелестящий шепот. И почему-то тело повинуется приказу шипящего голоса. Он змея. Он — змея лорда Волан-де-Морта, это его голос только что отдал приказ и заставил двигаться в сторону стоящего рядом с каким-то столом мужчины. У него всклоченные рыжие волосы, он полноват, он абсолютно не замечает ползущую к нему змею, потому что слишком увлечён рассмотрением какой-то вещицы, не видной Гарри из-за этого чертовски неудобного угла обзора. Змея делает выпад. Во рту появляется отчётливый привкус меди и соли — кровь. Нет, нет, нет, нет. Гарри впрыскивает яд в место укуса. Слышится протяжный стон, мужчина падает на пол, смотрит в ужасе на змею. Лицо мужчины кажется смутно знакомым, как будто Гарри когда-то где-то его видел. Хотя где он мог его видеть, если он змея... Ужасно хочется есть, но воля хозяина сильна и говорит ему, что это — не ужин. Поттер начинает метаться в постели через час после того, как уснул. По спальне из-за полога раздаётся протяжный болезненный стон, звучный, грубо нарушающий тишину комнаты. — Нет. Нет, нет... Малфой вообще не спал сегодня. Он всё размышлял над словами Поттера, сказанными в выручай-комнате — никто не пойдёт за сыном пожирателя и психом, каждый год приносящим школе неприятности. А ничего, что в первый год этот псих спас школу от профессора, таскающего под чурбаном невоплощённого Тёмного Лорда, а во второй прикончил змею, с завидным упоением заставляющую учеников падать, сражённых проклятьем из-за одного только взгляда через отражающую поверхность? Прямо как чёртова Медуза Горгона, о которой он читал в одной из греческих мифов. Не таких уж и мифов, кстати. Но это неважно, конечно же! В итоге Малфой так и вертится, пока не решает заняться чем-нибудь более полезным и в итоге хватается за учебник по той же ЗОТИ. Нормальный учебник. Купленный перед назначением Амбридж на пост преподавателя защиты от тёмных искусств. Там хоть написано, как правильно палочкой размахивать, если тебя пытаются убить. Малфой мрачно думает, что если махание не поможет, палочку вполне можно будет засунуть кому-нибудь в глотку. Ну или в другой проход. Боль — тоже причина отвлечься от боя. Для противника. И неважно, что в таком случае палочку потом менять придётся. А потом он слышит что Поттер сначала начинает возиться за своим пологом, а потом стонет. Драко было сперва решил, что другу снятся эротические сны и не стал мешать воплощению фантазий, благородно наложив заглушающие чары на его полог, но, приближаясь, понимает, что вздохи Поттера не носили сексуальный характер. Совсем даже наоборот. Малфой отдёргивает зелёный бархат в сторону и хватает друга за плечо. — Эй, Поттер. Поттер, очнись! Поттер! Поттер упрямо не просыпается и вот тогда в Малфое просыпается паника. Он встаёт коленями на кровать Поттера, продолжает его звать. Ноль реакции. В конце концов Драко перекидывает одну ногу через Поттера и вот так, стоя на коленях, продолжает его трясти. В итоге, отчаявшись, размахивается и залепляет Гарри пощёчину. Поттер затихает. Малфой озадаченно и обеспокоенно склоняется над вихрастым. — Поттер. Слышишь, Поттер? Ты живой вообще? Поттер распахивает зелёные глазищи, в них — безотчётный ужас. Без очков он выглядит слишком открытым, что ли, не похожим на Надежду Магического Мира, да и вообще... Загнанно дышит, весь мокрый, вцепился в руку Драко, с силой её сжимая. — Я убил кого- то. Убил! То есть не я, а змея. Я был змеёй, которая укусила какого-то мужчину в каком-то месте, у него было дико знакомое лицо. Он был рыжий... Это всё было по-настоящему, понимаешь? Драко, может быть, и не понимает, потому что имеет на это полное право. А Поттер понимает, что несёт чушь. Оголтелую чушь — змеи, рыжие мужики, убийства. Ему нужно взять себя в руки. Но как это т р у д н о. Он только что видел, как Волан-де-Морт отдал приказ убить ни в чём неповинного человека — других он вообще не убивает, верно? И, что самое мерзотное, исполнителем был он, Гарри. В шкуре змеи лорда. Исполняющий приказ. Во рту до сих пор медь и соль, а голова горит огнём. Он с удивлением обнаруживает, что вцепился в руку Драко. Обнаружил только потому, что ему понадобилась его собственная рука, оказавшаяся стискивающей запястье Малфоя. Потом замечает, что его друг сидит на нём верхом с обеспокоенным лицом и вглядывается в его лицо. То есть, это хорошо, что он начал осознавать мир вокруг себя, никто не спорит. Но язык присыхает к нёбу, на Поттера целиком рушится ощущение тяжести Малфоя, уже, чёрт возьми, неплохо знакомое, внутри снова возникает... что-то. Как. Какой-то зверек, свивший себе гнездо где-то в желудке и шевелящийся всякий раз, когда Малфой нарушает его личное пространство. Или он нарушает личное пространство друга. Друга... «Поттер, там сейчас умрет какой-то мужик из-за Волан-де-Морта. Ты не можешь начать анализ своих ощущений как-нибудь попозже?» Голос Малфоя, звучащий в голове каждый раз, когда нужно срочно дать самому себе моральную пощечину, для Поттера явление вполне привычное. Он наконец разжимает пальцы. Вскидывает руку, отбрасывает со лба волосы и ощупывает тысячи раз изученный шрам, который из гладкого и шероховатого стал красным, вспухшим и как будто совсем свежим. — Ещё раз. Мне приснилось, что я — змея Волан-де-Морта. Но мне не приснилось, я точно знаю, что это реальность. Что это происходило сейчас. Змею зовут Нагайна, он приказал укусить мужчину и я. То есть она. Короче — мы впрыснули в кровоток яд. Не думаю, что змеёй лорда может оказаться какой-нибудь неопасный уж. Возможно, он говорит слишком громко для человека, ведущего беседы за тонким пологом в общей спальне. Поттера отчаянно лихорадит, но он отлично умеет брать себя в руки и с холодной головой принимать решения. И игнорировать собственные чувства, хотя проклятый зверек слишком гиперактивен и внутри всё крутится. — Спасибо за... пощёчину. Если бы ты этого не сделал, не знаю... Мне нужно к Дамблдору. Может, ему знакомо лицо этого человека, может, он знает, почему я видел всё это, я не знаю. Ты не мог бы... слезть? Пожалуй, своими кошмарами он разбудил кого-то. Или кто-то, как Малфой, не спал все это время. Может даже это был Нотт, напряжённо вслушивающийся в их разговор за пологом. Нотт, услышавший слова Гарри урывками: «змея», «мужчина», «я убил», «укусил», «Волан-де-Морт». Нотт, обладающий слишком живым воображением и языком, который он не может удержать за зубами. Завтра он может разнести это дерьмо по всей спальне, рассказать, что психу-Поттеру, свихнувшемуся после Турнира Трёх Волшебников, снится Волан-де-Морт. Или что Поттер убил кого-то. Или, что Поттер-анимаг, превращается в змею и кусает людей. За день эта история обрастёт такими слухами, что и представить страшно, а Гарри будет очень стыдно, потому что про заглушки он не вспомнил. Но пока ему плевать, ему нужно — к Дамблдору и избавиться от неловкости, пришедшей вместе с Малфоем над ним. Больше, конечно, нужно к Дамблдору. Малфой раздумывает над словами Поттера. Слезает, наконец, с него по просьбе самого же вихрастого и решительно идёт к своей кровати. Сдёргивает со спинки мантию, накидывает её на плечи, попутно бросает Поттеру и его собственную мантию. — Было бы классно, если бы каждый, кого я бил, говорили мне "спасибо" вместо того, чтобы сделать попытку втащить мне в ответ. — ухмыляется блондин, но мгновенно серьёзнеет. — Но об этом мы потрещим позже. Цепляй мантию и пошли. Сперва нужно бы по-хорошему найти... МакГонагалл. Малфой хмурится. Он и сам не знает, почему в нынешней ситуации предпочитает декана Гриффиндора их собственному декану, но такова его интуиция. А она ещё блондина, благо, ни разу не подводила. Поверх собственных мантий, мальчишки цепляют на себя ещё и мантию-невидимку Поттера и некоторое время вынужденно идут близко притиснувшись друг к другу. Это снова доставляет некоторый дискомфорт обоим. До тех пор, пока Малфой не психует и просто не обнимает Поттера одной рукой за талию вместо того, чтобы постоянно сталкиваться с ним плечами. — Побудь моей подружкой на пару минут. — со смешком шепчет Малфой, хотя шутить в такой ситуации нехорошо. С другой стороны, а что им ещё остаётся? Они доходят до покоев МакГонагалл. Выдёргивают сонного декана Гриффиндора из постели и объясняют им ситуацию. Точнее, Малфой заявляет, что им очень срочно нужно к директору, попутно предлагая МакГонагалл побыть их магвокатом, если она тоже хочет услышать интересную историю двух змиев, явившихся на её порог. Чуть не умудряется схлопотать снятие очков для Слизерина неуместными шутками, но декан львят понимает, что будь ситуация не патовая — Малфой как раз навряд ли разменивался бы шутками. Через некоторое время они уже в кабинете директора. В одном из кресел сидит уже собранная и строгая деканша Гриффиндора, в двух других расположились Малфой с Поттером и Гарри как раз пытается объяснить директору, какого боггарта ему приснилось. — Я был змеёй. Змеёй, понимаете? Я уже... Гарри вдруг встряхивается, взбудораженный неожиданным для него озарением. — Я уже видел её... Я только что вспомнил, что видел ее тогда, на кладбище, она всё время ползала вокруг лорда и Пожирателей, но тогда он ни на кого её не натравливал. А в этот раз, я клянусь вам, директор, если вы поверили в то, что Волан-де-Морт воскрес, то должны поверить ещё раз. Где-то в этот момент умирает от яда Нагайны мужчина, которого она укусила. Я как будто был в её шкуре, я полз, я исполнял приказ лорда, но это был не я. Он чувствует себя круглым идиотом, когда в третий раз пересказывает одну и ту же историю, но, в конце концов, это действительно важно, и спасти этого человека необходимо, потому что это — человек. — Как выглядел этот мужчина, Гарри? У директора Дамблдора всё такой же понимающий, терпеливый, мягкий голос, отлично подходящий для работы с душевнобольными. А ещё — колпак, свободно струящаяся борода и какой-то халат цвета ночного неба, расшитый звездами. Мудрый чудак с чашечкой чая, готовый в три часа ночи слушать безумную историю о том, что приснилось его ученику. — Рыжий. Полный. Лет сорока, тридцати пяти. В какой-то форменной мантии, вроде бы, аврорской... Поттер растерянно скользит взглядом по кабинету Дамблдора, задерживает взгляд на сосредоточенном и серьёзном лице МакГонаглл, потом — на Драко. Драко, который не послал его в далёкие дали на предложение прогуляться до кого-нибудь из взрослых среди ночи. Скажете смешно, и вообще, что в этом такого, но чёрт побери. Потом на глаза попадается Фоукс, какие-то инструменты, лежащие на маленьком столике, застеклённый шкаф. За стеклом — каменная чаша с рунами. Замечая её, Поттер снова меняется в лице. — Профессор Дамблдор, я могу вам показать. Сон — это тоже то, что хранится у меня в мыслях, я могу просто слить его в думосбор, я знаю, как пользоваться такими штуками. Вы посмотрите, и, может быть, узнаете место или этого мужчину? Или, может, профессор МакГонагал... Он приподнимается на кресле, готовый хватать палочку и идти делиться собственными снами со всеми, с кем это возможно. — Да, мистер Поттер. Думаю, это самый разумный выход из нашей ситуации. Поттер уверен, что знает, как пользоваться этой вещицей. Он наставляет палочку на висок, настраивается нужным образом, выбирает воспоминание, которое хотел бы передать. Магия — вещь, которую трудно обличить в слова, но ему приходится несколько раз начинать всё заново, потому что сразу за воспоминанием о сне шло воспоминание о разбудившем его Драко и отделить одно от другого было слишком сложно. А ещё ему неловко колдовать, когда на него уставлены три пары глаз. Из трёх он выбирает самые серые и продолжает пытаться, почти отстранившись от окружающего мира. Минуты через три усердия дают свои плоды, Поттер укладывает нить на дно уже вынутой каменной чаши. Там всё ровно, как на весах зельевара. Нить преобразуется в пространстве чаши, превращается в некую субстанцию, над которой склоняются профессора. Гарри отходит подальше, то и дело переглядывается с Драко и терпеливо ждёт, когда и Дамблдор, и МакГонагалл закончат. Они распрямляются, начиная говорить одновременно. — Альбус, если это правда... — Минерва, срочно буди Молли, свяжись с Отделом Тайн, вели отправить колдомедиков, скажи, там мужчина, отравленный ядом королевской кобры. Зачарованной, естественно. Женщина кивает, шагает к выходу, напарывается взглядом на парней. — Мистер Поттер, мистер Малфой, в это время вы должны быть в своих постелях. Всё, что вы могли, вы уже сделали. Этим человеком оказался Артур Уизли, как вы понимаете, отец одного из наших учащихся. Если мистер Поттер видел не просто сон, то он спас ему жизнь. Я сообщу вам завтра, чем кончится эта история... Гарри сдержанно кивает, прощается и вместе с Драко выходит за дверь. — Вот, где я его видел. На платформе, он, наверное, провожал своих... многочисленных детей. Они спешат обратно в башню, понятия не имея, что принесёт день завтрашний, не зная, кто их в спальне услышал, не зная, что прямо сейчас в срочном порядке колдомедики из Мунго приводят в порядок и поят антидотом Артура Уизли, зато точно зная, что первую пару им — какая жалость, могли бы пожалеть героев, — никто не отменял. — Хотел бы я знать, сам лорд хотел, чтобы мне приснился этот сон, или он был не в курсе происходящего..? Эта мысль была озвучена уже где-то на пороге между сном и реальностью. — Я не имею ни малейшего понятия, честно. Давай лучше спать. Малфой валится на собственную постель и теперь засыпает на удивление быстро. На следующий день мальчишек ждёт пара сюрпризов. Один, как водится, приятный, второй - не очень. Первый — МакГонагалл задерживает их после пары трансфигурации и сообщает, что сон мистера Поттера был вещим — это увы, да, но с другой стороны — благодаря своевременному вмешательству Гарри в эту ситуацию, мужчину удалось спасти и он теперь находится в больнице Святого Мунго, отделавшись токсичным отравлением крови. Что в скором времени будет исцелено. Второй сюрприз — по школе поползли слушки. Хрен их знает, кто из сокурсников пустил такую мерзость, но Малфой лично слышал, как один из не слишком умных гриффиндорцев сказал что-то в духе: "Зовёшь мамочку во сне, когда страшно, Поттер?" Кто — выяснилось быстро. Малфою назначено взыскание, но какая к чёрту разница? Зато эти кошки драные, Салазар их побери, закроют свои рты. Ну или конкретно рот, занятый выплёвыванием слизней из гадкого нутра. Проходит примерно неделя. Малфой ходит с таинственным видом и переглядывается иногда с Грейнджер, а когда наступают выходные — друзья все вместе идут в Хогсмид, но вместо привычного компании паба "Три Метлы", Грейнджер и Малфой тащат Поттера в совершенно другое место. Место носит название "Кабаньей головы" и внутри не слишком презентабельно выглядит, но главное не то, каково место. Главное то, кто там собрался. В помещении — довольно большая группа учеников и все они... Ждали Поттера. Там были и гриффиндорцы, и рейвенкловцы, и пуффендуйцы. Там была даже пара ребят из Слизерина. — Ты говорил, что за тобой никто не пойдёт, Поттер? Смотри. Все эти люди верят тебе и тоже желают научиться защищать себя. Малфой похлопывает Поттера по плечу. Растягивает губы в горделивой улыбке Гермиона, а ещё блондин замечает краем глаза, что с места поднялся кто-то из красно-золотых. И макушки у них вроде рыжие. Малфой поворачивает голову в ту сторону. Поттер тоже замечает невнятное рыжее движение в толпе — реально, толпе! - людей. Он всё ещё не совсем понимает, что происходит, но, вглядываясь в лица подростков перед ним, вроде как начинает соображать. К нему подходят Уизли. Фред, Джордж, мелкая и единственная девчонка — Джинни, кажется..? — Ты, конечно, слизень, Гарри, но этот урод чуть не убил нашего отца. А ты его спас. Нам мама и МакГонагалл все рассказали. Мы тебе верим. И знаем, что ты можешь научить нас чему-то полезному. Мы с Джорджем привели с собой тех, кто захотел — из Гриффиндора. Гарри сдержанно улыбается, кивает, колышется, как лист на ветру от сдвоенных дружеских толчков. Оборачивается сначала к Драко, к мисс-Гермионе-я-снова-сделала-все-на-отлично-Грейнджер. И до него, наконец, доходит осознание происходящего. В этой чёртовой школе, где только ленивый не обсуждает какие-то дикие слухи вроде «Поттер на парселтанге приказал змее убить дядю моего знакомого, клянусь!», где, кажется, абсолютно все косятся на него и стараются обходить, есть с т о л ь к о готовых учиться и верящих. В толпе рейвенкловцев Гарри видит Чжоу и они улыбаются друг другу. Внутри теплеет разве что на полградуса, но это хотя бы — правильно. Все чего-то ждут от него. Каких-то слов? Планов на будущее? — Послушайте, — он откашливается и в миллионный раз добрым словом вспоминает Нарциссу, — я рад видеть здесь всех вас. Каюсь, был уверен, что в школе осталось только два человека, не считающих меня сумасшедшим. Мы будем заниматься в Выручай-комнате. Конечно, запрета на образование кружков или даже на то, чтобы собираться большой группой, нет, но нам всё нужно сохранить в тайне. Министерство хочет убедить нас всех в том, что никакой опасности не существует. Меньше всего Фаджу нужна паника в обществе. Нам всем могут назначить взыскание, если кто-то узнает о том, чем мы занимаемся. Так что я прошу вас не говорить ничего ни родителям, ни тем из друзей, кого сейчас нет среди нас. Он, честно, пытается выглядеть хорошим лидером. Хотя почему — пытается? Он так и выглядит. Он, Грейнджер и Малфой. Золотая Троица, все как на подбор — умные, красивые, с талантом влипать в неприятности. За такими вполне может пойти весь отряд. Отряд... — Как мы назовёмся, Гарри? Нам ведь нужно как-то назваться. Тайное общество борьбы с Тёмным Лордом..? — Слишком длинно, Томас. — Гарри коротко усмехается. — В своё время, в годы первой войны с Лордом, существовал Орден Феникса. В нём были мои родители, Сириус Блэк, Римус Люпин... Нам нужно что-то не менее звучное. И да, Томас, бороться с Тёмным Лордом мы не собираемся. Это — проблемы других людей. Мы учимся защищать себя. Защищать своих близких. Всё. Томас где-то робко кивнул, услышав, что говорит Гарри. Это было разумно. Всё же Избранный и Ко берут на себя ответственность, обучая ровесников. Ответственность за то, как они будут применять изученное в жизни. А тут почти нет детей, все уже — давно взрослые, которых почему-то никто не берёт в расчет. — Может быть, Отряд Дамблдора?.. — из толпы неожиданно слышится тонкий, звонкий, потусторонний голосок. Люди расступаются, под свет лампы попадает длинноволосая блондинка. Одежда странных цветов, серьги-редиски в ушах, добрые и слегка отрешённые глаза. Полумна Лавгуд собственной персоной, настолько же хорошая, насколько странная. — А что? Звучит неплохо. Гарри снова оглядывается на Гермиону и Драко. Поттер выглядит счастливым. То есть, да, после того вещего сна он начал чаще страдать головными болями. Болями в шраме. Подолгу ворочался в постели, боясь уснуть и убить кого-то ещё в чужой шкуре. Но всегда мог опереться на Малфоя и Грейнджер, притяжение между которыми — хвала Мерлину, — поубавилось со времён Святочного Бала, и Поттеру больше не приходилось беспокоиться о том, что он станет третьим лишним. Кроме того, в последнее время он стал слишком часто вспоминать о всех тех неловко-дискомфортных ситуациях. Стоит только Драко оказаться в радиусе двадцати сантиметров от него, как он перестаёт контролировать собственные мысли. Но это не то, на что стоит обращать внимание, да? Они все вместе обговаривают дату первой встречи в Выручай-комнате, договариваются приходить постепенно, а не торчать под стеной всей толпой, договариваются, о чем будут просить комнату — на всех одна мысль, чтобы точно сработало. Главное — не привлекать внимание Амбридж, уж остальные профессора-то их поймут, да? Гермиону забирает с собой по магазинам одна из Рэйвенкло — уж непонятно, каким чудом. Гарри и Драко возвращаются к намеченному раннее плану: идут в «Три Метлы». Поттер крутит в руках кружку фирменного сливочного пива мадам Розмерты и в упор глядит на Малфоя уже больше минуты. — А я-то думал, какого Мерлина ты ходишь с видом Хагрида, поселившего у себя на огороде пару тройку драконят. Спасибо, Драко. Ты привёл их всех... Это круто. Поттер чувствует, что ему хочется протянуть руку и сжать ладонь Малфоя, но, естественно, от этого желания спешно открещивается и не понимает, откуда вообще появляются такие мысли. — Первое занятие после Рождества. А на Рождество мы на Гриммо, верно? К Нарциссе, к Сириусу. Нужно будет рассказать им про эту историю со сном, если они ещё не знают об этом. Письмом быстрее, но, по-моему, лучше лично. А по поводу Отряда Дамблдора... Даже не знаю, нас, наверное, скормят портрету миссис Блэк. Поттер стесняется, а вот Малфой нет. Поттер открещивается, а Драко и не думает сдерживать свои мимолётные порывы тогда, когда они касаются его друга. В конце концов, они ведь не делают ничего_предрассудительного, верно? Поэтому блондин протягивает руку и накрывает своей ладонью ладонь Поттера, подмигивая другу. — А то. Думаю, даже Хагрид не был бы так счастлив. Согласись, мы с Грейнджер провернули кое-что покруче драконов на огороде. Малфой ухмыляется и убирает руку. Кончики пальцев снова покалывает, а в животе при прикосновении к Поттеру появилось снова то самое волнующее ощущение, природу которого Малфой сам себе ещё не объяснил. Главное — несмотря на то, что оно его несколько напрягало, оно ему нравилось. А всякие там смутные чувства... Ну они же с пелёнок вместе, они же почти братья. Естественно, у него что-то будет шевелиться... в душе, раз они друг другу близки, верно? Блондин делает глоток из своей бутылки сливочного пива. — Знаешь, я, возможно, и начинаю быть параноиком, но мне кажется, не стоит нам говорить о чём-то настолько личном в людных местах. Мало ли. Там, где мы были сперва сегодня безопасно, никто не заглядывает. А вот "Три метлы"... Малфой цокает языком, обозначая этим своё сомнение в надёжности паба, как места для обсуждения личного. Точнее, сомнение в посетителях этого самого паба. — И над этим, кстати, тоже надо бы поломать голову. Потому что мне кажется, что даже движение среди наших будет замечено. Малфой щурит глаза и задумывается, начиная чертить на столешнице пальцами узоры. Но вскоре отмирает и втягивает Поттера в очередной, мало что значащий, лёгкий, но приятный разговор.