Factory Settings

Глава 17

Каково это – страдать? Тяжелое и густое чувство вырывалось будто из недр самого подсознания, затягивая в себя, как в болотную трясину, все его естество. Рафаель не понимал, как может быть настолько больно. Ему на секунду подумалось, что будь он сейчас вместо этого проткнут лежащим на полу мечом, боль была бы в разы терпимее. Простое осознание того, что ему приходилось быть отрезанным от Божьей благодати, не идет ни в какое сравнение с тем, что сейчас терзает его разум… – Кроули! Кроули?! – надрывно зовет Азирафель. Его руки лихорадочно бегают по телу ангела, не зная, к какой части лучше прикоснуться. – Что случилось? Как ты попал сюда?! Имя, произнесенное Азирафелем, выводит Рафаеля из ступора, и он резким движением сдирает с себя очки. Чувство исчезает в ту же секунду. Рафаель обнаруживает себя сидящим на полу. Он тяжело дышит, а лицо мокрое от слез. Недавнее потрясение отзывается в груди тугой пульсацией, самой ужасной, что ему приходилось до этого ощущать. – … Рафаель… – тихо шепчет Азирафель. На мгновение его лицо выражает боль, практически сравнимую с той, что он сам испытал совсем недавно. Верховный прикрывает глаза, тяжело выдыхает, а после протягивает руки. Его касания полны нежности, когда он помогает Рафаелю подняться с колен. – Ты все еще… Ну, разумеется, мне нужно было… – его голос дрожит. Мотнув головой, он сводит брови. – Да чтоб оно все провалилось! Ну вот что ты делаешь на Земле?! Ты должен сейчас находиться в Альфе Центавра! Я ясно наказал тебе оставаться там! И где Гавриил с Вельзевулом? Рафаель тяжело сглатывает. – Все там же, полагаю… – отвечает он и не узнает свой голос. Он звучит низко и хрипло. Азирафель, все еще поддерживающий Рафаеля за плечи, несильно сжимает пальцы. – В следующий раз их будет ждать серьезный разговор, – раздраженно бормочет он, усаживая ангела в кресло. – Теперь объясни мне, что на тебя нашло? Ты напугал меня до смерти! Я уже подумал, что… ах, не важно, что я подумал. – Я… я не знаю, что произошло, – хмуро признается Рафаель. – Но это было ужасно. Я будто… – от воспоминания начинает щипать глаза и становится трудно говорить. Азирафель обеспокоенно всматривается в его лицо. Аккуратным движением он изымает у того солнцезащитные очки. – Где ты их нашел? – интересуется Верховный, крутя в руках предмет. Рафаель, не уверенный в твердости своего голоса, молча указывает на статую лошади. – Ах… Кроули, видимо, оставил их тут, – Азирафель хмурится. – Нет, на нем были очки, когда он вернулся за мной… может, это его запасные? Или все-таки запасные были на нем тогда… Тихое бормотание Верховного действует на Рафаеля успокаивающе и помогает ему сосредоточиться на своих ощущениях. Часть его требует немедленно забыть это чувство, в прямом смысле забыть. Рафаель не обладает способностями ангела-сосуда подобно Гавриилу, умеющим извлекать из себя воспоминания по своему желанию, но при помощи небесных инструментов и использовании благоразумного количества чудес он смог бы, по крайней мере, ослабить эффект. Он даже мог бы прикрепить воспоминание к чему-нибудь, а потом забросить его в сверхновую и со спокойной душой продолжить жить дальше. Но, с другой стороны, он очень устал находиться в постоянном неведении. Как бы ужасно то чувство ни было, сейчас, когда он немного пришел в себя, оно вызывает в нем любопытство. – Это было, будто… Бог перестала меня любить, – говорит он после непродолжительной паузы. Азирафель резко поворачивается к нему лицом. – Нет! – восклицает он. – Что ты такое говоришь? Бог никогда не переставала тебя любить! – Но это ощущалось именно так, – продолжает Рафаель. – Будто… я был недостоин. Я так сильно хотел чего-то, но не мог дотянуться… я был запятнан злом, и не мог это изменить. Глубоко во мне был дефект, который нельзя было устранить, не потеряв себя в процессе. Но почему нельзя любить меня таким, какой я есть? Пусть даже и неполноценным? Просто потому что я – это я. Я чувствовал, что меня было не достаточно для Нее. Но Бог ошибалась! Я все еще мог любить… и любил! Все, что я делал, было из-за любви… этот План, он был неправильным, он не сработает и мы все пострадаем…! – Ш-ш-ш… – звук на удивление успокаивающий. Азирафель протягивает руку и нежно кладет ее на щеку Рафаеля. Этот жест ощущается спасательным тросом в беспросветных глубинах печали. Он заземляет. Рафаель вжимается в руку и закрывает глаза, пока большой палец осторожно стирает влагу с его щеки. В какой-то момент рука сменяется прохладной гладкой тканью, которая, хоть и оказывается намного более эффективной в устранении набежавших слез, не может сравнится с недавним жестом. – Ничего из этого неправда. Но если тебе станет от этого легче, ты всегда можешь со мной поделиться. Мне так жаль… это наверняка сильно потрясло тебя, почувствовать часть того кошмара, – печально произносил Азирафель. «Часть?», с ужасом осознает Рафаель. Ну конечно же… каким-то образом очки были пропитаны тем чувством, но они не могли передать его полностью. Рафаель опасливо косится на зловещий аксессуар возле себя. Сейчас очки лежат на столе, но стоило Азирафелю проследить за его взглядом, как они снова оказываются в руках Верховного. – Тогда, когда Гавриил потерял свою память, он поместил ее в муху. Интересно, может и… – говорит он с надеждой в голосе, поднося очки ближе к источнику света. – Что? – удивленно спрашивает Рафаель. Зачем Гавриилу было помещать свою память в муху? Это было как-то с вязано с Вельзевулом? Азирафель пристально всматривается в очки какое-то время, сощурив глаза. Пространство вокруг них заметно искажается под божественным взглядом Архангела. В какой-то момент линзы аксессуара начинают подрагивать, отражая от себя яркий свет. – Возможно… – Верховный опускает руку с очками. Он не выглядит обескураженным, хотя, судя по всему, его осмотр не выявил ничего существенного. – Возможно, Кроули поместил в них частичку себя. Мне так жаль, дорогой. Если это так, то этот предмет пробудил или вернул воспоминание о… ну, Падении. Оно одно из самых ранних, которых ты лишился. Я… – В таком случае, мне стоит снова надеть их? – неуверенно спрашивает Рафаель. Меньше всего на свете он хотел бы снова испытать тот ужас. Но с другой стороны, в этих эмоциях был Кроули, а Рафаель хочет знать о нем больше. Хочет понять его. При быстром рассмотрении очки не являются чем-то магическим, но он может ошибаться. В конце концов, он практически ничего не знает о демонических силах. А что, если подобные воспоминания способны вновь сделать его демоном? Не то. чтобы эта вероятность могла его удержать. – Нет, – мягко отвечает Азирафель. В его глазах отражается сострадание. Он присаживается в кресло напротив, подносит руку к лицу Рафаеля и, немного поколебавшись, убирает с его лба непослушную кудряшку, а потом опускает руку тому на плечо. – Мы можем продолжить в другой раз. Сейчас нет необходимости в таком безрассудстве. Я не хочу рисковать причинить тебе боль. Рафаель с облегчением расслабляет плечи. – Я знаю, что ты хочешь, чтобы я вспомнил, – говорит он. Азирафель поднимает на него удивленный взгляд. – Я… – Ты любил Кроули? Удивление на лице Верховного резко сменяется смятением. Он подносит руку к своему лицу, задерживается на губах, но потом одергивает себя, опуская руку на колени. Какое-то время он не отвечает, будто собирается с мыслями, ерзая в кресле и несколько раз прочищая горло. Наконец он поднимает на Рафаеля глаза, смотря строго, но недостаточно, чтобы скрыть тревожность. Его голос звучит чуть громче шепота. – Почему ты задал этот вопрос? – Шакс рассказала, – ответил Рафаель. – Шакс! – восклицает Азирафель, срываясь с места. В руке он все еще держит очки. – Что ты забыл в компании этого существа? Что она сделала? Она причинила тебе боль? Она угрожала тебе? Рафаель моргает. – Эм, нет? – Ты не можешь верить демонам! Они лгут, они говорят ужасные вещи, в этом все они! Рафаель задумывается над его словами. Таким Азирафель видел Кроули? – Я думаю, она где-то немного приврала, только и всего. – Ты не знаешь демонов, не понимаешь, насколько коварными они могут быть. Рядом с ними находиться небезопасно, особенно тебе! – Почему? Азирафель сжимает пальцы на переносице. – У меня нет времени все это объяснять, – говорит он. – Ситуация, к сожалению, довольно запутанная. Как только Ад прознал о тебе, за твою голову была назначена награда. Тебе повезло, что Шакс не попыталась тебя сдать. Я уверен, что сам Сатана горит желанием узнать, как удалось регрессировать тебя в нынешнее состояние. Регрессировать. Это что-то новенькое. Будто Рафаель был старой, никому не нужной кожей, которую Кроули сбросил, когда ему стало в ней тесно. Змеи скидывают кожу… Так, минуточку. Откуда это ему известно? Наверное, он прочитал об этом в одной из многочисленных книг. Он сегодня так увлекся поглощением новой информации, что она уже стала сливаться воедино. – Шакс ничего мне не сделала. Только ответила на некоторые вопросы и запретила излечивать людей, – оправдывается Рафаель, пытаясь отмахнуться от неприятной мысли. – Я, правда, вылечил несколько уток, пока она не смотрела. Похоже, ее на самом деле больше волновало то, что я могу ее покарать? При том, что кара небесная это не по моей части. Я ей так и сказал, но это ее не успокоило. Азирафель ходит перед ним кругами, смотря на очки в своей руке. – Она в курсе, что ты находишься здесь? – спрашивает он. – Не знаю. Скорее всего. – Так… Ладно. Это, конечно, не идеально, но и не конец света. Тут ты будешь в безопасности, – натянуто улыбнувшись, говорит Азирафель. – Если только Ад осведомлен о твоем местоположении, то это еще полбеды, но, видимо, некоторая информация движется в обе стороны. Когда Небеса пронюхают… это будет уже проблема посерьезней. Рафаель согласно кивает. – Метатрон в ярости, не так ли? Верховный Архангел вместо ответа одаривает его многозначительным взглядом. – Я сказал ему, что ты занят исследованием нескольких далеких звездных систем и в данный момент вне зоны доступа, но он вряд ли мне поверил. Слава Богу, он так и не понял, что в него тогда врезалось! – Я не думаю, что тебе стоит так сильно переживать. Как я и сказал, даже если он совсем выйдет из себя, он не сможет заставить меня пошевелить и пальцем, – уверяет его Рафаель. Каким-то образом это порождает в Верховном потребность начать читать лекцию на тему наивности. Не очень-то приятно. Ангел ерзает на месте, ощущая, как труба неприятно врезается в бедро. Заметив блестящий предмет, Азирафель мгновенно прекращает нервно распалятся косвенными метафорами о скорпионах и лягушках. Медленно, почти не дыша, он кивает на трубу. – Эм, Рафаель… –произносит он, напряженно улыбаясь. – Что… что это такое? – Это моя труба, – отвечает Рафаель и, сняв ее с пояса, протягивает собеседнику. Азирафель смотрит на инструмент так, будто он в любой момент может укусить. – Я нашел ее и планировал показать тебе сразу, как разобрался бы с другими делами. Мой набор инструментов найти не удалось, но это может и подождать. Полагаю, в нынешней ситуации строить в космосе особо и нечего, но все же полезно иметь такие вещи на случай технического обслуживания и общего ремонта. Тем более, если Метатрон все-таки начнет досаждать моим проектам. Азирафель кивает, все еще улыбаясь странной улыбкой, которая не касается его глаз. – Это точно твоя труба? Та, которую дала тебе Всевышняя? Не просто случайно найденная труба? – Точно моя, – утвердительно отвечает Рафаель. Сейчас, имея лучшее понимание ситуации и пережив столько разных эмоций, он с уверенностью может сказать, что труба ему не нравится, хоть она и была дана ему самой Богом. Уж лучше бы она тогда сгорела и расплавилась в ничто под жаром и давлением солнечной атмосферы. Рафаель признается себе, что хотел бы этого очень сильно. Азирафель закрывает глаза и глубоко вдыхает через нос, а потом шумно выдыхает. – Я думал, что она была уничтожена , – наконец произносит он. – Большая часть Небес так считает. – Уничтожена? Каким образом? – фыркает от негодования Рафаель. – Ее можно забросить в черную дыру, и это не оставит даже вмятин. Уж я-то знаю, я делал так пару раз. Удобное место, чтобы хранить вещи, когда тебе нужны свободные руки. Я понятия не имею, как Кроули вообще удалось написать на ней те слова, но это точно был он, больше некому. Может, он использовал какой-то уникальный демонический навык? Как ты думаешь, демон мог бы вообще ее уничтожить? Хотя, скорее всего, нет, раз Кроули этого не сделал… – Слова? – взгляд Азирафеля становится острым. – Какие слова он написал? – Только самое очевидное, – пожимает плечами Рафаель. Верховный наконец набирается решительности взять у него инструмент. Рассмотрев гравюру, он вздыхает. – Он, должно быть, сделал это много лет назад, – задумчиво произносит он. – Никто не видел трубу со времен…Великой Войны, скажем так. – Она была спрятана в Солнце, – кивает ангел. Азирафель уже собирается вернуть ему инструмент, но потом передумывает, вместо этого прижав его вместе с очками к себе. – Почему ты решил ее найти? – Разве это не очевидно? – хмуро отвечает Рафаель. Ему не по душе находиться под пристальным взглядом Верховного. – Метатрон пытается запустить Конец Времен. Но Конец наступит только тогда, когда Архангел Рафаель дунет в трубу. Все эти шесть тысяч лет не было ни Архангела Рафаеля, то есть меня, ни трубы. А это значит, что все это время Небеса действовали наперекор Плану. И наличие трубы тому подтверждение. Сейчас Азирафель смотрит на инструмент, будто видит его в новом свете. – Нам сказали, что труба была уничтожена, – рассуждает он. – Поэтому План пришлось изменить, не намного, только чтобы учесть отсутствие трубы и… тебя. – Указ об изменении Плана поступил от Бога? – Я… нет, не от Нее. От Небес, – признается Азирафель. – Они тогда вывесили объявление вместе с данными о потерях, подсчитанных после Войны. – Ну, в таком случае все ясно. Небеса ослушались воли Бога. Только вот почему Бог не наказала их за это? – удивляется Рафаель. Наступает долгое молчание. Верховный беспокойно смотрит то на трубу, то на очки, а Рафаель не знает, что еще добавить. Тогда его находка показалась ему важным открытием, но сейчас, по непонятным ему причинам, у него такое ощущение, что в конечном счете это не имеет никакого значения. В голове навязчиво пульсирует все тот же вопрос. Почему Бог не наказала Метатрона? Если ценой непослушания является падение в Ад, почему же он все еще Наверху? Может ли такое быть, что Глас Божий все еще следует планам Бога, хоть и не рассказывает об этом остальным ангелам? Наконец Азирафель издает тяжелый, полный тревоги вздох и опускает трубу и очки на стол возле себя. – Несмотря на все это, иметь этот предмет при себе будет слишком опасно, – говорит он, скорее всего имея в виду трубу, но может быть, и очки. – Я должен спрятать ее в безопасном месте. Если тебе суждено ею воспользоваться, то я не знаю, как нам в таком случае быть. – Я не собираюсь ею пользоваться, – уверяет его Рафаель. – Знаешь, мы сейчас в очень серьезной и опасной ситуации! Тебе не помешало быть хоть чуточку убавить самоуверенности! – огрызается Верховный. Рафаель вспоминает то жуткое чувство, охватившее его, ту жгучую ненависть к себе, которая все еще сжимает что-то в его груди своими фантомными пальцами. Он вынужден отказать Азирафелю в его просьбе.