Методология конспирологии

— В очередь, сукины дети! Серёга, распахнув дверь, вдарил струёй из пожарного шланга по первому интервенту. Тот упал на следующего, но третий и все за ним выстояли. Олег вышагнул из колонны и выстрелил. — Да что ж такое, — опустил взгляд к новому красному пятну на камуфляже Серёга. — Я говорил, нужны настоящие водомёты. — Установка водомётов в офисе — признак слабости. — Значит, придумывай что-то другое. Симуляция штурма офиса не задалась. Что бы Серёга ни делал, разом накрыть всех манекенов не удавалось, и он получал от Олега пейнтбольным шариком в грудь. На прозрачном столе развопился стационарный телефон. — Кто жаждет общения в два ночи? — удивился Серёга. — Новенький? С остальными я проводил беседы. — Откуда бы у новенького взялся мой номер. — Серёга лениво шёл к столу, будто в надежде на то, что звонившему надоест. — Ещё один вариант! Будем у здания продавать отравленную шаверму, представители так называемого закона до верхнего этажа не доживут. — Питерцы тебе этого не простят. — Тоже верно. Сергей Разумовский на проводе, вы на громкой связи. Представьтесь. — Разум, привет, это Джонни. Серёга удивился не меньше, чем Олег. — Почему звоним? — Ты на сообщения не отвечаешь. — Прелесть текстовых сообщений именно в том, что я сам выбираю, когда на них отвечать. — Это срочно. — Сомневаюсь. — Ты ездил с делегацией в Северную Корею в прошлом году, так? — С какой целью интересуешься? — подступил к телефону Олег. — Ты часом ни с кем из местных не подружился? С кем-нибудь, кто мог бы вытащить из заключения человека, обвинённого в шпионстве на Южную Корею, и желательно в ближайшие два часа?..

* * *

Подводная лодка, вспенившая волны в ночи, всполошила спавших пингвинов, и они толкались вокруг, тёрлись об ноги, хлопали крылышками. Такие милые пузанчики, прекрасная возможность выдалась наклониться и… — Не вздумай красть пингвина. — Да я только потрогать. — Застывшего Августа это не убедило, и она выпрямилась. — Вы с Андреем сговорились, пост сдал — пост принял? Не угоняй машины, не воруй пингвинов — с вами невозможно работать. — Кто за рулём? — спросил Август, подойдя к разлившейся по песку волне. — Джина сказала, старый знакомый. Мостик им никто не поднял и не пристроил, лодку не пригнал. Раз уж неизвестный пилот сумел пригнать подлодку так близко к берегу, мог бы и помочь на неё взобраться, не вымокнув. Но пришлось до неё плыть, а это было трудно, потому что Ника захлёбывалась водой от смеха, глядя на Августа, который плыл на спине и грёб одной рукой, чтобы другой удерживать снятые ботинки над волнами. В итоге он треснулся затылком о металлический корпус, но главное, что ботинки, ботинки остались сухими, когда он их бросил вскарабкавшейся Нике. Кое-как переборов соблазн скинуть их в волны, Ника спустилась — как ей показалось, в бочку, набитую гудящими проводами и трубами. Даже она макушкой чувствовала потолок, Август вовсе подпирал его плечами. — Спорткар от мира подлодок, прошу любить и жаловать, — заглянул из соседнего отсека бывший шейх, ныне Багдадский вор, с тем же блеском в глазах и воском в прилизанных волосах. Униформа моряка села на него как влитая. — Вы не передумали отправляться в Антарктиду? — Нет, педаль в пол, — махнула рукой Ника. — Мы случайно раньше не встречались? — спросил Август. — Что вы, бренным пылинкам вроде меня не суждено коснуться даже края орбиты планет-великанов вроде вас. — Глубже поклона вора была только вложенная в него издёвка. — Жемчужная лисица, не желаешь ли угоститься чаем? — А желаю! — Мне кофе, американо, — прибавил Август. Поначалу им было не до напитков: подлодка загудела и затряслась сильнее прежнего, стены съёжились вокруг Ники, от сплющивания воздуха заложило уши, сердце забилось часто. И неясно, запах электричества исходил от морщившегося Августа или от опасно зашатавшихся проводов. Вскоре вопрос отпал за ненадобностью: все запахи перебила вонь автомастерской, где работники взялись за смазывание и сварку одновременно. Багдадский вор — упорно увиливавший от расспросов о том, есть ли у него другое имя, — позвал Нику в тесный отсек с обитыми подушками и бархатом стенками. Между пуфами поднимался раскладной столик с дымившимися железными кружками. С краёв обеих торчали нити с ярлычками от пакетиков чая, но Августу это не помешало проигнорировать намёк и забрать одну из кружек себе. Он чуть не пролил на себя половину, пока пытался пристроиться на пуфе напротив так, чтобы и самому не сломаться, и Нике пяткой не врезать. — Нехарактерный интерьер, — сказала Ника севшему рядом в позе лотоса Багдадскому вору. — Путешествовать всегда долженствует с удобством. Машинист грозится выкинуть балласт за борт, но я-то знаю, что весь экипаж любит нежиться. — Точно встречались, — пробормотал Август, погружённый в свои мысли. — А ты не боишься других подлодок? Помнится, ты в безобидные руины спуститься боялся. — Нет-нет, боялся их повредить. У этой лодки превосходная манёвренность, но и у неё есть свои… — Вспомнил. Август выплеснул кипяток на пуф, с которого кувыркнулся в проход Багдадский вор. Миг — и у Августа под подбородком оказался нож. — Испытываешь силу моего гостеприимства? — Знаю я твоё гостеприимство, — решительно увёл руку с ножом в сторону Август. — Я из-за тебя в пустыне застрял на два дня. Ты тот подонок, выдавший мне тачку с полудохлым двигателем. — А ты тот европеец, который явился выгрызать куски мяса из открытых ран моей страны. — Вы не могли подождать до высадки? — подпёрла щёку кулаком Ника. — Ты веришь, что он высадит нас в положенном месте? — Джина такими обещаниями не разбрасывается. Поэтому давайте без драк в подводной лодке. — Уважь волю Жемчужной лисицы, — сказал Багдадский вор, молниеносно спрятав нож в рукав. — Чуть что — за юбку. Тоже мне. Нафыркавшись, Август плюхнулся-таки на пуфик, пускай и демонстративно закинув ноги на противоположный, где собрался сесть его противник. Рельсы, а не ноги. После этого запомнился лишь один эпизод: когда они проплывали над Атлантидой. Хоть Август и бросил презрительное замечание, что Атлантидой иллюминаты называли подводную научную станцию, Ника побежала в другой отсек к иллюминатору. Внизу под серой сеткой купола парили рассеянные облачка света в окнах зиккуратов, нижний ярус которых был отдан под ангары с люками. Ника жадно впитывала их облик: неизвестный безумец украсил их вырезанной арабской вязью, загнул где мог края крыш кверху, а по стенкам по обе стороны лестницы из перекладин, которая вела к верхнему ярусу, пустил мельчайшую орнаментальную резьбу из завихрений. Получился китчевый крик о любви к ориентализму. — Шизик, — ответил Август на вопрос об архитекторе. — Последние дни доживает в дурдоме. — Он правда сумасшедший или как обычно? — Думаешь, кто-то разбирался? Лодка поднялась километров за двести до берега у безжизненной чёрной лепёшки островка: дальше, как сказал Багдадский вор, начинались подводные сети и прочие слишком опасные для него ловушки — последний и самый серьёзный рубеж подводной обороны. У Ники сердце забилось чаще не только от навалившегося давления: когда они расставались, Джонни по-прежнему искал, как выйти на связь с их потенциальными союзниками, и всё безуспешно. Как бы им не застрять на острове посреди Южного ледовитого океана. — Да, избавим наши сердца от недопонимания, — остановил Нику у лестницы Багдадский вор. — Я пришёл по приказу Джины. Впредь не жди от меня больше послаблений или подарков каких. — Я и не ждала. — В твоих глазах я увидел тёплую тоску по моей компании. — Тебе показалось, — навис над ним Август. — У неё в глазах только холодный расчёт. — С собой не перепутал? — спросила Ника, поднимаясь в рубку. — У меня глаза ангела, мне говорили. — Они имели в виду ангела смерти. Ника высунула голову в холод, и немедленно её взгляд наткнулся на согревающее зрелище: рыбацкую шхуну, с которой шлёпнулась на воду резиновая шлюпка. Островок посреди бескрайней синевы был не местом высадки, но всего лишь ориентиром. К ним подплывал энергично работавший вёслами Роберт. — О да, — сказал Август, козырьком ладони прикрыв глаза. — Это именно то судно, на котором пробьём любые блокады. — Найди лучше. — Лучше было бы захватить их подводную лодку и пойти на таран, заткнув торпедами всех, кто попытается помешать. Но ты бы разнылась… — Это не военная подлодка. — Её спёрли из Атлантиды, у неё и лазерный резак есть. Роберт приблизился на расстояние крика. Скорей бы на расстояние прыжка. Ника обняла себя и растёрла плечи, спасаясь от уколов холодного ветра. — Что они исследуют на подлодках с торпедами? — Я всегда думал, что схемы отмывания бабла. И не смотри на мой пиджак. Если я простужусь, нам конец. — Т-ты не выглядишь замёрзшим. — А ты не выглядишь стервой, способной разрушить человеку жизнь ради своих хотелок, и что теперь. — «Хотелки»? Спасение человечества — «хотелки»? — Кто тебе сказал, что его надо спасать, и сделать это должна именно ты? Никто. Сама захотела. — Ты хоть иногда думаешь не только о себе? — Зачем? — По одному и осторожно! — объявил Роберт, уткнув шлюпку в борт подводной лодки. Ника с Августом переглянулись и, кажется, прочли взгляды друг друга неправильно, потому что прыгнули вперёд одновременно. Шлюпка чуть не перевернулась от шатаний, всплесков и возгласов. — Когда ты одна была, мне больше нравилось, — проворчал Роберт, после того как волнение улеглось и беспокойные пассажиры уселись на дно шлюпки. — А мне-то как нравилось, — посмотрела на Августа Ника. Он в ответ её приобнял, вжав её бок в свой. — Эй! — Так теплее. Роберт не стал комментировать, сосредоточился на развороте шлюпки. Чувствовать руку Августа на талии было не очень приятно, зато он сам грел как электропечка — коей и являлся, в сущности. — Поедете в трюме, — сказал Роберт, навалившись на вёсла. — Руаль договорился, нас пропустят. Но вам нельзя никому на глаза попадаться. И под «трюмом» он подразумевал «ящики в трюме». Руаль — в новом оранжевом свитере — показал их место среди вонючих ящиков и бочек и поторопил его занять. — Да подожди, — коснулась его плеча Ника. — А как же… — Вам в сторожку ребята подвезут всё необходимое. — Нет же. Я думала, вы учёные! Откуда у вас все эти связи? И почему вы ничему не удивляетесь? — Мало что удивляет, когда ты состоишь в масонской ложе. — У масонской ложи нет нормальных связей, — усомнился Август. — Продолжайте так думать. — Чего тумана нагоняешь, перед ней покрасоваться? Вы, сумрачные гении, додумались в разгар зарубы с иллюминатами разругаться с тамплиерами. Без доступа к тайным счетам сколько вы ещё сможете собираться по конференц-залам, лет десять? — Ты чего этой речью хочешь добиться? — спокойно спросил Руаль. У Августа не нашлось хорошего ответа. Нике показалось, что он сам хотел покрасоваться, выгородив собственный тайный клуб, но это было бы глупо: и её этим не впечатлить, и его этот самый клуб турнул с особым цинизмом. Занимало её другое: — Получается, вам моя помощь была не нужна. Я зря побежала вас спасать. — Говорил тебе, — восторжествовал Август. — Я так на это смотрю. Может, мы бы и справились без тебя. Ты не стала думать, ты пришла и помогла. И сбежали мы благодаря тебе. Это всё, что имеет значение. Остальное — демагогия. Полезайте. Нике предстояло лежать в деревянном ящике, сверху прикрытой доской с нагруженными на неё червями и кусками мяса, — Руаль заверил её, что она не задохнётся, а вот насчёт того, что ни то ни другое её не побеспокоит, обещаний не прозвучало. Раздавив кулаком первого червяка, который плюхнулся рядом с ней, Ника мысленно взмолилась, чтобы он был последним. — Я буду намного полезнее снаружи, — раздался приглушённый голос Августа. — Плывёшь или в ящике, или за бортом. — Как я из ящика смогу их уболтать, если понадобится? — За бортом так за бортом. — Ладно, ладно, я бы и без угроз согласился. Руаль накрыл его той же доской. Если на Августа и просыпался червяковый дождь, он принял это молча. Самым трудным для Ники было убеждать себя, что она не напрасно покачивалась на влажных досках в темноте, слушая монотонную гулкую возню мотора и оставаясь в сознании благодаря струйкам вонючего воздуха, проникавшего через дыры в ящике. «Представляете, а где-то есть люди, которые в багажнике ни разу не ездили!» — невольно вспомнились ей слова Андрея. И почему, правда что, она постоянно оказывалась в тёмном ящике и собрала вокруг себя других таких же пассажиров. В ушах у неё ворочалось эхо. Эхо от поутихшего двигателя. И раскачивались доски под ней сильнее прежнего. — Эй, — сказал Август и постучал по дереву. — Жива? — Нас могут услышать, лежи тихо, — ответила Ника. — Будь готова. Рановато они остановились. — Они нас не сдадут, успокойся. — Могут и сдать, в знак доброй воли, чтобы помириться с иллюминатами. — И кто же заронил в их головы эту идею, интересно. — Вечно я у тебя во всём виноват. — Груз как груз, — громко сказал Руаль, заставив их обоих замолчать. — Смотри сколько влезет, но если твоя собака что-то съест, будешь платить. — Поугрожай мне тут, викинг недоделанный, — пробухтели в ответ грузные шаги. Вместе с ними по полу поцокали шаги быстрые, суетливые. — Куда столько рыбы? Жрать не пережрать. — Для двух станций запасов на месяц максимум. Ника вздрогнула от лая, грянувшего за её головой. Стенку в два порыва поскребли когти. — А ну открывай. — Это наживка. — Открывай, кому говорят. По возне наверху Ника поняла, что Руаль снял крышку — ей от этого не прибавилось ни света, ни воздуха. — Говорил же. — И кого ловим? — Кого придётся. — Сверху Ника различила торопливые хлюпанья. — Ты мне два евро должен. — Рикардо, фу! Искать! А ты отвечай нормально, кого ловить собрались? — Да мы никого. Это коллеги рыбачить собрались, у них и спрашивай. Два евро. — Не стоит этот кусок два евро. — Сейчас будет четыре. — Рикардо, фу, искать! Открой вон ту бочку. Длился обыск недолго: посетителя утомили вонь и попытки пса съесть облепленное червями мясо. Не кормили нормально, что ли, бедняжку. — Всё, мы можем следовать дальше? — Можете, можете, — проворчал собачник и велел Рикардо подняться на палубу. Пёс с восторженной быстротой выполнил команду. — Преглер за вас поручился, но мне вы не нравитесь. Чтобы разгрузились и обратно. — Таков план. — Руаль накрыл ящик Ники крышкой и, помолчав, спросил: — Или ты тоже хотел попробовать? — Я думаю. Сидел ты в своей Швеции. — Норвегии. — Да хоть в Исландии. И вдруг подорвался в Антарктиду. Откуда до этого мотал, роняя тапки. Чего так? — Сказали, пока всем не до вас, приезжайте, забирайте свои записи. — Какие записи? — Исследовательские. Которые мы оставили, когда мотали, роняя тапки. Договорились: мы рыбу друзьям привезём, они нам — записи. — Прямо настолько важные записи? — Да. Об это «да» допрос благополучно разбился. Возможно, Руаль его укрепил тяжестью взгляда. Под двумя парами ног заскрипели ступеньки. Захлопнулся люк. — Наши дела плохи, — вынес вердикт Август. — Тихо ты. — Он насторожился, сообщит начальству. Если ответит хоть кто-то из тех, кто ловил тебя… — Вот правда, зачем ты это всё говоришь? — поморщилась Ника. Август помолчал, прежде чем ответить: — Тишину нужно заполнять. — Зачем? — Чтобы за тебя её не заполнил кто-то другой. — Нас двое, я молчу. — И в этом проблема, понимаешь? Ты наедине со своими мыслями. А должна быть с моими. Вместо отвращения или раздражения его слова вызывали любопытство — и даже не брезгливое, с оттенком интереса. Август не прекращал мыслить категориями своей работы ни на секунду, и когда он не работал, он не знал, чем себя занять. — На самом деле ты боишься наедине со своими мыслями оставаться, — поддела его Ника. — У меня мысль простая: нельзя расслабляться. — Как я могу расслабиться? Ты можешь кинуть меня в любой момент. — Отлично. — Тебе нравится, когда люди тебе не доверяют? — Нервничающими людьми управлять намного проще. — Я не нервничаю. И почему ты вечно мне вываливаешь все свои планы? Разве ты не должен их скрывать? — Надоело. — Что-то не бьётся, ты и когда работал на них, мне всё рассказывал. — Не лезь ко мне в душу, там ничего нет. — А если найду? — не удержалась Ника. То ли он испугался такого варианта развития событий, то ли его перебил взревевший с новой силой мотор, но их разговор на этом завершился. Назад к прозябанию в темноте и воображаемым картинам склизкой возни над ней. И раскачиваниям доски под спиной. Пробуждение приключилось не из приятных: Ника врезалась в боковую доску, потом по склону скатилась вниз, и её туда и тянуло, пока наконец всякое движение не стихло. Со стороны Августа раздавались глухие удары со вспышками тресков. Покатился гул топота по лестнице. — Живы, целы? — спросил Роберт. — Какого хрена? — откликнулся Август. — Двигатель заглох. — Поскрежетав, доска сверху отвалилась и шлёпнулась вместе со всем своим содержимым на пол. Вылезала Ника осторожно, стараясь как можно меньше задевать копошившуюся вонючую массу. — Мы перешли на паруса, а ветер вынес на айсберг. Пол в грузовом трюме наклонился под таким солидным углом, что крепления на ящиках и бочках, казалось, еле-еле удерживали их напор. Оставаться здесь дальше было бы опасно. — Чего вдруг двигатель заглох? — сказал вместо «спасибо» Август, когда и его вытащили из ящика. — Раз они подключили и удалёнку, и климатическое оружие — они всё поняли. — Климатического оружия не существует! — заявил Август, поднимаясь по лестнице за Робертом. — Я лично его выдумал! — Видимо, у дураков мысли сходятся, — пробормотала Ника. — Поверь человеку, который изучал землетрясения полжизни. Оно существует. — Лучше одежду нормальную дай! Ветер, врезавшийся в бок Нике, чуть не унёс её за борт. Шлёпнув по руке, которую ей протянул Август, она выкарабкалась на наклонную палубу. От плотной стены ветра перехватывало дыхание, и она же словно подпирала спины, мешая скатиться к корме. Нос шхуны лежал на ледяном лежбище, созданном ловить корабли щипками. Паруса метались на ветру, и Ника ожидала увидеть оранжевое пятно на мачтах, но нет. Руаль в тапках, с винтовкой за плечом стоял на вершине айсберга, с биноклем рассматривая земли и воды вокруг себя. — Земля! — объявил он и спрыгнул на нос шхуны. — Поплывёте на шлюпке. — Куда мы в такой ветер поплывём?! — покричал Август, вцепившись в пиджак. — Вас унесёт на запад, — кивнул Руаль. — Прямо в бухту. Оттуда пешком до красной сторожки. Хотите жить — осилите. Всё оборудование и транспорт там. — Держи, — накинул Нику своим пуховиком Роберт, в который она, сказав «спасибо», немедля укуталась. — На базе нормальная одежда. — И коньки. — Коньки? — Ника подумала, что ослышалась из-за капюшона. — Возьмите обязательно, — сказал Руаль и мелким перебирающим шагом приблизился к борту. — Твою-то!.. Этим возгласом Август встретил огромное белое пятно, с гулом упавшее на нос шхуны. Белый медведь — хотя точнее его было бы назвать серым — оскалил зубы. Ника отступила в сторону, потому что ей мешал прицелиться Август, и приготовилась выкинуть трос, Роберт успел крикнуть «Руаль!». Медведь с рёвом прыгнул на Августа, и тот уклонился, сбоку по пролетающей морде заехал сверкнувшим кулаком, да ещё потом вслед отвесил пинок по большому мохнатому заду. Заискрившаяся туша безропотно проехала к корме, лапы в кучу, язык наружу. Очнувшись от потрясения, Роберт побежал за верёвкой. Ника с Августом поспешили к Руалю, подманившему их жестом. Резиновую шлюпку удерживали тросы и сверху, и снизу, и всё равно её болтало от ветряной стены. — Мощно ты, — сказал Руаль. — Это был капитан, не меньше. — Капитан чего? — не поняла Ника. — Медвежьего спецназа. — Это шутка?.. Август, ты почему не удивляешься? — Я бы удивился, если бы иллюминаты на своей земле позволили кому-то жить, ничего с этого не поимев. — Риск большой, — кивнул на шлюпку Руаль. — Наклон, ветер, волны — всё против вас, но не сдавайтесь. Держите курс на бухту. — Второй куртки нет? — поёжился Август. — Будешь грести — согреешься. С этими словами Руаль наклонился к борту и впихнул Августу в руки валявшиеся вёсла. — Вторая пара в шлюпке. — Она не может грести, — сказал зачем-то Август. — Не сможет — будешь грести за двоих. Залезайте. Как настоящий избирательный джентльмен, Август пригласил Нику пройти первой. А у неё в голове роилось столько незаданных вопросов. Случайно ли она наткнулась на Руаля и Роберта? Они что, использовали её? Это совпадение, что Руаль запомнил оранжевый галстук Августа, в котором тот и был запечатлён на сайте? И что подчеркнул, что это был голландец? С тех пор как она ступила на землю Антарктиды, хоть одно решение она приняла по-настоящему сама или её вели бесконечные разборки тайных организаций? Она бы не успела задать все свои вопросы, прежде чем окоченела бы. Поэтому вместо «демагогии» она обняла Руаля: — Спасибо вам за помощь. — А. Ерунда, обращайся. Впервые на его лице промелькнула эмоция, и какая: смущение. Порадовавшись маленькой победе, Ника перебросила себя через борт в шлюпку, качнувшуюся вбок. На бушевавшие ледяные волны внизу смотреть было страшно, и она сосредоточилась на чёрной полосе берега. Плыть и плыть. — Счёт присылай на имя Локхида Тайклета, — пренебрежительно сказал Август, перекидывая ногу через борт. — Как-нибудь сочтёмся. Из уст Руаля прозвучало зловеще. Ника помахала на прощание рукой Роберту, который высунулся сверху и тут же убежал. — У тебя в ногах мотора часом нет? — спросил Август, едва шлюпка дёрнулась и поползла вниз. — Нет. Интересно, почему его в шлюпке нет. — По берегу радары звуковых ловушек, могут и торпедой зарядить на звук мотора лодки. Твоим масонам повезло, что их всего лишь на айсберг закинули. Предупредительный выстрел. Вещал он как бодрый экскурсовод, и если бы между словами не постукивали зубы, Ника бы не догадалась, что он тоже мёрз от промозглого ветра. Открепив тросы, он взялся за вёсла с большим энтузиазмом. Ника взялась за свою пару. — Эй, про дыру в боку не забыла? — спросил Август, развернувшись лицом к носу лодки. Чудо-таблетки по-прежнему стирали воспоминания о её существовании. — Либо истеку кровью, либо окоченею, — решила Ника и развернулась: Олег учил её грести спиной вперёд. — Предпочитаю первое. Август не стал уговаривать. Под прикрытием айсберга они минуту или две плыли спокойно, без усилий выдерживая прямую линию, но потом над водой разверзся ад. Шквал ветра с дробью брызг воды врезался в застёгнутый капюшон, подбрасывал шлюпку, волны швыряли её подальше от берега, и Ника с Августом после каждого прыжка упрямо отталкивались вправо, к земле. Их единило невесть откуда зародившееся чувство ритма: рааааз, два, три, рааааз два три, что бы ни случилось — раааз, два три. — Бухта! — заорал Август. — Налегай! И они налегли. Раз, два, три, раз, два, три, сюда силы больше, сюда меньше, ветер чуть не вырвал весло из руки, шлюпку опасно повернуло, увести вправо, хлебнуть холодных брызг, не замечать вымокшую прядь, стукающую по лбу, раз, два, три… — Сеть! Ника подумала, что ослышалась, и занесла вёсла для гребка. Левое весло застряло в воде и ударило током. Выпустив его от неожиданности, Ника почувствовала, как нос шлюпки боком налетел на препятствие. Из-под волн показалась металлическая решётка, и она плавно росла ввысь. — Спрыгиваем! — решила Ника и встала в шлюпке. — Или нас к берегу не пустят! Она перекувыркнулась через решётку, упала камнем в ледяное желе и, оттолкнувшись ногами от металлических прутьев, погребла к чёрной земле. Позади плюхнулся другой груз, да такой тяжёлый, что Нику с головой накрыла поднявшаяся волна. Вынырнув, она обернулась и увидела Августа, стоявшего в шлюпке и рулившего веслом. Его к берегу прибило намного быстрее, и он там прыгал, выжимая низ пиджака, пока Ника гребла через ледяные кинжалы к мелководью. — К-как? — спросила она, выползая из воды к ветряным иглам. — Оттолкнулся в-веслом от этой хрени и перелетел, — сказал Август и оскалился. — Я ж не д-дурак заплывы устраивать. Вот так, он большей частью сухой, но в летнем костюме, она вымокшая и в ледяном панцире пуховика, поплелись наперекор ветру к квадратному красному дому на холме. Температура вокруг падала с каждым шагом. Хорошо, что протезам были безразличны и холод, и вода, и земляная дробь, лупившая по щиколоткам, — последней, кажется, Август и был обязан хоть каким-то кровообращением в ногах. Когда всё закончится, она поедет в отпуск в тропики. Пропитается солнцем до шоколадного загара и забудет, что значит мёрзнуть. К отпуску шаг за шагом — к отпуску, но не к красным стенам. Они не приближались и не отплывали, оставаясь в бесконечно одинаковом затянутом снегом далеке. — Надо отдохнуть! — крикнул согнувшийся почти пополам Август. — Перед подъёмом! — Вот п-после п-подъёма и от-отдохнёшь! — Отдышаться надо! Ника включила очки и приценилась к расстоянию. Какие-то жалкие триста метров… от подошвы холма. До холма пилить два километра. — Вон т-там отдохнём, — показала Ника на холм. И, сделав несколько шагов, она не услышала за собой ничего, кроме воя ветра. Она обернулась к упрямо стоявшему в обнимку с собой Августу: — Т-тебя п-подопнуть? Каждый шаг она мысленно отмечала как праздник. Оборачивалась, чтобы убедиться, что они проходили бухту, а не торчали на одном месте. Раздражённо поджидала отстававшего Августа. Смотрела вперёд и подмечала каждый новый миллиметр, нараставший на красном контуре дома. Глотала ртом разогретый дыханием в гнезде из капюшона воздух. Каждой клеткой тела чувствовала холод. У подошвы холма её вывел из транса звук падения. Август грохнулся, а подняться не смог. «Как ребёнок в магазине», — устало подумала Ника. Панцирь пуховика не позволил ей наклониться, и она поддела Августа носком кроссовка. Ноль реакции. Он лежал с головой набок, в его глазах застыл ужас. Но он ведь не?.. — Отдохнул? — Лежал неподвижно. — Вставай. Ост-талось т-триста м-метров. Август? Колыхавшиеся от ветра складки ткани мешали понять, приподнимало их дыхание или нет. Пальцы Ники соскользнули с собачки на замке пуховика — молнию заело. Руке не получалось вылезти из плотного кокона рукава. Мысленно извинившись перед Робертом, Ника подняла к животу колено и оттолкнула его от себя. Ткань разорвалась до самой шеи, стало посвободнее, получилось вызволить руки одну за другой. Пальцы давно налились тяжестью, смазывавшей все прочие ощущения, но даже через плёнку холода Ника почувствовала слабые толчки под кожей шеи Августа. Он не посмотрел на неё — что там, он и не моргал. Что это с ним? И, что важнее, что с ним делать дальше? Ника посмотрела наверх. Триста метров. Ветер здесь был послабее, но порядочно мешался. Ещё и рана чёртова… Обидно будет помереть за шаг до победы, притом из-за человека, который помощи не заслуживал. Который думал о ней точно так же и вытащил её из обсерватории. Но он-то это сделал ради себя. Вздохнув, Ника присела рядом с Августом, закрыла ему веки ладонью и взвалила его к себе на плечи. — Прикольно, — прокряхтела она, сделав первый шаг с живым грузом на спине. — Я в итоге и кровью истеку, и окоченею. Если до этого шаги были праздниками, то сейчас они стали чудом. Маленькое чудо одно за другим. Ты немного вверх, земля немного вниз. Чем не чудо? Она чувствовала себя атлантом, возвращавшим кусок небес на место. — У тебя печка в спине, — проворчала Ника, перехватывая свисавшую перед ней руку Августа поудобнее. — Как ты замёрз? И отказала в самый неподходящий момент. Техосмотр проходил? Она не знала, что говорила в мыслях, а что вырывалось вслух. В грудной клетке сцепились исходивший жар с напиравшим давлением. Красная стена росла медленно. Миллиметр за миллиметром. Смешно будет, если дверь будет заперта. Ника затряслась от мешавшего усилиям смеха: вот это картина, героический подъём к красной надгробной плите. И напишут на плите: «Руаль забыл оставить ключи под ковриком». Почему она вообще об этом думала? До неё дошло: потому что она стояла перед дверью. Настоящей, не воображаемой. Она дёрнула за деревянную ручку. Дверь вяло колыхнулась. Ха-ха, всё правильно предсказала. Или?.. Ника толкнула дверь плечом, треснув заодно Августа головой об косяк. Заветный скрип навстречу теплу. Оживлённый лай. Ника ввалилась в пустой дом и лягнула дверь, отрезая путь завывавшему ветру — тот с воем обиженно заколотил по всем стенам. Августа она усадила у стены. В сарае не было ничего, кроме шипевшей печи, радиопульта и двух собранных туристических рюкзаков в углу. Лай доносился из-за стены. — Всё, д-добрались. — Ника пошлёпала Августа ладонью по щеке. Он по-прежнему не шевелился. Дышал так слабо, что Ника не могла сообразить, чувствует ухом его выдох или уколы оттаивания кожи. Сначала самой спастись от тряски рук и всего тела: отлепить от себя и стащить футболку и лифчик, растереться найденным в рюкзаке от Руаля полотенцем, натянуть термобельё и поверх — норвежский свитер с оленями. Наслаждаться жизнью. (Ровно до момента, когда придётся посмотреть вниз и узнать, как там поживала перевязка.) — Давай, можно б-больше не п-прикидываться. Прокатился зайцем. За то время, что она переодевалась, ни лицо Августа, ни поза ничуть не изменились. И не у кого спросить, что с ним могло приключиться. Радио. Движимая смутным соображением, она подошла к пульту и нажала на кнопку, к которой был прилеплен стикер «Включить, волны не трогать». — Приём? Как слышно? — спросила она. На второй раз отозвалось шуршание, а затем и голос Роберта: — Добрались! Всё в порядке? Приём. — Не совсем. Я в п-порядке… прости за пуховик. Август… он не д-двигается. Не моргает. — Есть у него протез или стимулятор? — удивил её Роберт. — Приём. — Да. Приём. — В рюкзаках водолазки. Надень на него, побыстрее. Приём. Ника ничего не поняла. Оставив рацию на пульте, она пробежала к рюкзакам, окопалась в них и отыскала в вещах вырвиглазно-голубую сетчатую водолазку. Снимать с не помогающего человека промёрзшие пиджак и рубашку оказалось намного труднее, чем Ника думала. В конце концов ей надоело дёргать то за одну часть ткани, то за другую, она вынула из своего рюкзачка нож и распорола верхнюю половину костюма Августа, вместе с майкой подо всем этим дорогим прикидом. С надеванием водолазки она управилась быстрее, начав с головы. И когда Ника сдёрнула водолазку вниз до пояса, Август напугал её глубоким сиплым вдохом и широко распахнутыми глазами. Он кашлял, ползая на четвереньках, громко втягивал в себя воздух и кашлял ещё сильнее. — Получилось? Как он там? Приём. — Ника вернулась к пульту и подтвердила, что Август ожил. — Скажи ему водолазку не снимать, пока не уничтожите все вышки. В ткань вшит слой фольги. Приём. — То есть они с этих вышек могут управлять протезами? Приём. — Я давно заметил, у меня кардиостимулятор начинал барахлить ровнёхонько, когда я собирался присоединиться к геологической экспедиции. Поговорил с нашими, у кого тоже были какие протезы, и они тоже замечали странности. Изучил вопрос, нашёл готовое решение, сделал с запасом. Попросил наших на всякий пожарный и водолазку со штанами принести. Как видишь, пригодилось. Приём. — Спасибо тебе огромное. Удивительно, что они мне ноги не отключили, хотя раньше могли без проблем. Приём. — Либо тебе защиту перепрошили без твоего ведома, либо… Молчание Роберта затянулось, и ругательства Августа служили сомнительной заменой его словам. — Либо что, приём? — Это непонятный мне вариант, но возможно… кому-то наверху ты нужнее живой. Действуй… осмотрительно. Приём. — Не могу себе это позволить. Приём. — Руаль просил напомнить, обязательно наденьте коньки или по крайней мере возьмите с собой, они вам пригодятся. И за собак не бойтесь, пойдёт что не так — они обучены бежать до ближайшего жилья, сани отцеплять они умеют. Пойду помогать высвобождать «Фрам». Удачи. И никому не верь. Конец связи. — Мог бы ограничиться последней фразой, — хрипло сказал Август. Он уже поднялся на ноги и одёргивал рукава водолазки. — Убить меня решили. — Ничего нового же, — заметила Ника. Тело ломило и кололо от взгрызавшегося в него тепла. — Ни-че-го, — подтвердил Август и навалился спиной на стену, прикрыв глаза. — Пейдж припугивал меня. Я — его. Мы играли по одним правилам. Но в разные игры. — Ты не пошёл против него, а всего лишь «припугивал»? — Ещё скажи, не планировала кинуть меня, — приоткрыл один глаз Август. — Я жизнью рисковала, втаскивая тебя сюда! — Тебе нужна информация. Зачем ему говорить, что она там, на холоде, имя своё вспомнить бы не смогла, не то что держать в голове условия их сделки? Чтобы выслушать очередную лекцию по нигилизму для самых маленьких? Так за этим лучше «Отцов и детей» перечитать. — Как скажешь. Ника это сказала спиной к нему, задрала свитер и поморщилась от зрелища: некогда белый кусок антисептической марли превратился в бордовый квадрат. Перевязка в антисанитарных условиях и в компании предателя — что может быть любимее. Хоть воспользоваться тем, что он закрыл глаза, стянуть тяжёлые липкие штаны, быстро обтереть кожу найденным в рюкзаке полотенцем и надеть фольгированные болоньевые штаны. Будут делать хрусть-хрусть с каждым шагом? Надо же, ничуть. — Как хорошо я бельё выбрал. — Раз не помогаешь — не мешай. Для разнообразия Август не озвучил то, о чём подумал, и молча разогрел ладони вздохом и растиранием, прежде чем подойти. Ника выдернула из пачки влажную салфетку, а он взялся за неё. Чёрт с ним, сил сопротивляться не было. Август встал на колено. — Мой ответ «нет». — Не глупее остальных твоих ответов, — подогнул он и вторую ногу. Мимолётного растирания не хватило для изгнания холода из пальцев, но благо, Август избегал касаться кожи, медленно проводя салфеткой по подсохшей крови вокруг раны, не беспокоя её края. От его щекочущего дыхания у Ники вздрагивал живот. — Держатся, — присмотрелся ко швам Август. — А чувство было, что через эту дырку вот-вот все внутренности вывалятся. — Мне не нравятся жёлтые пятнышки. У тебя нормальный антисептик есть? — Посмотри в моём рюкзаке. Ника и не помнила, когда успела его сбросить на пол. Она присела рядом. Спина сказала спасибо, найдя опору в стене, — теперь её кто-то держал, а не она. — О, — сказал Август, мигом найдя правильный пузырёк. — Прямиком из лабораторий «Версалайф». — Монополии бигфармы будут разрушены, — машинально повторила Ника строчку из манифеста «Прозревших». — С такими барьерами входа на рынок — даже не надейся. Он со знанием дела припорошил рану, придерживая другой рукой Нику за талию: еле-еле наклонил пузырёк, чтобы упало не больше десятка крупинок. — В лабораториях «Версалайф» проводили мастер-классы? — хмыкнула Ника. Август поднял голову и посмотрел ей в глаза. На скудном свету и в оправе из раскрасневшихся сосудов радужки казались серыми. С мокрыми прядями-сосульками и шрамами, будто глубже врезавшимися в кожу, уставший, нездорово-румяный… он впервые после их танца на катке выглядел живым. Не корпоративной марионеткой в фарфоровой маске и не самодовольным актёришкой, но человеком, способным испытывать чувства сложнее злорадства или раздражения. — Внимательно слушал рекламу, — коротко сказал он, завинчивая крышку пузырька. — Перебинтуем поплотнее. — Чтоб ты знал, я всё это могла бы и сама, — спохватилась Ника, прижав пухлую впитывающую салфетку к ране. — Знаю, невозможно устоять перед соблазном использовать бесплатную рабочую силу. Август и приклеивал салфетку, и туго обматывал бинтом живот с нехарактерной для него заботливостью: он даже ещё раз подышал на пальцы, прежде чем приступить. — Ты кому-то раньше перевязывал раны? — спросила Ника, когда он закончил. — Не-а, первый раз. — А так уверенно. — Если перекинуть не на кого, берёшь и делаешь, — пожал плечами Август. — Ты мог перекинуть на меня. — Гм, ты бы себя видела. — Да ты тоже не корзинка с цветами. Они посмотрели друг другу в лицо, точно надеясь оценить своё отражение в глазах напротив, и издали по нервному смешку. А затем Август, сдёрнув край её свитера вниз, без спроса подсел рядом и положил голову на плечо Нике. — Что за дела? — Ты обещала мне, что я отдохну. — У нас нет времени. — Пока за окном эта буря, — промямлил Август и заразительно зевнул, — никто нас искать не будет. Разбуди меня, если придут. Я их убью. — Никакого сончаса, поднимайся. — Я пережил паралич. И чувствовал, как заканчивается заряд в резервной системе. — Он пристроился поудобнее. — Толкающей лёгкие и сердце. Дай отдохнуть. Вот же упрямый осёл, зевнула Ника. Простудится вдобавок. Они хоть и у печки сидели, но по полу со слабым свистом стелился холодный воздух. Надо встать, найти, что подстелить. Закрыть глаза. Подумать. Скрип двери впустил громкий вой и щупальца ветра, обвившие Нику, и она проснулась. Показалось? Нет, Август пропал. Куда он пошёл? Псы за стеной разлаялись с новой силой. Ника приложила ухо к двери. Ветер выл потише, но от его ударов стены по-прежнему подрагивали. Кто бы ни вошёл, первые мгновения будет отходить от бурана. — А что у меня есть! — раздался возглас Августа из-за стены. Лай замолк. Боже, что он сделал с собаками, угомонил их током? Ника сбегала к рюкзакам, накинула найденный красный пуховик и, потянув на себя тугую дверь, выскользнула на морозный кусачий ветер, который навалил им снега. Единственная пара следов вела к ангарным воротам на другом конце красной стены. Август, в коротком голубом пуховике и серой шапке, сидел на корточках рядом с лайкой, увлечённо поглощавшей мясо из миски, и трепал её загривок. Ещё дюжина её сородичей хлюпали мордами в своих мисках. — Что случилось? — поднялся на ноги Август. — Пришла спросить то же самое. — Ветер ослаб, скоро сможем выдвигаться. Сходи вместо двух рюкзаков оставь один, рыбу выкинь. — Рыбу? — А ты не видела? Ника припомнила, что в рюкзаке её пальцы наткнулись на тугой свёрток в пакете. — Если Руаль положил рыбу, у него были на то причины, — возразила Ника. — Какие у него могли быть причины положить вот такую рыбину, — показал Август руками порядочный размер, — ещё и сырую? — Не дать нам с голода умереть. — У норвежцев по имени Руаль обычно совсем другое меню, — сказал Август, опустив взгляд к лайке. — Фу, давай без мерзостей. — Ностальгирую, моим прорывом была эта кампания — в юбилей покорения Южного полюса сплошные заголовки в духе «Сегодня мы чествуем самого знаменитого убийцу собак». Норвежцев месяц лихорадило. — Август улыбнулся воспоминаниям. — Впрочем, статьи про то, как белый скандинав кинулся спасать любимчика итальянской фашистской партии, тоже хорошо залетели. — Амундсен-то что тебе сделал? — Я выполняю заказы, а не свожу счёты с мертвецами. Но предположим, счёты с мертвецом решили свести несколько влиятельных англичан и ещё несколько состоятельных норвежцев захотели перед ними выслужиться… Вздохнув, Ника посмотрела на сани со спинкой у стены. На них легко уместилось бы два человека, но она мысленно усадила туда Августа в обнимку с рюкзаком. Сама она встанет на полозья, выступавшие позади. Руаль пожалел путников больше, чем собак: им предстояло тащить и сани, и спинку, и подушки. — Ещё раз подтверждает, — продолжал Август под хор чавканий, — что нет смысла быть героем. Твоя слава не в твоих руках. Другие люди будут решать, чего ты стоишь, и совсем другие люди будут решать, кого первые запомнят. — Но есть те, кого из народной памяти не стереть. — Время на моей стороне. Слушать его было неприятно, и Ника сосредоточилась на единственных важных словах. «Моей стороне». «Выполняю». Он всё ещё считал себя частью команды иллюминатов. — Ты никого уже не можешь стереть, — напомнила ему Ника. — Потому что стёрли тебя самого. — Это решаемо. — Но ты ведь не приползёшь к ним обратно? — Безоружным — нет. Разве что ты захочешь к ним примкнуть, тогда ты могла бы меня протащить. — Увидев выражение её лица, Август продолжил: — Правильно, продолжай набивать себе цену. Как твой друг и сказал, кто-то наверху тебя бережёт. Это много стоит. — Для меня — ровным счётом ничего. — Значит, уговорю Мико за меня вступиться, — потянулся Август. Пуховик задрался, обнажив край рубашки с отрезанными нижними пуговицами. — Ты что, надел рубашку поверх водолазки?.. — Гипотермия не повод одеваться, как бомж. С холма открывалась знакомая картина: белые и серые полотна, раскатившиеся всюду, куда хватало глаз. Густо замешанные тучи обещали новые удары ветром со снегом. Сверившись с компасом, Август махнул рукой в направлении, куда им предстояло ехать. — Может, скажешь, что собирался? — предположила Ника, включив очки с мысленной молитвой, чтобы перемычка удержалась на носу. — А то мало ли что с нами произойдёт. — Как в такой маленькой женщине умещается такое большое самомнение? С чего ты взяла, что я вообще собирался что-либо тебе говорить. — То есть ты меня обманул со сделкой, неожиданно. — А, — переменился в лице Август. — Ты про это. Нет, скажу, когда вытащишь меня отсюда. Он ушёл от напрашивавшегося вопроса в ангар, к нетерпеливо топтавшимся в упряжке лайкам. Туго соображал, должно быть, после паралича и обморожения. Ника, задрав манжету меховой перчатки, с тоской посмотрела на тёмные пятна вокруг собственных запястий. Холод покусал похлеще генетически модифицированных перцев. — Мне не нравится с тобой разговаривать, — сообщил как откровение Август, подогнав к ней сани. — Я тупею до твоего уровня. — Не тупеешь, у тебя с непривычки начинается кислородное голодание на моих интеллектуальных высотах. Август с улыбкой закинул рюкзак от Руаля в сани. Как там у Серёжи в стихах было? «С вершины мудрости моей свалилось множество людей»? — Коньки доставай, — велела Ника, когда Август устроился на сиденье, надевая лыжные очки. — Вот когда понадобятся, тогда и достану. — Хорошо, — встала на полозья Ника, — но я тебя ждать не буду. — Кто кого будет ждать, ещё вопрос. Погнали!