То, что имеет значение

*** Вероятно, утро и правда было хорошим, как обещал прогноз всю неделю. Фаулер накануне, ближе к концу их посиделок, когда алкоголь уже вовсю плескался в крови, все уши прожужжал насчет выдвинуться на природу. Приглашал всех: ну что этот душный бар, вот у него там домик на берегу озера, а это рыбалка, шашлыки, никто не мешает разговорам по душам… Знал Хэнк эту затяжную рыбалку не на один день. Под шашлыки шло пиво и что покрепче, языки развязывались, и дальше обязательным условием шли разговоры — слова становились тяжелее, тут же всплывало общее армейское прошлое и вспоминалось… всякое. Нет уж, нарыбачился, хватит. И разговоры эти о прошлых победах и — хуже того — о поражениях у него уже поперек горла стояли. Был запас прочности да весь вышел. И ему оставалось только реально уйти в запас и попытаться… попробовать жить просто и то ли вычистить накопившееся в душе дерьмо, то ли запрятать его подальше. Вот тут уж как получится. Мирная жизнь стареющего запасника, что может быть лучше?.. Хэнк застонал, протянул руку и зашарил по прикроватной тумбе — его сушило, в голове гирей сидела боль, да и вообще мутило. Последнее пиво явно было лишним… Стакан под руку все не попадался, и Хэнк приоткрыл глаз, повернул голову и снова зажмурился — от света, бьющего через незакрытые жалюзи, виски прострелило болью. Гребаные чертовы годы! Когда-то такие посиделки для него были сущей ерундой, и разговоры были еще ничего, и пиво под них шло как лимонад, а теперь… Стакана на тумбе не было. И запотевшей бутылки минералки тоже. И даже кувшина с кухни с теплой водой не наблюдалось. Да хоть гребаный апельсиновый сок из холодильника!.. — Сумо, — прохрипел Хэнк несчастно. — Иди сюда, мальчик. Сумо не было тоже. Уже в коридоре, когда до вожделенной воды оставался пяток шагов до кухни, а там холодильник и счастье, его остановил задорный лай Сумо с улицы. С кем это он там?.. Хэнк притормозил и обернулся — через затянутое сеткой стекло задней двери было видно, как Сумо радостно носится по двору то ли с палкой, то ли с мячиком, а кто-то темноволосый — издалека и не разглядишь точнее, — в белой футболке играет с ним в догонялки. Сердце стукнуло сильнее, но тут же выровнялось — с таким задором могли носиться только младшие Стерны, соседские мальчишки лет двенадцати. Или пятнадцати? Всего мальчишек было трое, и в его дворе наверняка возился кто-то из младших. Не будет же такой ерундой страдать их старший, умник Коннор, не так давно вернувшийся в родной дом из колледжа. Их приемная мать, Аманда, против этого явно не была, потому как приняла старшего сына и вроде бы не гнала жить отдельно. Да, чужие дети растут удивительно быстро, не успеешь оглянуться, как они уже совсем взрослые молодые мужчины. Заканчивают свои колледжи и возвращаются домой. Смотрят серьезно и открыто, уже не называют дядей Хэнком, а зовут просто по имени и протягивают для пожатия руку. Встречаются через день, приветствуют по-соседски, запросто, и все это вместо того, чтобы начать жить где-нибудь на новом месте и не мозолить глаза, занимая собой все гребаные мысли… Вот черт! Стало еще муторнее. Хэнк отвернулся от такой живой и яркой картинки в обрамлении старой двери и нечаянно уперся взглядом в пыльное зеркало на стене. Отражение — небритое и помятое, с торчащими дыбом короткими волосами — криво ему ухмыльнулось, видок был еще тот. Серьезно, были бы силы, Хэнк бы скрежетнул зубами и выругался, но их не было, и пришлось ему просто выругаться и шаркать дальше на кухню — пить хотелось нестерпимо. Однако через полчаса жизнь уже не казалась такой муторной. Хэнк напился, тут же принял аспирин и, старательно не глядя на задний двор и не прислушиваясь, дошел до душа. А уж после него и полегчало здорово, и в голове прояснилось, и мысли перестали давить своей беспросветностью. Это все Джеффри виноват. Давай еще по одной, когда еще в следующий раз посидим с друганами, у нас учения, комиссии, игры да усиление, давай, наливай Хэнк, что ты жмешься, целый месяц не виделись! И Хэнк, дурак, наливал, потому что в хмельной голове то и дело всплывали сожаление и страх: и правда, как он без всего этого? Всего месяц прошел, а уже страшно: чем он дальше займется? Как будет жить, оторванный от привычной службы? Вот так его и угораздило… Хэнк обмотался полотенцем, выдавил на щетку пасту и яростно зашоркал ей во рту. Стер пар с зеркала и зло себе подмигнул. У него впереди все еще сияет отдых и полное погружение в безделье и лень. Он себе обещал, что первые полгода будет наслаждаться тишиной и бездействием, так что впереди еще пять месяцев. И только душевные переживания могут его тронуть. Да и то — он яростно сплюнул, — со всем он справится, как всегда это делал. И даже этот соседский мальчишка не заставит его волноваться!.. Хэнк плеснул холодной водой в лицо: раз, другой. И вздохнул. Никакой Коннор, конечно, не мальчишка. Молодой мужчина, который рос рядом совсем незаметно, а вот поди ж ты — расцвел так, что глаз не оторвать. И не такому старому псу, как Хэнк, тянуть к нему свои лапы. И пока Хэнк переодевался в свежее, пока приводил волосы в порядок — спасибо армейской стрижке, это было нетрудно, — пока наливал в кувшин апельсиновый сок из бутыли, он ясно и четко выстроил линию поведения: на Коннора при встрече не залипать, а братишкам его по-соседски наливать сок, пока они возятся со стариком Сумо. И только когда он толкнул заднюю дверь, балансируя подносом с запотевшим кувшином и парой стаканов, он внимательно посмотрел на мальчишку, что сидел к нему спиной на ступенях крыльца и наглаживал балдеющего Сумо. И ни хрена это был не мальчишка. Эти плечи, обтянутые белым хлопком простой футболки, Хэнк с некоторых пор узнал бы среди десятка, а то и сотни других. Коннор наклонялся, теребил Сумо за уши и за щеки, приговаривая что-то довольным тоном и посмеиваясь. Футболка натягивалась на плечах, темное пятно пота посредине так и притягивало взгляд. Коннор наверняка разгоряченный от беготни, пахнет солнцем, травой, собакой и собой… Кувшин звякнул на дрогнувшем подносе, и Коннор обернулся. Секунду взгляд его темных глаз был серьезным и глубоким, а потом лицо озарила улыбка. Серьезно, словно он действительно был рад видеть Хэнка и улыбался только ему. — Привет, — прохрипел Хэнк. Он не привык отступать, и даже улыбка Коннора не смогла выбить его из колеи. В смысле — надолго не смогла.Он наигранно хохотнул, кивнув на Сумо: — Загонял ты старика. Вот только Коннор скользнул взглядом не по псу, а по нему, Хэнку, оглядел с головы до ног и снова вернулся к лицу. — Да он кому хочешь сто очков вперед даст, — ветер сдул прядь волос с высокого лба. — Крепкий парень. Вот стервец! Если бы Хэнк не научился сбивать двусмысленности на подлете еще дохрена лет назад, он бы поклялся, что Коннор сказал это с умыслом. И с нахальством. Но Хэнк был старым серьезным занудой, недавно ушедшим в запас со службы, так что мастерски не заметил ничего подобного. — Он старается. Собаки его породы не отличаются долгожительством, но этот пес всем еще покажет. Да? Сумо? Пес только поднял голову с колен Коннора и застучал, замел хвостом по траве. — Посидишь с нами? — Коннор хлопнул по ступеньке рядом, приглашая. Словно это был не дом Хэнка, и не его заднее крыльцо, а собственность Коннора. И он приглашал соседа посидеть, перекинуться словечком. Хэнк хмыкнул, но спорить не стал. Под его весом скрипнули старые доски, и он осторожно сел рядом. Не рассчитал, правда, немного, и места для подноса между ними не осталось. Хотел отсесть подальше, но Коннор как-то ловко взял поднос из его рук, поставил на крыльцо с другой от себя стороны и наполнил стаканы. Протянул один Хэнку. — За здоровье Сумо, — шутливо сказал Коннор и вплел пальцы свободной руки в густую шерсть. — До дна! Хэнка едва не передернуло от намека на его вчерашнее пьянство, он даже хотел начать то ли возмущаться, то ли оправдываться, но Коннор вроде на этот раз скрытых смыслов не имел. Да и откуда бы ему знать? Коннор поднес стакан к губам, сделал первый глоток. Второй. Третий… А на Хэнка вдруг накатило. Плеснуло по венам жаром, словно солнце по голове стукнуло и опалило до самого грешного донышка. Он сидел и глаз не мог оторвать от запрокинутого лица, губ, касающихся кромки стакана, от горла — острый кадык хотелось накрыть то ли ладонью, то ли губами. Хэнк сглотнул сам, пялясь жадно и нетерпеливо, пока можно, пока Коннор этого не видел, зажмурившись от солнечного света. Его веки дрожали, резкие тени от ресниц ложились на тонкую кожу под глазами, а волосы мягко перебирал горячий ветер. И этот момент длился и длился в полуденной жаре, полной запахов раздавленной травы, собачьей шерсти и свежего пота разгоряченного мужчины. Ресницы Коннора дрогнули, и Хэнк торопливо отвернулся, дернул рукой с зажатым стаканом, едва не стукнул краем себе по зубам и стал жадно пить, пытаясь охладить пожар внутри. Коннору лучше не знать, какие демоны сидят в голове скучного соседа собачника. Как они нашептывают, требуют протянуть руки и приласкать, да хоть коснуться белой кожи, зарыться пальцами в темные волосы, как Коннор делает с Сумо. Хэнк едва не подавился — его пальцы почти почувствовали шелковистость волос, словно наяву. Стоит руку протянуть, хоть попробовать… Да нет, конечно, Хэнк рисковать не стал. Коннор в конце концов найдет себе приличную работу и будет ездить каждый день на большой дорогой машине в светлый офис, найдет себе кого-нибудь подходящего. Он достоин высокой зарплаты и счастливого брака. Всяко лучше, чем смотреть с жалостью или даже гадливостью на старика, который пускает на тебя слюни. Реально стало гадко. Апельсиновый сок здорово горчил, и, отнимая стакан ото рта, Хэнк хмурился. Он хотел сбежать в дом, но вопрос Коннора его остановил: — Помочь со стрижкой травы? — Что? Какой к черту?.. А-а-а, — Хэнк запустил руку в волосы — свои, — сжал пальцы в кулак, приводя себя в чувство. Кивнул. — Извини, задумался. Сумо нравится возиться. Что, думаешь, настучат, что не стригу? — Соседи? — глаза Коннора весело блеснули. — Непременно. С нашей стороны ты защищен, а вот с другой, — он дернул плечом. — И с дороги видно, как все разрослось. — Так помочь? — Не хочу тебя загружать, — Хэнк решительно задвинул мечты о Конноре с газонокосилкой в дальние тайники души, на то самое дно. — Ты же нашел работу? Коннор помолчал, прикусил губу изнутри, потом сдержанно кивнул. — Нашел. — Ну вот и не парься по пустякам. Сам займусь. Завтра. Или через пару деньков. Дела, знаешь ли. Надо с документами еще разобраться, закончить кое-что… Хэнк все болтал, придумывал какую-то ерунду, и все ради того, чтобы не рвать себе по живому потом. Он слишком быстро привыкнет к Коннору рядом, к тому, что тот играет с его собакой и косит его траву, что потом сидит, расслабленный и близкий, на теплых досках и слушает ерунду, что несет Хэнк, потому что мозги у того окончательно отключились. Очень легко привыкнет к разговорам, к глубокому взгляду, который таил в себе столько, что страшно было разбираться, есть ли там что-то настоящее по отношению к нему, к Хэнку? Или так только кажется? И как потом отвыкать? Коннор кивнул, вроде бы убежденный, и Хэнк, исчерпав натужное гостеприимство, наконец сбежал. Он закрылся в спальне, стянул футболку, упал на кровать и врубил кондиционирование на полную. Закрыл глаза. Надо было еще поспать, голова гудела, но все, что он мог в течение следующего часа, так это жить в моменте, когда Коннор сидел рядом и пил этот гребаный сок. И солнце играло в его волосах, и он был живой, теплый и близкий. И его кожа под руками была такой гладкой и горячей, а губы влажными и сладкими. И от апельсинового сока, и сами по себе… *** А потом пришел следующий день. Хэнк проснулся рано утром без всякого будильника, сел на кровати и уставился в окно, за которым едва светало. И медленно лег обратно. Сумо на полу завозился, поднял голову и стукнул пару раз хвостом, но тоже не встал и на двор не побежал. — Что, —хохотнул Хэнк, — не хочет Коннор с тобой играть? Сумо, услышав знакомое имя, заворчал, гавкнул и положил голову на лапы. — А ты что думал? У него дела и поважнее найдутся, — Хэнк вздохнул, чувствуя себя дураком. Конечно найдутся. В начале-то шестого утра. Это Хэнк о нем каждую минуту думал. Он снова сел. Теперь у него не было работы, которая занимала его весь день и не давала думать о глупостях. И что теперь делать? Он едва месяц протянул за просмотром телевизора, больше не мог — тошнило. Хэнк все же встал, прошел на кухню, потоптался там, налил воды и завис у окна со стаканом в руке. До недавнего времени перспектива нихренанеделания его особо не пугала, потому что была где-то далеко, в будущем. А сейчас ему было… ну, почти страшно. Что он будет делать ну вот сегодня? Ладно, неделя. Еще месяц. Но что он будет делать годами один, в пустом доме, с вечно спящим псом и желанным соседом под боком?.. В баре, когда все выпили, да не по одной, он заикнулся было об этом и посмеялся над собой, и ему тут же надавали советов: от стрип-вечеринки до генеральной уборки на неделю. Планировали за него поездки в горы и к морю, уже узнавали цену билетов в Европу и даже в Австралию. И Хэнк смеялся вместе со всеми, потому что все это было шуткой. Какая, на хрен, Австралия? У него тут другие переживания. На кухню зашел Сумо, встал у миски, виляя хвостом, и Хэнк подсыпал ему свежего корма, долил воды в поилку и не торопясь вышел на задний двор. Небо на востоке сияло, край солнца золотил легкие облака, в соседском саду заливались утренними криками птицы, от канала несло свежестью и немного тухлой рыбой. Хэнк залюбовался, ему некуда было спешить, и он прислонился к столбу террасы, дыша полной грудью. Сумо толкнул его боком, спустился по ступеням и потрусил к дальнему углу двора делать свои дела. Хэнк допил воду, поставил стакан на пол и, подпрыгнув, зацепился за застонавшую балку навеса. И, хекнув, стал подтягиваться, размеренно и быстро, как делал на тренировках со своими. Выжал все, что мог, и разжал руки, только когда воздуха стало не хватать, сердце забилось в горле, а мышцы почти свело. Он спрыгнул на скрипнувший под его весом пол, наклонился, подышал, сделал пару поворотов корпуса и замер, когда наткнулся на пристальный взгляд из-за куста ежевики, там, где зияла прореха в заборе — подгнившие доски повалило как-то в грозу, — которую никто за год так и не заделал. Конечно, это мог быть кто-то из мелких. Мог, но не был. Хэнка бросило в жар, когда Коннор выступил вперед из тени — лицо у него было серьезным и замкнутым, только глаза словно горели изнутри. Он, кажется, хотел что-то сказать, а может, Хэнку просто показалось — дожидаться было выше его сил. Он неестественно закашлялся, махнул приветственно рукой, чтоб не выглядеть совсем уж болваном, развернулся и сбежал в дом. И даже за стаканом не вернулся. Стоя под душем, он то и дело проваливался в тот момент, когда увидел Коннора. Невероятно красивый, молодой, совершенно точно выросший не для старого военного, битого и жизнью, и обстоятельствами… Но как же сладко было воображать, что было бы, если б сам Хэнк не сбежал, а Коннор подошел и поднялся по ступеням. Больше Хэнк на террасе не подтягивался. *** За неделю Хэнк не только не устроил стрип-вечеринку, но даже до уборки вроде и добрался, но до конца так и не довел. День на четвертый, когда безделье уже долбало мозг, он поднял себя с дивана почти пинками, зарядил, наконец, робота-пылесоса, задал программу на мытье полов, нашел даже упаковку тряпок и прошелся по полкам, телевизору и раритетному проигрывателю с винилом. Но вскоре сдулся и постель перестилал, уже едва шевелясь. Заглянул в шкаф, сгреб с плечиков половину вещей в стирку и скинул тут же, вниз, со стуком задвинул дверцы. Включать стиралку было откровенно лень. Он хотел уже опять завалиться на диван, но с одной стороны в ногу ткнулся Сумо, с другой подоспел пылесос, и Хэнк, выругавшись, покачнулся. Отступил к стене, чтоб не больно падать, пихнул ногой — к его облегчению попал по пылесосу. Тот засвистел что-то, развернулся и поехал в сторону кухни. Сумо гавкнул, в кармане завибрировало, и Хэнк зло ткнул пальцем, принимая звонок. Звонили из стрелкового клуба. Раз-другой в месяц они бывали там с ребятами, но что теперь-то? Хэнк рявкнул приветствие и замолчал, вслушиваясь в то, что ему говорили. О том, что его давно там знают, признают опыт и личные качества. И предлагают подъехать и поговорить насчет кружка или нескольких уроков для начинающих. Первым делом Хэнк подумал, что это попросил кто-то из сослуживцев, например, Джеффри захотел помочь старому другу не киснуть на долгом отдыхе. Но потом опомнился — о том, что его отчего-то затягивает тоска, Хэнк тогда в баре ни с кем не поделился. И все равно он не дал четкого и ясного ответа. Пообещал перезвонить прямо завтра. Или на следующей неделе сразу с утра. И тут же словно забыл о предложении, отбросил, как что-то, чего не было. Словно никто ему не звонил и ничего не предлагал, или же это случилось во сне. Ну, или он все это просто придумал. Вся эта жизнь после отставки была… ненастоящей. Его как-будто исключили из общего, бурлящего потока, и он медленно тонул в затхлой заводи, из которой ему некуда торопиться, да и вообще не уйти. Придется бултыхаться вечно. На следующий, тоже ненастоящий, день Хэнк зачем-то спустил лестницу на чердак, постоял, подумал и полез по узким ступеням, прихватив мокрую тряпку. Наверху было почти пусто, очень пыльно и душно. В дальних углах, где сходил на нет скат крыши, клубками лежала пыль, стояли старые кресла, лежали в чехлах рыболовные снасти да весла от старой, почившей лодки. Хэнк, брезгливо поджимая пальцы, прошел к старому комоду, протер его, а потом выдвинул ящик, другой, вытащил старые папки, какие-то вырезки, письма — вот хрень, реально бумажные письма, наверное, от бабки остались. Хэнк обернулся, перевернул валяющийся табурет, смахнул пыль и с него и сел на влажное сиденье. И около часа не мог оторваться от пожелтевшей от времени бумаги. Всего лишь несколько писем бабке от деда. Ничего серьезного — ни описания важных событий, ни признаний или интересных новостей, но было в них что-то теплое и родное. Не зря бабка хранила их годами, да и Хэнку выбросить даже в голову не пришло. Пусть кто-нибудь другой этим займется, когда его не станет, а в дом въедут чужие люди. Внутри дернуло — сколько пустых лет в одиночестве придется ему здесь прожить?.. Хэнк, усмехнувшись,сложил пачку писем как было, задвинул ящик. Потянулся было разобрать папку со своими дневниками, еще школьными заметками, с расписанием тренировок и занятий для поступления в Академию, но настроение совсем пропало. Как-нибудь потом. Шея затекла, и Хэнк потянулся на неудобном табурете, расправил плечи, вытянул ноги и… замер в этой неудобной позе. Отсюда, со второго, считай, этажа, был прекрасно виден дом соседей. Забор больше не мешал к ним заглянуть, и Хэнк тут же наткнулся взглядом на Коннора. Чердачное окно давно и плотно заросло пылью, но не узнать Коннора Хэнк не мог. Поэтому он остервенело протер стекло от пыли почти сухой тряпкой, потом осмотрел задвижку, попытался открыть ее как можно тише, напрягся, сдерживая силу, и осторожно потянул. Старый механизм сопротивлялся недолго, шпингалет дернулся, но не звякнул, и Хэнк открыл окно неслышно и легко. Медленно высунул руку и попытался вытереть стекло и снаружи. Получилось не очень, но и этого было достаточно — теперь он разглядел, что Коннор сидит за столом у какого-то навороченного компьютера аж с тремя мониторами, и его пальцы так и летают по клавиатуре. Наверное, как раз играет в эти бесконечные молодежные игры. Неожиданно он был в очках, и Хэнк прилип к окну, пытаясь разглядеть все как можно лучше. Самого зрение уже подводило, и Хэнк щурился до слез, но не мог заставить себя оторваться и спуститься вниз за своими очками. Наверное, в дверь постучали, потому что Коннор оторвался от игры и что-то крикнул. Вошла Аманда, поставила рядом с клавиатурой тарелку с фруктами и забрала смятую упаковку от чипсов или чего там, сказала что-то вроде недовольно, а потом подошла ближе, потянулась и стала приглаживать непослушные волны волос Коннора рукой. Те снова падали ему на лоб, Коннор улыбался, Аманда вроде как выговаривала ему, но чувствовалось, что она тоже вот-вот готова ответить ему улыбкой. Хэнк замер. И, кажется, даже дышать перестал. Вот так бывает в любой день, в любой момент среди тех, кто дорог друг другу. Хэнк так давно и беспросветно был один, что успел забыть, как просто можно подойти к близкому, любимому человеку и сказать ему что-нибудь приятное. Запустить пальцы в волосы, нежно погладить, обхватить затылок ладонью и притянуть Коннора чуть ближе. Чтобы его дыхание — кофе или чай? — смешалось с дыханием самого Хэнка. А потом… Аманда как-то незаметно ушла, Коннор снял очки, положил их на стол и вдруг вскинул глаза к дому Хэнка. К окну, в которое тот сейчас так беззастенчиво глазел. Хэнк на инстинктах рванулся назад, табурет под ним покачнулся, ножка хрустнула, и Хэнк упал на пол. Попытался смягчить падение, ударился локтем и здорово приложился бедром, а потом перевалился на спину и замер, пытаясь отдышаться. Внизу беспокойно залаял Сумо, а Хэнк лежал и совсем невесело смеялся над собой — полным идиотом и сталкером за молодыми парнями. Стыдоба. В тумане тянущихся дней было сложно самому себе признаться в том, что он попал — совсем попал, — но Хэнк смог. Да, он врезался, влюбился в соседа, который хоть и вырос из встрепанного сурового мальчишки в молодого привлекательного мужчину, но все еще ему в сыновья годился. Но Хэнк все равно растерял свой покой. Коннор не подходил ему ни по возрасту, ни по опыту, ни по ориентации. С девушками он его, правда, не видел, но и с парнями тот замечен тоже не был. Может, асексуал? Хэнк понимал, что не имеет права думать о Конноре в таком ключе, но продолжал делать это каждый день. Да Коннор и слова бы ему больше не сказал, узнай он, чего Хэнк от него на самом деле хочет. Иногда в голову приходила мысль, что, возможно, он замещает этой одержимостью пустоту, в которую превратилась его жизнь буквально за пару месяцев, но потом Хэнк смотрел из-за жалюзи на Коннора, играющего с Сумо на заднем дворе, и понимал — нет, его чувства гораздо глубже. Просто сейчас у него нет работы, которой он успешно их заглушал последний… да, год. Целый гребаный год, с тех пор как Коннор вернулся из колледжа. *** В общем, до травы во дворе он так и не добрался. Неделя прошла впустую. С Коннором так и не поговорил, хоть и очень хотелось, в стрелковый клуб тоже не перезвонил, а на звонок Джеффри не ответил. Надо было растрястись, куда-нибудь выбраться — да хоть в супермаркет, и Хэнк откладывал подальше телефон доставки, надеясь, что сможет перебороть эту сонную муть. Правда, немного не успел. Его безжалостно из нее выдернули одним прекрасным утром, когда младшие Стерны вернулись… откуда там они должны были вернуться. — Хэнк! Эй, Хэнк! — Ну Хэнк же! Хэнк проснулся, но глаз пока не открывал — по его ощущениям было еще слишком рано, наверняка всего девять. Или даже восемь тридцать! Сам он накануне допоздна смотрел полицейский сериал, который откладывал последние лет пять, так что сегодня все эти звонкие радостные голоса были ему… глубоко неприятны. — Кому я говорил, что не Хэнк, а… Ну, один голос он готов был слушать вечно. — Дядя Хэнк! — кричали наперебой двое мальчишек — он не различал, кто из них Кеннет, а кто Ричард. — Мы газонокосилку возьмем? Ладно? — А то трава! А у вас штрафы! — А мы поможем. И Сумо! Сумо, ко мне! — Сумо, точно! Иди сюда, мальчик. — Эй, я его первый позвал! — А пришел он ко мне, — один из братьев захохотал. — Лузер! — А вот и нет! Ты сам такой! Смотри! Что-то зашуршало, негромко хлопнуло, и в уши Хэнка врезался торжествующий вопль: — Ага! Съел? Все псы любят сухарики. Хэнк уже хотел подорваться, чтобы спасти Сумо от сухариков, которые ему на пользу точно не пойдут, но один идеальный голос спросил: — А какие у тебя сухари? — Сумо нетерпеливо гавкнул, и Коннор успокоил: — Все в порядке, ему можно. Сам купил, Кеннет? — Ага, — голос звенел от удовольствия. — В зоомагазине. — И через пару секунд: — Понял, как надо? Ответный вопль разбудил Хэнка окончательно. — Дядя Хэнк! А га-зо-но-ко-сил-ку можно?! Можно, конечно. Но под присмотром. Так что пришлось вставать. — Нет у меня никаких штрафов, — пробурчал он, выкатывая газонокосилку на дорожку. Мальчишки не слушали его, крутились вместе с Сумо рядом, лезли под руку и то и дело оглушительно интересовались, заведется ли? Есть ли в ней бензин? А может, сломалась? Да нет, ни фига! Тут очередь вопросов весело перебил Коннор, который отругал пацанов за уличные словечки и тут же сам бросился играть с Сумо. И Хэнк, стараясь не смотреть на их безудержное, прямо скажем, веселье, едва не прослезился — время бежало так быстро! Когда-то он просто иногда возился с тремя братьями, которых усыновила вечно занятая соседка Аманда. Все было простым и ясным. И пусть у Хэнка не было времени заниматься чужими детьми чаще, он делал, что мог. И тоже получал от общения удовольствие. Серьезный не по годам Коннор, себе на уме Кеннет и прямой как палка младший Ричард. А сейчас… Как же он довел до того, что все так изменилось? Почему вдруг Коннор так быстро изменился? И кто бы сумел вырезать из памяти Хэнка день, когда он увидел Коннора, приехавшего на каникулы из колледжа. До этого жизнь закрутила, и он не видел его довольно долго. И вдруг тот вышел из такси, оглянулся и ослепительно улыбнулся Хэнку, который замер у своей машины, глупо держа ключи в протянутой руке. Хэнк был не готов! Да он и не узнал Коннора сразу, а стоял и пялился как подросток на красавчика — свою ожившую мечту. И только когда Коннор снял очки, растрепал волнистую челку и крикнул: «Привет, Хэнк», того пробрало. Стало страшно, словно он летел вниз с русских горок без страховки и креплений, и ничто уже не могло заставить его забыть этот момент и снова увидеть в Конноре соседского ребенка. Тот вырос и безвозвратно стал взрослым. Да, Хэнк готов не был. И проиграл по всем фронтам. — Дети растут слишком быстро. Хэнк вздрогнул и обернулся. Аманда подкралась со спины и теперь испытующе — как показалось Хэнку, — смотрела ему в лицо. Словно подозревала, что сосед извращенец. Вот же хрень в голову лезет! — Особенно чужие. А еще недавно все трое путались под ногами. — Они скучают. Что? — Аманда подняла бровь на его вопросительный взгляд. — Раньше ты больше с ними возился. Траву вон косили вместе, на стадион ходили. И на лодке их катал. — Работа, — Хэнк как мог небрежно пожал плечами. — Ну а сейчас твоя работа закончилась? — Откуда знаешь? — Слухами земля полнится, — Аманда развернулась к нему, ткнула в грудь пышной розой. — Я не настаиваю, конечно… — Хэнк хмыкнул, — …но было бы неплохо, — тон стал чуть настойчивей, — чтоб и у младших был пример крепкого мужчины перед глазами. — Аманда, послушай… Газонокосилка взревела, а следом за ней на два голоса восторженно взревели пацаны. Коннор только смеялся. Сумо лаял изо всех собачьих сил. А Хэнк тонул. — И ты тоже послушай, Хэнк Андерсон. Нельзя приучить к себе, а потом вдруг пропасть и полгода не попадаться на глаза. Или сколько ты там бегаешь. — Я не бегаю! — возмутился Хэнк, холодея. Неужели это было так заметно?.. — Как скажешь, — она поджала губы, отвернулась к своим детям. Коннор одним глазом следил за братьями, другим за ними с Амандой. Надо было что-то отвечать, но Хэнк в душе… он понятия не имел, как выкрутиться. — Скоро школа, они будут заняты, — Аманда на него больше не смотрела. — Мои слова, конечно, ничего не значат… — Аманда, ну сколько можно! — Что? — она взглянула быстро и остро. — Манипулировать! — возмутился Хэнк. В конце концов лучшая защита — нападение. — Так нельзя, я не твой подчиненный, и сам прекрасно все понимаю. — Правда? Понимаешь? Тогда это совсем жестоко. Кеннет и Ричард… Хэнк застонал в голос. — Ты меня убедила. Кеннет и Ричард пусть будут готовы дня через два-три, — он задумался, прикидывая, когда успеет все проверить и приготовить, — скажем, во вторник, часиков в пять утра. Поедем рыбачить. Аманда стояла к нему в профиль, но даже так он увидел, как смягчилось ее лицо, даже губы дрогнули в слабой улыбке. Ее подобии, конечно. — Я скажу мальчикам, они будут рады, — она повернулась к нему, протянула истерзанную розу с выдранными колючками. — Сэндвичи с собой? — И твой травяной чай! Розу Хэнк брать не хотел, но пришлось. В который раз порадовался тому, что женщины его не привлекали — иначе шансов вырваться из клещей соседского интереса у него бы не было. И черт его дернул спросить: — А Коннор? Аманда повернулась к нему так резко, что он отступил на шаг. — А что Коннор? Отступать было не то что некуда — просто нельзя! — Не поедет на рыбалку? Раньше-то он в первых рядах летел. — Он стал совсем взрослый. И теперь у него другие интересы. Ну почему она так смотрит? Словно рентгеном просвечивает. — Не интересно с дядей Хэнком рыбу ловить? — У него работа. Личная жизнь. Хэнку захотелось зло расхохотаться Аманде в лицо, а потом послать ее куда подальше. Но он, конечно, сдержался. — А и правда. Места на всех не хватит. Так что давай, до вторника. — К тому же, — она словно не услышала прощания, — он очень самостоятельный. И если ему что-нибудь понадобится, он скажет тебе сам. Аманда еще несколько секунд буравила его взглядом, словно проверяя, дошел ли до Хэнка ее посыл, потом слегка кивнула и ушла. А Хэнк наконец перевел дух. Она, конечно, вела себя странно, но не намного страннее, чем обычно. Намеки, скрытая агрессия и вот это «выведение на чистую воду» — это всегда было ее любимой и единственной манерой поведения. И только когда она оставалась наедине с детьми, можно было увидеть совсем другую женщину. Но в ту часть ее жизни Хэнку хода не было. И к лучшему. Он поднял глаза и буквально наткнулся взглядом на Коннора. Тот даже хотел было подойти к нему, но газонокосилка вдруг чихнула, и ровный шум мотора сбился. В ответ на это раздались возмущенный крик Ричарда и разочарованный стон Кеннета, и Коннору пришлось поспешить им на помощь. Чему Хэнк был неизмеримо рад. И так же неизмеримо этим разочарован. *** Вообще, он и не предполагал в себе такого мастерства в избегании Коннора. Притворство занимало слишком много сил, а Коннор был таким… привлекательным. Хотелось флиртовать, делать намеки — пристойные и не очень — и не скрывать своего интереса. Иногда, лежа в темной спальне в пустой кровати, Хэнк думал, что это смешно и недостойно, в конце концов, его возраста. Либо признайся, выслушай отказ и живи дальше, либо признайся, выслушай, а потом собирай себя по кусочкам. Потому что отказ… Хэнк боялся, что именно сейчас, когда земля под ним плыла, отказ станет тем, что его доломает. Да, ему было страшно, и он не знал, чего боялся больше: того, что случится с ним, или самого момента, когда после признания лицо Коннора станет холодным, потом на нем проявится разочарование, а может, и отвращение. И это еще повезет, если он скажет короткое «Нет» и просто уйдет. Так что лучше терпеть до последнего, разве нет? И он терпел. А пока не мог отказать себе в том, чтобы посмотреть на Коннора лишний раз. Нет, не слишком часто — всего-то пару раз в день. Или один, если удавалось занять себя достаточно, чтоб не хотелось взвыть от тоски. Коннор был на своем обычном месте, за столом. Но сегодня не работал, а сидел, откинувшись на спинку кресла, чуть поворачивался в одну и другую стороны и рассеянно смотрел на забор, разделяющий их дома. Поднял бы взгляд — возможно, сумел бы заметить и Хэнка в окне под крышей. Не успел Хэнк устроиться удобнее, как вошла Аманда и сказала что-то явно резкое, потому что Коннор развернулся к ней в кресле и ответил что-то, непреклонно подняв голову. Аманда голос не повышала, но по ее лицу было видно, что говорит она совсем не приятные вещи. Сдержанная поза, но весь вид такой, словно палку проглотила: несгибаемый. Но и Коннор, видно, взял от нее самое лучшее — линия его плеч не смягчилась, он выпрямил спину и стал что-то говорить, то и дело легко хлопая ладонью по столу. Хэнк заметил, как взгляд Аманды метнулся к его руке, потом впился в лицо. Было очень жаль, что сам он лица Коннора в этот момент не видел. Что же тот так стойко отстаивает? На минуту Хэнк провалился в фантазию: Коннор признался ей, что встречается с соседом, и теперь Аманда в шоке требует прекратить связь со стариком. Говорит, что жизнь его катится к закату, что ничего впереди у отставника уже нет, и он цепляется за молодого любовника, чтобы тот заполнил пустую старость. Хочет высосать молодость и радость, потому что своего-то и не осталось ничего… Хэнк не стал досматривать, что там у Коннора с Амандой. Он зажмурился, закрыл лицо руками и глухо застонал. И это он? Сидит здесь, на пыльном чердаке, и исподтишка наблюдает за молодым парнем, потому что шишка чешется? Табурет, что он отбросил ногой, с треском врезался в косой скат и, кажется, развалился. А Хэнк спустился вниз и решительно взялся за лестницу. Напрягся — мышцы забугрились под тканью футболки, — и стал ее расшатывать. Дело шло тяжело, лестницу делали на совесть, и она держалась до последнего. Но и Хэнк не сдавался, вся злость, вся ненависть к себе и к ситуации словно воплотились в этих деревяшках, укрепленных металлическими полосами, и Хэнк остервенело расшатывал их, налегал всем телом, дергал и тянул. Сумо, словно чувствуя что-то, под руку не лез, смотрел издалека, то и дело повизгивая, но Хэнк его не слышал. Первый треск прозвучал для него музыкой, а когда вся конструкция словно растеряла жесткость, стала гнуться и шататься, в нем открылось второе дыхание. Он перехватил лестницу горящими ладонями и налег на нее всем телом, прокручивая ее влево. Затрещало, и он победно взрыкнул, то тут же закрыл рот — с потолка полетели щепки, куски штукатурки, труха и пыль. Много пыли. Но Хэнку было все равно, он дернул в последний раз, плечи пронзило болью, ладони свело, им стало горячо, но лестница наконец осталась в его руках. Он отбросил ее в сторону, и та с грохотом врезалась в стену, Сумо залаял, а Хэнк сполз на пол на вмиг ослабевших ногах и захохотал, держа наотвес ладони, с которых капала кровь — содрал-таки кожу. Руки и плечи пекло, глаза слезились, сердце грохотало в груди: качало густую тяжелую кровь, но Хэнку все равно было легко. Словно он победил что-то внутри себя: мерзкое и липкое, то, что пачкало, делало из него не настоящего человека, а так, плесень какую-то. Жаль только, что это оказался вечер воскресенья. Хэнк, пачкая телефон кровью, слушал длинные гудки из стрелкового клуба, когда вспомнил, что сегодня толку не добиться — выходной, — и его эйфория понемногу спала. Он сбросил вызов и тяжело встал, однако привычного опустошения не почувствовал. Не все сразу, так? Хэнк подошел к развороченному зеву люка, вгляделся в его край, прикидывая, не надо ли выровнять, чтоб крышка хоть немного прилегала, а потом медленно потянул за веревку, закрывая черноту. *** В понедельник до телефона он тоже не добрался — дел было по горло. Позвонить в эллинг и попросить спустить на воду лодку, которая так и стояла там с самого зимнего хранения. И чтоб мотор проверили, залили бензин и все остальное, что надо. У Хэнка тоже дел было по горло: снасти обновить, удочки, да и докупить, что нужно. Хорошо, что основной запас держал в гараже, а когда он в последний раз на лодке куда ходил, и сам забыл. Раз уж подписался провести время с мальчишками, стоило подготовиться как следует. Поэтому прямо с утра Хэнк принял душ, обработал ладони, перевязал левую, собрался и поднял ворота гаража. И сразу увидел Коннора — тот сидел на каменном выступе ограды, нахохлившийся в утренней прохладе, немного сонный, но решительный. — Ты откуда тут? — вырвалось изумленно у Хэнка. — Что-то случилось? Коннор спрыгнул с ограждения, подошел к гаражу и склонил голову набок. — А что может случиться? — Ну, с мальчишками что, — Хэнк тут же почувствовал себя глупо. Не сидел бы Коннор так спокойно, случись с ними хоть что-нибудь. — Они спят, — Коннор улыбнулся. — Спят и видят, что завтра уже настало и пора вставать на рыбалку с дядей Хэнком. — Точно, дядя Хэнк не подведет. — Сегодня почему-то разговаривать с Коннором было легче. Словно размытые границы вновь обрели свою четкость. — Как раз собираюсь закупиться. Он замолчал, намекая, что Коннор может и в сторону отойти, дать машине выехать. — Отлично, — кивнул тот и отступил, только не отошел в сторону, а двинулся прямо к машине, открыл пассажирскую дверцу и уселся. И даже ремень пристегнул. — Скатаюсь с тобой, — он нагнулся, высматривая Хэнка в окно. — С вами не поеду, так хоть так приобщусь. Хэнк пожевал изнутри губы, растер щетину, которую неплохо было бы подровнять, но делать нечего — сел за руль. Завел мотор. — Ну, тогда поехали, Коннор. Язык коснулся зубов, имя мягко вылетело изо рта с выдохом. Так привычно. — А с рукой что? Коннор выглядел встревоженным и даже потянулся было к Хэнку, но передумал, сел ровно. А тот чуть удивленно посмотрел на свою руку — ладонь не болела и не саднила с тех пор, как он увидел Коннора. — Заноза засела. Пока вытащил… — Полруки расковырял? — Коннор хмыкнул с таким видом, словно в занозу не поверил. — Ничего такого. Завтра на рыбалку с твоими, без проблем. Да мелочь это. Хэнк словно оправдывался, выходило бестолково и неуклюже. А Коннор несколько секунд не отводил от него взгляда, и по его лицу было совершенно непонятно, о чем он там думает. — Ладно, — сказал тот коротко и отвернулся. Дорога так и ложилась под колеса ровной лентой. Хэнк не поехал по центральным улицам, за заборами и деревьями то и дело мелькали дома, еще старые, не однотипные, а каждый на свой лад. Хэнк, как обычно, сбавил скорость, и Коннор уставился в окно — они и раньше так делали, Коннору было интересно. Хэнк старался на него не смотреть лишний раз, но то и дело, на перекрестках, когда приходилось ждать зеленый свет, бросал на него короткие взгляды. Кажется, тому все это нравилось до сих пор. Когда они выехали из старой части города, Коннор кинул на Хэнка довольный взгляд, кивнул ему с легкой улыбкой и сел расслабленно. Теперь он смотрел, казалось, только на дорогу, ладони лежали на бедрах, обтянутых джинсой, пальцы изредка постукивали в такт музыке. Шорты кончались у самых коленей, и Хэнк боялся перевести взгляд туда — новоприобретенной выдержки могло и не хватить при виде светлой кожи в темных волосках на стройных голенях. И даже вздыхать не стоило, так что самоконтроль зашкаливал. И о чем говорить? Раньше-то они болтали не останавливаясь. Коннор, когда привык и доверился, вываливал на Хэнка кучу информации о школе, друзьях, которых было не так уж много — большую часть его времени отжирали братья. О, он еще и на них не то чтобы жаловался, но по-взрослому спрашивал совета, как разруливать ссоры и не скатиться в каждодневные драки. Хэнк невольно улыбнулся, вспомнив, как изощрялся, стараясь дать умный, миротворческий совет, хотя сам привык действовать прямо и четко, без сантиментов. — Ну, как ты вообще? — спросил он, сам от себя не ожидая. — Колледж позади, что думаешь делать? Коннор повернулся к нему. — А что делать? Работать, конечно. Аманде помогать, пока мелочь не вырастет. — Мелочь, — хмыкнул Хэнк. — Кеннету сколько уже? Коннор тяжело вздохнул. — Пятнадцать. — Что так тяжко? Себя вспомнил? — Себя? — Коннор возмущенно сдул прядь со лба и выпрямился. — Да я был скучным задротом, только и думал, как бы все споры уладить, да чтоб никто не передрался. А этот… эти!.. Один страдает, что мир крутится не вокруг него, другому подавай вселенскую справедливость сейчас и сразу. Он возмущенно сверкнул глазами. — Задрот? Ты? — Хэнк рассмеялся. — Да-да, конечно. Утешай себя. — Чего? — Коннор даже развернулся к нему в кресле. — Ты о чем это? — Такого хитрого пацана, уж прости, я давно не видел. Задрот, как же. Коннор, кажется, хотел обидеться, что Хэнк не оценил его светлое прошлое, но посмотрел на него чуть дольше, прикинул что-то, прищурился и рассмеялся тоже. — Эй, я никого не бил и даже подзатыльники почти не раздавал. — Тебе и не надо было. Они у тебя и так строем ходили и с рук ели. Скажешь, сейчас не так? Коннор вздохнул. — А сейчас они поумнели и сталкивать их лбами уже не так просто. — Что, хитрость с поломанным велосипедом уже не вынуждает их играть вместе и делить время поровну? Иначе ломался и второй велосипед, — Хэнк поиграл бровями. — Они давно научились велосипеды ремонтировать и гоняют по отдельности. — Зато учились ремонтировать вместе. — У тебя, — Коннор снова сел прямо. — Давно это было. А сейчас? Сильно тебя достали? Мне показалось, что тебе не очень-то хотелось везти их на рыбалку. — С чего это ты… — Да брось, — Коннор все так же смотрел прямо перед собой, — я же видел, как тебя Аманда укатала. Перед парковкой супермаркета, несмотря на раннее утро, случился какой-то затык, и Хэнк мог повернуться и рассмотреть нарочито спокойного Коннора. — Ты бы лучше спросил сразу, чем выдумывать… Коннор бросил на него косой взгляд. — Ага. Тебя еще пойди поймай. Прямо квест какой-то — поговори с Хэнком. В голосе, несмотря на нарочитое спокойствие, чувствовалась обида. И Хэнку стало очень неуютно. Но тут не объяснишь. На его счастье в заторе появился просвет, и он ринулся вперед, маневрируя между застрявшими машинами и заглохшим пикапом с моторкой на прицепе. Стоянка была огромной, и с трех ее сторон виднелись разные магазины и огромный супермаркет. Но Коннор смотрел чуть дальше. — Это что? Cabela’s? — в его голосе звучал неподдельный восторг, и Хэнк не смог сдержать улыбку. — Он самый. Помнишь его? — Как бы я забыл! Мой любимый магазин! — Ну, сегодня мы там четыре часа ходить не будем. — Не может быть, — Коннор повернулся к Хэнку — обиды в голосе и в лице как не бывало. — Я не мог столько там торчать. — Скажи это моей пояснице, — Хэнк повернул руль, и машина поехала к супермаркету. — Эй! Это нечестно! — Да зайдем мы туда, мне надо леску заменить, мелочи всякие. Но только позже. Коннор сжал губы, а потом рассмеялся. — Уговорил. Хэнк на мгновение испугался, что он сейчас скажет «пап», а потом его отпустило. Коннор никогда его так не называл, и даже когда был совсем ребенком, понимал, что дядя Хэнк — дядя чужой. Это сильно упростило ситуацию, с его-то образом жизни нести ответственность еще и за соседских детей? Да он дома редко бывал и больше отсыпался. Ну и не был он готов тогда, не хотел и сейчас. А если и захотел, то не отцовства… Продуктами закупились быстро. Покидали в тележку протеиновые батончики, молоко, фрукты и еще снеков по мелочи, а потом Хэнк тоскливо посмотрел в сторону нормальных продуктов, но развернул тележку в сторону касс — выбирать еду на неделю вместе с Коннором ему… ну, наверное, слишком хотелось, чтоб он мог себе это позволить. А вот когда они подъехали ближе к Cabela’s и вышли из машины, он и не думал как-то Коннора торопить — слишком тот был рад. — А что, ты больше здесь не бывал? Коннор, который шел на шаг впереди, обернулся и мотнул головой. — Нет. Без тебя ни разу не был. — Да и со мной-то. — Пять раз. Примерно, — Коннор прищурился, — раз в год. Плюс минус. — Не часто, вообще-то. Если тебе так нравилось, ты мог бы сказать. Он смотрел на Коннора в профиль, и улыбка у того была почти как у Аманды. — Зачем? — Дети всегда требуют того, чего хочется, — Хэнк пожал плечами и тут же пожалел о сказанном. Когда это дети Аманды устраивали ему истерики? — Что ж, думаю, я много упустил, — Коннор улыбнулся ему через плечо, и Хэнка отпустило. — Извини, это я по детям сослуживцев сужу. Вы-то были… — Забитыми чудиками? — Очень воспитанными детьми. — Хэнк вдруг испугался. — Или это Аманда давила? — Даже не думай! — в голосе Коннора прорезалась сталь. — Она замечательная мать. Это просто до нее нас, — Коннор помолчал, — помотало. — Вот хрень! Извини, ладно? Что-то я не подумал. Коннор остановился у самых дверей магазина и кивнул с усмешечкой, которая тут же Хэнка зацепила. — Да. Иногда ты вообще не думаешь. — Эй, тебе не кажется, что я слишком стар для… — Давай потом поговорим, для чего ты стар, а для чего еще сгодишься. Не мешай мне окунаться в детство. И Коннор шагнул в раскрывшиеся перед ним двери. Хэнк на миг онемел от нахального намека. Или не намека? Что это было вообще? А потом вошел в двери следом за Коннором. *** Он и сам успел забыть, какое этот магазин производит впечатление. Широкие окна и высокий потолок при входе, напротив дверей статуя из черного камня, изображающая какого-то чувака с ружьем, и тут же памятная умная фраза на куске скалы. Хэнку никогда не было интересно, кто это и что он сказал, но по виду тот явно наслаждался жизнью, а это Хэнк одобрял. Коннор уже завис у статуи, вчитывался в выбитые слова, потом обернулся к Хэнку и нетерпеливо дернул плечом. — Хочу пострелять. И из лука! И удочки посмотреть. Наживка эта, — он поморщился, но тут же снова воспрял: — Точно! Блесны! Всегда любил их рассматривать, они были похожи на, — Коннор глубоко вздохнул, заблестел глазами, — на что-то чудесное. — Они и есть чудесные. — «Это ты чудесный». — Пойдем сначала к ним, надо порадовать твоих пацанов. — «А тебя в первую очередь». — А потом в тир. Поучишь меня стрелять? Хэнк хотел кивнуть, но сглотнул пересохшим горлом и вроде естественно хохотнул. — Не сегодня. Пока ты стреляешь, я пройдусь там, где тенты. Надо обновить, лодку до осени в эллинг загонять не стану. Коннор поскучнел, но когда впереди замаячили стеклянные прилавки с выставленными блеснами и искусственной наживкой, расстраиваться перестал. Глаза у него заблестели, и он приник к витрине. — Какое все сверкающее. — Сорока, — хмыкнул Хэнк. — Выбери что-нибудь, блесну какую, может, поймаем окуня. — Не рано им окуней из воды таскать? — Это в пятнадцать-то? — прищурился Хэнк. — Себя вспомни, ты мне помогать не давал, сам всегда рыбу тащил. Коннор обернулся. — Я про Ричарда думал. — А уж он-то в пику Кеннету, думаешь, на мелочь согласится? — Все время забываю, что ты не любитель прикрикнуть, чтоб тебя слушались. — Да уж, ты в курсе. Я вот молча и страдал, — с намеком ответил Хэнк и рассмеялся вместе с Коннором. — Да ладно, я всегда был послушным мальчиком, — обронил тот слова, которые заставили Хэнка почти поперхнуться воздухом. Коннор давно отвернулся, выбирая блесну, а Хэнк все пытался справиться с собой. И вообще, Коннор специально, или действительно не чувствует, что эти словечки его… на грани приличий. И чем он в своем колледже занимался? — О чем думаешь? — спросил Коннор у самого уха. — О том, что наше образование загонит страну в тупик. Лицо Коннора на миг приняло озадаченное выражение, а потом на нем мелькнуло разочарование. — Как скучно, — скривился он. — Так, вон блесны я выбрал, забери. Я стрелять, а ты за тентом? — Я за тентом, — Хэнк с удивлением смотрел, как настроение Коннора снова изменилось, и он деловито кивнул. — И живую наживку надо взять, первый заброс на мелочевку сделаем. — Тогда у статуи через полчаса? И пройдемся по магазину еще. — Я не успею, — возмутился Хэнк, — мне для ножей точилку надо, да и вообще. — Ножи? — переспросил Коннор. — Ладно, через полчаса у ножей. Я тебя найду, только никуда без меня не уходи. — Да, мамочка, — проворчал Хэнк, глядя вслед удаляющемуся Коннору. Дурная мысль засела в голове: такие перемены настроения, не являются ли они признаком, что Коннор на что-то подсел? Хэнк стал вспоминать, какие у того были зрачки, какой взгляд, и успокоился. Нет, просто Коннора что-то беспокоит. Наверное, ему тоже хочется на рыбалку, как когда-то. Хорошее было время. Коннор был просто соседским пацаном с тяжелым взглядом немало повидавшего человечка, который оттаивал от простых радостей. Теперь же все стало намного сложнее, для Хэнка так уж точно. Он завис у тентов, так что Коннор нашел его, еще когда тот выбирал наживку. И на вопрос, как тир, понравилось ли стрелять и где мишень, интересно же, что он выбил, Коннор лишь пожал плечами и пробубнил что-то неясное. Неинтересно, тетива у лука отсырела, а мишень нес да не донес. Хэнк только диву давался. Но потом они шли мимо уголка типа природы с чучелами животных, и Коннор остановился, задумчиво их осматривая. — Не пойму, что чувствую, — сказал он, не глядя на Хэнка. — В детстве мне казалось, что ничего круче быть не может. — А сейчас? Разочаровался в охоте? — Не особо и очаровывался. В колледже есть знакомые, которые считают это бессмысленным убийством. Хэнк поджал губы. — А ты? — А я понимаю разумную необходимость. Или просто необходимость. Если надо — делай. Не оглядывайся. Так? Хэнк кивнул, хотя совсем не был уверен, что они все еще говорят про охоту. Они посмотрели и точилки, и ножи, конечно. Незаметно продавец выложил для них на прилавке штук пять разных, и Хэнк, не сдержавшись, покрутил один из них в пальцах — не слишком тяжелый, удобно лежащий в руке — сначала правой рукой, потом так же левой. — А этот? — продавец выложил тяжелый, с широким лезвием и зазубринами по внешней кромке. Хэнк мог и с таким, отличный баланс, дело пошло даже легче — они с ребятами немало забавлялись в перерывах между… работой, скажем так. — Возьмешь? — спросил Коннор, который стоял и смотрел на Хэнка во все глаза. — Да мне не надо, есть. Продавец понимающе покачал головой. — Ясное дело, с такой работой без ножа никак. Хэнк пожал плечами. — Я в отставке. — Как будто это имеет значение. А Хэнк на миг замер. Для него это имело значение, иначе он не чувствовал бы, что жизнь дала трещину и он остался на тонущей стороне. Но слова незнакомого человека словно толкнули что-то внутри. Он не хрен собачий, он Хэнк Андерсон! Что сказали бы ребята, узнай, какая хрень лезет ему в голову? — Жаль, — протянул Коннор. — Он классный. — Хочешь такой себе? — Я не умею с ним обращаться, — улыбка вышла кривой. — Пойдем? И Хэнк кивнул. И задавил мысль о том, что неплохо было бы купить чертов нож — не последний, а полегче — и самому научить Коннора и крутить его, и в цель метать. Да, он мог бы. Но не мог. *** До эллинга доехали в тишине. Не тягостной, а слишком приятной. Коннор чему-то улыбался, тихо подпевал музыке и отстукивал ритм пальцами на бедре. Хэнк хотел сначала о чем-то спросить, казалось, что молчание неуместно, но потом задумался, все ли закупил для завтрашней рыбалки, мысленно перебрал удочки и спиннинги, покивал, соглашаясь, что вроде все идет путем. — Теперь только чтоб лодка была на ходу. А то, — он замолчал, заруливая к каналу с платными эллингами, почти пустующими по причине лета. — Все отменится? — Коннор уставился на Хэнка и покачал головой. — Ты хоть представляешь, что тогда начнется? — Да не… кхм, не переживай. Если мотор не в порядке, новый поставим. Ну или арендую на завтра у хозяина. Он мой друг. — Фу, ну ладно, — Коннор ощутимо расслабился. — А то ждала бы нас веселая неделя. — Я смотрю, такими темпами ты своих братьев еще и опасаться начнешь. Коннор посмотрел на Хэнка серьезно. — Не опасаться, я их знаю как облупленных. Но приятного, я гарантирую, было бы мало. — Напомни мне в следующий раз, чтоб я сначала все проверил, а потом назначал поездку. — Очнись, чувак, — захохотал Коннор, сверкая белыми зубами, — против Аманды у тебя и шанса не было. Хэнк заржал тоже. — Бинго, детка! И едва не подавился своими же словами. Но ему повезло — лодка была в полном порядке. Кое-где краска, конечно, отошла, но этим можно было заняться и позже. Главное, что мотор послушно заурчал, когда служащий эллинга завел его, показывая состояние владельцу. — Бензина еще б канистры две, — почесал Хэнк подбородок в щетине, и служащий, кивнув, ушел. — Залезай, — Хэнк спрыгнул в лодку, расставил ноги, вновь привыкая в ощущениям. — Как домой вернулся. Лодка качнулась еще раз. — Она меньше, чем я помнил. Было тесно, и Коннор подошел совсем близко. Хэнк сел в кресло у руля, предполагая, что тот сядет где-нибудь сбоку, на место для пассажиров, но тот встал прямо перед Хэнком, почти уселся задницей на панель управления. — Эй, осторожно. — Я осторожно, — согласно кивнул тот, но в лице зрела решимость. — Я вообще, знаешь ли, в последнее время очень осторожен. Хэнку стало неуютно. Вот оно, снова настроение у Коннора изменилось. И сейчас Хэнк почувствовал почти опасность. Стоило бы пойти следом за рабочим, помочь с канистрами, да хоть с чем-то. Но они с Коннором остались одни в огромном крытом помещении, лишь в дальнем углу, за лебедками, которыми опускали лодки в воду, стояла еще одна одинокая, замотанная в брезент. Причалы рядом были пусты, и только одни ворота распахнуты — за ними виднелась гладь канала, да солнечные блики, отражаясь в бегущих волнах, живыми пятнами играли на стенах, потолке, лице Коннора. Вода плескалась о днище, лодку покачивало, и рядом не было никого. Лишь они вдвоем. — Ты это о чем? — спросил Хэнк, проиграв себе в который раз. — Осторожен в чем? — Я думаю, что ты знаешь. Хэнк взглянул Коннору в лицо, но тут же отвел взгляд. — Я, — он сглотнул. — Нет. — Ты врешь, — протянул Коннор почти нежно. Он переступил, и нога его прижалась к бедру Хэнка. И это не могло быть совпадением или чем-то, что получилось случайно. Случайно о чужие бедра так не потираются. — Это все тебе не нужно. — Хэнк сжал зубы, а потом твердо посмотрел Коннору в глаза. — Возможно, я был единственным мужчиной в твоем окружении, который с тобой занимался. И ты подсознательно решил, — Хэнк кашлянул, — заменил мной фигуру… — Отца? — Коннор перебил его, насмешливо подняв брови. — И теперь стараюсь быть ближе, потому что мне до сих пор нужен отец? — Ну, не так очевидно, но да! Смех Коннора был совсем не веселым. — Мой отец, — он помолчал, потом исправился: — Наш отец не был фигурой для подражания. То, что он делал… поверь, после того, как он сгорел пьяным в той развалюхе, что мы звали домом, я никого и никогда не назову отцом. Костяшки пальцев, которыми Коннор вцепился в панель за своей спиной, были белыми. На виске пульсировала венка, губы сжались. — Он вас… — Не то, что можно подумать. Но нам и голода хватало, и побоев. Мы ходили синие. Мать ушла еще раньше. Бросила нас… И день его смерти стал, — Коннор вроде усмехнулся, но его губы поехали в сторону, и усмешка получилась кривой, страдающей, — праздником. — Черт, Коннор, прости. Коннор дернул плечом, глубоко вздохнул несколько раз — все под внимательным взглядом Хэнка, потом зажмурился ненадолго, а когда открыл глаза, они больше не были черными провалами во тьму. В них снова играли огоньки. Хэнка бросило в жар. Теперь стоило удивиться его собственным скачкам настроения. — Ерунда. Мы остановились, — Коннор снова переступил ногами, и теперь они стояли по обеим сторонам от бедер Хэнка. Еще чуть-чуть, и он мог бы сесть ему на колени. Вот черт! — Мы остановились на том, что я стараюсь быть хоть и осторожным, но честным. Ты все понимаешь, Хэнк. То, что я… Сзади, в гулком пространстве эллинга, оглушительно загрохотала тележка с канистрами. Хэнк быстро встал, закрывая Коннора собой, и его почти обожгло чужим теплом. Выдох щекотно прошелся по шее, Коннора в ответ словно потянуло вперед, и Хэнк всем телом ощутил легкое прикосновение. Стоило опустить голову, и лицо Коннора оказалось перед ним, впервые так близко. И после произнесенных слов эта близость горячей волной прошлась по венам, руки потянулись сами, и Хэнк кончиками пальцев невесомо коснулся бедра Коннора, ткани, под которой он почти почувствовал гладкость кожи. Сзади снова загрохотало, и Хэнк буквально выдрал себя из близости. Сделать это было так сложно, потому что Коннор как раз поднял голову, и Хэнк в один момент увидел его глаза за густой решеткой ресниц — кофейные и теплые, с глубокими провалами зрачков. И губы: приоткрытые и нежные, словно Коннор ждал, когда Хэнк наклонится и прикоснется к ним своими… — Две хватит? — крикнули сзади. И Хэнк вырвался из омута. — Давай, если больше нет! У него, например, сил терпеть все это точно больше не было. Зато после того, как канистры загрузили на борт, время побежало вскачь. Коннор сбегал на стоянку и, пока Хэнк осматривал все внизу, под палубой, принес из машины пакеты. А потом протянул ключи. — Я машину поставил на сигналку, заберешь, когда захочешь. Или я могу завтра днем съездить. — На такси, что-ли, разъезжать? Ответ получился таким по-стариковски ворчливым, что Хэнк едва не выругался, но улыбка Коннора все возместила. — Велик возьму у Кеннета, — чуть снисходительно ответил тот. — Или могу тебя подвезти на багажнике. Весь его вид буквально кричал, что он не прочь услышать, на чем сам Хэнк не против его подвезти, но тот благоразумно сдержался. Остыл, пока шарился, согнувшись, в тесном трюме, и пообещал себе, что он будет как кремень и дурость мальчишки за чистую монету принимать не станет. С каких это пор молодой человек стал у него мальчишкой, он сам себе объяснять не собирался. — Там видно будет, — буркнул Хэнк и сунул ключ в гнездо. — Садись и пристегнись. Пойдем быстро. — Торопишься? — вроде бы подначил Коннор, но, кажется, уже почувствовал, что весь настрой на разговор у Хэнка сбился и продолжать бессмысленно. И хорошо, как настроение упало — изобразить тупого солдафона у Хэнка получилось бы на раз, а Коннора обижать не хотелось. Он подумает обо всем этом, но немного позже. Солнце разошлось вовсю, редкие облака, что закрывали небо еще до обеда, растворились в белесой синеве, и вода сверкала в ослепительных горячих лучах. Они вышли из эллинга, и Хэнк зажмурился почти до слез, хорошо, шел еле-еле. Потом проморгался, вырулил из ворот, помахал рукой сторожам, и лодка пошла потихоньку — хоть сказал Коннору, что будет гнать, да не хотелось. А тот сел рядом, пристегнулся, конечно, но ремень ослабил и теперь полулежал, раскинув руки и ноги на сиденье и подставив лицо солнцу. Еще и разулся, и глаз не открывал — спасибо, господи, за радости твои, — и можно было невозбранно за ним наблюдать. Это же не считается сталкерством, когда один человек просто любуется другим. Ветер то и дело сдувал волосы со лба Коннора, и Хэнк почти потянулся горящими от желания прикосновений пальцами к его коже. Это было как наваждение, почти такое же сильное, как тогда, на крыльце. Хэнка не отпускало: сколько ни тверди себе, что затея глупая и перспектив никаких, а надежда все равно шевелится в груди, растет, дай только волю. А вдруг все получится? Вот протяни только руку — и Коннор протянет в ответ свою, а потом… можно же попробовать быть вместе? Ну и что, что разница в возрасте? Сколько таких, как они, — и ничего, живут себе… — О чем думаешь? Хэнк резко пришел в себя, и оказалось, что он, не моргая, пялится на бедра Коннора, а тот с тонкой усмешкой смотрит на него. — Думаю вот, когда ты на нормальную работу устроишься. А то все за компьютером да за компьютером. Сколько можно в игры играть? Усмешка у Коннора исчезла. — Даже спрашивать не буду, откуда ты знаешь, все же соседи. А так мне останется простор для фантазии, — он пару раз вздернул бровь. — А за компом я сижу, потому что это и есть моя работа. — Не в офисе? — Не в офисе. — Но это же, — Хэнк замялся, отвернулся, глядя на водную ширь канала. — Постоянно дома, это как в болоте. У тебя нет чувства, что ты тонешь в рутине? Что тебя засасывает, а мира вокруг вроде бы и нет. Коннор молчал так долго, что Хэнк обернулся к нему и встретился с тревожным взглядом. — Ты так себя чувствуешь, да? — спросил тот негромко. — Вся твоя жизнь слишком сильно изменилась? Стало вдруг страшно. — Да с чего ты взял, что я про себя? Это я так… — Ну, я-то прекрасно помню, что дома ты бывал нечасто. Ладно когда каждый день на работу, но я помню еще время, когда ты неделями дома не появлялся. Мы тогда воображали, что ты где-то воюешь, прячешься в засаде, а потом мочишь всех врагов, крутой и опасный, с автоматом наперевес. Хэнк даже глаза пошире открыл. — Серьезно? — Ну так, — Коннор, словно специально, не торопясь закинул руки за голову — и когда только успел так ненавязчиво и гармонично мышцы накачать? — Американская мечта — самый сильный чувак на районе. Хэнк не сдержался и хмыкнул вместе с ним. А потом как-то нашел в себе смелость сказать, потому что… ну кому, если не Коннору? Кто у него еще есть? Разве что Фаулер, но тот совсем другое дело. — Да, это примерно то, что я чувствую. Словно обложили со всех сторон, и связи нет. Где-то свои, но где? И где, блядь, ты сам? И ведь времени прошло всего ничего, а я уже, — горло перехватило и он замолчал — дальше слова не шли. Да, впрочем, и так сказал даже больше, чем следовало. Черт, это же Коннор, человек, перед которым хотелось выглядеть сильным, а не вот это все. — Ты справишься. — Что? Коннор выпрямил руки и потянулся всем телом, от сцепленных в замок пальцев рук до пальцев босых ног. Ими он и пошевелил, подставив ветру. — Ты просто дезориентирован, слишком большой скачок от привычной жизни к новой. Но ты приспособишься. Вернее, — он перевел взгляд на ошарашенно молчащего Хэнка, — ты приспособишь эту жизнь под себя, чтоб она снова тебе подходила. Ты уже так делал. И, слава всем богам, он замолчал. Хэнк совсем не хотел сейчас вспоминать те провалы и разочарования, что у него случались, и после которых… да, после них он действительно вставал и пер дальше. Ну а если так сразу не получится — так в армии его приучили к психологам, в случае чего они помогут. И ничего в этом стыдного нет, стыдно тонуть в тоске и безнадеге, когда рядом есть тот, ради кого пора бы и побарахтаться. Хэнк неловко кашлянул. — Так, а что у тебя за работа такая, домашняя? Раз уж ты не в игры рубишься целыми днями? Коннор поджал губы и глянул искоса. — Хорошая. — А подробнее? Чужое упрямство разжигало интерес. А Коннор отчего-то делиться подробностями не рвался, ответил неохотно: — Она немного связана с играми. — Вот как. — Я геймдизайнер. — Это что это? Не давать Коннору расслабиться и атаковать вопросами было довольно интересно. Что же он скрывал? — Я игры создаю. — Сам? — Ты издеваешься? — вспылил тот. — У нас команда, конечно. Я в основном придумываю концепт, потом углубляю, ставлю задачи и нацеливаю, какой должен быть результат. А потом подключается команда, и дальше пилим сюжет вместе. Локи, дизайн, игровой процесс. Героев и боссов, — Коннор и сам не заметил, как тон его изменился, и теперь голос звучал не недовольно, а вдохновленно. Видно было, что ему-то его работа нравится, что бы там кто ни думал. — Теперь ясно? — спросил он чуть сердито, когда красноречие его иссякло. — Считай, я создаю новые миры, заселяю их и даю людям в них окунуться. Выйти за пределы своей скучной жизни, разбить рутину. Хэнк покачал головой, похмыкал, а потом вдруг разразился громким смехом. Коннор выпрямился, повернулся к нему и скрестил руки на груди. — И? Что такого смешного ты нашел в моей работе? — глаза его опасно сузились, и Хэнк поспешил помотать рукой. — Нет, не подумай плохого, отличная у тебя работа! Только, — он хохотнул снова. — Ну что? — Прости, конечно, но ты и вправду полный задрот. Смеяться вместе было намного приятнее, чем одному. *** Ну а следующий день был таким насыщенным, как давно уже у Хэнка не было. Ровно в пять Аманда привела к нему мальчишек, еще сонных, но уже воодушевленных поездкой. Проследила, чтоб они аккуратно поставили сумку с вещами и продуктами, даже удовлетворенно посмотрела, как Хэнк первым делом налил себе в кружку ее чай из термоса и сел, выжидая, пока дети облазят все и удовлетворят первое любопытство. Но на борт подниматься не стала — так и стояла на краю причала. — Спасательные жилеты? — прищурилась она, когда Хэнк сделал последний глоток. — Обязательно. Эй, парни! В трюм загляните, там для вас пара пакетов. Два раза повторять не пришлось — Кеннет и Ричард мигом открыли люк и ссыпались вниз по узкой лестнице. — Здесь тесно! — Не крутись, ай! Нога! — Ты мне руку отдавил, идиот. — А пихаться зачем? Сейчас сам как пихну!.. — А ну-ка! — чуть повысил Хэнк голос, и мальчишки притихли. — Ладно, смотрю, у тебя все под контролем, — в голосе Аманды не проявился даже намек на вопрос, только утверждение. — Положись на меня. Будем к вечеру и без проблем. Аманда сухо кивнула, попрощалась с вылезшими на палубу сыновьями и все равно ушла, лишь когда Хэнк проверил на спасжилетах ремни и застежки, завел мотор и медленно отчалил. Когда они вышли на середину канала, он обернулся и увидел, как ее прямая фигура скрывается в утреннем тумане. — А теперь слушаем мои правила, — сказал он серьезно, оглядывая мальчишек. — Или они исполняются, или кто-то сидит дома. — Кто-то это кто? — прищурился Кеннет и тут же получил острым локтем брата в бок. — Эй! — Захлопнись, или я один поеду, понял? Давай, дядя Хэнк, я слушаю. А этого можно высадить, пока не поздно. — Да я тебя сам, — начал было Кеннет и захлопнул рот под взглядом Хэнка. — Повторяю один раз и на весь день, это ясно? Кто не верит, может спросить Коннора. Братья переглянулись и синхронно помотали головами. — Да он потом мозги в черепе ложечкой перемешает, что мы идиотики и вести себя не умеем, — нахохлился Кеннет. — Вы, дядя Хэнк, внимания не обращайте. Мы слушаем. И действительно внимательно выслушали все его нехитрые правила, спрятали в карманы под замок телефоны, сели на второй ряд сидений, пристегнули ремни безопасности и… восторженно заорали, когда Хэнк, едва выйдя на более широкое место канала, врубил скорость. И погнал на максимально разрешенной, следуя всем изгибам канала, поднимая волну и взрезая тишину ревом мотора. Ох и пожалуются на него за нарушения, если, конечно, кто успеет разглядеть его лодку в туманном утре, пять пятнадцать. Ха! Общаться с подростками было непросто. Он-то на всех тренингах, которые несколько лет проводил для береговой охраны, привык взаимодействовать со взрослыми подчиненными, готовыми и опыт его перенять, и слушаться, и действовать по первому слову. А тут… Нет, своего обещания слушаться пацаны, конечно, не нарушали, но они были такими живыми, непоседливыми спорщикками, что уже к обеду у Хэнка голова гудела. Далеко отплывать он не стал, так, заглушил мотор в стороне от города, в крутом береговом изломе. Отсюда и ширь озера была видна, и берег невдалеке маячил. Хэнк давно на рыбалку не выбирался, но помнил, что вроде бы здесь довольно просто можно было поймать хоть кого-нибудь. Он не думал, что для пацанов это будет важно, но и не подозревал, каким захватывающим и полным драматизма окажется процесс. — Я сам! Сам, — сосредоточенно бубнил Ричард, насаживая наживку на крючок. На его лице было написано искреннее отвращение, но он не сдавался, потому что Кеннет уже справился и с победной улыбкой держал удочку в руках. — Неженка, — тот наслаждался страданиями брата, смотрел с удовольствием. — Смотри, как извивается. Он слишком хочет жить. Хэнк уже пожалел, что спросил, хотят они ловить на живца или на силиконовую приманку. Кеннет с видом знатока объявил, что на живца ловится лучше, он самолично вчера в интернете прочитал, так что Хэнк полез за банкой с мотылями. И вот теперь Ричард отчаянно сражался и с наживкой, и с собой. — Помочь? — спросил Хэнк, зная ответ. — Или кукуруза, может, пойдет? — Нет, — в страдании, но твердо ответил Ричард. — Не надо. Сейчас, я ее… сейчас… да! Ричард с громким вздохом облегчения протянул руку — на крючке болталась кое-как, но насаженная наживка. — А теперь закидывай, как я учил. — Ага! И Ричард замахнулся так, что Хэнк едва успел дернуть Кеннета на себя, а то прилетело бы удилищем. — Да не боковым забрасывай! — Ой, — Ричард замер, только катушка жужжала на удилище. — Сейчас, я переделаю. — Стой на месте, — Хэнк отпустил хихикающего Кеннета. — Все забросил, молодец, но больше так не делай. Понял? Ричард обернулся с виноватым лицом и сияющими глазами. И энергично закивал. Коннор всегда выбирал вместо живой наживки силиконовую. Ну и блесну на что покрупнее. — Подсекай! — Да подсекаю я! Из воды вылетел крючок без рыбы и без наживки. Хэнк не стал рассказывать, что наверняка резким рывком Кеннет крючок просто напросто у рыбы изо рта вырвал. — В следующий раз подсекай мягко, тяни удочку вверх, — посоветовал он. Поджавший губы Кеннет кивнул и молча полез за наживкой. Хэнк едва сдержал смех, когда он, оглянувшись на Ричарда, взял силиконовую, прицепил и сделал быстрый замах. — А кормушку заполнить? — спросил Хэнк. Кеннет только зыркнул на Ричарда, который был полностью увлечен своей удочкой, вздохнул и стал крутить катушку. А Коннор… да, бывало, и Коннор про прикармливание в первый час не думал. Для этого был Хэнк. — Куда пялишься? Хэнк глянул краем глаза. Пацаны подозрительно пялились друг на друга. — На кончик удочки. А ты куда? — Не на кончик, а на квивертип, — Кеннет сама снисходительность. — И ты на мой пялишься. Что, своего нет? — Я на твой не смотрел. — И не смотри! — И не смотрел я, — Ричард нахохлился. — Дядя Хэнк, скажи ему, что я на тебя смотрел. Хэнк кашлянул. Потянуло спросить, чего это он пялился, но Хэнк сдержался. — Вы бы лучше на, — он хохотнул, — на квивертипы смотрели. Клюет вон у… обоих. А Коннор выбирал спиннинг. Сидеть и ждать он не любил, а вот самому азартно водить наживку считал и интересным, и правильным. Ну а как они вылавливали рыбу — это отдельная песня. Ее же надо не только из воды вытащить, но и ручками поймать. С первого раза сделать это не удалось ни одному, ни другому. Хорошо, что у Хэнка был запас влажных салфеток ‒ мокрой рыбой по лицу так себе удовольствие. Коннор следил, чтоб рядом всегда был Хэнк с сачком. А потом как-то все сложилось, пацаны перестали друг друга подначивать, и Кеннет даже подхватил сачком окуня, которого Ричард и подсек удачно, и тянул изо всех сил. Хэнк сунулся было помогать, но разбивать братское… братство не стал и сам с азартом следил, как сгибается удилище, как Ричард, кусая губы, крутит катушку и то ведет удочку вслед за движением рыбы, то тянет к себе, когда ее напор ослабевает. Глядя на его нахмуренный профиль, Хэнк так и видел перед собой Коннора из прошлого. Целеустремленного мальчишку, который всегда был готов сгонять с ним на рыбалку, но никогда не напрашивался сам. Хотя наверняка хотелось. В этот момент стало немного жаль потерянных возможностей, но сожаление — дело непродуктивное, так что Хэнк на минуту позволил себе отвлечься и подумал, что на рыбалку ездят не только с детьми, чтоб их развлечь, но и ради собственного удовольствия. И кто мешает ему позвать… — Есть! — заорал Кеннет ему в ухо. — Я… я поймал, поймал, — Ричард обнимался с мокрым сачком, едва удерживая здоровенного окуня, который бился в сетке. — Дядя Хэнк, надо маме послать! Да? — Давай! Хэнк сфотографировал и Ричарда с окунем, и Кеннета с ними же, притащили ведро с уловом, и мальчишки запустили туда руки, вытаскивая то одну, то другую рыбину. Те били хвостами, плескали пахучей водой им в лицо, но это больше не вызывало брезгливости, только смех. Хэнк словно зарядился от них радостью, поэтому, когда скинул фото, и мальчишки сели отправлять их всем знакомым, не направил лодку домой, а повернул к берегу, туда, где вроде бы было песчаное дно. И предложил искупаться. И чувство было такое, что все у него нормально, что каждый день можно проводить полно и без тоскливого торчания в четырех стенах. Силы вернулись, хотелось жить и что-то делать. И для начала Хэнк стянул футболку, снял штаны, прицепил ключи к карману длинных шорт и сиганул за борт. С криками пацаны ссыпались в воду за ним и устроили то ли догонялки, то ли соревнование: кто первым доберется до Хэнка и повиснет на его плечах. *** Воду, чай, снеки, батончики и даже сухую пахучую колбасу смели за полчаса. Пока пацаны жевали, Хэнк сменил воду в ведре — рыба была вялой, норовила завалиться на бок по такой жаре, — велел всем пристегнуться и завел мотор. Думал до дома потихоньку добраться, без приключений, только немного мальчишкам озеро показать, но стоило выйти на большую воду, как издалека их заметили, и к ним стал приближаться катер береговой охраны. Хэнк открыл отделение с документами — все было на месте, так что он ждал их приближения спокойно. Пацаны же глаз не могли оторвать от высоких бортов служебного катера, флага и людей в камуфляже на палубе. — У них оружие тоже есть, да? — спросил Ричард шепотом, и Кеннет так же ответил: — А ты думал! Сейчас как пальнут! — Не пальнут, — Хэнк подмигнул Ричарду, встал и помахал рукой. — Какие-то проблемы, офицер? — крикнул он, когда катер подошел еще ближе. — Я ж сказал, это лейтенант Андерсон, — с борта перегнулся один из спасателей с очень знакомым лицом. На учениях виделись, что ли? — У вас все в порядке? — Просто Андерсон, — возразил Хэнк. — Я в отставке, на отдыхе. Пацаны смотрели, раскрыв рты. — Так точно, сэр! — отрапортовал говоривший. — Бодрого отдыха. Надеюсь встретить вас на учениях. — Ты слышал? Я в отставке. — Сэр, есть, сэр! — ответили ему уже на два голоса. — Без вас все будет не то. Надеемся, что вы передумаете. Что ж, удачи. И катер потихоньку врубил задний ход. А потом, развернувшись и взяв курс куда-то на середину озера, вдруг дал гудок. Длинный и оглушающий, который только в тумане использовать. — Эге-ге-гей! — орали пацаны дурниной, пока гудок не затих. И орали потом еще какое-то время. — Дядя Хэнк, лейтенант, сэр, вас все-все военные и спасатели знают, да? — Ричард хлопал глазами. Хэнк вспомнил, что говорил ему Коннор про то, что они там воображают, и посмурнел. — Я старый уставший пенсионер, — сказал он, совсем себя таким не ощущая. — Просто дядя Хэнк, ясно? — Да-да, — закивал Кеннет и подмигнул Ричарду. — Дядя Хэнк. И, кажется, сделал фото. *** Коннора ни в тот день, ни на следующий Хэнк не видел. Вечером пару раз посматривал на закрытую крышку люка в потолке, но реального желания залезть и снова, прячась, наблюдать за чужой жизнью не было. Да и времени особо свободного не было тоже. Хэнку вообще казалось, что все эти события: рыбалка с пацанами, а главное, время, проведенное с Коннором и его намеки что-то сдвинули в нем. Еще не дорога, но уже направление. И в стрелковый клуб Хэнк на следующий после рыбалки день позвонил. И даже договорился о встрече и на нее приехал. Разговаривали в светлом кабинете с большими окнами, которые выходили на беговые дорожки и трибуны за ними. Слева за зелеными сетками виднелись баскетбольные кольца, еще дальше футбольные ворота. Мимо пробежала стайка ребят с мячом для соккера. — Так здесь не только тир? — спросил Хэнк, едва они сели в кресла друг напротив друга. — О, у нас здесь центр для работы с подростками, тут и тир другой, не тот, в которым ваши стреляют. Я вам потом все покажу. Слово за слово, поговорили с куратором — то ли Сэйлором, то ли Симмонсом, за столько лет Хэнк, приезжая со своими пострелять, не удосужился запомнить, — и о Гвардии, и о береговой службе, и, наконец, о кружках, которые Хэнк мог бы в клубе вести. — Нагружать вас слишком не хотим, но помощь нам нужна. Столько желающих ребят, а инструкторов не хватает. — Я могу взять подростков, — неожиданно для себя сказал Хэнк, хотя до этого если и думал с кем поработать, так со взрослыми. — С двенадцати до… — Семнадцати, — обрадовался куратор. — Мы как раз в эту группу набор хотим делать, в целях повышения патриотизма, а то носятся по улицам без толку. А там соблазны всякие, выпивка, а то и похуже. — Хэнк отметил у куратора профдеформацию — при работе с детьми триггерные слова употреблять было нельзя, так он и в простой беседе обходил их стороной. — А вас, лейтенант, мы знаем. — Я в отставке… — Да, это нам крупно повезло. Хэнк едва сдержал насмешливое хмыканье. — Это точно. — Только, — куратор проекта замялся на миг, — оплата высокой не будет. Субсидии нам выделяют, но… — Никакой оплаты, — Хэнк даже головой помотал. — Буду вести группу на добровольных началах. Симмонс-Сэйлор согласился сразу. — Чудно, так и договор составим! Но если желающих будет много, обговорим вторую группу, и тогда уже по документам добровольное начало не пойдет. — Вот тогда и посмотрим. Ответил-то Хэнк спокойно, а внутри кольнуло — куда он, к дьяволу, суется? Совсем спятил, взваливать на себя такую ответственность? Разве вчерашняя поездка не показала, какими несносными могут быть подростки? Хэнк хмыкнул: да, несносными, но и вдохновляющими. Договорились начать занятия недели через две или позже — будет видно, когда люди начнут записываться. Самого Хэнка к организации не привлекали, а вот потом, когда группы сформируют, он вольется и приедет, чтобы утвердить план занятий. Что ж, что-то новое Хэнка не пугало, внутри зрела уверенность, какой он давно не ощущал — знал, что найдет пути со всем справиться. Ну, за исключением некоторых личных моментов. — Мне бы хотелось пару мест зарезервировать, если желающих будет много, — сказал он вдруг, когда все было оговорено и подошло время уходить. — Сыновья? Внуки? — зачастил куратор. — Ох, простите, — выдавил, когда Хэнк мрачно на него глянул. — Соседские ребята. — Стоит обратить внимание? Трудные подростки? — Нет, — Хэнк непроизвольно улыбнулся. — Умники, им бы попроще стать, с другими познакомиться. Куратор с облегчением рассмеялся. — С этим проблем не будет. Приводите, оставим два места. *** И на следующий день Коннора дома все еще не было. Кеннет и Ричард вылетели во двор после завтрака, вытащили велосипеды из гаража и умчались куда-то. Аманда едва успела сунуть им пакеты с ланчем в багажники, как их уже и след простыл. У Хэнка мелькнула было мысль выкатиться тоже и спросить, как, мол, дела, как дети, и где третий день пропадает ее старшенький? Но он сдержался — выглядеть жалко не хотел, а в то, что сумеет обмануть Аманду сейчас, когда все было так зыбко, не верил. Поэтому почти весь день провел во дворе, то и дело заглядывая через забор. Он и гараж вычистил, и скошенную траву наконец-то запихнул в мусорные пакеты и оставил у ворот до приезда мусорной машины. И секатор нашел — с ним пришлось повозиться, но в результате у разросшегося у дыры в заборе куста ежевики был безжалостно обрезаны ветки. Чтоб Коннор, если вдруг захочет прийти, не поцарапался… Да, было смешно. Но не смешно. Звонок Фаулера застал его на заднем крыльце с кувшином апельсинового сока. Солнце клонилось к горизонту, стоячий воздух душным облаком застыл вокруг и давил, давил. — Охренеть, — Джеффри не выбирал выражений. — В первый раз за столько лет, Хэнк. Я просто сейчас все проверяю: билеты, отель, и меня как по голове еб… Да, милая! Ударило. Я еду один! На этих гребаных сборах я буду один впервые за столько лет. А потом каждый месяц по уикенду, каждый год по неделе. Учения, построения, повышение квалификации, разбор, оружие, стрельбы, тренировки! Черт, Хэнк, мы же с тобой всегда вместе были! Куда катится жизнь. Вот ты ушел, а я… Может, и мне тоже… — Ты сколько сегодня выпил, друг дорогой? — Хэнк поджал губы. — Слишком мало, чтобы быть в порядке. — Проспись и отпустит, — Хэнк старался быть убедительным. — Я-то ладно, устал, на покой пора, — он вздохнул, — нормативы эти уже на грани. — Да ты покрепче многих будешь. — Пожалуй, и буду, — не стал отрицать Хэнк. — Но я устал. И у меня нет желания и перспектив, как у тебя. — Эй, ты это о чем? — Звание свое забыл, что ли? Ты всегда хотел быть главным говнюком в нашем болоте. — Куликом. — Один хрен! — Хэнк наконец засмеялся, вторя Джеффри. — Ты еще генералом станешь. А мне… — А ты рано слился! — А мне, бодрому пенсионеру, дай возможность жить простую жизнь, — Хэнк помолчал, а потом сказал негромко то, чего говорить вообще никому не собирался: — Я устал. Я охренеть как устал от заданий, от командировок, особенно затяжных и секретных. Я больше видеть это дерьмо не хочу. Джеффри не отвечал довольно долго. — Настолько все серьезно? — А ты думал, я палец ушиб и психанул? Нет, Джеф, я долго думал. Ушел, когда приперло. — А психолог? — С ним протянул лишних года три. Хорошо бухать не стал и колоться не начал. Ты знаешь, как оно бывает. И закончим на этом. Джеффри долго молчал, и тишина в трубке была понимающей. Хрен знает как, но Хэнк это чувствовал. — В общем, я спать, — сказал Джеффри после зевка. — Вечер на дворе, и ты ложись. — Ага. Слушай, Джеф, — Хэнка словно дернуло что-то. — Когда на уикенд уезжаешь? Хотел в твой домик заехать, на озеро посмотреть. Посидеть в тишине. — А чего? Давай вместе? — В тишине, — повторил Хэнк, посмеиваясь. — Это значит без бубнящего приятеля под боком. — Эгоист, — снова зевнул Джеффри. — Две с половиной недели, через два уикенда на третий. Ключи на старом месте. — Под крыльцом? — Не ори! — зашептал Джеффри в телефон. — Мария услышит, и все. — Конец заначке? — Пошел ты. — И ты! И Хэнк закончил разговор. Внутри что-то грело и подрагивало. Он признался, что не вывозил. Сказал это другу, хотя и было страшно оказаться слабаком среди своих. Но тот вроде понял. А что, были у них перед глазами случаи, когда и психолог не помогал. Так что Хэнк, можно сказать, вовремя соскочил. Он не Джеффри, ему до высокого кабинета служить не хотелось — вырвался живой и вроде как в порядке — и ладно, а сколько там внутри накорежено, так со временем выправится. Или нет. Коннор появился на следующий день ближе к обеду. Хэнк как раз опять торчал во дворе, когда услышал приближающийся рев мотора и грохочущую на пол-улицы музыку. А потом у соседнего дома затормозил сверкающий хромом джип, и из него вышел Коннор. В простых джинсах и мятой футболке, растрепанный и сонный, он пошатнулся, помахал рукой улюлюкающим девчонкам в салоне и поплелся к своим воротам. Хэнк едва успел зайти за дверь гаража, когда тот повернулся к дому Хэнка, поднял было руку в приветствии, но, никого не увидев, заозирался и нахмурился. А потом Коннор зацепился ногой за поливалку, споткнулся, чуть не влетел в вазоны с розами, которые растила во дворе Аманда, и, отвернувшись, зашел в дом. Вот так оно и бывает. Мда. Хэнка накрыло через час. До этого он старался не думать, не анализировать увиденное, не придумывать лишнего. Но так и не смог. Картинки нахлынули разом, словно плотину прорвало. Конечно, Коннор очень молод, и у него есть друзья, его ровесники. Наверняка они с колледжа общаются, сколько там времени всего прошло? И не Хэнку бухтеть и быть этим недовольным. Он и сам считал, что Коннору лучше бы выйти на работу в офис и общаться с живыми людьми, а не пялиться целыми днями в мониторы своего суперкомпьютера, сидя сычом в своей комнате. Ничего из этого он озвучивать, конечно, не собирался, Коннор сам прекрасно справляется с решениями, как проводить свою жизнь. И сам выбирает, кому и какие слова говорить. Но были ли они искренними? Или просто момент выдался подходящий: пустой эллинг, лодка, солнечные блики дрожали на потолке, на лодке, на их лицах. На чужой нежной коже. Был бы Хэнк моложе, он и сам не смог бы удержаться — наговорил бы с три короба, открыл самые страшные секреты и предложил бы Коннору все, что у него было и есть. Дело было в том, что у него слишком хорошо получалось представить Коннора на затяжной вечеринке с его друзьями-ровесниками. Одни интересы, одна музыка, танцы — развеселое студенческое время. Он и сам дружил с Фаулером еще со времен Академии, так и прошли все дерьмо вместе, а уж сколько лет прошло. Коннор прекрасно смотрелся рядом с такими же молодыми и яркими, с горящими глазами и бьющей энергией. И уж точно не рядом с побитым жизнью отставником. Хэнк с отвращением смотрел на себя в зеркало. Морщины и седина еще не самое неприятное; взгляд дохрена заебавшегося человека — вот что не нравилось ему больше всего. И вот это выберет Коннор? Изнутри поднимался горький смех. И он еще думал, что может касаться Коннора как любовника? Вести руками по его плечам, обхватить ладонью за затылок и потянуть к себе, и тот обязательно согласится и приоткроет губы, чтобы встретить поцелуй и ответить на него? Конечно, все это было бредом старого идиота. Вот те девчонки из джипа Коннору подходили. Или водитель — симпатичный вроде бы блондин, раз уж Коннор дал понять, что не против своего пола. Да, накрыло Хэнка именно после того, как он во всех красках представил себе, как они все — любой из них — могли бы заниматься с Коннором любовью. Хэнк вскочил с дивана, который уж сколько времени продавливал перед выключенным телевизором с Сумо у ног. Его жгли изнутри ревность и горечь осознания, что сам он не подходит, он окончательно опоздал, он совершенно не тот. Дыхание сперло, комок этот гребаный зло жег в груди. Виски стоял у него хрен знает с каких времен где-то на кухне. Подарили сослуживцы то ли на день рождения, то ли на повышение?.. Неважно! Он открывал дверцы, шарил на полках за пакетами, не находил, захлопывал и рывком открывал новый шкаф. Пара пакетов упали, что-то дробно посыпалось на пол, попало под босые ноги, но Хэнку было все равно. Вот Джеффри молодец. Не держит дерьмо в себе, частенько говорит, что виски — лучший антидепрессант. Хэнк никогда в это не верил, но сейчас решил дать другу шанс. Бутылка все же нашлась, слишком теплая по такой жаре, он он откупорил ее без сожалений и несколько раз глотнул прямо из горла. Зарычал, отфыркиваясь, когда рот и горло обожгло, а из глаз брызнули слезы. Хэнк нагнулся, уперся рукой в стол, пытаясь отдышаться. Сумо крутился рядом, понюхал бутылку и заворчал, ушел на свою лежанку. — Ну и не лезь под руку. Хэнк шмыгнул носом, выпрямился и попытался вздохнуть, и это у него, на удивление, получилось. Еще не так свободно, как обычно, но в животе и груди растекалось тепло, спазм понемногу отпускал, и Хэнк, отодвинув стул ногой, сел на жесткое сиденье. Хотел поставить бутылку на стол, взглянул на нее и, выдохнув, приложился снова. Проблем его она, конечно, не решит, а вот пережить этот вечер поможет. — Ну и дерьмо, — прохрипел он, приложившись в третий раз. Встал, чувствуя в ногах приятную слабость, открыл холодильник и выгреб, что было. Сыр да колбасу. Сумо тут же оказался рядом, сел, метя хвостом, и гавкнул, роняя слюни. — Проглот, — с ласковым укором сказал ему Хэнк. И отрезал сразу половину колбаски. Опьянение было вроде незаметным, но в голове шумело все сильнее. Слишком большой для него сегодня мир незаметно сжался и ограничился стенами его кухни. Звуки с улицы потерялись, осталось только то, что было в его голове. Язык немного саднило от ожога спиртным, но Хэнк быстро перестал это чувствовать. Картинки с Коннором в чужих объятьях быстро превратились в объятья с ним, Хэнком. Он не замечал, что сидит, уткнувшись взглядом в пространство, потому что перед внутренним взором видел Коннора в своих руках. Сильного и гибкого, с затуманенным взглядом, на его коленях. И Хэнк целовал его плечи, спускался на грудь и языком пробовал кожу на вкус. Водил ладонями по бокам и спине Коннора, а тот отвечал на каждое прикосновение, чуть постанывал и шире раскрывал бедра. Член стоял и в грезах, и наяву, и, сделав еще глоток, Хэнк запустил в штаны руку. Прикосновение не было ярким, но для грез в самый раз. — Потрогай его, вот так, — едва слышно прошептал он и ясно и четко увидел Коннора, который лижет свою ладонь, улыбается, а потом обхватывает пылающий Хэнков стояк. — Так? — улыбается Коннор, чуть сжимая пальцы. — Или лучше так? — и он прокручивает ладонь вокруг члена Хэнка, и у того темнеет в глазах. — Что скажешь, Хэнк? Хэнк. Хэнк! И Коннор постучал кулаком по стене. Что за хрень? Хэнк буквально вынырнул из сладких грез и выругался. Он сидел, согнувшись, над столом, и дрочил, роняя шепотом какие-то бессвязные слова, обращенные к Коннору. Блядь! Как хорошо, что тот не слышит, Хэнк бы сквозь землю провалился. — Хэнк! Открывай! Я знаю, что ты дома. А вот это был реальный голос Коннора и, видно, его же стук по задней двери. Та гремела и дребезжала под ударами, но пока держалась. — Я не уйду, пока мы не поговорим. Хэнк открывать не хотел, не сейчас, в таком-то состоянии, но Коннор не унимался, и внутри росло желание увидеть его в реальности. Да и интересно было, чего он хочет? Хэнк встал, одернул футболку, прикрывая стояк, и пошел к задней двери, но как-то не рассчитал степень опьянения и врезался плечом сначала в косяк, потом проехал по стене, оттолкнулся и внезапно оказался у другой. Хотелось выругаться, он уже и рот открыл, но замер, потому что через сетку и окно задней двери увидел Коннора. В свежей белой футболке и шортах, с влажными волосами, закручивающимися крупными кольцами, он, несмотря на пыльное стекло, буквально сиял у Хэнка на заднем крыльце. У того сил едва хватило подойти к двери и, грузно привалившись к косяку, уставиться на Коннора. А тот как раз обернулся. — Что с тобой? Почему так долго не откликался? Я устал тебя звать. — С чего ты вообще решил, что я дома? — Мама сказала. Хэнк мысленно выругался — вот же, никуда не скроешься. — И что тебе надо? Коннор прищурился, поджал губы и шагнул ближе, всматриваясь в Хэнка. Потом взялся за ручку и открыл внешнюю дверь, с сеткой. Во вторую Хэнк вцепился, как в родную. Теперь Хэнк видел Коннора ясно и четко, и в груди привычно потянуло — какой же он был… доставучий. — Ты что, пьяный? В голосе Коннора было столько изумления, что Хэнк расхохотался, тут же закашлялся и покачнулся. Пришлось вцепиться в дверь уже двумя руками — это помогло удержать равновесие. — А что? — спросил он, вскинув голову. Вот хрень, зря он это сделал — мир в который раз покачнулся. — Я хотел поговорить с тобой, — бесхитростно ответил ему Коннор и нагнулся ближе. — Помнишь, мы начали разговор? Сердце стукнуло сильнее. — Хватит шутки шутить, Коннор. Мы говорили, да, но не думал же ты, что я всерьез… — Почему это? — перебил его Коннор и взялся за ручку со своей стороны. — Открой дверь, и мы поговорим нормально. — Не нужны мне пустые разговоры! — Опять заново! — взгляд у Коннора стал недовольным, острым — Хэнк это даже в своем плывущем состоянии заметил. — Вот зачем ты напился? — Я что, должен разрешения спрашивать? — распалился Хэнк. — Ты же у меня не спрашиваешь, куда и с кем ездить отдыхать. — Что? — А что? Отлично оттянулись, так вроде говорят? — Ого, да ты, — Коннор неверяще прищурился, — ревнуешь? — Я?! Хэнк захлебнулся возмущением. Продышался и захлебнулся отчаянным страхом, что это так заметно. — Отличная новость, — слова Коннора доносились, как сквозь вату. — Это значит, что ты не так уж равнодушен, как пытаешься показать. Когда не смотришь. Может, ты все же откроешь, и мы поговорим об этом подробнее? В его голосе послышались мурлыкающие нотки, от которых у Хэнка снова встал начавший уже опадать член. Губы, эти бледные губы — как скоро они станут красными и горячими? Влажные от их общей слюны, как они будут смотреться на… — Уходи, — прохрипел он из последних сил. — Что? Почему? Хэнк проморгался — опьянение, только что окутывавшее его с головы до ног, отступало. Вместо него он чувствовал нарастающий жар, что в паху, что в голове. Хэнк облизал пересохшие губы. — Ты же не дурак, Коннор! Ты же видишь, что делаешь. — И что такое я делаю? Каждый раз ты отмазываешься или смотришь так, что я весь горю, но я так до сих пор и не знаю, что с тобой делаю. Хэнк решился и отпустил дверь и даже толкнул ее. Коннор потянул на себя, открыл и уставился во все глаза, впился в лицо взглядом, требовательным и ждущим. — Ну? И Хэнк ткнул пальцем вниз. — У меня стояк на тебя, понял? Как ты с колледжа вернулся, так и не отпускает, — слова шли неожиданно легко, и Хэнк говорил и говорил, сглатывая колотящееся сердце и изо всех сил вцепившись в косяк рукой. — У старпера, которого только в утиль сдавать, стоит на молоденького мальчишку. Я б так хотел к тебе прикоснуться, демоны меня дери, и чтоб ты немного помолчал, умник! Хэнк столько выплеснул эмоций этим признанием, что сил наблюдать за лицом Коннора и пытаться прочесть его эмоции уже не было. Кажется, там промелькнуло разочарование? Ну хоть не отвращение. И убегать он вроде не собирался?.. — Во-первых, я не мальчишка, — наконец сказал Коннор спокойно. А потом спросил, подняв бровь: — А во-вторых, думал меня удивить? У меня тоже на тебя стояк. — Что? — Ты все думал, что я шучу? А я нет, — он прищурился. — Предъявлять мне за то, куда и с кем я езжу отдыхать, ты прав не имеешь, но ты можешь получить право советовать. — Я что-то не понимаю… — Ну конечно, — Коннор закатил глаза, — ты слишком пьян, ничего до тебя не доходит. — Эй, до меня дошло, что у тебя, — Хэнк уставился на ширинку Коннора, — на меня стояк? В его голосе было столько неверия, что Коннор рассмеялся. — А что, по-твоему, я говорил в эллинге? — Намекал, а не говорил. Ты мог развлекаться. Не заметить, как я на тебя смотрю, это надо слепым быть. — Я заметил. Но ты — нет, вообще ничего не замечаешь. Не хочу тебя обидеть… — И не надо, — Хэнк наконец посмотрел Коннору в лицо. — Наверное, я лежу на полу в кухне в алкогольной коме. И все это мне мерещится. — Хочешь, чтоб я привел тебя в порядок? Говорят, холодная вода творит чудеса. Но тебе, думаю, не понравится. — Сомневаюсь, что мне может хоть что-то не понравиться от тебя, — Хэнк засмотрелся в сияющие глаза. — Ну, кроме некоторых вещей. Например, мне бы не понравилось, занимайся ты сексом с кем-то другим. — Помолчи, — остановил его Коннор. — Ты слишком много представляешь того, чего не надо. Думаю, что нам лучше поговорить в другой раз. — Разговоры, разговоры. Меня до хрена достали эти твои разговоры, я от них уже с ума схожу! — А что ты хочешь? Хэнк замолчал на минуту, расцепил затекшие пальцы и грузно привалился к косяку плечом, чувствуя, что силы на исходе — опьянение снова закружило в его голове. — Когда ты в следующий раз постучишь в эту дверь, ты войдешь. И у нас будет секс. Вот, он сказал это, и мир не обрушился. И Коннор, на удивление, не скривился и не ушел. Он какое-то время вглядывался в лицо Хэнка, а потом кивнул. — Договорились. Только, — Хэнк застонал. — Только сначала я спрошу тебя кое о чем. — О чем? Коннор засмеялся и закрыл дверь, а потом захлопнул и внешнюю. И помахал Хэнку рукой. — Спи, — сказал он. — И не думай слишком много. Ответ на вопрос ты уже знаешь. Осталось сказать его мне. Коннор ушел, а Хэнк еще долго смотрел ему вслед. Облака окрасились в оранжевый, небо потемнело, солнце медленно проваливалось за горизонт. Тьма неумолимо ползла с востока, зажигая звезды и догоняя удирающее светило. Хэнк наконец несколько раз глубоко вздохнул, ощутил, как устали его ноги, и, привалившись спиной к стене тут же, у двери, медленно опустился на пол. Сумо оторвался от миски и процокал когтями к нему, тяжело мотая головой. Засопел, пофыркал от запаха алкоголя и все же устроил голову на бедре, умиротворенно вздохнул. — Охренеть, — прошептал Хэнк и положил руку Сумо на голову. Потрепал за ушами. — Ты слышал, псина ты мохнатая? Слышал, что он сказал? В груди глухо стучало сердце — бедолага, сегодня для него были сплошные испытания. А у Хэнка от восторга и неверия перехватывало дыхание, не окочуриться бы на радостях. От мыслей, что случится, когда — не если, когда — Коннор наконец-то придет к нему в дом, в паху тяжело пульсировало, а стояк снова натягивал штаны, как в первый раз. Хэнк, кряхтя, поднялся и, упираясь рукой в стену, прошел в ванную. Закрыл дверь перед обиженной мордой Сумо и стянул с себя футболку. На минуту замер у зеркала, снова разглядывая себя, но того отвращения, что было недавно, уже не испытывал, как ветром сдуло. У Коннора на него стояк, вот хрень, в это поверить было бы невозможно, не увидь он этот стояк собственными глазами. Нет, конечно, так, как у Хэнка, у него не стояло, но совершенно определенно, точно, без сомнений поднималось. Хэнк коротко засмеялся, и отражение ответило ему улыбкой и блестящими глазами. Не такая уж он, оказывается, и развалина. Он хотел принять душ и тут же и отдрочить, но с сомнением посмотрел на ванну, покачнулся и передумал. Не хватало накануне охренительного события поскользнуться, разбить голову и истечь, на хрен, кровью в грезах о молодом любовнике. Любовнике… Хэнк зашел в спальню и снова закрыл перед Сумо дверь. Тот заскребся было, так что пришлось прикрикнуть, чтоб топал на свое место. Наверняка ведь обиделся, но сейчас Хэнк не особо четко это воспринимал. В его крови все еще плескалось алкоголя больше, чем ему бы сейчас хотелось, да и единственное желание, что еще осталось в мозгу — это наконец остаться с собой наедине и взяться, наконец, за член, чтобы представить все, что у него, возможно, сбудется. И он взялся. Ему не понадобилось много усилий, чтобы кончить. И представлять разные картинки тоже резона не было — стоило только вспомнить, как Коннор посмотрел на его стояк, а потом признался, что у него стоит тоже, как Хэнка накрыло. Оргазм приближался медленно, чувствительности не хватало, бедра свело от напряжения, в паху пекло, и он двигал и двигал рукой, а потом, наконец, долго кончал, шепча имя Коннора снова и снова, словно ни одного достойного слова в этом мире больше не осталось. *** Длинное, тягучее, нескончаемое утро, которое все тянулось и тянулось без конца. Солнце словно приклеили к горизонту, и оно совсем не спешило подниматься, сводя Хэнка с ума. Тот проснулся на рассвете, на удивление сносно себя чувствовал, но на всякий случай принял парочку аспирина, выпил крепкого кофе и вышел на заднее крыльцо. Прохлада мазнула по обнаженному торсу, он раскинул руки, покрутился вправо-влево, наклонился пару раз, а потом подпрыгнул и ухватился за перекладину. И стал подтягиваться. И самому себе не ответил бы, ради чего это делает: то ли кровь разогнать, то ли показаться перед Коннором во всей красе. Не то чтоб надеялся, что тот наблюдает за ним в такую рань, но в мыслях Коннор был с ним постоянно, словно поселился в голове. Хотя уж во всей-то красе он увидит Хэнка, лишь когда за ними закроется дверь спальни. А сейчас это просто зарядка на своем собственном заднем крыльце, попытка восстановить то, что еще от мышц осталось. Сначала тело отзывалось неохотно, но потом проснулось, и Хэнк набрал четкий темп. Подтягивался, то распрямляя руки полностью, то сгибая и касаясь подбородком перекладины, а сам то и дело посматривал на забор. Так и видел, как тот вышел в прошлый раз и пошел к нему по газону. Глупо, но не ждать Коннора было выше его сил. Но Коннор так и не пришел. Скоро и силы закончились, а его все не было. Хэнк зашел в дом, тут же завернул в душ и сполоснулся прохладной водой. Нежиться и мечтать было не время — а ну как пропустит момент, когда Коннор придет. Завтрак готовил, то и дело поглядывая в окно. А вдруг дела, Коннор выйдет в свой двор, чтоб что-нибудь сделать — вон, хотя бы для братьев, а потом сразу завернет к Хэнку, но тот пропустит, как он придет. И ел тоже беспокойно — то и дело выглядывал в окно в зале. А то вдруг Коннор уже с утра куда-то ездил, в супермаркет, например. Вот он приедет, постучит не в заднюю дверь, а в переднюю, и Хэнк пропустит момент, когда он придет. И вот так нескончаемое количество едва тянущихся минут. В конце концов метаться он больше не мог и сидел на диване перед темным телевизором, уперевшись локтями в колени и сцепив пальцы. И понимал, что старый идиот, и поделать ничего не мог — его охватывал самый настоящий страх, что Коннор все же передумал. Что не так уж и нужен ему Хэнк, и что зря сам он вчера выпил, да и вообще оказался не тем, кто Коннору нужен, и тот за ночь это понял. Что все закончилось, так и не начавшись. Его охватывало отчаяние, веры осталось чуть на донышке, и он почти пожалел, что утром вылил остатки виски, потому что хрень это, а не жизнь, когда такие русские горки. И в груди ноет, а еще сильнее болит в душе, где бы она ни была… А потом Коннор пришел. *** Дождь вовсю поливал землю, когда Хэнк очнулся от своих лелеемых страданий. Облака плотно затянули небо, по крыше глухо стучало, капли бились в стекла, стекали, размывая картину за окнами. Поскуливая, Сумо ткнулся головой Хэнку в бедро и потрусил к задней двери. Гулять Хэнк с ним, конечно, не пошел, не в такой ливень, тот и сам через дверцу выйдет-зайдет, но сидеть и тупить ему надоело. Он прошел на кухню, включил чайник, сунулся в холодильник, но его накрыло такое отвращение к еде, что он тут же его захлопнул. Кинул в чашку пакетик чая, заварил, взял в руки, обжигая ладони, и подошел к окну. Видно было плохо, кусты шумели даже сквозь шум дождя, бились по ветру, показывая светлую изнанку листьев. Никого не было видно ни в своем дворе, ни в чужом, ни на едва виднеющейся справа улице. Но Хэнк все равно прислушался, насторожился и, поставив кружку на стол, вышел в коридор. И сразу увидел, что кто-то стоит на заднем крыльце. Он не заметил, как оказался рядом, молча распахнул обе двери и встретился взглядом с Коннором. Тот стоял не у самой двери, а чуть подальше, с мокрыми волосами и в мокрой насквозь футболке и держал в руках так и не раскрытый зонт. Хэнк сглотнул и отступил на шаг, давая Коннору возможность зайти, и тот шагнул, так осторожно и несмело, что снова стало страшно — ну вот пришел, но вдруг опять что-то… Но Коннор явно был не из тех, кто сдается, он шагнул вперед, к Хэнку, и лицо его дрогнуло, став невинным и робким. Хэнку захотелось взять его в охапку, внести в дом, согреть, успокоить… чаю налить. Поцеловать. Ведь он пришел. Только шаг этот последний все еще не сделал. Они замерли, пожирая друг друга глазами, и Хэнк уже хотел сказать хоть что-то… …Но тут Сумо — храни его собачьи боги! — нагулялся, вбежал на крыльцо и закрутился от счастья, подбежал к Коннору, ткнулся ему в колени, повизгивая, и потом мокрым боком притиснул к двери и вбежал сам. И Коннор выдохнул, улыбнулся и просто вошел с блестящими глазами и улыбкой. — А зонт, значит, для красоты тебе, — проворчал Хэнк, закрывая двери и закрывая стекло непрозрачными жалюзи. Сумо крутился рядом, потом остановился и встряхнулся всем телом, брызги полетели вокруг, Коннор засмеялся в голос, Хэнк выругался, и как-то все… покатилось легко и просто, словно дОлжно. Хэнк принес из ванной полотенце для Сумо, но не успел поймать псину в коридоре — они с Коннором уже сидели на ковре перед диваном, и Сумо радостно дышал ему в лицо, вывалив язык на бок. — Держи, — засмеялся Хэнк и протянул полотенце. — Эй, это для тебя, у Сумо свое есть! Но Коннор уже со смехом вытирал лобастую голову, промакивал слюнявую пасть и поглядывал на Хэнка снизу вверх хитрым взглядом. — Я сейчас… — Хэнк кашлянул, — тебе другое принесу. — Ну неси, — согласился Коннор. — А то, знаешь ли, тут прохладно. Хэнк метнулся в ванную и схватил чистое полотенце, в коридоре подумал было включить отопление, но остановил себя. Не надо паниковать, лето на дворе, сейчас Коннор высушит голову, переоденется в футболку Хэнка… Дыхание перехватило — под его взглядом Коннор стянул свою мокрую футболку через голову, растрепав тугие влажные кудри, повел широкими плечами, а потом отвернулся и снова занялся Сумо. Вот… зараза! Хэнк опустился на колени позади Коннора и расправил полотенце, полюбовался выступившими на белой коже мурашками и отнес их на свой счет. Накрыл голову Коннора полотенцем, промокнул волосы, взлохматил их, потом вытер шею, обеими ладонями растер плечи, навалился сзади, когда вытирал влагу на предплечьях. Коннор под его руками почти замер, он уже не натирал Сумо со всем желанием, а замерев, просто прижимал к нему полотенце. — Так теплее? — спросил Хэнк, растирая его плечи, а потом ведя руками по бокам, но все еще через ткань, не касаясь голой кожи. — Издеваешься? Сбоку было видно, как Коннор вздернул бровь, но на Хэнка так и не взглянул, только устроился на коленях удобнее. Выставил задницу и чуть прогнулся в спине. И вроде бы так естественно, сексуально и раскрепощенно, но перед глазами Хэнк пылало его ухо, и нижнюю губу Коннор то и дело прикусывал, а потом быстро облизывал языком. Хэнк смотрел на линию его челюсти, на дрожащие ресницы, впитывал каждую черточку, каждый вздох и движение. Как участилось его дыхание, когда Хэнк, обернув ладонь полотенцем, прошелся по его груди, как дрогнул живот и сбилось дыхание, когда рука замерла у самого пояса штанов, но потом все же убралась на спину. Коннор перевел дух, снова стал теребить Сумо, вытирать шерсть, которая, говоря откровенно, особо в этом и не нуждалась — такой подшерсток за несколько минут легким дождем не промочишь. Неужели, всегда такой уверенный, сейчас вдруг оробел? Хэнк выругал себя. А ты как думал, старый хрен? Что он и тут решительно тебя самого завалит и отымеет? Хэнк отбросил полотенце и не медля положил наконец ладони на прохладные плечи Коннора, склонился, касаясь спины животом и грудью, коснулся носом его волос, выдохнул в шею и нежно, осторожно прижался к ней губами. Коннор замер под его прикосновениями. Выдохнул, склонил голову, чтоб Хэнку было удобнее, и расслабил плечи, подставляясь под объятья. — Коннор… Тот едва слышно застонал, когда Хэнк стал целовать его шею всерьез, потом прихватил губами горячее ухо, навалился, прижался щекой к щеке. — Место, Сумо, — сказал Хэнк хрипло, и Коннор наконец повернул к нему лицо. Первый поцелуй, такой неудобный, едва отмеченный, но сладкий и важный — он ударил Хэнка под дых, выбил все самообладание и умные мысли, превратил в жаждущее, влюбленное существо. Он отодвинулся, дал Коннору повернуться, обхватил его лицо ладонями и вгляделся в затуманенные глаза. — Все решено, правда? — спросил он зачем-то, ненавидя себя за это. Лучше бы действовал. Коннор кивнул, раскрыл губы ему навстречу, но вдруг замер. — Один вопрос, помнишь? — Нет, — честно ответил Хэнк. — Но я готов. — У нас секс? — А что, уже нет? Хэнк отодвинулся, не в силах поверить, что вот оно, чего он боялся… — У нас секс, или, — Коннор не решался продолжить и только смотрел на Хэнка ждуще, с такой мукой, что у того наконец в мозгу чуть прояснилось. Коннор хотел от него чего-то серьезного. Но чего? — У нас секс, — сказал он и, увидев, как гаснет что-то у Коннора в глазах, продолжил: — но секс у нас по любви. И ты сюда не трахаться пришел. Коннор снова облизал губы. — Да? — спросил он. — А что делать? — Заниматься любовью. — Так давай, — и сияющий Коннор закинул руки Хэнку на плечи, притянул его у себе и поцеловал. Не так осторожно, как Хэнк поначалу, и не так напористо, как Хэнк, когда поверил, что все случится. Но так горячо и сладко, что у Хэнка тут же повело голову сильнее, чем вчера, когда он напился. Он и не заметил, как они перебрались на диван. Почувствовал только, как скользнули по бокам чужие ладони, и он остался без футболки. Хэнк сел и уже протянул к Коннору руки, но тот остановился и взялся за штаны. Растянул резинку и сбросил их, переступил ногами и поставил одно колено рядом с бедром Хэнка. Совершенно обнаженный. У того дыхание сбило на хрен, пока он любовался идеальными линиями желанного тела. Белая кожа, родинки, рельеф мышц, пропорции, вставший член с розовой головкой. У Хэнка засвербело тут же взять в рот, пропустить до горла и отсосать так, чтоб Коннор только и мог, что стонать его имя. Он уже и руки протянул, вздрогнул, когда обхватил жесткие бедра, а Коннор послушно и легко закинул на диван вторую ногу и сел Хэнку на колени. И прижался промежностью к стоящему колом члену под штанами с влажным пятном. Хэнк едва сдержался, чтобы не схватить его за бедра и не толкнуться сразу сильно, со всем жадным желанием. — Поцелуй меня, — попросил Коннор тихо, и Хэнк обнял его крепко и осторожно, прижал к себе, выбивая стон от прикосновения кожи к коже, и накрыл жаркий рот своим. Коннор целовался так, что у Хэнка голова кружилась. Коннор тихо стонал, когда ладони Хэнка, проскользнув по его спине, обхватывали круглые ягодицы, сжимали их, гладили и ласкали. Коннор запрокинул голову и часто задышал, когда Хэнк скользнул пальцами в расщелину между ягодицами и погладил там, очертил пальцами влажные мышцы, которые тут же дернулись, сжались и чуть помягчели от его прикосновений. — Я подготовился, — доверительно прошептал Коннор. — Я хотел, чтоб все получилось. Сейчас. Он, едва удерживаясь, свесился к полу и достал свои штаны, порылся и вытащил из кармана тюбик. — Вот, — он протянул его Хэнку. — Хочешь сделать это сам? Хэнк застонал в голос то ли от его простоты, то ли от коварства. И взял тюбик. Коннор внутри был горячим и тугим, он прижимался и то стонал, то дышал Хэнку в лицо, не отрывая от него поплывшего взгляда, в то время пока пальцы Хэнка трудились в его заднице, растягивая и нащупывая простату. Коннор облизывал губы, тянулся поцеловать, а потом, когда Хэнк толкался глубже, выгибался и прижимал его голову к своей груди. Тот целовал, что попадалось под губы, прикусывал соски, лизал влажную кожу, водил губами по шее, пока Коннор ловил воздух ртом, покачиваясь в руках Хэнка. — Как хорошо, — прошептал он, когда Хэнк обхватил его член ладонью, и у того пропали все сомнения. Он осторожно вытащил пальцы, взял Коннора за бока, привстал и осторожно переложил того на диван, навалился сверху, подцепил бедро и закинул себе на спину. Волосы Коннора растрепались, влажные, прилипли к вискам, он закинул руки вверх в беззащитном жесте, и Хэнк со стоном приник губами к его шее, к груди, повел ниже, коротко вылизал подрагивающий живот, и наконец спустился к члену. Головка все еще была розовой, только чуть потемнела, и Хэнк, полюбовавшись, взял ее в рот. — Ах… Коннор выгнулся, вскинул бедра, и Хэнк, перехватив его ногу, закинул ее себе на плечо. Медленно взял глубже, в то же время вновь проталкивая пальцы вглубь. И Коннор задрожал под ним, снова толкнулся бедрами, сжал задницу, потом расслабил все мышцы, закинул ногу с плеча Хэнка на спинку дивана, раскрываясь еще полнее. И стонал непрерывно, пока Хэнк сосал, то забирая член глубоко в горло и толкаясь пальцами глубоко, в самое нутро, то выпуская и лаская губами только головку, массируя мышцы у самого входа. А потом снова брал и толкался глубже. И все быстрее. И потом уже не выпускал член из своего рта, брал в самое горло, сглатывал, с восторгом слушал, как непрерывно стонет Коннор его имя. Как Хэнк и мечтал. Тот не сказал, что скоро кончит, но Хэнк и так это понял — Коннор запустил руки ему в волосы, мелко толкался бедрами, то запрокидывая голову, то пьяно глядя на Хэнка. Его ягодицы сжимались, бедра дрожали, кожа блестела от пота, грудь вздымалась, темные соски ярко выделялись на его коже, и Хэнк так хотел поцеловать еще и их… Коннор застонал громче, сжал волосы Хэнка в пальцах, потом выпустил их, вскинул бедра, да так и остался, когда Хэнк уткнулся носом ему в пах и застонал. Горло вибрировало, Коннора пронзила мелкая дрожь, он ахнул, вскрикнул и кончил, излился Хэнку в горло. Тот сглотнул, еще раз, снова простонал что-то и осторожно, медленно выпустил. И вытащил пальцы из Коннора, нежно погладил расслабленные мышцы, отчего Коннор, обмякший и тяжелый, мурлыкнул что-то и со стоном облегчения опустил ногу на диван. — Обалдеть, — выдохнул он, — ты меня раскатал. — И откуда слов таких нахватался, — Хэнк никак не мог оторваться от его бедер, гладил их, потом невесомо прикоснулся к коже живота губами. Знал, что после оргазма Коннору может быть неприятно, но собственный член ныл, упираясь в диван, и явно пытался думать за него. Стоило подрочить, пока Коннор такой расслабленный и нежный. А тот как-то извернулся, взял Хэнка за плечи и ввинтился под него, спустился ниже, ткнулся губами в губы, прошептал горячо: — Хочу пососать тебе, Хэнк. И, ловко сунув руку под резинку в штаны, взялся за стояк. Хэнк едва не взвыл, потому что едва он представил себе губы Коннора вокруг своего члена, как в голову ударило, дыхание перехватило, а перенапряженный член в теплой хватке Коннора стал каменным. — Уже не успеешь, — хрипло сказал Хэнк и кончил, содрогаясь и дергаясь в крепкой хватке. А дождь все шумел за окнами, вот только слышать его Хэнк стал гораздо позже. Он полулежал на Конноре, накрывая его своим телом и согревая, и тот тепло дышал ему в шею — кажется, дремал. Но когда Хэнк осторожно пошевелился, тут же открыл глаза и в ответ на изучающий взгляд улыбнулся. Как-то по-особенному. — Ну вот ты и попался, — Коннор медленно вытащил ногу из-под бедра Хэнка и расслабленно закинул ее сверху, ничуть не стесняясь наготы. — Теперь ты мой. Хэнк долго смотрел ему в глаза, потом ответил как мог серьезно: — Если ты этого хочешь. *** Часы сливались в дни, и Хэнк едва их замечал, когда они скользили мимо него. Мимо них. Коннор, кажется, поселился в его доме, потому что теперь он был везде и практически всегда. Хэнк смотрел на него и словно плыл в томительном и сладком удовольствии. Он помнил каждый жест и каждое слово в тот, первый их день, который плавно перешел в вечер, когда Коннор, надев домашние штаны Хэнка и повесив свои сушиться в ванной, сидел рядом на диване, скрестив по-турецки ноги, и хрустел попкорном, пока Хэнк пытался сделать вид, что смотрит кино. Коннор смотрел, наверное, а вот Хэнк видел только его. Руки так и тянулись потрогать, обнять, запустить пальцы в волосы, почувствовать вновь мягкость губ. А Коннор смеялся старой комедии и искоса посматривал на Хэнка. А потом, запив попкорн содовой, он вдруг посерьезнел и повернулся к Хэнку. У того внутри все ухнуло вниз. — Тебе пора… — начал он, но Коннор его перебил: — Пора отсосать, как я и обещал. Хэнк действительно помнил каждый жест, каждый взгляд Коннора, каждое его движение. Ему казалось, что даже через много лет он будет видеть ясно и отчетливо, как Коннор взял его за руку, переплел пальцы и повел за собой к Хэнку в спальню. Усадил его на кровать, а сам гибко опустился на колени и потянулся к завязкам штанов. Никогда Хэнк не сможет забыть, как в свете ночника блестели его глаза и губы, как он задевал живот Хэнка теплыми пальцами, пока развязывал шнурок и сдвигал штаны и белье вниз, освобождая член. И то, как он придвинулся ближе, открыл рот и обхватил головку еще мягкого члена губами, будет стоять перед взором Хэнка до скончания всего, что может или не может кончиться. В паху горело, член быстро вставал в горячем и влажном рту Коннора, и Хэнк уплывал, сдвигал мир вокруг в сторону и оставался в их с Коннором вселенной, ограниченной ими двумя. Потому что ничто больше не было важным, кроме человека, которого он любил, на коленях перед ним. Губы Коннора стали красными, глаза блестели, а ресницы слиплись стрелками. Он забирал глубже, но в горло не получалось, и он старался снова и снова, до слез. Постой, хотел сказать Хэнк, не стоит, всему свое время, но не успел. В очередной раз Коннор наделся на член, а потом вскинул глаза, втянул щеки, и Хэнк только и успел ахнуть и дернуться назад. Коннор не подавился, но собрал потом капли со щеки, рта и шеи, лизнул на пробу, и Хэнк, который тяжело дышал, слушая, как бухает в груди сердце, едва снова не кончил, уже насухую. Утром Хэнк встал очень тихо, чтоб не потревожить Коннора, который, раскинувшись, спал рядом. Почистил зубы, мокрыми руками пригладил волосы, отметил, что пора бы стричься, а то обрастает, и тихо прошел на кухню. И замер, глядя в окно, пока варился кофе. Было страшно спугнуть то важное, что чувствовалось в нем самом и вокруг него. Он услышал, как Коннор скрипнул дверью, зашумел водой в ванной, стукнул там чем-то и засмеялся. А потом прошлепал по коридору босыми ногами и как-то вдруг оказался в кухне. Хэнк замер с кофе в руках, глядя, как тот стоит в солнечном свете, в золотых пылинках, обнаженный и прекрасный, и едва не упустил кружку. — Надеюсь, я тебя не шокирую, — сказал Коннор, подходя ближе, и взял и ослабевших пальцев кофе. Сделал глоток. — Терпеть не могу кофе, — поделился он. — Чай есть? — Только не голой, кхем, не на стол, — просипел Хэнк и полез в шкаф рукой, не отводя взгляда от смеющегося Коннора. — Да, ты немного занудный, — сказал тот, прислонившись к столу бедром. — Не переживай, я это давно знаю. Это не повод обижаться. — Это, знаешь ли, радует, — Хэнк нащупал чай, сунул пакетик в кружку и залил кипятком. А потом порылся на полках еще, достал микрофибру и широким жестом расстелил ее на столешнице. — Всегда можно найти выход. Коннор засмеялся, подтянулся на руках и сел на стол задницей, потянулся за кружкой и сделал осторожный глоток. — Выход или вход, — сказал он и, уцепившись за пояс штанов Хэнка, подтянул его к себе, обхватил ногами, обнял, прижался к груди и вздохнул. — Так нормально? — Кофе дерьмо. А остальное супер. Только чай на меня не пролей. — Хорошо. Да, дни бежали один за другим, и Хэнк, до этого Коннора почти и не знавший, открывал его для себя с каждым днем с новой стороны. — Аманда не против? — спросил он как-то, когда Коннор в одних шортах и майке сидел на диване, закинув длинные голые ноги на столик, и увлеченно клацал клавишами лэптопа. Тот отозвался не сразу. — Что? — Аманда не против наших отношений? Ты зависаешь у меня уже, — Хэнк нахмурился, — который день? Стук клавиш стих. — Ты против? — Я?! — ужаснулся Хэнк. — Нет! Я только за! Тон Коннора смягчился. — Это хорошо, — почти промурлыкал он и посмотрел на Хэнка поверх очков. — Я бы постарался и укрепил твою уверенность. Он замолчал, и Хэнка тут же бросило в жар. Срочно спорт, поправить здоровье, а то он с такими всплесками активности отбросит башмаки, а ему это на хрен не сдалось. Он потянулся было к Коннору, но тот со вздохом поправил очки и уставился в лэптоп. — Но я занят, у меня работа. Может, позже. — Может? — Хэнк поднял бровь, но Коннор не увидел этого красноречивого выражения эмоций, он уже что-то набивал на клавиатуре. Потом отвлекся и вздохнул. — А у мамы я не спрашивал — это, вообще-то, не ее дело. Наверное, она расстраивается. — Что ты выбрал меня? Коннор посмотрел на Хэнка снисходительно. — Что я вырос. И снова уткнулся в свою работу. Хэнк потупил на него еще с минуту, а потом встал с дивана, прошел в спальню и переоделся, задержался у дверей, звеня ключами. — Я по делам. — Угу… — Вернусь часа через полтора. — Ммм… — Или два. — Ага… Хэнк шагнул к дивану, наклонился над работающим Коннором, ткнулся губами ему куда-то в висок, но Коннор, не отрывая взгляда от экрана, чуть повернулся, умудрился чмокнуть в уголок губ. Хэнк едва подавил в себе желание задержаться и попрощаться как следует, но взял себя в руки и наконец вышел из дома. Дел и правда накопилось, и сидеть дома, даже рядом с Коннором, терпения не было. Недавно еще днями с дивана не вставал, а тут энергия откуда-то появилась. Он съездил в супермаркет, зашел в хозяйственный отдел и набрал средств для очистки от ржавчины, масло машинное, хорошо, не забыл пустую канистру, так что сменил на полную. Хотел было и снасти посмотреть, но вспомнил, как они делали это с Коннором, и передумал. Лучше они снова вместе съездят. По дороге обратно заехал в парикмахерскую, сел в кресло и не стал просить покороче, по уставу. — Подровняйте, где там короче, где длиннее, чтоб было современнее, — он замялся. — И бороду… — Ни слова больше! Все дамы будут ваши, сэр! Хэнк хмыкнул и доверился. Вернулся Хэнк часа через два, распахнул дверь и вдохнул новый запах своего дома. Терпкий одеколон Коннора, попкорн, кофе. На кухне за столом сидел Коннор, изредка клацал по клавишам, пил чай со своим попкорном. Хэнк поставил пакеты на стол рядом, зашуршал, вытащил крекеры, Коннор тут же потянулся, с треском разорвал пачку и захрустел, блаженно жмурясь. — Ты красивый, — сказал он и глотнул чая. — Что? Хэнк обернулся от распахнутого холодильника, замер, глядя, как Коннор встает, снимает очки и откладывает их в сторону. А потом идет к нему, неумолимый и прекрасный. Член у Хэнка в штанах дернулся, и его привычно кинуло в жар — как в молодости, словно он сбросил пару-тройку десятков лет. — Закрой дверцу, а то потечет, — сказал Коннор Хэнку в губы, а потом больше ничего не сказал, потянул за собой, и дверцу Хэнк захлопнул ногой, уже уходя. Моменты близости копились в памяти, каждый день добавлял что-то новое и светлое, но были картины, которые — Хэнк был уверен в этом, — не сравнить было ни с чем. Не случалось в жизни Хэнка ничего такого и близко. Например, первый раз, когда он… когда они с Коннором занимались любовью. Ну, так-то они делали это постоянно — все их общение было для Хэнка про любовь, — но именно секс, момент, когда он увидел лицо, глаза Коннора, впервые войдя в него. Стоило вспомнить, и руки начинали подрагивать, а в груди щемило от нежности и любви. И ведь Коннор решил все сам, как все всегда решал. Хэнк-то не торопился, все ждал чего-то, да и страшно было — а вдруг все равно будет больно, даже несмотря на три пальца, которые так сладко было погружать в горячее и трепещущее… вдруг не рассчитает, ткнется сильнее, чем можно, и причинит боль? Но однажды вечером, когда день с его заботами остался позади, ужин прошел, да и ежедневные посиделки на крыльце с Сумо под боком закончились, Коннор не стал покорно принимать, что приготовил для него Хэнк — он оторвался от его губ, уперся ладонью в грудь и прищурился. — Ты или меня не хочешь, — начал он, и Хэнк не смог сдержать красноречивое хмыканье. — Вот и я так думаю. Значит, слишком меня бережешь. Придется брать дело в свои руки. — Дело? У тебя производственный план, что ли? — У меня всегда план! И структура, иначе герой до Босса не дойдет и завязнет в структурах. И мне кажется, что я вязну. — Или я. Коннор приподнялся на локтях, всмотрелся в лицо Хэнка, кивнул. — Или ты. Так что доверься… — Профессионалу? — засмеялся Хэнк и позволил перевернуть себя на спину. А потом позабыл все на свете, когда Коннор перекинул через него ногу — бесконечную ногу с идеальным коленом, с волосками на голени и красивым, до слез, подъемом стопы — и сел на бедра, прямо на стоящий член. Прижал его, чуть поерзал. — Опыта у меня маловато для профи. Так что придется своим поделиться. Хэнк? — Что? — оторвался тот от вожделенного тела, перевел взгляд со своих ладоней на бедрах Коннора ему в лицо. — Ладно, я сам, — вздохнул тот со смешком и потянулся за тюбиком смазки. А потом он еще что-то говорил, когда после долгого поцелуя потянулся назад и стал себя смазывать, и даже когда головка члена Хэнка ткнулась в мягкие мышцы и медленно проскользнула внутрь, он все еще шептал что-то. Хэнк правда ловил каждое его слово, каждый вздох, только потом не мог разделить это воспоминание на части. Потому что Коннор стал для него всем, он был везде, и Хэнк собирался сделать так, чтоб это длилось всегда. То, как Коннор медленно двигался на нем, как он наклонялся вперед, упираясь руками Хэнку в грудь, в то время как его жадный и темный взгляд не отрывался от его лица. И как он спустя минуту откидывался назад, запрокидывал голову, выгибался, и Хэнк, не помня себя, тянулся, тянулся к его лицу рукой, гладил судорожно напряженное горло и влажную грудь, трогал живот, а потом останавливал ладони у Коннора на бедрах, сжимал их и задавал четкий и быстрый темп. Коннор тогда стонал в голос, хватал ртом воздух, снова наклонялся вперед, словно сил не оставалось держаться на Хэнке прямо, и заглядывал ему в лицо. Глаза у него были черные и глубокие, и Хэнк совершенно в них терялся. А потом он опрокинул Коннора на кровать, закинул его ноги себе на плечи и наконец стал двигаться так, как ему давно хотелось. — Скажешь, если будет неприятно, — выдохнул он перед этим, а Коннор на его слова только рассмеялся и так и хихикал, задыхаясь от глубоких толчков. Хэнк не давал себе проваливаться в сладкое марево, то и дело смотрел, не морщится ли Коннор, все ли хорошо, но тот непрерывно стонал, на каждый толчок, на каждое сильное движение. Лоб его блестел, прядки прилипли к влажной коже. Губы то и дело изгибались, Коннор то кусал их, то облизывал, то дышал ртом, выдыхая горячий воздух Хэнку в лицо. И тот пил его, проваливаясь в любовь все глубже. Коннор так и кончил: сдавленный между ними, его член выстрелил горячим. Коннор вскрикнул, задрожал и, прогнувшись, замер. А потом медленно расслабился. Хэнк тут же остановился, сдержал себя до пронзившей поясницу судороги. Спустил ноги Коннора с плеч, и тот тут же ткнул его пяткой в зад. — Давай еще. — Тебе будет… — Все супер, давай. И Хэнк дал себя уговорить, пообещав, что остановится, едва Коннор поморщится хоть мельком. Но тот не поморщился, он глянул лукаво и вдруг снова сжался на члене, и Хэнк, потеряв голову и дернувшись буквально пару-тройку раз, внезапно кончил в этой сладкой тесноте. И ткнулся лбом в чужую грудь. Медленно вытащил, дурея от пережитого. После долгого молчания услышал: — Ну, давно стоило, да? — Да, — выдохнул Хэнк, одним глазом глядя, как от его выдоха по влажной коже на груди Коннора пробежали мурашки. — Я ж говорил, — довольно сказал тот. Полежал немного, перебирая волосы Хэнка пальцами, так что того стало клонить в сон. — Еще не поздно? Может, кино? Вставать с приятного Коннора не хотелось, но Хэнк кивнул и отжался на руках. Хотел откатиться в сторону, но Коннор так и не выпускал его волос из рук. — Что? Тот пожал плечами. — Холодно. Ну это кино. Давай так полежим? — Я усну, — честно предупредил Хэнк. — Я уже, знаешь ли, не мальчик. Ночь на носу. — Ладно, только лэптоп возьму. Он ужом вывернулся из-под Хэнка, побежал в гостиную — только пятки застучали. Через пару секунд громыхнул чем-то на кухне, потом звякнуло, и вскоре Коннор протопал к спальне. Сгрузил на тумбу содовую и чипсы, нырнул к Хэнку под бок, подтянул покрывало, прижался, обнял, закинул одну ногу Хэнку на бедро, погладил седые волосы у того на груди, коротко чмокнул под ухо. Потом еще раз, в губы… После, лежа и заглядывая в экран лэптопа, рядом с хрустящим чипсами Коннором, Хэнк долго сопротивлялся, но все же глаза его закрылись, и он провалился в сон. Спать было жалко — ничто не могло сравниться с реальностью. Дни смазывались, наполнялись Коннором, и Хэнк ловил каждый, плыл в их теплой неге. Мальчишки часто играли с Сумо на его дворе, Аманда пару раз передала свой чай в кувшине, и Хэнк, больше не задумываясь о том, знает-не знает, просто принимал все эти изменения, не задавая ни Конному, ни вселенной лишних вопросов. В один из дней его вызвонил Джеффри и позвал пропустить по стаканчику в баре. Первой мыслью было отказаться, но тот настаивал, обещал, что будут они вдвоем, никаких долгих посиделок, он вообще человек серьезный, семейный, не то что некоторые. И Хэнк согласился. Не то чтобы он хотел сбежать от Коннора — конечно нет! Но теперь, когда тот был в его жизни, та словно наполнилась смыслами и интересом. Действительно, хорошо же пойти и поговорить со старым другом, раз уж они давно не виделись. Они действительно были вдвоем, пропустили по бокалу светлого, тянули, пока перебрасывались словами: новости, переживания. Джеффри рассказал о слухах — через полгодика им собирались устроить общие учения на западном побережье. И это не секрет, ну ты что, ты теперь в отставке, я тебе важную информацию сообщать не имею права. В общем, выплеснул недовольство и тут же похвастался — именно он будет отвечать за учения. И это заявка на повышение! По этому поводу взяли по второму бокалу. Хорошо прошел вечер. Зато дома, едва он вошел, накатило беспокойство — и свет вроде горел, и Сумо сидел спокойно на лежанке, но было как-то слишком тихо. Коннор мог пойти домой или заснуть, но Хэнк почти бегом прошел к спальне, чтобы замереть в коридоре, не доходя до нее. Лестница, та, которую он вырвал не так давно и бросил за задним крыльцом, стояла на своем месте, у люка на чердак. — Коннор? — позвал он негромко и замер, прислушиваясь. — Да, я тут. Поднимайся, я лестницу закрепил. Хэнк поджал губы — сам сказал Коннору, что тот может делать в его доме все что угодно, а сейчас кольнуло. Стало стыдно, что Коннор наверняка понял, чем Хэнк тут занимался. Или нет? Хэнк медленно поднялся по ступеням, оглядел вывернутые скобы на краю люка и примотанную к ним толстой стальной проволокой лестницу. И только потом вскинул глаза. Коннор сидел на табурете около старого шкафа и в свете единственной лампы, свисающей с потолка, рассматривал какие-то бумаги. Хэнк поднялся, подошел ближе и узнал и свои дневники, до которых так и не добрался, и старые письма бабки. Он хотел уже пошутить насчет древности в доме древности, но тут Коннор на него посмотрел, и Хэнк заткнулся, потому что в глазах Коннора стояли слезы. — Ты чего, Коннор? — Хэнк так перепугался, что спросил это шепотом, словно слова в полный голос могли что-то сломать или испортить. — Ничего, просто, — Коннор улыбнулся, и у Хэнка в груди екнуло от его сжавшихся губ, — твоя бабушка такая трогательная. И вообще все это, — он указал на бумаги в ящике, — это как память семьи. Словно ты не один. — Я здесь один, — сказал Хэнк и добавил: — был. Теперь со мной ты. То ли утверждение, то ли вопрос, он и сам не знал. Странная была ситуация, он пока не мог понять, что же так расстроило… растрогало Коннора. А тот продолжил через минуту тихо: — Словно ты продолжение твоих предков. Можешь сказать, откуда идет твой род, что с ними было сто лет назад. Кто они были. И кто ты. — Никогда об этом не думал, — Хэнк взял одно из писем, вчитался в неровные, выцветающие строчки. — Я это я, всегда знал, откуда мы и кем я хочу быть. Коннор хмыкнул, втянул воздух носом. — У нас ничего не осталось после пожара, — сказал он, аккуратно укладывая письмо в ящик. — В чем были, то и осталось. Документы сгорели. — А мать, — сказал Хэнк осторожно, — не нашли? — Нет. Думаю, она недолго прожила, как ушла от нас. Отец ее тоже искал. Возможно, нашел раньше всех… — Вот хрень, Коннор! — Хэнк шагнул к нему, положил ладонь на плечо и прижал к себе. — Ни хрена такого не было, ты не знаешь и не придумывай. Он не мог, он просто пил слишком много. — Конечно, — Коннор попытался улыбнуться, но у него не получилось. — Это злость. Он просто слишком много пил и курил. А дождей не было все лето, и та старая развалюха, в которой мы ночевали, была слишком сухой. — Вот видишь. А это, — Хэнк поворошил бумаги, — теперь это и твое тоже. Ты же мой, — он запнулся, сглотнул под пристальным взглядом и сказал, что рвалось: — моя семья. А про бабку я тебе потом расскажу, как она с дедом воевала. — А по письмам не скажешь. — Двойственная была натура. Хэнк заулыбался, отвечая на слабую улыбку Коннора, и уже почти расслабился, когда тот продолжил: — И дневники твои интересно было бы прочитать. — Ага, — сказал он, но Коннор продолжил без перерыва: — Удобно было здесь сидеть? — А? — Все хорошо видно, да? — Да, — протянул Хэнк, — вид отличный. Небо, закаты. Ну, ты понимаешь. Коннор не отводил какое-то время от него взгляда, и Хэнка потом прошибло. А если он посчитает это перебором? Что Хэнк сталкер и опасен? Но тот перевел взгляд на прикрученную к креплениям лестницу и медленно кивнул. — Да, вид неплохой. Мне нравится, когда повыше. Хэнку хотелось заорать, но он только почти спокойно сказал: — Поставим диван. И окно расширим, а то плохо видно. И, поняв, что ляпнул, замер. А потом с облегчением рассмеялся вслед за хохочущим Коннором. Звонок из стрелкового клуба через пару дней застал его почти врасплох — ему казалось, что времени впереди еще много, а оказалось, что прошло уже почти две недели. Попросили определиться, точно ли ему нужны два места, и Хэнк только сейчас, закончив разговор, понял, что пришла пора поговорить с Амандой. Вот хрень! Реально поговорить с ней лицом к лицу. А вдруг она решит спросить… ну, например, чем они с Коннором занимаются, что тот пропадает у него днями и ночами, и что сам Хэнк собирается с этим делать. Хэнк уставился в стену, сжимая телефон в руке. Он, отставник, который на службе не только по плацу ходил, но и повидал и делал всякое, сейчас что-то зассал посмотреть в глаза женщине средних лет, потому что она была мамой Коннора. На его громкий и, кажется, истеричный смешок, на кухню заглянул Коннор, вздернул брови. — Почему у тебя такой вид? Хэнк расправил плечи, сунул телефон в карман шорт. — Какой это? — Словно ты только что решился на что-то серьезное и тяжелое. Если бы ты не смеялся, я б решил, что это по работе. — Я в отставке. — Это и пугает. Но ты смеялся. Так что? Он подошел ближе, заглянул в лицо такой встревоженный и в то же время готовый посмеяться вместе с Хэнком — улыбка пряталась в уголках губ. Ну, Хэнк и рассказал. — И теперь надо спросить у Аманды, что она думает по этому поводу. Желательно прямо сейчас, — и Хэнк обреченно посмотрел в окно. А за ним, как раз там, где кусты расходились, за не такими уж и высоким забором именно сейчас вышла Аманда, чтобы полить какой-то гадостью свои неизменные розы. Что ж, улыбка Коннора очень быстро переросла в полноценный смех. Он хохотал, запрокинув голову и уцепившись за плечо Хэнка. Наверное, чтоб тот не сбежал. — Вот оно что, — хорошо, что не стал демонстративно вытирать слезы смеха, Хэнку и так хватило. — Ну, ты же не девчонку отпрашиваешь у строгого отца в кино, а оболтусов в тир стрелять. — Из тебя такая себе девчонка, — Хэнк поиграл бровями, — сама кого хочешь пригласит хоть в кино, хоть… — он вдруг замер. — Стой! А какое число? — Сегодня? — Вообще, — ответил Хэнк нечто непонятное и полез в телефон. Потыкал пальцем, подумал, закатив глаза, и ошарашенно уставился на Коннора. — А ведь придется отпрашивать девчонку. То есть тебя, — тут же исправился он. — Ого, — Коннор притерся задницей к подоконнику, подтянул Хэнка к себе и обхватил за бедра одной ногой. — По какому поводу? И Хэнк рассказал и про Джеффри, и про его домик на берегу озера, в кемпинговой зоне. Там, где они пару дней могут провести только вдвоем, без забот, как раз перед тем, как у Хэнка начнется его работа с подростками, а у Коннора тестирование почти готовой игры. — И вот, она как раз там, — Хэнк кивнул на окно. Хорошо, что жалюзи были полуприкрыты, а то не стоял бы он так свободно, а его руки не тянулись бы… Коннор прогнулся, давая его ладоням лучший доступ, потерся носом о щетину, потом, кажется, почесал нос об эту самую щетину и тепло хмыкнул. — Ты такой старомодный. — Называешь меня стариком? Хэнк и сам не заметил того, что раньше эти слова задели бы, ранили, а сейчас ему было только смешно. — Ну что ты, галантность так редка в наш век, — Коннор оторвался от Хэнка, обернулся и раздвинул жалюзи пальцами. — Ну идем, поговоришь с Амандой, пока она не ушла и довольна. — А она довольна? Коннор обернулся. — После роз-то? Несомненно. Он отлепился от Хэнка, деловито его отодвинул и встал, подтянул сползшие штаны, разгладил футболку и выжидательно глянул на Хэнка. Тот очень решительно кивнул. — Только не вздумай отпрашивать меня погулять, — сказал Коннор его спине, когда Хэнк уже взялся за дверную ручку и толкнул дверь. — Будешь отпрашиваться сам? Коннор вздохнул. — Поставлю в известность. Ты все еще смотришь на меня как на мальчишку. — У меня раздвоение образа. Черт, прости. — Да ладно, — Коннор, проходя мимо, чмокнул его в ухо. — Но не забывай, кто тебя добился. Сам. Хэнк с восхищением посмотрел ему вслед, а потом поспешил следом. Раз уж Коннор будет оказывать ему моральную поддержку, стоит этим воспользоваться. А разговор с Амандой оказался вдруг таким легким и быстрым, что Хэнк только диву давался — да он готовился дольше. Ну и поддержка, да. Коннор сначала встал рядом, кивнул — Привет, мам, — а потом поймал Кеннета и Ричарда и заинтересовал их прогулкой с Сумо на собачью площадку. И хорошо, лучше им про стрелковый клуб услышать после того, как мать разрешит. Хэнк описывал идею сухо, по фактам, и нервозность куда-то делась, и слова подходящие нашлись. Аманда слушала, не отрываясь от своих роз. Подрезала что-то, нюхала цветы, иногда поглядывая на Хэнка через плечо, потом повернулась и задумчиво уставилась на сыновей, всех трех. — А Коннора в клуб не зовешь? — Он уже не подросток, для взрослых своя программа. И если он захочет… — Точно, все упирается в то, что он захочет, — сказала она вроде себе под нос, но Хэнк проглотил остальные свои слова. Подумал уже, что вот оно: сейчас выслушает все, что она про них думает, но ошибся. — Кеннет вряд ли многого добьется в стрельбе, слишком уж хочет быть первым. Но пусть попробует, разочаруется и, возможно, вернется к рукопашному бою. А вот из Ричарда, — она следила за ними глазами, и по ее губам скользила довольная улыбка, — толк будет. Я согласна, — она наконец повернулась к Хэнку, посмотрела прищурившись. — Можешь их обрадовать. Хэнк все стоял и чего-то ждал, но Аманда уже потеряла к нему интерес, отвернулась, пошла к вазонам на другой стороне двора, и его отпустило. А вот от мальчишек так просто отделаться не удалось. Те, услышав, что со следующей недели будут ходить в стрелковый клуб и стрелять из самого настоящего оружия, подняли такой шум, что Хэнку пришлось прикрикнуть, чтоб остановить восторги. Только загасить их не удалось, Кеннет и Ричард вцепились в обе его руки, повисли и потребовали, чтоб он все-все подробно рассказал. Ну а раз уж они собирались с Сумо идти на площадку, то и пойдут все вместе. И Коннор тоже, ладно уж, хотя он и скучный занудный старший брат. Кеннет почти получил подзатыльник, увернулся, хохоча, и побежал впереди вместе с глупым радостным Сумо. Ричард руку Хэнка выпустил, но шел рядом и иногда смотрел сияющим взглядом. — А снайперки там будут? — спросил он у самого входа на площадку. — Я снайперку хочу попробовать. Хэнк подумал. — Вначале точно не будет, но если не перехочешь и будешь успешно заниматься, то почему бы и нет. Но не сразу! — попробовал он охладить плеснувшую от Ричарда радость, но тот взрослому занудству не поддался и побежал вслед за Кеннетом и Сумо на огороженную сеткой площадку для крупных собак. — Ты попал, — Коннор улыбался, глядя на него так уверенно и спокойно, что и Хэнк выдохнул, нашел взглядом скамейку и кивнул в ее сторону: — Посидим, пока они носятся? Коннор не возражал, так и сел рядом, не вынимая рук из карманов, вытянулся, скрестил лодыжки, пошевелил пальцами в тонких кедах. — А на озеро когда? Хэнк прикинул. — Завтра я в клуб, уточним расписание, но послезавтра точно первое занятие, уже вывесили объявление на сайте. — После него поедем? Как раз уикенд. — Не успеем — надо в супермаркет заехать еще, так что поедем с утра пораньше. — Ну вот. — И в Cabela’s еще надо, прикупить всякого к рыбалке. — Да! Коннор заблестел глазами, подставил лицо ветерку, и тот растрепал его прическу, кинул кудрявую прядь на лоб — Хэнк не мог отвести глаз. Хэнк крутился юлой, дни бежали вперед, и он с радостью понимал: успевает, вписывается, все хорошо. И даже первое занятие, вводное, на котором он знакомился с ребятами, оценивал их и попутно рассказывал о типах огнестрельного оружия и о том, с какого они начнут знакомство, прошло очень хорошо. Беспокоился о Кеннете, что тот не сможет высидеть занятие спокойно и доставит ему проблем, еще и Ричарда подначить может, но тот собрался, выглядел серьезным, хоть и азартным, и сам шикал на тех, кто не соблюдал тишину. К парковке шли вместе, Ричард сиял и явно переживал что-то свое, счастливое, Кеннет же ожил, шел и поглядывал с каким-то новым выражением. — Что? — спросил наконец Хэнк, когда взгляды достали. — Вы, дядя Хэнк, совсем другой, когда у вас оружие. Ну, мы, конечно, обсуждали, придумывали про вас всякое, но это больше как, — он задумался, — как сказка про крутого супергероя. Мелким здорово заходит, — он коротко глянул на шедшего чуть в стороне Ричарда. — Но в жизни же все по-другому бывает. — В реальной жизни вообще всякое бывает. Кеннет нахмурился на его серьезный тон. — И ты, Хэнк, тоже другой стал. Такой, — он замялся, и Хэнк приготовился к чему-то слишком для пацана серьезному, но Кеннет все же был еще пацаном. — Такой крутой! — сказал он и вздохнул так, словно восторг распирал его изнутри, но волю он ему не давал. — Я тоже буду. Хэнк кивнул, разблокировал машину и, пока ехал домой, все поглядывал на заднее сиденье, где, притихшие, сидели братья, глядя каждый в свое окно. Подумалось, что не всегда Аманда так уж и права, и Кеннет еще себя покажет с новой стороны. Что может быть проще поездки в супермаркет за продуктами для уединенного уикенда на озере? Немного овощей и фруктов, вода, попкорн для некоторых и побольше всяких полуфабрикатов — иди да скидывай в тележку пакеты. И выбирать особо не надо, все похожее, разница незначительна. Только разница с прошлым разом была огромной — теперь Хэнк не был один. А тогда в компании Коннора, конечно, но все же один. Зато теперь они реально были вместе, и это чувствовалось в каждый момент. Хэнк толкал тележку вслед за Коннором и забывал думать, что им понадобится, — смотрел, как легко Коннор идет впереди, в тонких джинсах и футболке почти в обтяжку, и мысли кружили только вокруг него. Коннор показывал пакет, и Хэнк кивал, едва ли понимая, что в нем. — Шашлык из индейки? Он кивал. — Чипсы? Кивал. — Маршмэллоу? — Ага. — Любишь сладкое? — Я? — эти слова до Хэнка все же дошли, он толкнул тележку вперед, догнал Коннора и прошептал на ухо, предварительно оглядевшись вокруг: — На сладкое будешь ты. Ох, он никогда не привыкнет к тому, как выглядит Коннор, когда смеется, и глаза его сияют, глядя на Хэнка. — Я на острое. На сладкое ты. Хэнк оглядел себя, тоже посмеялся. — Ну ладно, как скажешь. И получил быстрый поцелуй — сладкий. С продуктами разделались быстро — Коннору не терпелось снова оказаться в Cabela’s, так что тележку заполнили, и Хэнк не был уверен в половине того, что они купили. — На этот раз ты со мной в тир пойдешь? — спросил Коннор, когда они остановились у входа, глядя на черную статую с ружьем. — Я тоже хочу научиться стрелять. — Ты же вроде умеешь? Говорил, что пробовал в колледже. — Мне нужен учитель профессионал. Думаю, ты подходишь. — Я для многого подхожу. Я тебе еще не все показал. — О да, — протянул Коннор с намеком и предвкушением, и Хэнк как на крыльях полетел за ним. На этот раз Хэнк и из лука пострелял — не очень его обрадовала собственная меткость, но Коннор попадал в цель чаще него, так что за него порадоваться получилось. А вот когда они спустились в подвал и пошли на звуки выстрелов, в тир, Хэнк не сразу понял, какое его ждет испытание. Им выдали оружие и патроны, обязательные наушники, потом сообщили номера стоек, и все для Хэнка было обыденным и привычным, кроме одного — он и не представлял, насколько Коннор горяч с пистолетом в руках. У него лицо стало жестче, в глазах появилась твердость, губы сжались, когда он вскинул руки и прицелился из Глока в мишень. — Погоди, — Хэнк сглотнул пересохшим горлом. Коннор уже был в наушниках и его не услышал, он переступил, прицелился, склонив голову, и нажал на курок. Хэнк успел натянуть наушники, которые снял перед тем, как окликнуть Коннора, и смотрел, как тот мажет мимо десятки. Не все, но достаточно, чтоб Коннор повернулся к нему с мрачным лицом. — Ну? Теперь видишь, почему я тебя звал в тир? У меня не получается. Он сдернул подъехавшую продырявленную мишень, ткнул пальцем в разбросанные по ней дырки. — Ага, хотел, чтоб я дал тебе пару уроков? Коннор глянул исподлобья, но не удержался, хмыкнул: — Можно и больше. Но правда, что не так? — С учетом, что «не так» многое, у тебя прекрасная меткость. — Шутишь? Прищур у Коннора был недовольный, в резком свете почти злой, но Хэнк все равно потянулся и чмокнул его в нос. — Нет. Смотри, — и он потянулся к его рукам. — Держать пистолет надо вот так… И они зависли в тире на пару часов. После этого чудесного во всех смыслах дня Хэнк и подумать не мог, что что-то может еще его удивить. Не после того, как он показывал Коннору, как правильно держать пистолет, как придерживать второй рукой, как ставить ноги и разворачивать корпус. И все это в такой близости, что каждое слово, каждый вздох проходились горячим по хребту, волновали, будили внутри жар. Когда они поднялись из тира в зал, было ощущение, что прошло не два часа, а два дня, они зашли еще за блеснами, но ходили уже словно во сне — единение их не отпускало. Хотя, может, они просто немного оглохли от выстрелов, несмотря на наушники — Хэнк не стал бы загадывать, он был полон до краев и боялся расплескать свои чувства. Чувства. Они и выплеснулись, только уже дома, когда они вытащили пакеты из машины и, уставшие и довольные, вошли в дом. Коннор подавал ему упаковки с шашлыком и замороженными овощами, бутылки с водой и содовой, Хэнк запихивал все это в холодильник, а сам глаз не мог оторвать от Коннора. Напряжение росло, чувства переполняли, бурлили в груди, и когда Хэнк захлопнул дверцу, он шагнул к Коннору, притянул его к себе и прижался, наконец, к его губам своими. Его пробрало дрожью, когда он провел рукой Коннору по щеке, обхватил его за шею, растрепал волосы. Поймал стон губами, и их поцелуй стал жадным, нетерпеливым. Хэнк еще глянул краем глаза, закрыты ли жалюзи на окнах, а потом прижал Коннора к себе, сунул руки ему под узкую его футболку, сам застонал от прикосновений к горячей, чуть влажной коже. И повел ладони вниз, погладил ягодицы сверху, а потом сунул руки под джинсы. Сжал. Погладил еще, размашисто, ощупывая всю задницу, так удобно ложащуюся в руки. И оторвался от горячих губ. — А где трусы? — Что? — глаза у Коннора были затуманенные, глубокие, и Хэнк пожалел, что спросил, но тут же раскрыл рот снова: — Ты без трусов, что ли? Коннор пожал плечами. — Ну да. — Как? — Вот так. Коннор отодвинулся с насмешкой на лице, прижался задницей к столу и демонстративно медленно расстегнул ширинку. Хэнк во все глаза смотрел, как оголяется живот, как становится видна полоска волос, как они, коротко подстриженные, густеют, как показывается полувставший член. — Но мы же поехали в супермаркет. Ты же не снял их в туалете? — Нет, я не был в туалете, хотя идея хорошая, — засмеялся Коннор. — Я их просто не надел. — Совсем? — глупо спросил Хэнк. И Коннор кивнул. — Абсолютно верно. — И тебе… — Хэнк замялся. Что спросить? Не стыдно? Коннор рассмеется и будет прав. Это Хэнк стар для такого, а ему вон в самый раз. Удобно? Ну, видно удобно, раз он ходит без трусов. Вот хрень, значит, когда он пялился на него в супермаркете… И он выпалил: — Значит, когда мы ходили по супермаркету, ты под джинсами был голый? — Я, знаешь ли, под одеждой всегда голый, — Коннор откровенно насмехался, и Хэнк почувствовал себя дураком. Ужасно возбужденным, с дымящимися штанами дураком. Надо было заканчивать. — И тебе не натирает? Ну, швы там на джинсах. Грубые же. — Точно, — Коннор медленно кивнул, облизал губы и потянул джинсы вниз. — Натирает. Как думаешь, что-то можно с этим сделать? Хэнк глаз не мог оторвать от обнажающихся бедер, от вида члена, который мелкими толчками приподнимался все выше. Он сглотнул пересохшим горлом, ответил хрипло: — Зализать. Можно же мне, — он посмотрел Коннору в глаза и потерялся, — полизать? — Давай, — дал разрешение тот, и Хэнк сам не заметил, как оказался совсем близко, подсадил Коннора на стол и про фибру даже не подумал. А потом наклонился и со стоном взял этот восхитительный, еще чуть мягкий, но с каждой секундой твердеющий член в рот. Сразу до горла, уткнулся носом в колючие волосы в паху, сглотнул — и откуда слюна взялась. А потом выпустил, сминая ствол губами, лаская языком головку, нежно проходя кончиком по венчику, и Коннор застонал в голос. Хэнк не поднимал глаз — и так знал, что на лице у того не осталось ни смеха, ни умных мыслей, уж это Хэнк мог гарантировать. Он снова пропустил в самое горло, и Коннор опустился на стол спиной, уперся было локтями, но Хэнк подхватил его ноги и закинул их себе на плечи. Коннор тут же сжал бедрами его голову, звуки пропали, и в благословенной тишине — мягкой и теплой — Хэнк взял так глубоко, как только мог. Коннор вскидывал бедра, они дрожали, и голос Коннора тоже дрожал, когда он произносил имя Хэнка так просяще, что у того мурашки бежали по хребту, а в паху все сводило от желания. Стоило только подумать, как Коннор ходил весь день рядом с Хэнком, и стоило сунуть палец ему за пояс джинсов — тут же стало бы ясно, что под ними ничего… И Хэнк работал ртом и языком сильнее и быстрее. Он буквально высосал из Коннора оргазм, и тот закричал и ударился головой о столешницу, когда тугая струя ударила Хэнку в горло. Тот сглотнул лихорадочно, торопясь, потом выпустил еще не совсем мягкий член, потянулся к Коннору, встал коленями на стол, не слыша скрипа, и стал дрочить, жадно глядя на Коннора, который все еще лежал, тяжело дыша и щуря глаза. Хэнк наклонился, поцеловал его в мокрую шею, мазнул по губам, но не смог поцеловать сильнее — воздуха не хватало, он почти хрипел, и рука его работала в паху яростно и сильно. — Сейчас ты себе все натрешь, — прошептал Коннор, широко открыл рот, облизал ладонь и взялся за член Хэнка сам. Прокрутил нежно, а потом задал такой же жесткий темп. — И тогда уже мне придется полизать тебе, да? И Хэнка так пробило оргазмом, что он, едва хватая густой воздух ртом, повалился на Коннора, заливая его руку и живот горячим. Он оглох и ослеп, и только толкался бедрами, вжимался в теплого Коннора под собой, и не было для него ничего более важного. — Надеюсь, мы не упадем, — сказал Коннор тихо, когда он наконец пришел в себя и приподнялся на локтях. — С чего бы это, — начал Хэнк, но стол покачнулся под их тяжестью и заскрипел. А потом и затрещал. — Встаем! — скомандовал он. И, прямо скажем, вовремя. — Надо купить новый, покрепче, — Коннор скинул джинсы, зацепившиеся за одну ногу, наклонился к холодильнику, в футболке и больше ни в чем, и взял содовую. — Интересный опыт. — Ага, надо повторить, — согласился Хэнк и тут же добавил: — Потом! Я слишком стар для таких приключений. — Как сломанный стол? Он засмеялся. — Как два в один день.