Мы разрушим наши стены

Мы их стараемся взрастить И с ними всё успеть. Порой ругать, порой хвалить, Лишь чтобы устареть.

В детском торговом центре, на удивление, родителей было больше, чем самих детей. Десятки озадаченных мамаш разглядывали, как новенькая школьная форма смотрится на их, порядком измотанных вынужденным шоппингом, отпрысках. Мальчики и девочки уныло плелись за своими родительницами, которые сметали с вешалок всё, на что падал их голодный взгляд. Другие дети, которым уже повезло с выбором одежды и обуви, теперь спорили с матерями о том, какого цвета хотят пенал или рюкзак, каких они должны быть размера и формы… Блондинка сильно выделялась на фоне всех суматошных мам. Она беспомощно стояла посреди торгового зала с корзиной в руках, доверху набитой канцелярией, пока мимо неё бурной рекой проносились женщины всех возрастов и социальных статусов. Её зелёные глаза в лёгкой панике бегали от одного стеллажа с книгами к другому, иногда поражаясь тому, что видят. У Свон даже ладони вспотели. Раньше, когда Хоуп только-только пошла в школу, всё было просто. Эмме достаточно было купить всё основное и необходимое, уложившись при этом в свой умеренный бюджет. Но теперь девочка переходила в четвёртый класс, у неё появился свой собственный вкус во всём, и блондинка больше не могла выбирать на авось. Хоуп затерялась в отделе с тетрадями в то время, как Эмма пыталась не вслушиваться в разговоры других женщин, которые спрашивали у консультантов блузки и рубашки других размеров и с цветными пуговицами, пыталась игнорировать весь белый шум, исторгаемый толпами родительниц, не удосужившихся приобрести хоть какую-то часть вещей заранее. Все эти дамы так были увлечены процессом… Эмма же наоборот хотела сбежать из этого маленького Ада. Она чувствовала себя инопланетянином. Она понимала только печального вида отцов, мечтавших выжить и выбраться отсюда целыми. В её детстве не было такого широкого выбора школьных принадлежностей, который блондинке довелось наблюдать сейчас. Обложки тонкие и плотные, ножницы для левшей и для правшей, линейки из пластика, металла или эластичной твёрдой резины… Зачем кому-то вообще нужна линейка, которую можно несколько раз закрутить вокруг указательного пальца? А это что? Ластики в виде машинок, цветочков, звёздочек и человечков, кажется, она видела даже в форме какашки. Все они с подвижными элементами и нарисованными улыбающимися лицами. Да в свои двадцать восемь Свон бы и сама играла с точилкой в виде Бэтмобиля, что уже говорить о её восьмилетней дочери? Эмма остановилась возле отдела с пишущими принадлежностями, с нескрываемым отвращением глядя на простые карандаши, усыпанные радужными стразами с большими и вечно-линяющими помпонами на концах, где у нормальных карандашей располагался небольшой ластик. Блондинка брезгливо поджала губы, её слегка передёрнуло. Почему всё настолько плохо? Почему для мальчиков стоят классические чёрные карандаши, или же с изображениями Марвеловских героев в крайнем случае, а для девочек — что-то ярко-розовое, кричаще ванильное, с перьями раскрашенного гуся или павлина, присыпанные сверху пыльцой из задницы Крёстной Феи? Уже четыре года Свон приходилось вновь и вновь посещать канцтоварные магазины и приходить в панику от всего, что она видит вокруг, помогая дочери подготовиться к очередному учебному году. Но Эмма слишком любила свою девочку и шла для неё на любые жертвы. Дочь была смышлёной не по годам и часто сама объясняла матери, что за предмет та держит в руках и для чего его стоит купить. Казалось, Хоуп догадывалась, что мама чувствует себя не в своей тарелке в пропахнувшем новыми учебниками помещении. Поэтому девочка старалась помочь блондинке по-своему: Хоуп молниеносно носилась по рядам, скидывая матери в корзину всё, что ей нравилось и она считала необходимым, пока Свон терпеливо плелась следом без возражений. Дочь знала, что Эмма купит всё, что она возьмёт, лишь бы поскорее убраться от назойливых консультантов и озабоченных своими детьми мамаш, которых блондинка на дух не переносила. Свон не была такой, как остальные матери, она отличалась по поведению и образу мыслей, из-за чего у неё никогда не было подруг среди мам одноклассников Хоуп. Эмма видела их только на родительских собраниях и школьных мероприятиях, которые, как бы ей не хотелось, приходилось посещать время от времени, постоянно чувствуя на себе надменные и оценивающие взгляды. Но блондинка чувствовала себя не паршивой овечкой в стаде, а скорее волком в овечьей шкуре. Она могла, скрипя зубами, поддержать почти любую светскую беседу, но при этом оставаться настороже. Свон знала, что для многих выскочек-мамаш матери-одиночки — лёгкая цель, и Эмма однозначно не могла позволить себе быть мишенью для их сплетен. Она всегда отвечала на любой косой взгляд гордо вскинутым подбородком. — Мам-мам! — Хоуп подбежала к блондинке с широкой улыбкой. — Возьмём эти краски? Они по акции. — Хорошо, — Свон не могла не ответить на улыбку дочери, наблюдая, как та аккуратно опускает набор гуаши в корзинку, хотя скорее пытается воткнуть его в последние свободные от канцелярии щели. К слову, даже эту корзинку пришлось отжимать с боем у мамаши с тележкой, которая тянула за собой ещё и эту относительно свободную корзинку. С боем, конечно, это сильно сказано, если не считать за бой наглое воровство и невинные глазки Эммы на пару с Хоуп. В этом они точно всегда были командой. Эмма наклонилась к девочке и ласково потрепала свою маленькую принцессу за щёчку. Хоуп была очень красивой девочкой, хотя, наверное, любая любящая мать скажет так о своём ребёнке. Но блондинка искренне верила, что дочь сочетает в себе лучшие черты Свон и своего биологического отца, где бы он ни был. Хоуп была активным ребёнком, постоянно чем-то занималась и носилась по детской площадке быстрее и дольше всех. Иногда Эмме стоило огромных трудов уговорить девочку посидеть на месте и отдохнуть. Дочь была выше многих своих ровесников, стройная с крепкими мышцами рук и ног, благодаря чему необходимость в какой-нибудь спортивной секции отпадала. Из-за того, что Хоуп почти всё своё время проводила с друзьями на улице, её кожа приобрела бронзовый оттенок загара. Особенно за то время, пока училась в одной из государственных школ Майями. У девочки были яркие голубые глаза, как у отца, и непослушная грива золотистых волос, как у матери. Дочь на мгновенье прильнула щекой к нежному прикосновению матери, отчего сердце старшей блондинки наполнилась всепоглощающей любовью к маленькому ангелу. Хоуп всегда была для Свон мотиватором, если Эмма считала, что не справится. Достаточно было только взглянуть в эти большие голубые глаза и всё словно бы становилось проще. — Мы закончили? — поинтересовалась блондинка, поглядывая на время на экране своего смартфона. — Тётя Руби хотела присоединиться к нам за ланчем. Ты же не против сегодня пообедать блинчиками? — Мам, я слышу надежду в твоём голосе, — по-взрослому закатила глаза девочка. — Но потерпи ещё чуток. Осталось всего-то несколько ручек и выбрать рюкзак, который бы подошёл по цвету к школьной форме. Я хочу ещё раз её примерить дома! И я буду рада увидеть тётю Руби, она всегда покупает мне мороженое при встрече. — А тебе палец в рот не клади, — ухмыльнулась Свон. — Вся в мать, — Хоуп повторила ухмылку Эммы. — И да, я не против блинчиков. В Майами не было таких вкусных, как здесь. Уже только блинчики стоили того, чтобы переехать сюда. Блондинка почувствовала облегчение от слов дочери. В Сан-Франциско они переехали в начале июля, прямо в разгар летних каникул. Свон пришлось постараться, чтобы устроить девочку в начальную школу в максимально сжатые строки. Она переживала, что Хоуп будет скучать по своим старым друзьям и ей понадобится какое-то время, чтобы адаптироваться к новому темпу жизни. Но дочь настолько легко и быстро сходилась с новыми детьми, да и людьми в целом, что теперь переживания Эммы казались беспочвенными. Девочка радовалась перспективе обучения в новой и очень хорошей школе, знакомству с новыми одноклассниками и возможности посетить Диснейленд. О последнем пункте Хоуп упоминала с перманентной периодичностью. — Тогда не буду отвлекать, — блондинка вскинула руки, капитулируя перед дочерью. — Бери, что тебе нравится и идём оплачивать. — Хочешь присоединиться? — девочка скорее спрашивала для формальности, так как вопрос звучал скорее, как утверждение. — Я ничегошеньки в этом не смыслю. — Маааам! — протянула Хоуп и крепко взяла Свон за руку, потянув к нужным стеллажам. — Не стоит развивать во мне синдром брошенного ребёнка. Я могу посчитать тебя незаинтересованным лицом в воспитании и становлении меня, как личности. — Нет такого синдрома, юная леди, — усмехнулась Эмма, хотя до конца и не была уверена в своих словах. — Но я больше не дам тебе по вечерам смотреть «Закон и Порядок», или что ты там ещё смотришь, пока я работаю. Понабралась оттуда всяких выражений, смысла которых не понимаешь. — Протестую, домыслы! — хохотнула дочь. — Пожалуйста, мам. Давай вместе всё выберем, м? Блондинке потребовалась менее десяти секунд, чтобы поддаться на этот щенячий взгляд, который девочка стала практиковать после просмотра второй части серии мультфильмов про Шрека, где появился пресловутый и уже ненавистный для старшей Свон Кот в Сапогах. Эмме осталось лишь обречённо кивнуть и позволить Хоуп увести себя вперёд. Они вместе выбрали около десяти разных шариковых ручек «прозапас», как выразилась девочка. Понадобилась вторая корзина (в этот раз добытая менее преступным путём) для тетрадей и блокнотиков, которые дочь выбрала с максимальной тщательностью и кропотливостью. Хоуп выбирала себе вещи с точки зрения практичности, но блондинка уже давно заметила, что девочка отдаёт своё предпочтение нежным пастельным тонам, и что для Хоуп важно каковы предметы на ощупь, ведь ей должно быть приятно держать их в руках. Самой большой трудностью оказался выбор рюкзака для дочери. Свон беспомощно перебирала варианты, демонстрируя девочке то, что она могла бы ей купить с точки зрения соотношения цены и качества. Эмме пришлось даже обратиться к сотруднику магазина, чтобы тот показал те товары, которые они не успели выложить на витрину. В итоге Хоуп остановила свой выбор на большом тёмно-синем рюкзаке с изображением планет и летающих тарелок. Дочь даже проверила его вместительность, сложив туда почти все книги из корзины. Удовлетворившись результатом, девочка крепко обняла мать за пояс, утыкаясь лицом в живот Эммы. — Спасибо, мамочка! Блондинка широко улыбнулась, запустив пальцы в мягкие светлые волосы Хоуп, перебирая спутанные пряди. Свон в очередной раз убедилась, что сделает всё для этой маленькой принцессы. Эмма не считала себя лучшей в мире матерью, но она точно была самой хорошей для своей дочери, а остальное отходило на второй план. *** Эмма сидела в кафе за столиком напротив дочери, обхватив ладонями бумажный стаканчик со сладким кофе. Она наблюдала как девочка ковыряется в пакетах с канцтоварами и блаженно улыбается, вертя в руках свои приобретения. Её любопытные голубые глазки бегали от ручки к карандашу, от альбомов для рисования к ярким краскам. Хоуп нравилось то, что она видела. А блондинке просто нравилось видеть дочь довольной. Свон никогда не думала, что рождение ребёнка станет для неё самым важным событием в жизни. Она даже боялась, что не справится с отведённой ей ролью матери, что она просто не создана для того, чтобы заботиться о ком-то помимо себя. Она и о себе-то толком не могла позаботиться. Только с появлением дочери Эмма стала уделять время поддержанию порядка в доме, перестала слишком часто покупать готовую еду и начала читать сроки годности на упаковках. Блондинка была рада, что одно из самых любимых блюд у дочери — это макароны с сыром, готовить которые вовсе не так уж и сложно. Девочка многому учила мать: терпению, ответственности, заботе, безграничной вере и любви. Раньше Свон вообще не верила в существование такой искренней и сильной привязанности к другому человеческому созданию. Раздался задорный звон колокольчика над входной дверью, и пронзительный взгляд Эммы метнулся в сторону входа в кафе. Молодая женщина приковала взгляды абсолютно каждого мужчины, женатого и холостого, да и, чего греха таить, женщин тоже. Некоторые особи нежного пола смотрели на вошедшее видение с завистью, некоторые с нескрываемым восхищением. Гостья, ощутив на себе всеобщее внимание, очаровательно улыбнулась, откинув с плеча тёмные кудри. — Тётя Руби! — радостно закричала девочка, активно замахав руками, привлекая к себе внимание Лукас. Завидев Хоуп, Руби тут же перестала хмуриться и широко улыбнулась, демонстрируя белоснежный ряд ровных зубов. Но не успела она сделать и пары шагов, как девочка рванулась к ней, с твёрдым намерением обнять друга семьи. Руби пришлось наклониться, чтобы цепкие ручонки Хоуп крепко обняли её за шею. — И я рада тебя видеть, Принцесса, — рассмеялась та, ненадолго оторвав Хоуп от земли и покрутив её в воздухе. Руби Лукас — единственный человек в Сан-Франциско, который искренне нравился блондинке. Они знали друг друга с колледжа, и уже почти десять лет Лукас была для Свон заботливой сестрой, которой у неё никогда не было. Эмма считала Руби членом семьи, ведь именно она была рядом всё то непростое время, когда блондинка проживала свои трудные студенческие годы, исследуя грани дозволенного. И именно Лукас, а правильнее будет сказать, только Лукас поддерживала Свон во время родов, почти не покидая больничную палату. Её дочь до сих пор засыпала с плюшевым мишкой, которого Руби принесла в палату Эмме в день рождения девочки. Простой медвежонок, купленный на первом этаже родильного отделения больницы. Но для молодой матери он был дороже всех других подарков, которые могли только быть. Руби — красивая молодая женщина, ровесница блондинки и коллега «по цеху». Она была стройной, высокой, яркой брюнеткой с пронзительными зелёными глазами… Лукас гордилась своей модельной внешностью, а Свон иногда ужасно ей завидовала. Ладно, всегда. На фоне подруги Эмма казалась обычной пацанкой, особенно если взять в расчёт её стиль в одежде. Она часто отоваривалась в мужском отделе, отчего её нельзя было назвать женственной. Сейчас Лукас была облачена в узкие тёмные джинсы и белую рубашку. Пара верхних пуговиц были расстёгнуты, рукава закатаны до локтей, оголяя бледную кожу. Этот образ завершал привычный для Руби макияж — дымчатые тени и ярко-красная помада. Она выглядела просто, но со вкусом. Ну может самую малость великолепно. Блондинка поджала губы, переведя невольный взгляд с подруги на свои тёмные штаны и фиолетовую футболку с жёлтой надписью «Лучшая в мире мама». Именно Лукас помогла дочери Свон на День Матери выбрать эту слишком контрастную футболку в качестве подарка. Эмма была вынуждена носить этот атрибут одежды, чтобы радовать Хоуп, но эта футболка — редкий пример того, с чем ничто сочетаться не будет. — Опаздываешь, — блондинка подошла к Руби, и подруга крепко обняла её. — Рада тебя видеть. — Прости, ужасно замоталась, — Лукас на секунду прижала Свон к груди. — Привет. Эмма жестом пригласила Руби присесть, и подруге не нужно было повторять дважды. Она грациозно проскользнула к месту у окна и зазывающе похлопала ладонью по соседнему стулу, глядя на девочку с заговорщицкой улыбкой. Дочь блондинки тут же заняла предложенное место и втиснула в руки Лукас пакет с покупками. Брови Руби взметнулись вверх, когда она взвесила в руках содержимое. Она вопросительно подняла взгляд на Свон, но та лишь тяжело вздохнула и пожала плечами. — Я вижу день прошёл плодотворно, — хмыкнула подруга. — Скажи мне на милость, как сильно ты потратилась? — Лучше тебе не знать, — нахмурилась Эмма, принимаясь листать меню. — Но мне определённо не стоит отлынивать от работы ближайший месяц, если я хочу и дальше питаться натуральным мясом, а не соей. Лукас хохотнула. Она снова погрузилась в изучение пакета, слушая, как Хоуп рассказывает об их с мамой крестовом походе. Блондинка лишь устало улыбалась, наблюдая за дочерью. Девочка не могла дождаться первого учебного дня в новой школе. Она грезила им, ждала новых знакомств, желала новых эмоций. Из-за некоторых обстоятельств Свон приходилось часто таскать Хоуп с собой на работу. Им иногда приходилось часами сидеть в машине, поедая пончики у какого-нибудь здания, ожидая, когда нужный человек выйдет из главного входа. Поэтому Эмма никогда не считала, что Хоуп с ней скучно. Она умела развлечь дочь в любой момент, так как сама отчасти считала себя ребёнком. Возможно, в этом и была доля правды. Блондинке пришлось рано повзрослеть, и сейчас она навёрстывала упущенное вместе со своей девочкой. — Итак, в качестве извинений за опоздание, я угощаю сегодня десертом, — Руби подмигнула племяннице и махнула рукой, подзывая к себе официанта. — Мороженое! — довольно улыбнулась Хоуп. — Как будто ты не сделала бы этого, даже если бы пришла вовремя, — закатила глаза Свон. — Не ворчи, Свонни, иначе своего десерта ты лишишься. Эмму слегка передёрнуло от этого слащавого прозвища, которое подруга использовала только, когда хотела позлить блондинку. — Не зови меня так. — Тогда заказывай блины, — беззаботно пожала плечами Лукас и дружелюбно улыбнулась молоденькой светловолосой официантке, которая подлетела к их столику. Компания заказала свои блинчики, каждый выбрал себе по десерту и напитку. Семейство Свон были сладкоежками: мать и дочь выбрали себе всё максимально сладкое, заставив Руби брезгливо сморщить нос. Она никогда не понимала, насколько разными и одновременно похожими между собой были Эмма и Хоуп. Одни привычки, разные взгляды на мир. — Что ж, — снова начала подруга, разрезая столовым ножом свой блинчик. — Куда ты определила её? — Сторибрук, — набив щёки, промычала блондинка. — Сторибрук? — переспросила Лукас. — Та самая частная школа Сторибрук? С высоким плетённым забором, строгим пропускным режимом и дорогими тачками на частной парковке? Эта Сторибрук? — Как будто ты знаешь другие, — нахмурилась Свон. — Да, Руби, эта самая школа. Подруга поджала губы и восхищённо закивала, скосив взгляд в сторону девочки, которая была полностью занята своим обедом и, казалось, совсем не была заинтересована в беседе взрослых. — Эта школа лучшая в городе, Эмма. Оттуда прямая дорога в Лигу Плюща. — Да, я понимаю, — протянула блондинка. — Но нам пока рано об этом думать. — Ты будешь единственной матерью в этой школе, которая ещё не распланировала жизнь своего ребёнка, — Лукас усмехнулась. — Начиная с пелёнок. Свон недоверчиво нахмурилась, попивая через соломинку шоколадный молочный коктейль Хоуп. Она понимала, что в словах Руби есть смысл. Эмма не была матерью, которая стремилась контролировать каждый шаг своей дочери, предоставляя ей достаточно свободы. Зачем за них определять будущее? Пытаться реализовать через детей мечты и стремления, которых не достиг сам? Это же бред. Блондинка на самом деле переживала о первом школьном дне девочки даже больше, чем сама Хоуп. Она знала, что значит быть другой. Не иметь полную семью. Не иметь вовлечённых и «тех самых правильных» родителей, которые были у обычных детей. Свон не хотела, чтобы дочь стала изгоем в этой школе с высоким статусом. И Эмма собиралась сделать всё возможное, чтобы у девочки было всё то, чего не было у неё самой. Она не пропустит ни одного школьного концерта, не упустит ни одного вручения наград, будет всегда готовой примчатся к Хоуп в мгновенье ока. — Всё будет отлично, — блондинка старалась выглядеть беззаботно. — У нас всё получится. Через неделю мы войдём на территорию школы и успешно начнём учебный год. — Ты кого пытаешься убедить в этом? — Лукас выгнула бровь. — Себя или меня? — Себя, — ответили хором Свон с дочерью. Девочка с невинным личиком всё это время с любопытством наблюдала за матерью. И немного переживала за неё, подслушивая весь разговор. Ведь начало учебного года всегда было очень тяжёлым испытанием для Эммы. И Хоуп хотела всеми силами облегчить его для мамы.