Порою в битвах льётся кровь.
Порой повсюду будет пух.
Но если вложим мы любовь,
Лишь укрепим сердечный дух.
За окном было пасмурно и моросил дождь, оставляя свои беспорядочные тонкие дорожки на стекле, но это отнюдь не портило атмосферу праздника. Не смотря на серые тона за окном и мрачное полотно тяжёлых туч, устилающих небо, в доме Реджины бушевали краски, от которых даже немного резало глаз. В гостиной ярко горел свет, отражаясь от глянцевой поверхности праздничных шаров, переливаясь нежными оттенками на жёлтых и красных ленточках, коими были украшены стены, а из колонок стереосистемы доносился приглушённый весёлый мотив одной из любимых музыкальных дорожек дочери журналистки. В воздухе витал приятный аромат свежей выпечки (только что из духовки), который смешивался с лёгкими цветочными нотками свежих букетов, которые Генри и близнецы преподнесли имениннице в честь праздника. Блондинка никогда не замечала за своей девочкой особой любви к цветам, но Хоуп была очень рада их получить, а потому тут же умчалась с женщиной на кухню, чтобы выслушать небольшое наставление, как за ними правильно ухаживать. Два красивых букета: зелёные кустовые розы от Ноланов и пышные синие гортензии от брюнетки и её сына… Необычные и красивые композиции. Свон пожалела, что приехала к Миллс на такси, а не на своей любимой машинке (так было бы проще доставить цветы до дома). Но сделала Эмма это из расчёта, что после пары бокалов вина, поднятых в честь дочери, за руль она не сядет. Интересно, у неё вообще есть в квартире вазы? На столике лежали подарки, к которым девочка так и не притронулась, отдав предпочтение своим гостям. Самая любимая часть Дня рождения для Хоуп была не распаковка подарков, а само мероприятие, насыщенное событиями. Больше всего дочь журналистки ценила приятные воспоминания о празднике, чем его материальную сторону. Девочки в гостиной не было. Она умчалась с хозяйкой дома «навести марафет», поскольку Реджина любезно предложила Хоуп накрасить её. Сегодня дочь блондинки хотела почувствовать себя простой девочкой, в самом банальном значении этого слова. Она хотела предстать перед гостями в красивом наряде и макияже, нанесённом искусной рукой. Сама Свон не могла похвастаться необходимыми для этого навыками. Эмма надула последний шарик из баллона с гелием и передала его Генри, который тут же постарался привязать к белому шару заранее заготовленную ленточку. Марк натягивал и отмерял из катушки блестящие нити-ленточки, а Терри аккуратно отрезал их ножницами в указанных братом месте. Праздничные шары упирались в потолок, а спадающие с их концов нити создавали впечатление своеобразного водопада, по которым так приятно было проводить рукой. Кэтрин и Руби маячили на кухне, потихоньку пополняя «шведский стол» всё новыми закусками, попутно весело болтая друг с другом. На удивление журналистки, её подруга довольно быстро и легко нашла со светловолосой общий язык, чего не скажешь о взаимодействии фотографа с хозяйкой дома. После похода в парк аттракционов, женщина словно избегала оставаться с Лукас наедине, а та делала вид, что не замечает натянутых улыбок брюнетки. Руби отказывалась говорить блондинке, о чём они с Миллс успели побеседовать в тот день, и это немного раздражало Свон. Однако, сегодня был не подходящий день для разборок. — Эмма, — обратился к журналистке один из близнецов в серой футболке, кажется, Марк. — Мы принесли одну игру из дома. — Хотели поиграть, пока ждём Хоуп, — дополнил тот, что в чёрной — Терри. — Но там командные игры. Два на два. — Хотите присоединиться? — продолжил свою мысль Марк, размахивая коробочкой с игровым диском. — Генри упоминал, что вы здорово играете, — закончил за брата Терри. Блондинка улыбнулась, переводя взгляд с одного мальчика на другого. Близнецы были светловолосыми и голубоглазыми, как Кэтрин, но формой носа и очертанием губ больше походили на отца. Свон знала, что характеры у братьев очень разные, что и было причиной их частых споров, из-за чего иногда могло сложиться впечатление, будто близнецы — несносные шалопаи, но Эмма успела узнать мальчиков получше, чтобы утверждать, что это не так. Марк был старше на пару минут, но чуть выше и крупнее своего младшего брата, а Терри казался щупленьким, но очень проворным ребёнком. Марк был спокойнее своего близнеца и немного пассивнее, а Терри был очень неугомонным заводилой, но вместе они идеально дополняли друг друга. Оба мальчика безмерно уважали свою маму, избегая при ней любого упоминания Дэвида, что было не по возрасту осознанным поступком. Когда близнецы не ругались — они казались невероятно милыми детьми. — Что скажешь, пацан? — обратилась журналистка к сыну Реджины. — Примешь меня в команду? — Да! — обрадовался мальчик, выхватывая из рук Марка диск. — Сейчас всё организуем! Генри был сегодня похож на маленького принца: волосы аккуратно уложены и зачёсаны назад, открывая красивое веснушчатое личико. На сыне женщины была классическая рубашка цвета пепельной розы, что идеально подходила под оттенок его кожи, и чёрные брюки. Будто праздник был вовсе не в его доме, а на каком-то званом вечере. Брюнетка в этом плане неумолима. Близнецы тут же плюхнулись на диван рядом с блондинкой, вынуждая ту немного подвинуться, но оставить место для мальчика. Свон с усмешкой наблюдала за небольшим спором Марка и Терри, кто будет рулить автомобилем, а кто оставлять «ловушки» для своих оппонентов. Эмма догадалась, что речь пойдёт о гонках — классика, она это обожала. Как только Генри закончил все необходимые манипуляции с диском и занял свое место подле журналистки, он протянул близнецам по паре джойстиков, аналогичную оставив для себя и блондинки. Свон взяла в руки свой джойстик и приготовилась играть, ощущая, как сын Миллс буквально льнёт к ней, пристраиваясь под боком. Эмма не могла убрать улыбку с лица, опустив пальцы на нужные клавиши. Игра началась. Журналистка любила проводить время с детьми. В такие моменты ей казалось, будто она навёрстывает упущенное детство, понимая для себя то, каким оно могло быть. Блондинке было легко общаться с ребятами любых возрастов, потому что она без труда ставила себя на их место, и точно знала, что им нужно сказать, чтобы помочь успокоиться или поверить в себя. Свон смеялась, восторженно восклицала, когда у них с мальчиком выходило обогнать близнецов на втором круге, и недовольно ворчала, когда соперники снова выбивались вперёд. Эмма слышала заливистый смех Генри под боком, когда близнецы начинали спорить что делать дальше, и беззлобное недовольство, когда их с журналисткой гоночная машинка попадала в оставленные ловушки. Марк и Терри выиграли в заезде, но блондинка и сын Реджины не разочаровались в их победе или же в своём проигрыше. Свон получила настоящее удовольствие от игры в команде с мальчиком, и по лицу Генри Эмма понимала, что тот разделяет её мнение. Журналистка так же аргументировала свой проигрыш тем, что у близнецов было больше опыта в данной игре, в то время как им с сыном женщины пришлось учиться и разбираться по ходу дела. Но, чёрт, это было весело! — Надо будет взять реванш, — шепнула блондинка мальчику. — Чуть позже. Что скажешь? — Я готов! — кивнул Генри с решимостью. — Но сначала поздравим Хоуп! Мы с мамой приготовили просто отпадный подарок. Вероятно она уже вручила его. Вам понравится! — Конечно, — довольно кивнула Свон, наблюдая, как Марк и Терри наперегонки побежали к столу за сладостями. — Спасибо, что не возражал против того, чтобы отпраздновать здесь. — Это вообще не вопрос, — покачал головой сын брюнетки. — Вы бы видели восторг мамы от того, что ей снова нужно что-то организовывать. — Фанат контроля, — припомнила Эмма, посмеиваясь. — Она уже спокойно относится к этому определению, — тоже улыбнулся мальчик. — Хотя, вроде, постепенно мама всё больше позволяет другим брать ситуацию в свои руки. Вы же говорили, что вечно всё контролировать тяжело и невозможно. Мне кажется, что она прислушалась, и это круто. Журналистка согласно кивнула. Ей нравилось, что Миллс не просто слушает её, а слышит то, что блондинка пытается донести. Реджина поражала своей готовностью переступить через себя, и этим самым заставляла Свон любить себя ещё больше. И Эмма любила. Она так сильно ценила каждый момент их встречи, даже понимая, что не может себе многого позволить. Журналистка решила перестать скрывать свои эмоции, чувства и тот эффект, который эта женщина производит на неё. Блондинка не признавалась открыто в любви и не делала ничего вопиющего, чтобы спугнуть брюнетку, но она открыто любовалась Миллс, искала её прикосновений и оказывала знаки внимания так, как умела. Свон не рассчитывала ни на что, она понимала, что вероятность ответных чувств со стороны Реджины крайне мала, но ей впервые было достаточно просто любить самой. — Почему девочки всегда так долго собираются? — Генри оглянулся на дверной проём, ожидая увидеть там Хоуп или свою мать. — Без понятия, пацан, — рассмеялась Эмма. — Тут я тебе не отвечу. — Вы так не делаете? — Нет, — протянула журналистка. — Только, когда готовлюсь к важной встрече, — «или к свиданию» мысленно добавила блондинка. — У моей мамы каждая встреча важная, — фыркнул сын брюнетки, отложив джойстик в сторону. — Ну, она так говорит, во всяком случае. — Значит, так оно и есть, — пожала плечами блондинка. — Твоя мама деловая женщина, пацан. Она несёт ответственность не только за себя, когда выходит в люди, ты это понимаешь? — Ещё и за меня? — И за тебя, и за издательство, — Свон закусила губу, осознавая, что не хочет, чтобы Миллс несла ответственность и за неё. — За всех. Сын Реджины задумался. Его взгляд потускнел, а на лице появилась тень беспокойства. Эмма тут же посерьёзнела. Она оглянулась, чтобы удостовериться в отсутствии лишних ушей, и немного придвинулась к мальчику, склонив к нему голову и понизив голос до шёпота: — Генри, — мягко произнесла журналистка. — Что тебя беспокоит? — Мама много времени тратит на работе в последнее время, а с папой я вижусь не очень часто, — вдруг приуныл сын женщины. — А когда она не на работе, то на встречах, на которых мне нельзя присутствовать. Иногда на эти встречи так же приходит и папа, — блондинке не нужно было гадать, чтобы понять, что эти «встречи» посвящены бракоразводному процессу. Свон стало неуютно, и она поёрзала на своём месте, пытаясь казаться спокойной и уверенной в себе. — Я часто остаюсь в «Зачарованном Лесу» с Ингрид и Зеленой, мне они нравятся, но… Это всё не то. Что-то сильно меняется, но я не понимаю, что именно. Мне кажется, что у мамы с папой есть от меня секрет. И мне страшно, я стараюсь делать вид, что ничего не замечаю, но я вижу, что родителям тяжело друг с другом. — Ты говорил с мамой об этом? — уточнила Эмма, ей было жаль мальчика, но она понимала, почему брюнетка до сих пор молчит. Генри был очень нежным и одаренным любовью ребёнком, ранимым и хрупким, как дорогой хрусталь. Одно неверное движение и сын Миллс мог разбиться. — Нет, я вижу, как маме тяжело и как сильно она устаёт, — вздохнул мальчик. — Но я чувствую, что происходит что-то плохое. — Почему ты так решил? — Мама с папой почти не общаются, — голос Генри дрогнул. — Сначала я этого не замечал, потому что папа часто был в командировках, а мама со мной посещала «Зачарованный Лес», они мало времени в принципе проводили вместе. А когда проводили, то делали это из-за меня, я знаю. Я всегда был тем, кто просил съездить куда-нибудь втроём или просто сходить на прогулку. Журналистка скрипнула зубами, едва не выругавшись. Она почувствовала растущее волнение за брюнетку, поскольку эти мысли её сына были крайне опасны. Реджина же не подозревает, что мальчик на самом деле держит всё это в себе. — Но теперь всё изменилось. Стало хуже. Я вижу родителей вместе только тогда, когда папа привозит меня домой, — признался Генри. — Он даже порог не переступает, а мама больше не предлагает ему чай, как делала это раньше. — Хей, — блондинка заметила намёк на слёзы в больших детских глазах. — Всё хорошо. — Я говорил об этом с близнецами, — сын женщины пытался сдержать рвущиеся наружу эмоции. — Марк и Терри сказали, что их родители вели себя также перед тем, как развестись. Тоже всё начиналось с того, что Дэвид всё реже бывал дома, а потом Марк и Терри вовсе стали видеться с папой, когда Кэтрин не было рядом. И мои родители… Мама сегодня устраивает праздник, а папы нет рядом. Он сегодня заедет за мной вечером, хотя вполне мог бы остаться на праздник и попробовать кусочек торта, над которым мама так старалась. Свон вздрогнула, по позвоночнику пробежал неприятный холодок. Ком застрял в горле, прожигая его насквозь. Эмма даже представить себе не могла какое лицо было бы у брюнетки, если бы она услышала сейчас всё то, что сказал журналистке мальчик. Миллс, наверное, пришла бы в ужас, её накрыла бы дикая паника… — Я не хочу, чтобы моя семья рушилась, не хочу, чтобы мама с папой разводились. Я люблю их обоих, — сдавленно вздохнул Генри. — Мы — одно целое! И так должно быть всегда. — Послушай, — мягко произнесла блондинка, приобняв сына Реджины за плечи, и тот тут же с радостью попал в тёплые объятия. Он положил голову на грудь Свон, чувствуя сильные и ритмичные удары её сердца, которые его сильно успокаивали. — Поговори об этом с мамой. Она выслушает тебя. Я понимаю, что тебе страшно, но лучше самому задать правильные и тяжёлые вопросы, чем долго ждать, когда тебе дадут ответы другие, — Эмма надеялась, если мальчик первым заговорит об этом с женщиной, то та ему обязательно обо всём расскажет. — А вообще, мы, взрослые, иногда такие дураки. — Что? — Генри не смог сдержать смешка, сквозь тихий всхлип. — Да-да, дураки. Только маме не говори, — улыбнулась журналистка в волосы сына брюнетки. — Нам бывает страшно говорить правду, чтобы не ранить родных, но в итоге получается только хуже. Но ты запомни вот что, пацан, твоя мама любит тебя больше всего на свете. Если у неё и есть секреты, то только потому, что она хочет тебя защитить. А это стоит слишком многого, поверь мне. — Я вам верю. — Твоя мама — замечательная, — блондинка чмокнула мальчика в макушку. — Я бы хотела, чтобы у меня была такая в твоём возрасте. — А какая была у вас? — Я не знаю, — честно ответила Свон. — Можно заявить, что у меня никогда её не было, а можно сказать, что у меня их было слишком много, — Эмма немного отстранилась от Генри, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я сирота, пацан. У меня никогда не было настоящей мамы. Но у тебя она есть, и Миллс удивительная мама. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. — У вас не было мамы? — удивился сын Реджины. — Но как? Почему вас бросили? — Я не знаю, и это не важно, — покачала головой журналистка. — Важно то, что у тебя есть человек, который сделает для тебя абсолютно всё на свете, — блондинка подмигнула мальчику, чтобы подбодрить его. — И, когда придёт время, постарайся услышать и понять всё, что тебе скажут, хорошо? Генри помедлил, но кивнул, обдумывая слова Свон. Для него было новостью, что у Эммы не было никого, кроме Хоуп, и он был поражён тем, какой хорошей казалась ему журналистка не смотря на отсутствие у неё родителей. Сбоку раздался шорох, и блондинка заметила боковым зрением Кэтрин, замершую с кувшином свежевыжатого сока в руках. Нолан смотрела на них так тепло, что у Свон не осталось сомнений, что Кэтрин слышала по крайней мере часть их разговора. Светловолосая встретила взгляд Эммы и мягко улыбнулась ей, кивнув головой в знак благодарности. Нолан тоже знала о трудной ситуации женщины с разводом и сыном. — Ладно, пацан, — журналистка переключилась на мальчика. — Вытирай слёзы, а то подумают, что я тебя тут обижаю. Хоуп мне шею свернёт, сразу после твоей мамы. Генри не смог сдержать улыбки, его глаза блестели от непролитых слёз и зарождающегося веселья. Он крепко обнял блондинку ещё раз, выражая этим свою привязанность, и отстранился, заметно успокоившись. — Пойду посмотрю, как там Марк и Терри, — важно сказал сын брюнетки. — Не хотелось бы чтобы они съели все любимые пирожные Хоуп. — Отличный план, — воодушевила мальчика Свон. — И для меня забей пару тех вкусных яблочных печенюшек, которыми твоя мама угощала нас в прошлый раз. — Хорошо! Генри вскочил с дивана с новым приливом сил и, бросив на Эмму ещё один добрый взгляд, побежал к друзьям. Журналистка проследила взглядом маршрут сына Миллс и посмотрела на Кэтрин, которая всё ещё молча стояла в стороне. Светловолосая подошла к блондинке, расценив её внимание как приглашение к беседе, и присела на спинку дивана, со стороны наблюдая за детьми. На Нолан было строгое сиреневое платье-карандаш, открывающее ею аристократические руки и шею, и аккуратные туфли-лодочки. Волосы Кэтрин были собраны в высокий тугой хвост, отливая медовыми оттенками на свету ламп, а на лице был сдержанный макияж. Шикарно и эффектно, как и подобает светской особе её уровня. — Вы отлично ладите, не так ли? — обратилась светловолосая к Свон. — Генри от тебя в восторге. — Мне он тоже очень нравится. — То что ты сказала ему — правда? — Нолан косо посмотрела на Эмму. — Я не про то, что ты сирота, а вообще. Ты правда так считаешь? — Да, — журналистка спокойно кивнула. — Что ж, — Кэтрин поджала губы. — Я рада, что у Реджины есть такой человек, как ты. Думаю, когда время придёт и она расскажет обо всём мальчику, ты будешь рядом, чтобы помочь справиться с последствиями. — Я всегда буду рядом, — честно ответила блондинка. Она знала, что не сможет отвернуться от женщины, особенно, когда будет ей нужна. Светловолосая понимающе усмехнулась, встретив серьёзные глаза Свон. Эмма догадывалась, что Нолан давно знает о чувствах журналистки к брюнетке, и ничего не имеет против. Кэтрин всегда была на стороне Миллс, а потому блондинка понимала, что доверие Нолан — отличный показатель того, Реджина видит в Свон поддержку. — Не сомневаюсь, — синие глаза Кэтрин словно видели Эмму насквозь. — Будешь? — светловолосая приподняла кувшин с соком. — Нет, спасибо, — вежливо отклонила предложение журналистка. — Я настроена на более взрослые напитки. Сегодня могу себе позволить, у меня ведь тоже праздник. — Отличная философия, — рассмеялась Нолан. — Как вы с Хоуп до этого праздновали Дни рождения? — Обычно дома, в кругу нашей маленькой семьи, — без утайки ответила блондинка. — Иногда ходили куда-нибудь с Руби, если погода позволяла. — То есть подобных вечеринок не устраивали? — Нет, — покачала головой Свон. — Такое в первый раз. Думаю, это всё влияние Сторибрука. У Хоуп были друзья, но праздновать она всегда предпочитала скромно. — Разбаловали мы её? — Кэтрин насмешливо вскинула брови. — Отвечу на этот вопрос в следующем году, когда дочь попросит арендовать какой-нибудь ресторан для этого мероприятия, — с напускной серьёзностью ответила Эмма. — Надеюсь, всю школу она приглашать не станет. — Да уж, влетит в копеечку. Журналистка поморщилась, представив себе гипотетические затраты, и светловолосая рассмеялась ещё громче. Нолан нравилась блондинке, хотя они редко вот так разговаривали, ведь Свон всё ещё чувствовала себя виноватой перед ней и, вероятно, никогда не перестанет. Она была благодарна Кэтрин за то, что так лояльно к ней относится. — Но твоей дочери вроде нравится, — продолжила светловолосая. — Реджина умеет устраивать праздники. — Да, — протянула Эмма. — Эта женщина идеальна во всём. — Думаю, она старается, чтобы так было, — уклончиво ответила Нолан. — Но сама так не считает. Однако я уверена, что для Реджины этот праздник тоже многое значит. Она ведь любит девочку почти, как родную. Журналистка улыбнулась, опустив взгляд. Она обожала смотреть на взаимодействие брюнетки и своей дочери. Миллс и девочка прекрасно ладили друг с другом, и понимали друг друга довольно быстро. Блондинка поражалась, как легко Хоуп интерпретирует поступки Реджины, и как быстро женщина идёт на уступки дочери Свон. Эмма иногда шутила, что девочка — слабое место женщины ничуть не хуже, чем её родной сын, и брюнетка этого никогда не отрицала. — Миллс потратила выходные в поисках идеального рецепта торта для Хоуп, — заговорщицки поделилась Кэтрин. — И долго тренировалась, чтобы удивить именинницу блюдом на сегодняшний ужин. — И что же это будет? — Пицца. — Но Реджина не готовит фастфуд, — усмехнулась журналистка. — Именно, — светловолосая посмотрела блондинке прямо в глаза. — Вы с Хоуп для неё стали исключением во многом, Свон. Она даже отменила ужин с Робином, чтобы подготовиться к празднику. Сердце Эммы упало, а по лицу пробежала тень, которую Нолан не могла не заметить. Кэтрин тут же заинтересованно вскинула брови, но журналистка закусила губу, сдерживая свою реакцию. Снова Робин. Хотя, чего она ожидала? Локсли был близким другом женщины и, пусть та этого не замечала, пытался переступить порог дружбы. Блондинка понимала, почему Робин так раздражает её: во-первых, он был хорош собой, что немало важно, во-вторых, он знал брюнетку с детства и прекрасно к ней относился, лелея свои чувства к ней уже очень долгое время, и в-третьих… У Локсли было куда больше шансов быть с Миллс, чем у Свон. — Робин, — это имя сорвалось тихим рычанием с губ Эммы. — Да, имела удовольствие с ним познакомится. — Тебе он не понравился? — ухмыльнулась светловолосая. — Я с ним ещё лично не общалась. — Локсли хороший парень, — журналистка вздохнула. В этом главная проблема: он слишком хороший и правильный. — И Реджине, кажется, с ним комфортно. — Он её лучший друг, — пожала плечами Нолан, усмехнувшись. — Но всё равно, она выбрала вас, вместо него, — с этими словами Кэтрин оттолкнулась от дивана. — Не забывай и об этом. Блондинка нахмурилась, собираясь уточнить на что намекает светловолосая, но Нолан уже направилась к детям гордой и уверенной походкой. Свон морально стало легче от слов Кэтрин, но тяжёлое чувство камнем лежало на душе. Эмма старалась прогонять печальные мысли из головы, поскольку понимала, что не имеет прав ревновать и злиться, но сердцу приказать не могла. Она отчаянно жаждала внимания женщины, жаждала её саму, но не только в физическом плане. Журналистка никогда не испытывала подобного прежде. Она готова была просто находиться рядом с брюнеткой и смотреть на неё, ловить взглядом каждый взмах ресниц и тихие вздохи, влюбляться в такую уникальную и открытую улыбку снова и снова, тонуть в тёплых карих омутах и попадать под чары карамельных радужек. Блондинка готова была наблюдать и запоминать, как с годами пеплом окрасятся чёрные пряди и на лице Миллс появляются морщинки, особенно в уголках губ и глаз от частого смеха и улыбок, готова была слышать её хрипловатый тихий смех, под который так вибрирует собственное сердце. Свон глубоко вздохнула, покосившись на небольшой столик у окна, где стояли дорогие бутылки испанского вина из запасов Реджины. Эмме хотелось притупить свои эмоции, но в случае её чувств к женщине — это казалось глупой затеей, а потому журналистка решила, что много пить не станет.***
Хоуп гордо вошла в гостиную, вскинув подбородок, как самая настоящая принцесса: с достоинством и шутливым высокомерием, которое, впрочем, продержалось не долго на её лице, сменившись весёлым хихиканьем, когда мальчики, словно репетировали до этого, низко поклонились своей «придворной даме». Взглянув на дочь, блондинка поняла, почему та столько времени пропадала с брюнеткой. На девочке было красивое платье с пышной юбкой, почти бальное, отливающее золотом, как оранжевое солнце на закате, и аккуратные жёлтые туфли на небольшом каблуке. Волосы Хоуп были завиты в мелкие кудряшки, а боковые пряди собраны красивой заколкой на затылке, открывая довольное личико с нежным и праздничным макияжем. Если бы Свон попросили сравнить дочь с кем-то, на кого та была похожа, то Эмма непременно назвала бы Феникса: такая же сказочная, с тёплой и согревающей улыбкой, такая хрупкая и единственная в своём роде. Девочка сияла ярче самой звезды. — Красавица, — восхищённо выдохнула журналистка, тепло материнской любви пробежало по венам, вдохнув в сердце блондинки новую жизнь. — Вау, охре… — Лукас вовремя подавилась ругательством и прочистила горло, не отрывая восхищённого взгляда от Хоуп. Свон настолько засмотрелась на дочь, что даже не заметила, как Руби подошла к ней справа, чуть не выронив по пути печенье изо рта, тоже засмотревшись на девочку. — Не думала, что у неё есть такое платье, — поспешно прожевав и чуть не подавившись сказала подруга Эмме. — Она вылитая Золушка! Журналистка повернула голову к фотографу, чтобы лучше её слышать, но глаза остались сконцентрированы на Хоуп. Она никогда не видела дочь такой уверенной и довольной собой. Неужели всё дело в наряде? Блондинка быстро покосилась на Лукас, понимая, что они вдвоём сильно выбиваются из всей картины. Руби была в чёрных узких джинсах, подчёркивающих длину её стройных ног, и тёмно-зелёной, почти лесного цвета, водолазке. Тёмные волосы подруги были собраны в тяжёлую косу, алые губы растянуты в широкую улыбку, обнажая белоснежный оскал ровных зубов. Но всё равно фотограф казалась обворожительной. На фоне всех остальных простушкой снова выступала именно Свон: обычная джинсовая рубашка и стандартные чёрные облегающие штаны. Ничего лишнего (образ Эммы завершали белые кеды, которые сейчас стояли в прихожей Миллс). Журналистка всегда предпочитала комфорт стилю. Блондинка распустила волосы, немного подвела глаза и накрасила губы блеском, но старалась не переусердствовать с косметикой. — Этого платья у Хоуп не было, — покачала головой Свон, переводя взгляд на силуэт в дверном проёме за спиной своей дочери. Об этом подарке говорил Генри? У Эммы перехватило дыхание при виде Реджины, к чему она, собственно, уже успела привыкнуть. Всё естество журналистки реагировало на женщину так, даже быстрее, чем приходило осознание этого факта. Брюнетка стояла в расслабленной позе, скрестив руки на груди и подперев плечом дверной косяк. Она выглядела уверенной в себе, довольной своей работой и даже по-своему счастливой, получив в награду за свои старания искренний смех девочки. Тьма коридора за спиной Миллс лишь подчёркивала её утончённую фигуру, слегка оттеняя смуглую кожу. Кроваво-красная ткань её коктейльного платья была идеально подобрана в тон помаде и лаку на длинных изящных пальцах. Дорогой шёлк обхватывал тонкую талию Реджины, интригующее декольте подчёркивало линию груди женщины, а сама юбка была чуть выше колена, открывая жадным глазам блондинки спортивные икры и аккуратные ступни. Брюнетка была в бордовых туфлях на каблуке, которые та достала из коробки исключительно для мероприятия. Красивее видения Свон в жизни не видела. Во рту Эммы пересохло, но она решила ухватиться за возможность полюбоваться Миллс, пока та этого не замечает. Абсолютно идеальные черты лица, ровные линии бровей, золотые серьги в ушах… Чёрные волосы, которым Реджина искусно придала объём, были немного завиты на концах и сейчас едва касались обнажённых плеч, на тонкой изящной шее висела тонкая цепочка, кулон от которой нашёл своё место между ключицами женщины. Тёмные глаза брюнетки с гордостью наблюдали за Хоуп, а на пухлых губах играла лучезарная улыбка, преисполненная нежности и заботы. Сейчас Миллс напомнила журналистке Фею Крёстную, которая отпустила свою подопечную принцессу на бал. — Ты опять палишься, — прошептала Лукас на ухо блондинки, смерив её взглядом. — Тебе принести салфетку? — Зачем? — едва слышно спросила Свон на автомате, продолжала наблюдать за Реджиной. Эмму пробил электрический разряд, когда женщина тихо рассмеялась, немного запрокинув голову назад. Золотые серьги отразили свет от ламп и на мгновение ослепили безнадёжно влюблённую журналистку. — Слюни вытереть, — фыркнула Руби со смешком. — Весь пол зальёшь скоро. Блондинка возмущённо посмотрела на подругу, но фотограф только очаровательно захлопала ресницами с невинным выражением лица. Лукас приобняла Свон за плечи в знак «утешения» и тяжело вздохнула. — Не говори глупостей, — проворчала Эмма, на всякий случай вытирая уголки рта пальцами. Руби вскинула брови, выразительно проследив взглядом за движениями журналистки, и громко фыркнула. Блондинка заметила, что настроение у её подруги было приподнятое. Астрид, к несчастью, не смогла присоединиться к празднику, хотя Хоуп успела пригласить свою классную руководительницу. Учительница же решила не демонстрировать своего «фаворитизма» в отношении дочери Свон, и вежливо отклонила приглашение, но всё-таки не смогла удержаться и передала через фотографа подарок для девочки. Для Лукас это был лишь очередной повод лишний раз нанести визит Нове. Руби достаточно было пересечься с Астрид всего на пару минут, чтобы зарядиться позитивной энергией до конца дня. Влюблённость со стороны действительно настолько очевидна? Эмма снова вернула внимание брюнетке именно в тот момент, когда сама Миллс тоже посмотрела на неё. Удивительные глубокие глаза поглотили журналистку в мгновение ока, насыщая бестолковое сердце блондинки теплом и трепетом. Свон пробил электрический разряд, даже волосы на руках встали дыбом, но она не хотела прерывать зрительного контакта с Реджиной: это одновременно приносило и ноющее страдание, и особое удовольствие, которое она не готова была променять на что-то другое. Эмма обожала, когда женщина смотрела на неё так, будто никого другого в комнате не было. Взгляд брюнетки, который медленно и бесстыдно оценил журналистку с ног до головы, был насыщен сильными эмоциями, которые блондинка не могла позволить себе проанализировать, а улыбка — едва заметный изгиб чувственных губ — украла дыхание Свон. Эмма почти чувствовала дразнящие и ласковые прикосновения этого взгляда. Миллс не просто смотрела на журналистку, она видела её, наблюдала… любовалась? Реджина выглядела как греческая Богиня, снизошедшая с Олимпа: утончённая, элегантная и совершенная во всём! А сама блондинка казалась слишком заурядной самой себе — Свон стала себя корить, что не надела платье по случаю. Эмма почувствовала себя дворняжкой из мультфильма «Леди и Бродяга». Она никогда не станет ровней этой женщине, и от этого что-то неприятно укололо журналистку. Тем не менее блондинка ответила на улыбку брюнетки, взглядом указав на Хоуп, словно показывая, что впечатлилась подарком Миллс не меньше именинницы, а затем благодарно кивнула. Реджина лишь едва склонила голову, слабо пожимая плечами. Женщина не ждала благодарностей, а лишь хотела сделать дочери Свон отличный подарок. Девочка же была в восторге от того, что в свой праздник превратилась в ту, о ком читала лишь в сказках. Хоуп словно сошла со страниц одной из тех книг «Зачарованного Леса», над которыми сама проводила вечера, вчитываясь в каждое слово. Глядя на дочь сейчас, Эмма видела, что её девочка всё-таки нуждается в подобной сказке, иногда хочет быть хрупкой и ранимой, чего на самом деле Хоуп никогда себе не позволяла, чтобы не доставить матери проблем. Журналистка постепенно стала понимать это. Ей было совестно от этого, но дочь никогда не винила мать за то, что та не умеет делать или чего та не понимает (порой это были самые очевидные вещи, но голова блондинки была забита бытовыми вопросами и стремлением обеспечить девочке лучшее будущее). С самого начала Свон относилась к Хоуп открыто, прямолинейно и честно, из-за чего детское восприятие мира дочерью подверглось изменениям. Девочка всё ещё была ребёнком, но отнюдь не мечтателем, как подавляющее большинство её поколения. Эмма не понимала, что Хоуп могла всегда мечтать об обратном. Возможно, именно поэтому дочери так нравились комиксы о супергероях и сказки — это был способ девочки окунуться в мир воображения, позволить себе фантазировать, думать о магии и попытаться в неё поверить. Журналистка прекрасно знала, что детям это нужно, чуть ли не лучше всех. А как ещё выжить в Детском Доме и не потерять любовь к жизни? Не просто так существовали Зубные Феи, Санта Клаус, Лепреконы и так далее. Эти персонажи жили только благодаря детям, поскольку ребята всегда нуждались и нуждаются в частичке чего-то светлого и неизменно доброго. По мнению блондинки, сказки всегда будут самой популярной литературой в мире. И всё же Свон не заметила подобную потребность Хоуп, просто забыла какого это, но сейчас дала себя твёрдое обещание исправиться. Её дочь была счастлива, стоя посреди гостиной в пышном платье, в кругу обступивших её маленьких «галантных принцев». Её лучистые голубые глаза сияли, звонких смех ласкал слух Эмме, щёки горели румянцем. И всё, что Эмме нужно было сделать — это выбрать дочери платье, чтобы увидеть это её выражение лица? Или здесь было что-то ещё? Журналистка подозревала, что брюнетка уже превзошла всех собравшихся своим подарком, и почему-то была даже рада этому. Блондинке действительно было важно, что Миллс была в состоянии дать девочке то, что сама Свон не могла. Эмма и сама не заметила, как погрузившись в раздумья, принялась изучать взглядом Реджину, попутно покусывая свою нижнюю губу — вредная привычка, от которой журналистке следовали бы избавиться. Блондинка запоздало осознала, что женщина тоже не сводит с неё взгляда. Щёки брюнетки немного порозовели от пристального внимания Свон, за счёт чего тёмные глаза казались почти чёрными. — Миллс хорошая лгунья, — услышала Эмма слова подруги, и тут же почувствовала взрыв возмущения в груди. Как фотограф вообще посмела такое сказать? — Ты так не думаешь? — Реджина никогда не обманывала меня, — уверенно заявила журналистка, и Лукас удивлённо вскинула брови, услышав непривычно-стальные нотки в голосе блондинки. Свон готова была защищать женщину даже перед Руби. — Успокойся, Эмма, я не говорила, что эта брюнеточка врала тебе, — примирительным тоном заметила подруга. Она говорила едва слышно, так, чтобы только журналистка была в состоянии распознать её слова. — Но она очень искусно обманывает саму себя, утверждая, что ты для неё только подруга. — Не сыпь соль на рану, — закатила глаза блондинка. — Я ещё недостаточно пьяна, чтобы говорить на подобные темы. — Нет, послушай, — фотограф уверенно взяла Свон за локоть, несильно сжимая пальцами джинсовую ткань. Лукас держала Эмму уверенно, но не крепко. — Я знаю, что Миллс ревновала тебя ко мне тогда в парке. Как ты думаешь, почему она вскочила, стоило мне «припомнить» наши приключения? Это ревность. Ты сама это знаешь. — Я знала, что вы о чём-то беседовали наедине. Ты же что-то выдала Реджине, верно? — шикнула журналистка. — Только она мне так и не сказала о чём. — И я не скажу, увы, я дала слово, — Руби немного приблизилась к блондинке, её губы были в миллиметрах от уха Свон. — Но она ревновала. Я легко распознаю женскую ревность. Я не просто так устроила всю ту сцену, я хотела убедиться, что твоя брюнетка именно та, кем я её считаю. — Я тебя не понимаю. — Понимаешь, — в голосе подруги слышалась хитрая улыбка. — Миллс питает к тебе собственнические чувства, потому что глубоко внутри считает тебя своей, Эмма. У тебя есть шанс! — Нет. — Упрямая ты задница, — фыркнула фотограф, приобняв журналистку второй рукой за талию. — Боже, вы друг друга стоите. Ты нравишься Реджине, слышишь? Я тебе сказала это тогда, помнишь? И повторяю сейчас. У тебя есть шанс. — Тебе показалось, — покачала головой блондинка, хотя её сердце невольно сжалось в волнении. Она не могла нравится этой женщине так, как того хотела. — Этого не может быть. — Правда? — хихикнула Лукас. — Тогда почему сейчас эта брюнеточка прожигает нас взглядом? Поверь, так на друзей не смотрят, Свонни. Чувствую, что она готова мне руки оторвать. Свон тут же вскинула на Миллс глаза, судорожно выдохнув от желания, чтобы слова Руби оказались правдой. Поза Реджины перестала быть расслабленной, казалось, будто каждая клеточка в теле женщины подрагивала от напряжения. Она стояла, скрестив руки на груди, впиваясь чёрным маникюром в смуглую кожу на руках, но совсем не замечая этого досадного дискомфорта. Хищный взгляд брюнетки был приклеен к подруге Эммы, которая так откровенно и почти интимно шепталась с ней, чуть ли не касаясь носом щеки журналистки. Фотограф снова делала это намеренно, чтобы позлить и вывести Миллс на эмоции, сомневаться блондинке не приходилось. Изящный подбородок был гордо вскинут со скрытым вызовом, а челюсти Реджины были плотно сжаты настолько, что очертания желваков обрели небывалую резкость. Это выражение лица… Свон видела подобное, когда женщина начинала раздражаться, но пыталась сдержать эмоции. Фотограф решила пойти ва-банк, чтобы доказать свою точку зрения: она вдруг игриво рассмеялась, словно Эмма рассказала ей самую забавную шутку на свете (Лукас определённо заслуживала Оскар за свою актёрскую игру), и поцеловала журналистку в щёку именно в ту секунду, когда взгляды блондинки и брюнетки встретились. Все мысли вылетели из головы Свон, когда Миллс вдруг дёрнулась, словно намереваясь одёрнуть Руби, но в последний момент остановилась. Реджина выглядела растерянной, задумчивой, даже расстроенной. Эмма почувствовала укол совести, словно она действительно как-то провинилась перед женщиной, хотя, по факту, это чувство было необоснованно. Брови брюнетки дёрнулись к переносице, и Миллс сильно нахмурилась, а затем резко отвернулась, не скрывая очевидного: ей было неприятно смотреть на взаимодействие журналистки и её подруги. — Попробуй сказать, что я не права, — прошептала фотограф и отстранилась, отступая от блондинки на шаг. — Подумай, Свон. Может тебе стоит рискнуть?***
Эмма не знала, что и думать. Реджина почти не смотрела в её сторону, но прямая осанка и резкие движения женщины наталкивали журналистку на мысль, что брюнетка чувствует, как блондинка за ней наблюдает. Миллс злилась, но сдерживала свои эмоции, стараясь отвлекаться на общение с остальными гостями. Лишь в беседах с детьми Свон снова видела улыбку Реджины, потому что та всегда полностью отдавалась компании ребят, концентрируясь на их словах и шутках. Поведение женщины сильно сбивало с толку и, вместе с тем, заставляло Эмму мечтать о том, что она раньше считала недопустимым: вдруг брюнетка действительно что-то к ней чувствует? Вдруг Лукас права, и Миллс ревнует её не как подругу? Может ли Реджина хотеть от журналистки чего-то большего? Ведь иногда женщина так прикасалась к ней, словно нуждалась в тепле блондинки… Может, Свон это всё только кажется? Справедливо ли ожидать чего-то от брюнетки, которая всегда была в отношениях исключительно с мужчинами? Свон всё время крутилась рядом с Миллс, но из-за волнения, хорошо забытого ею (Эмма всегда была уверена в себе, когда доходило дело до флирта с очередной симпатичной мордашкой), она не могла заговорить с Реджиной. Журналистка подходила к женщине, но стоило той обернуться, как блондинка начинала «невинно» болтать с близнецами или Кэтрин, делая вид, что ничего не произошло, а когда протягивала руку, чтобы коснуться брюнетки и придержать её за руку, всегда сжимала кулаки и смущённо пятилась назад. Свон ощущала жуткую панику и страх снова всё испортить. Она не могла разрушить отношения с Миллс нежеланной близостью. Эмма понимала, что ведёт себя совсем как подросток: пугливо, неуверенно, намеренно тянула время из страха совершить ошибку. Она никогда не была такой. Почему с Реджиной журналистка превращалась в трусиху? Слова Руби не выходили у блондинки из головы. Рискнуть? Как? Заговорить о чувствах? Начать бесстыдно флиртовать? Заигрывать? Свон всегда знала, когда нравится женщинам, потому чаще всего первой была инициатором кокетливых бесед и «прочего», но с брюнеткой такая модель поведения казалась неверной. Миллс не была такой, как остальные женщины, с которыми Эмме приходилось общаться. Она была во всех смыслах исключительной, невероятной и особенной, во всяком случае для журналистки. До встречи с Реджиной блондинка не верила, что способна любить кого-то так искренне и бескорыстно, не думала, что ей будет хватать всего одной женщины, не наделась, что будет смотреть на человека и видеть в нём целый мир. Это произошло слишком неожиданно для Свон, но так постепенно и незаметно, что та не успела защититься. Любовь к брюнетке казалась Эмме правильной. Почему-то журналистка даже не удивилась, что её первые настоящие чувства принадлежали именно Миллс. Кто ещё, если не она? Блондинка не верила в судьбу, но не могла представить человека, который смог бы так же влиять на неё, как эта делала Реджина… Свон протяжно вздохнула, подходя к Хоуп и Генри, которые сейчас стояли у стереосистемы и пытались составить праздничный плейлист. Близнецы слушали наставления Нолан, а Руби не отрывала глаз от экрана телефона, и Эмма прекрасно знала, с кем подруга сейчас переписывается. Эмма хотела бы так же отвлечься на что-то стороннее, расслабиться и отключить не только голову, но и сердце. Однако глаза журналистки продолжали искать силуэт женщины в красном платье, а ладони горели огнём, желая прикоснуться к тонкой талии и притянуть к себе. Блондинка хотела зарыться пальцами в удивительные мягкие волосы брюнетки, вдохнуть аромат её шампуня, снова ощутить вкус помады на губах… — Мам, — Хоуп посмотрела на притихшую Свон изучающим взглядом. — Тебе не нравится праздник? — Нравится, солнце, — Эмма часто заморгала, возвращаясь из своих грёз в реальность. — Честно. — Вы с Реджиной снова поругались? — Нет! — тут же покачала головой журналистка. — Конечно нет. Дочь недоверчиво и строго посмотрела блондинке в глаза, но всё-таки медленно кивнула. Блондинка знала, что девочка всегда наблюдает за ней, даже, когда сама Свон этого не замечает. — Ты просто великолепно выглядишь, Хоуп, — тон Эммы был преисполнен ласки и любви к дочери. — Я тоже так думаю, — без тени стеснения заявила дочь. — Я и ощущаю себя великолепно. Никогда не думала, что буду тащиться от платьев. Мне идёт этот цвет? — Бесспорно. Миллс неплохо постаралась, превращая тебя в Золушку? — Реджина просто волшебница! — смело ответила девочка. — Но эта сказка мне не особо нравится. — Помню, — усмехнулась журналистка. — Но Мулан и Покахонтас не носили такие пышные юбки, так что… — И многое потеряли! Когда я только увидела это платье, то не поверила своим глазам, оно такое красивое! — Хоуп расправила пышную юбку, изучая пальцами гладкую ткань. Она так осторожно и бережно относилась к подарку женщины, что блондинка буквально не могла сдержать улыбки. — Реджина помогла мне его правильно надеть, привела волосы в порядок и поделилась своей косметикой. Ты знала, что у неё есть не только красная и бордовая помады? — от искреннего восторга дочери Свон тихо рассмеялась, переглянувшись с Генри. — Неужели? — Маме просто эти цвета больше нравятся, — пояснил сын брюнетки. — Она успела снять этикетку с платья до того, как вручить его мне, но я всё равно увидела надпись. Платье ручной работы! Представляешь? — лицо девочки сияло. — Другого такого нет! Оно уникальное. — Я так понимаю, что нам придётся немного разнообразить твой гардероб? — выгнула бровь Эмма. — Бесспорно, — Хоуп сделала вид, что задумалась, изучая свой наряд. — Думаю, я иногда буду носить его дома под настроение. — Зачем? — рассмеялась журналистка, мальчик тоже захихикал, представив себе домашнюю версию подруги при полном параде. — Принцессам не нужны причины, чтобы носить платья, мама, — в шутливо важной манере ответила Хоуп. — Это тоже сказала мне Реджина. Да и к тому же я скоро вырасту, так что хочу успеть насладиться им по полной. Дочь посмотрела на Миллс, направляющуюся в сторону кухни, чтобы принести оставшиеся сладости, а затем перевела взгляд обратно на блондинку, которая прикладывала все усилия, чтобы не смотреть Реджине в след щенячьими глазами. Девочка вздохнула, чувствуя напряжение между женщиной и Свон (хотя у Эммы и так, всё было на лице написано), но тут же попыталась успокоить мать. Она взяла журналистку за руку, бережно сжимая в своей ладошке пальцы блондинки. Голубые глаза смотрели в зелёные, и Свон знала, что Хоуп видит сердце матери насквозь. Под этим взглядом Эмме становилось спокойнее. — Помоги Реджине на кухне, мам, — дочь многозначительно вскинула брови. — Я уверена, что ей будет приятна твоя компания, — журналистка неуверенно поджала губы, и девочка сдержанно закатила глаза. Она слегка потянула блондинку за руку, и та наклонилась, позволяя дочери тихо прошептать: — Реджина очень интересовалась тобой, когда мы были наедине. Думаю, тебе стоит уделить ей немного внимания, — девочка чмокнула Свон в щёку и отстранилась. — Не стой столбом. Эмма растерялась. Хоуп никогда не говорила прямо, что понимает, что происходит между брюнеткой и журналисткой, но всеми своими поступками доказывала именно это. Блондинку приводила в трепет мысль, что дочь поддержит её чувства к Миллс, даже, если те останутся без ответа. Блондинке следует поделиться ими с девочкой, когда поймёт, что готова. Хоуп не станет торопить, она достаточно терпелива. Свон смотрела на дочь и понимала, что ей очень с ней повезло. Девочка всегда была на стороне Эммы, без исключения. — Тогда я пойду? — Иди-иди, — Хоуп подтолкнула журналистку в сторону коридора. — Люблю тебя. — И я тебя. — Что происходит? — нахмурился Генри, переводя свои наивные глаза с блондинки на её дочь и обратно. — Ничего, — отозвалась девочка, тут же невинно хлопая ресницами. От кого Хоуп только этому научилась? Руби? — Не отвлекайся, — дочь Свон кивнула на стереосистему. — Мы почти закончили. Эмма медленно попятилась к двери, потому что каждый шаг давался ей с трудом. Ноги от волнения налились свинцом. Реджина интересовалась ею? Что именно женщина спрашивала у девочки журналистка никогда не узнает. Хоуп всегда была честна с блондинкой, но и хранить чужие секреты тоже считала важным. Свон втянула в лёгкие побольше воздуха, как пловец, готовившийся нырнуть в воду, и резко развернулась, направляясь на кухню. Она не видела, как дочь и Руби весело переглянулись друг с другом, но это даже к лучшему. Эмма не могла позволить себе замешкаться даже на секунду. Она решительно вошла в коридор и уже по знакомому маршруту достигла пункта назначения. Однако привлекать к себе внимание женщины журналистка не торопилась, любуясь ею со стороны. На кухне царил полумрак, лишь лампы от вытяжки делились своим светом с тёмным помещением. Брюнетка стояла у одной из столешниц и аккуратно втыкала свечи в торт одна за другой. Миллс действовала неторопливо, аккуратно и бережно. Её платье и лак на тонких смуглых пальцах казались тёмно-бордовыми в лёгком мраке кухни, но Реджине шёл любой цвет. Взгляд блондинки жадно поглощал каждую деталь образа этой умопомрачительной женщины: стройные ноги, аккуратные колени, кожа на которых сейчас отливала бронзовым оттенком… Глаза Свон поднялись выше, изучая женственные бёдра брюнетки, тонкую талию, пышную грудь, изящные руки, плечи, ключицы, шею… Сердцебиение Эммы участилось. Журналистка считала Миллс безумно сексуальной, но её чувства не ограничивались одним лишь физическим влечением. Реджина привлекала блондинку не только своей внешностью, хотя эта женщина была во истину прекрасна. В брюнетке было всё то, что Свон всегда боготворила: чувство юмора, остроумие, очарование, педантичность, самоуверенность с лёгким налётом стервозности, таинственность… Миллс ненавидела сюрпризы, но сама она воплощала собой риск и загадку — всё то, что Эмма жаждала узнать. Лицо Реджины было спокойным и расслабленным. Когда её сердце было свободно от эмоций, а голова от мыслей, женщина становилась даже чуточку моложе на вид. Не было беспокойной хмурой морщинки между бровей, или же морщин в уголках недовольно поджатых губ. Но даже представляя себе брюнетку в самом худшем расположении духа, журналистка считала её прекрасной. Блондинка мягко улыбнулась, и постучала костяшками пальцев о дверной косяк. Миллс повернула голову на звук, сконцентрировав своё внимание на Свон, но ничуть не удивилась, словно ожидая, что Эмма пойдёт за ней. Волосы Реджины отливали медовым оттенком, а карие глаза отражали тёплый свет ламп и почти сияли в полумраке. Женщина несколько секунд молча смотрела на мнущуюся в нерешительности журналистку, а затем уголки её губ дрогнули в улыбке. И это едва заметное мимическое действие заставило блондинку затрепетать. Тёмные глаза брюнетки всматривались в лицо Свон, пробираясь своим тёплым и нежным взглядом под кожу. — Привет, — первая произнесла Миллс. — Привет, — Эмма неловко вошла на кухню, потирая вспотевшие от волнения ладони. — Тебе помощь не нужна? — Пока нет, — Реджина повела плечом, возвращаясь к своему занятию. — Но спасибо, что пришла. — Ты же знала, что я приду к тебе, когда замечу твоё отсутствие, верно? — Возможно, — ухмыльнулась женщина, не поднимая глаз на журналистку. — Как тебе праздник? — Очень нравится, спасибо, что озадачилась этим вопросом, — искренне ответила блондинка, медленно подходя к брюнетке. — И за всё, что сделала для Хоуп. Я никогда не видела её настолько счастливой. И не уверена, что смогла бы придумать подарок лучше. — Хоуп нравится косметика, — отозвалась Миллс. — Она вся в тебя, Свон, такая же упрямая и боевая, но всё же девочка. И это тоже не стоит сбрасывать со счетов. — Не буду, — пообещала Эмма с ухмылкой. — Но потребуется твоя помощь. — Я на это рассчитывала, — Реджина весело покосилась на журналистку. — Генри ненавидит шопинг, но думаю твоей дочери понравится. Только представь себе, все эти платья, сарафаны, косметика, — женщина усмехнулась, когда блондинка красноречиво поморщилась. — Я помню, что ты не особо большой фанат примерочных. — Только не переусердствуй, я не миллионер, — фыркнула Свон. Она закусила губу, глядя в глубокие глаза брюнетки. — Мы с Генри в сторонке постоим. — Договорились. Эмма усмехнулась. Миллс быстро согласилась на такое предложение, поскольку вариант подобного «обмена» детьми её даже устраивал. Реджина относилась к дочери журналистки, как к родной, и блондинка испытывала схожие чувства к сыну женщины. Свон всецело доверяла брюнетке самое дорогое, что у неё было — свою дочь. Миллс молча указала на пару заранее приготовленных бокалов с вином, чем только подтвердила догадку Эммы: Реджина рассчитывала оказаться с ней наедине. Как она могла отказать? Журналистка признательно кивнула и осторожно взялась за хрустальную ножку, наблюдая, как женщина копирует её жест. Блондинка и брюнетка одновременно поднесли бокалы к губам, пряча взаимные улыбки за хрустальным ободком, и медленно отпили. Их глаза были приклеены друг к другу. — Мы с Генри поговорили немного, — поделилась Свон. — Он сказал, что Грэм заберёт его сегодня. — Это так, — вздохнула Миллс. — У вас с ним всё нормально? — осторожно поинтересовалась Эмма. — Он больше не… — журналистка замолчала, подбирая слова. — Не… — Нет, — Реджина опустил взгляд. — Не так, как раньше. Ответ женщины натолкнул блондинку на мысль, что мужчина всё ещё был способен перейти черту, и от этого в Свон разгоралось беспокойство. Что шатен мог себе позволить рядом с брюнеткой, когда Эммы не было рядом? Что уже успел сделать? — Тебе неспокойно, — журналистка нахмурилась. Миллс сделала ещё глоток вина. Её пальцы достаточно сильно сжимали бокал, чтобы блондинка заметила, как побелели костяшки её пальцев. — Я думаю, Хамберт что-то задумал, — Реджина понизила голос. — Он слишком сильно и резко поменялся. Это не в его стиле. Грэм старается быть со мной мягче, словно играет на публику, но главный зритель вовсе не я. Сначала я думала, что всё дело в сыне, но нет. Он ведёт себя дружелюбно даже, когда мы наедине. Вернее, старается так делать. — Надеется, что ты передумаешь с разводом? — Он всегда на это надеется, Свон. Постоянно намекает на то, как будет больно Генри, если он всё узнает. Почти прямым текстом угрожает мне этим. Грэм стал мягче с мальчиком, чему мне стоило бы радоваться, но я не могу. — Генри хороший и умный мальчик, — Эмма сделала шаг к женщине, из-за чего той пришлось немного поднять подбородок, чтобы продолжать смотреть журналистке в глаза. — И он чувствует, что что-то происходит. Он сам мне сказал об этом. Брюнетка резко выдохнула, опрокинув в себя остатки вина, и шумно поставила бокал на столешницу. Миллс старалась держать лицо, но ей было бессмысленно притворяться перед блондинкой. Реджина впилась пальцами в края столешницы, впиваясь ногтями в её покрытие. Её спина и плечи напряглись, вся поза окаменела, а глаза расширились от шока. — Что он тебе сказал? — Что не хочет развода, — честно ответила Свон, хотя понимала, что женщине неприятно это слышать. Брюнетка вздрогнула, плотно сжимая челюсти. — Ему не нравится мысль, что его семья будет разрушена. Он выглядел расстроенным, и, как по мне, раз уж пацан сам заговорил о разводе, вероятно, он догадывается. — Чёрт подери, — выругалась Миллс. — И как после такого мне сказать ему правду? — Реджина, — Эмма тоже отставила свой бокал в сторону, чтобы взять женщину за плечи. Брюнетка немного расслабилась от ощущения тепла рук журналистки. — Хей… — Как мне сказать ему, что это я подала на развод? — женщина сейчас казалась такой беспомощной. — Я просто не могу. — Сможешь, — как можно более ласково возразила журналистка. — Но и вечно оттягивать момент, когда придётся рассказать, не получится, — блондинка взяла лицо брюнетки в ладони, и та на мгновение прикрыла глаза, прильнув к невинному прикосновению, но затем снова посмотрела на Свон. Миллс нуждалась в словах поддержки. — Я знаю, что ты разведёшься с Грэмом, ведь жить с таким человеком в браке просто невозможно, не только тебе, но и твоему мальчику. Поговоришь с Генри, и он тебя выслушает. Ты можешь ему рассказать всё, что тебя беспокоит, потому что пацан хочет видеть тебя счастливой, Реджина. А потом, когда всё трудное останется позади, ты продолжишь жить дальше свободной от гнёта мужа, я верю в это! Но, Реджина, тебе нужно поговорить с Генри. Самой. Страшно, я понимаю. Я тоже долго молчала, когда должна была рассказать тебе о своей профессии, и посмотри, что из этого вышло. — Я знаю, что ты права, — прошептала женщина. — И ещё ты знаешь, что я всегда рядом, что бы тебе не было нужно, — Эмма приободряюще улыбнулась, и уголки губ брюнетки приподнялись в ответной слабой улыбке. — Знаю. — Хочешь, чтобы я осталась до его приезда? — журналистка невольно стала поглаживать большими пальцами кожу на нежных щеках Миллс. — Мы можем вместе встретить его. Мы обе знаем, что меня этот мужчина недолюбливает. Приятный бонус. Реджина улыбнулась шире, продолжая с теплотой и благодарностью смотреть в глаза блондинке. Свон таяла от этого нежного и немного задумчивого взгляда. Эмма верила, что именно благодаря ему её сердце так бешено бьётся в груди, а лёгкие сжимаются в приятной истоме. Близость этой женщины, запах её волос, их шелковистость, которую журналистка сейчас ощущала кончиками пальцев, само присутствие брюнетки — всё, что было нужно блондинке, чтобы забыть обо всём. — Я бы очень этого хотела, — тихо ответила Миллс, хотя Свон опасалась противоположного ответа. — Спасибо, что будешь рядом. — Всегда, — выдохнула Эмма, и Реджина задержала дыхание от того, как хрипло прозвучал голос журналистки. Блондинка, спохватившись, поспешно убрала руки от лица женщины, чувствуя, как румянец смущения захватывает не только её щёки, но и кончики ушей. — Давай пока не будем об этом. Сейчас праздник, и мы тоже заслужили отдых. — Да, — брюнетка потупила взгляд, неловко убирая чёрную прядь за ухо. Свон проследила за этим утончённым движением руки. — Генри мне шепнул, что ты готовишь пиццу, — Эмма демонстративно повела носом. — Пахнет просто божественно. — Даже не думай, — рассмеялась Миллс. — Она ещё не готова. — Жаль, — с театрально печальным вздохом отметила журналистка. — Ты ананасы, надеюсь, не добавляла? Потому что если да, то это катастрофа. — Нет, — осторожно ответила Реджина. — У Хоуп на них аллергия? — Нет, — покачала головой блондинка. — Просто приготовить пиццу с ананасами — это кулинарное преступление! Ты не знала? — Я не то, чтобы часто их готовила или хотя бы ела, Свон, — закатила глаза женщина. — Но на будущее учту. — А тортик ты решила уже оформить? А как же сладкое на десерт? — Сегодня я не могу противиться желаниям, Хоуп, Эмма. — Справедливо. Он такой же вкусный, как и в прошлый раз? — Эмма двинулась в сторону приготовленного торжественного блюда, но брюнетка придержала журналистку за руку. — Если ты притронешься к крему до того, как Хоуп задует свечи, — Миллс старалась звучать строго, но в её голосе слышались озорные нотки. — Ты ни кусочка не получишь. — Чёрт! А счастье было так близко, — протяжно выдохнула блондинка, откровенно любуясь теперь уже расслабленной Реджиной. Ей удалось отвлечь женщину от неприятных мыслей. Брюнетка так и стояла, продолжая держать Свон за руку, и смотрела на неё с широкой и открытой улыбкой, а Эмма даже не думала убирать руку. Журналистка обожала, когда глаза Миллс вот так смеялись. Реджина склонила голову на бок, что-то задумчиво прокручивая в мыслях, а затем буквально вскружила голову блондинке, в пару шагов сократив расстояние между ними. Женщина стояла достаточно близко, чтобы Свон чувствовала исходящие от её тела волны тепла. — Спасибо, Эмма. Журналистка лишь пожала плечами. Ей не нужны были слова благодарности. Только, чтобы брюнетка была счастлива. Миллс опустила взгляд на их руки, когда блондинка немного повернула ладонь, неловко переплетая с ней пальцы. Удивительно, насколько правильно ощущалась рука Реджины в ладони Свон. Эмма внимательно смотрела на женщину, пытаясь прочесть эмоции на её лице. Брюнетка выглядела немного взволнованной, но в тоже время спокойной. Журналистка хотела бы прочесть мысли Миллс прямо сейчас. Действительно ли Реджина ревновала её к Руби? Есть ли у неё шанс на то, чтобы быть к ней ближе? Блондинка не надеялась, что женщина может полюбить её. Невозможно было представить их вместе, но Свон всё равно позволяла себе мечтать. Она сама не понимала на что она надеялась. Но это чувство не покидало её. — Поможешь зажечь свечи? — брюнетка в последний раз сжала руку Эммы прежде, чем отпустить. — Конечно. Миллс воткнула оставшиеся пару свечей в торт, пока журналистка стояла рядом и молча наблюдала за ней. Реджина чувствовала себя спокойно и невозмутимо, даже когда подняла на блондинку взгляд и заметила, что не может оторвать от неё глаз. Женщина протянула Свон продолговатую кухонную зажигалку, и Эмма аккуратно забрала предмет из рук брюнетки. Журналистке нужно было быть осторожней со своими мыслями и держать необдуманные спонтанные порывы в узде, потому что сейчас она безумно хотела снова ощутить на своих губах вкус поцелуя Миллс.***
Торт был просто невероятно вкусным. Дети накинулись на него сразу, отложив свои занятия без промедления. Да и сама блондинка намеренно выбрала себе кусочек побольше, потому что не могла отказать себе в удовольствии заправиться шоколадным творением Реджины. Свон искренне верила, если когда-нибудь эта женщина отойдёт от дел издательства, то непременно займётся готовкой. Брюнетке определенно стоит открыть свои кулинарные курсы. Торт — просто объедение! Даже Кэтрин, которая имела свойство следить за фигурой попросила добавки. Сама Миллс к сладкому не притронулась, что было ожидаемо, но получила искреннее удовольствие от лицезрения того, как её гости и именинница уплетают торт за обе щеки. Кажется, в гостиной даже стало ощутимо тише: никто почти не разговаривал, поскольку все были поглощены пережёвыванием пищи. Реджина сидела с бокалом вина, лениво потягивая свой напиток, и с покровительственной и гордой улыбкой изучала лица собравшихся. Чуть позже была готова и пицца, которая произвела на собравшихся не меньший эффект. Эмма поняла, что больше не сможет считать пиццы из доставки вкусными, максимум съедобными. Женщина не просто готовила, она творила волшебство на своей кухне. Любое блюдо выходило идеальным, даже то, что она готовила впервые. Брюнетка сидела напротив журналистки, болтая с Хоуп и Генри, откровенно наслаждаясь их обществом. Блондинка вслушивалась в их разговоры и иногда сама посмеивалась над их беседами. Кэтрин и Руби общались на нейтральные темы, иногда понижая голос до тихого шёпота, который Свон разобрать не могла, и косо смотрели то на Миллс, то на Эмму. Но у журналистки не было желания уточнять о чём именно они беседуют. Блондинка лениво наблюдала за спорящими близнецами, которых изредка осаживала Кэтрин, за Руби которая часто отвлекалась на телефон, отвечая на очередное сообщение классной руководительницы детей с широкой влюблённой улыбкой, за Генри и Хоуп, которые сейчас весело обсуждали возможность всем вместе посетить Диснейленд в будущем, как истинным фанатам сказок… И за Реджиной, чьи задумчивые взгляды тоже часто ловила на себе. Свон понимала, что попала во власть женщины, которая даже не подозревает, что делает с бедным сердцем Эммы. Но журналистка не могла жаловаться на это. Ей всегда было интересно, почему ту самую настоящую любовь так идеализируют, почему написано так много любовных романов, восхваляющих это чувство, почему люди готовы пожертвовать всем, чтобы хоть раз испытать его… Теперь блондинка понимала всех этих людей, над которыми в своё время лишь потешалась. Из мыслей Свон вырвал разгоревшийся спор близнецов, которые на повышенных тонах стали доказывать друг другу кто из них сильнее. Эмме потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чём идёт речь. — Я Бэтмен, потому что старше, а значит сильнее! — заявил Марк. — Всего на двенадцать минут! — возразил Терри. — Зато я быстрее на уроках физкультуры выполняю нормативы! — Всё равно ты Робин, а я Бэтмен! — Марк скрестил руки на груди. — Мальчики! — шикнула на близнецов Кэтрин, но те были настолько поглощены спором, что не обратили внимания на мать. — Нет, я Бэтмен! — Терри вскочил с дивана. — Попрошу маму на Хэллоуин купить мне костюм Рыцаря Готэма, а ты будешь ходить в причудливом трико! — Разбежался! — Марк схватил подушку и кинул брату в лицо. — Это ты будешь носить это трико, понял? Терри не ожидал нападения от близнеца, поэтому не успел защититься от летящего в голову снаряда. Все в комнате в шоке уставились на близнецов с разным спектром эмоций: Кэтрин, Генри и брюнетка смотрели с искренним беспокойством, а вот журналистка, Лукас и Хоуп с азартом и любопытством. Терри поднял диванную подушку с пола, медленно отряхнув с неё несуществующую пыль, а затем вперил в лицо брата серьёзный взгляд. — Ты поплатишься за это. — И что ты мне сделаешь? — Заставлю молить о пощаде! — с этими словами Терри бросился на Марка, замахиваясь на него подушкой. Марк не позволил брату повалить себя, он перехватил импровизированное оружие близнеца и пытался вырвать подушку из цепких пальцев Терри. Миллс выпрямилась, намереваясь разнять мальчишек, пока они не снесли ничего на своём пути, но Нолан опередила её. Она резко встала с дивана, подходя к дерущимся близнецом и нависая тенью над ними, но… Терри удалось вырвать подушку из рук Марка, но это произошло так неожиданно, что он сам не смог удержать её в пальцах. По инерции подушка полетела вверх и угодила Кэтрин прямо в лицо. Светловолосая в шоке отступила, не веря в произошедшее, её лицо побагровело от рвущихся наружу эмоций. Нолан чудом не задела столик ногой, пока пятилась, неосознанно потирая раздражённые от столкновения с грубой обивкой подушки глаза. — Мальчики! — прошипела Кэтрин, её осипший голос прорезал звенящую тишину. Близнецы в немом ужасе уставились на мать, чья причёска была испорчена их выходкой. Лицо Генри вытянулось от шока, а Руби не смогла сдержать рвущегося наружу хохота, который тут же подхватила и дочь блондинки. Реджина и Свон осторожно посмотрели друг на друга, словно ища подсказки, что делать дальше? Но Эмме становилось всё труднее сдержать улыбку, да и смех девочки и подруги был крайне заразительным. Женщина тоже поджала губы, хотя её плечи немного подрагивали от смеха. — Бой подушками! — объявила фотограф, вскакивая на ноги. — Что?! — возмутилась Кэтрин, обернувшись на Лукас, но тут же сама ухмыльнулась, когда Руби получила очередной подушкой в живот. Подруга журналистки драматично согнулась пополам и упала на колени, словно её ранили не набитой перьями подушкой, а копьём. Фотограф, поражая всех своей актёрской игрой, возвела глаза на своего обидчики, театрально протянув к нему руку. — Ты играешь против меня? — возмутилась Лукас, глядя на Хоуп, которая и была той, кто кинул снаряд в Руби. На этот раз засмеялись даже близнецы, которые, воспользовавшись тем, что внимание их матери было сосредоточено на подруге блондинки, сиганули за спинку дивана на безопасное от наказания расстояние. — Прости, — дочь журналистки добродушно пожала плечами. — Но в этой игре каждый сам за себя! — Ну смотри, — фотограф схватила со столика плюшевого медвежонка (подаренного Марком девочке) и кинула его в Хоуп, но та увернулась, и плюшевая игрушка угодила в смеющегося Генри. Брюнетка, почувствовав, что запахло жаренным, поднялась с дивана и поспешила отойти от потенциального поля боя на несколько шагов. Она широко усмехалась, но её внимательные глаза тщательно изучали обстановку, задерживая своё внимание на потенциальных снарядах, которые могут быть пущены в ход. Свон тоже медленно поднялась, вскинув руки в защитном жесте, и стала осторожно отходить. Как раз вовремя, потому что началась самая настоящая бойня, в которой приняла участие даже сама Кэтрин, целясь преимущественно в своих сыновей. Марк и Терри веселились, уворачиваясь от кинутых в них подушек (коих было неожиданно много), поднимали их с пола и снова пускали в ход. Дети стали бегать вокруг диванов и столика, хохоча на всю гостиную, в то время как Эмма помогала Миллс убирать с поля боя самые хрупкие предметы: вазы с цветами, хрустальные бокалы, фарфоровый сервиз… Реджине и журналистке приходилось уворачиваться от летающих над их головами подушек и попутно не спотыкаться о детей, которые совсем не смотрели, куда бежали. Один раз всё-таки блондинке прилетело медвежонком в затылок, и она не глядя запустила игрушку обратно в толпу бегающих ребят, попадая своим снарядом в Марка. Терри злорадно захихикал, за что тут же получил по спине подушкой от Генри. Сын женщины хоть и был щупленьким, но довольно изворотливым. В него попадали меньше всего. Мальчик гонялся за близнецами, размахивая подушкой над головой, как обычно это делают ковбои со своим лассо. Кэтрин попыталась перехватить на бегу одного из своих сыновей, и Руби постаралась тоже самое проделать со вторым близнецом, однако Марк и Терри оказались шустрее, и в результате подруга Свон столкнулась лбом с макушкой светловолосой, когда они почти одновременно наклонились, чтобы поймать негодников. Нолан и фотограф протяжно застонали через смех, потирая ушибленные места, пока Хоуп тихо подкрадывалась к ним сзади. Дочь Эммы была румяной от бега, платье заметно сковывало ей движения, но журналистка знала, что девочка ни за что не согласиться снять его до конца этого дня. Хоуп с воинственным криком ударила подушкой Кэтрин по ноге, а затем швырнула в плечо Лукас своё оружие, и кинулась на утёк. Блондинка и брюнетка стояли в стороне, в изумлении глядя на царившую бойню, и готовые в любой момент защитить собой какой-нибудь дорогостоящий предмет интерьера. — Прости, — скривилась Свон, покосившись на стоящую рядом Миллс. — За что? — Реджина подарила Эмме расслабленную полуулыбку. — Им всем так нравится. Ты когда-нибудь видела, чтобы Генри так быстро бегал? Да и твоя дочь поразительно неплохо передвигается на каблуках. — Ну, — журналистка посмотрела на летающий местами в воздухе пух, которым были набиты подушки. — Сейчас твоя гостиная превратится в хаос. И подушки явно придут в негодность. Женщина, к удивлению блондинки, только шире улыбнулась, безразлично пожимая плечами. Свон не могла поверить, что такую педантичную брюнетка может не волновать бардак. — Сегодня можно, — Миллс склонила голову на бок. — К тому же я давно искала повод заменить обивку диванов и подушек. Теперь у меня он есть. — Тебе помочь с уборкой, когда всё это закончится? — Для этого у меня есть Эльза, — покачала головой Реджина. — Это кто? — нахмурилась Эмма. — Моя домработница, — женщина рассмеялась, когда лицо журналистки вытянулось. — Что? Ты думала, что я одна справляюсь с тем, чтобы поддерживать настолько огромный дом в порядке? — Нет, — неуверенно протянула блондинка (на самом деле она об этом даже не задумывалась). — Естественно у тебя есть домработница. Брюнетка рассмеялась, снова посмотрев на детей. Её глаза удивлённо расширились, и она немного отшатнулась в сторону. — Берегись, — Миллс дёрнула Свон за рукав, и та вовремя пригнулась от летящего в голову медвежонка. — Спасибо, — облегчённо выдохнула Эмма. Реджина подмигнула журналистке, отпуская её рукав. Блондинка же не могла перестать глупо улыбаться. Марку чудом удалось увернуться от очередной атаки Хоуп, подставив брата под удар. Терри не растерялся и подпихнул близнецы в руки Генри, который, немедля, ударил подушкой друга по заднице. Кэтрин запустила подушкой в дочь Свон, но та отскочила в сторону, из-за чего «раненой» оказалась Руби. Подруга Эммы хитро покосилась на светловолосую, взвесив в руках подушку, а затем с лисьей улыбкой кинула в неё снаряд в ответ. — Может тихо слиняем, пока на нас не переключились? — шепнула журналистка женщине. — Хорошая идея, — с напускной серьёзностью ответила брюнетка. — Медленно отходим к выходу, пока никто не вспомнил о нашем существовании. — Неплохой план, — согласилась блондинка, осторожно следуя указаниям Миллс. Однако их побегу не суждено было случиться. Марк, не рассчитав силы, кинул подушку в фотографа, но та отклонилась в сторону, и подушка, преодолев расстояние в несколько метров, упала прямо в руки Реджины. Женщина и Свон застыли, глядя на потрёпанный предмет интерьера, а затем одновременно подняли взгляды друг на друга. Брови Эммы вопросительно поползли вверх, когда она заметила озорной взгляд карих глаз, а также растущую коварную усмешку на губах брюнетки. Пальцы Миллс сильнее впились в твёрдую ткань подушки, но вместо того, чтобы отшвырнуть снаряд обратно в толпу, Реджина перехватила уголок поудобнее, окинув журналистку взглядом. Женщина неторопливо сняла с себя туфли о поставила рядом с дверным косяком. — Нет, — блондинка покачала головой. — Что ты имеешь ввиду? — Не делай этого! — Не понимаю о чём ты, Свон. — Я на твоей стороне! — Как сказала твоя дочь, Эмма, — брюнетка хрипло рассмеялась. — В этой игре каждый сам за себя. На этих словах Миллс пару раз ударила журналистку по бокам, заставив ту защищаться руками, а под конец просто кинула подушку в лицо блондинке. Свон фыркнула, подавившись смехом и пухом, крепче хватая подушку и готовясь мстить, но Реджины и след простыл. Эмма покрутила головой, выискивая красное платье в этом буйстве красок, но не найдя взглядом женщину, выбежала в коридор. Краем глаза журналистка заметила движение на лестнице. Брюнетка бегом взбиралась по лестнице, бесшумно перебирая босыми ногами по ступеням, немного приподнимая юбку для удобства. Блондинка почувствовала бушующий в крови охотничий азарт в тот момент, когда Миллс оглянулась на Свон через плечо, посмеиваясь. У Эммы перехватило дыхание от открытой улыбки Реджины, красота которой зажгла сердце журналистки. Блондинка кинулась следом, готовясь отомстить за такое внезапное нападение. Свон была быстрой, поэтому довольно проворно взобралась по лестнице следом за женщиной, перескакивая через ступеньку. Брюнетка резко сменила свой маршрут, намереваясь спрятаться за дверью гостевой спальни, но Эмма ускорилась, перекрывая ей путь. Журналистка выросла в дверном проёме достаточно неожиданно для Миллс, и та не успела затормозить, врезаясь в грудь блондинки. Реджина вскинула руки, сдаваясь, но Свон не хотела отпускать её так легко. Эмма выставила перед собой подушку и пихнула женщину в живот, безжалостно наступая на неё. Всего пару шагов, и брюнетка ударилась спиной о стену, будучи зажатой между ней и подушкой. Миллс продолжала смеяться, хватаясь за подушку и пытаясь отобрать её у Эммы, но журналистка оказалась сильнее. — Поймала. — Сдаюсь, — хрипотца смеха Реджины ласкала слух блондинки. — Пленных не беру, — покачала головой Свон, делая ещё один шаг, и уже прижимая своим телом женщину к стене через подушку. — И что же ты собираешься со мной сделать, Эмма? — Уверена, я что-нибудь придумаю, — выдохнула журналистка, стараясь восстановить сбившееся от быстрого бега дыхание. Брюнетка закатила глаза, показывая, что ничуть не удивлена ответом блондинки, и подняла на Свон потемневший взгляд, в котором танцевали черти. Мгновение спустя улыбка медленно стала покидать пухлые губы Миллс, именно в тот момент, когда и сама Эмма осознала в каком положении они обе оказались. Реджина тоже тяжело дышала, её горячее дыхание касалось шеи журналистки, но блондинка не могла и не хотела отстраняться. Разум Свон ушёл в отпуск, предоставив сердцу руководить телом. Эмма старалась поступать по совести, но эта женщина искушала мысли и руки журналистки почище любого Дьявола, и сама того не осознавала. Брюнетка была горящей спичкой, способной воспламенить душу блондинки по щелчку пальцев. Запах волос Миллс медленно просачивался в лёгкие Свон, заставляя каждый орган внутри расцветать, подобно цветам под яркими солнечными лучами. Пальцы Эммы скользнули на смуглые запястья Реджины, поскольку женщина всё ещё продолжала цепляться за ткань подушки, но, видимо, совсем этого не осознавала. Дорогой бархат её кожи заставлял подушечки пальцев покалывать, словно от электрических разрядов, отчего волосы на руках журналистки встали дыбом. Дыхание брюнетки стало прерывистым и едва слышным, но блондинка ловила взглядом каждый вздох, слетающий с приоткрытых пухлых губ. Миллс смотрела на Свон почти не моргая, её глаза уже давно поглотили не только сердце, но и душу Эммы безвозвратно. Именно журналистка ощущала себя в ловушке сейчас, в ловушке собственных мыслей и желаний, центром которых была Реджина. Блондинка сильно прикусила губу, ощутив во рту металлический привкус, когда женщина медленно опустила взгляд на губы Свон, задержав на них внимание, а затем обратно вернулась к её глазам. Эмма шумно выдохнула, когда подушка упала к ногам, но ни она, ни брюнетка не предали этому значения. Миллс не отталкивала и не прогоняла журналистку, сама блондинка тоже не знала, как заставить себя отстраниться. Она вспомнила сладость этих манящих чувственных губ, помнила взрыв эмоций и фейерверк от поцелуя, который стал для Свон судьбоносным. Эмма никогда не испытывала ничего и близко похожего в своей жизни: безответный поцелуй был лучше, чем выигрыш в лотерее, лучше, чем испечённый Реджиной торт, лучше, чем секс. Журналистка не могла контролировать своё тело, когда её ладони скользнули по рукам женщины, отчего та судорожно вцепилась пальцами в ткань джинсовой рубашки блондинки на предплечьях в поисках связи с реальностью. Брюнетка не оттолкнула Свон, как сделала это в тот вечер, даже, когда одна рука Эммы очертила плавный изгиб тела Миллс и остановилась на талии, требовательно и жадно впиваясь пальцами в красную ткань платья. Журналистка точно уловила момент, когда Реджина задержала дыхание, стоило пальцам второй руки мягко коснуться шеи женщины, ощущая сквозь разгорячённую кожу бешенный пульс сердца. В этот момент блондинке показалось, что их сердца бьются в унисон. Может стоит рискнуть? Может хватит сдерживать себя? Разве поцелуй брюнетки не стоит того? Свон выпустила губу через зубы и подалась вперёд, погружаясь и растворяясь в чувствах, которые вызывала в ней Миллс. Реджина опустила взгляд на губы Эммы, и в этот раз журналистка не смогла интерпретировать его значение. Она и не пыталась. Блондинка была поглощена красотой женщины напротив, её запахом, теплом тела, томно опущенными ресницами. Их носы соприкоснулись, Свон и брюнетка шумно вздохнули воздух в лёгкие, пробуя его на вкус. Голова кружилась, сердце отбивало свой болезненный ритм о рёбра, оглушая Эмму и не позволяя найти ориентир. Ещё мгновение, ещё пару сантиметров и журналистка вспомнит, что значит потерять голову от поцелуя. Хватка Миллс предплечьях блондинки изменилась, теперь уже не просто пальцы, а ладони сжимали напряжённые мышцы рук под грубой тканью рубашки. Блондинка осторожно коснулась пальцами подбородка Реджина, медленно очертила линию челюсти, остановившись на нежной коже за ухом женщины. Брюнетка подняла на Свон взгляд, её глаза потемнели до сводящей с ума чёрной глубины. Миллс была у неё в руках, такая податливая, такая особенная… — Эмма, — выдохнула Реджина в губы журналистки, и блондинка поняла, что одно лишь её имя, произнесённое этой женщиной способно погубить. Свон действительно любила брюнетку. Она хотела быть для неё надёжной опорой и защитой, желала быть причиной её смеха и радости, чувствовала необходимость утолять собой все потребности Миллс. А что Реджине нужно от Эммы? «Мы ведь друзья». Журналистка почувствовала ноющую боль в груди, вспомнив отказ женщины. Это чувство разорвало саму душу блондинки на мелкие кусочки, сломало кости, вывернуло все органы на изнанку. Свон не хотела повторения, её розовые очки разбились, когда брюнетка не захотела принимать искренние чувства Эммы. Журналистка не хотела опротиветь Миллс и потерять то, что сейчас имела. Реджина уже отвергала её, почему же сейчас всё должно быть иначе? Женщина выпила вино, несколько бокалов, и почти не ела то, что приготовила, поскольку не питается подобным. Это неправильно. Брюнетка наверняка пьяна, а этим блондинка не в праве пользоваться. Она не может заставить Миллс возненавидеть себя за то, что так отчаянно желает сделать. Так трудно было держаться! Свон ощущала себя наркоманом, которая, после долгого воздержания получила желанную дозу в лице Реджины. И вот Эмма уже вонзила иглу шприца в вену, осталось только надавить на поршень, чтобы впрыснуть в кровь всё то, что представляет собой эта женщина, но… Если этот порыв неизбежно приведёт к тому, что брюнетка больше никогда не посмотрит на журналистку, то блондинка лучше ничего не станет делать. Миллс слишком важна для её существования. Свон зажмурилась и резко отстранилась от Реджины, делая шаг назад. Она тяжело дышала, а демоны в её сознании продолжали шептать, что ещё не поздно прижать женщину к себе и завладеть её губами так, как Эмма того хочет. Журналистка подняла виноватый взгляд на брюнетку, намереваясь извиниться за своё поведение, и растерянно моргнула, прочитав в глазах напротив… разочарование? — Извини, — выдавила блондинка. — Я немного потеряла контроль. Нам стоит… Стоит вернуться вниз. Свон не могла сказать больше. Она хотела сейчас уйти от Миллс на безопасное расстояние, чтобы не навлечь беду на себя и на неё. Эмма знала, что уже прыгнула с обрыва, но в последний момент ухватилась одной рукой за край выступа. Если Реджина сделает к ней хоть шаг, журналистка рискует сорваться и упасть в бурлящую бездну. Блондинка развернулась и собиралась направиться к лестнице, чтобы спуститься в гостиную, но женщина грубо и властно схватила её за запястье, пригвоздив её ноги к полу. — Свон!