Свойство времени

Сяо почти развязал тряпичные наручи, когда услышал наполненный ехидством голос Тун Цюэ из-за спины: — Святая Селестия, так сразу? Цзинь Пэн-а, я ведь только пришёл! Фыркнув чуть менее пренебрежительно, чем наверняка стоило, Сяо шлёпнул иссиня-чёрной тканью Тун Цюэ по плечу, как только тот уселся рядом на замёрзшую землю. Ответив лёгким тычком мыском по лодыжке, тот протянул ему пиалу с горячим чаем и один треугольник цзунцзы — судя по размеру, вышедший из-под рук Босациуса. Подмышкой Тун Цюэ держал свёрнутую ткань, очень похожую на тёплое одеяло — таковой она и была, и уже через несколько секунд ею обернули плечи Сяо. Белый чай, заваренный, судя по отсутствующему вкусу, уже раз в пятый, обжёг язык, но почти сразу вызвал тепло в горле и груди. До этой секунды Сяо не замечал, насколько сильно замёрз, поскольку всё это время отстранённо выискивал полупустым взглядом заволочённые облаками и туманом звёзды. Весь чай почему-то застрял в горле, пока он крутил во второй руке неприлично огромный и тёплый цзунцзы. — Не стоило, — пробормотал он. — Среди нас есть те, кому такой цзунцзы будет нужнее. Горестно вздохнув, Тун Цюэ перекинул руку через его плечи и панибратским движением притянул к себе. — Знаем-знаем, ты вот-вот достигнешь духовного просветления, станешь настоящим небожителем и истребишь в себе чувство голода, но дай нам хоть раз в пять лун позаботиться о тебе! Ешь давай. Вновь тихо фыркнув, Сяо откусил от цзунцзы кусочек и принялся медленно жевать его — не до конца разварившийся бамбуковый лист резанул нёбо, а пресные орехи явно не до конца сочетались с таким же безвкусным рисом, но никто не жаловался. Какое-то время молчали. Сяо неотрывно наблюдал за ночным небом — облака растворялись в тумане, облепляя луну мутно-жёлтым. Под одеялом и рукой Тун Цюэ стало ощутимо теплее, из-за чего зачатки мимолётного желания вернуться к остальным совсем иссякли. Мир перестал кружиться перед глазами ещё до того, как он решил снять наручи, но во рту всё ещё стоял горьковатый вкус байцзю. Он допил чай и услышал тихий смешок над левым ухом. — Приходят за нами, а у нас тут луна поднимается над ивами. Издав точно такой же смешок, Сяо почему-то растёкся по боку Тун Цюэ только сильнее. — Заткнись, — с мягким теплом отозвался он и в один укус доел цзунцзы. В голове не шевелилось ни единой мысли, однако Сяо показалось, что вокруг них образовался бесшумный кокон лёгкой задумчивости: ночные птицы перестали копошиться в листве, выискивая громогласным гомоном собратьев, цикады остыли после знойного дня в горах, по ту сторону распахнутых окон не доносилось ни звука. Возможно, волнами такое состояние исходило от Тун Цюэ — пускай тот всеми силами пытался доказать обратное, он был чрезвычайно умён и мудр. Сяо нравилось думать, что является одним из немногих, кому было дозволено изредка наблюдать за такой стороной брата по оружию. — Знаешь, что я сделаю, когда всё закончится? Когда Тун Цюэ говорил тихо, его голос становился чрезвычайно глубоким и мелодичным. Сяо издал вопросительное мычание и чуть повернулся так, чтобы видеть чужое лицо — то слабо-слабо улыбалось. — Я возьму удочку и поймаю самую жирную рыбу-тигра в Ли Юэ, — довольно провозгласил Тун Цюэ и разве что руки не вытянул, чтобы размер будущего улова показать. Вдруг он подобрался так резко, что Сяо едва не сломал шею. — Слушай, ты же стихи пишешь, да? Тот чуть недовольно поёрзал, выпрямляясь в попытке вновь отыскать удобную позу, и поплотнее закутался в разогревшееся от его тела одеяло. — Не пишу, — отозвался он, прекрасно зная, что Тун Цюэ сейчас засыплет его вопросами с ног до головы. Он продолжил: — Много знаю. Как пишутся, какими средствами. Но сам не пробовал. Казалось, Тун Цюэ загорелся некоей идеей: в глазах застрял яркий блеск, а губы растянулись в хитрой ухмылке. В прошлый раз, когда Сяо видел такое выражение лица у него, он был пьян почище Ло Фу в худшие дни, а наутро проснулся от отголосков дрожи земли посреди злакового поля в Чэньюй, понятия не имея, как там оказался и что именно послужило причиной землетрясения. Само собой, в тот момент он вслух зарёкся вспоминать былые фразы, неосторожно брошенные в тылу сражения со всякими тысячелетними демонами, и посчитал свой долг в десяток шэнов байцзю отплаченным. Он так и не восстановил в памяти, какими именно комплиментами осыпал его Тун Цюэ, да и не слишком жалел. — Давай напишем парные строки. Сяо чуть нахмурился и склонил голову — совершенно естественно она уткнулась Тун Цюэ в плечо, и удобная поза вновь отыскалась. Он даже не удивился резкой смене темы: только-только ему увлечённо рассказывали о рыбалке, а сейчас предлагают написать парные строки. Таким уж был Тун Цюэ — он легко перескакивал с темы на тему и совершенно забывал, о чём вещал до этого. — Зачем? — только и спросил Сяо, чтобы услышать предсказуемое цыканье. — Высокие горы и бегущая река, Цзинь-сюн. Задушевного друга, понимающего музыку, сложно сыскать. Этого было достаточно, чтобы почувствовать лёгкий жар на щеках. Конечно, Сяо прекрасно знал, кем Тун Цюэ его считает для себя, но слышать это каждый раз — не то же самое, что держать в голове. — Тогда начинай. Тун Цюэ деловито задумался. Он постучал пяткой по замёрзшей земле, помычал отрывисто, тихонько посвистел и кивнул, что-то решив для себя. — Штормом в море рыбу ловлю, — зачитал он, тщательно отмечая тоны в словах так, что иероглифы почти начали сами вырисовываться в сухом воздухе. Сяо отчего-то вспомнил их первое совместное приключение и произнёс тише обычного: — Бурей в горах зло убиваю. Тун Цюэ рассмеялся с довольным видом и хлопнул его по плечу. — Штормом в море рыбу ловлю, бурей в горах зло убиваю! — воскликнул он, и Заоблачный предел едва не содрогнулся от звучания его голоса. Покрывшиеся инеем пики разнесли эхо парных строк и совсем скоро замолкли, будто ничто не потревожило их сон. — А мне говорил, что писать не умеешь, шисюн! — Такого я не говорил. Тун Цюэ легко отмахнулся и вскочил на ноги. С его губ сорвалось едва-заметное облачко захлёбывающегося дыхания. — Остальным надо это услышать, Цзинь Пэн-а. Пойдём! Посверлив его руку взглядом длиной в долю секунды, Сяо крепко схватил её и поднялся на ноги. Вместе они направились обратно в здание бывшей школы Хулао, и на веранде у него возникло странное желание обернуться, которому было совершенно невозможно противиться. Утром он подумает, что ему показалось, но Сяо заметил в ночном небе проблеск золота в форме дракона. На кухне, где тепло разогретых от выпитого тел обволакивало вошедших получше трёх слоёв одеял, осталось не так много Якс. Индариас, не противореча давним привычкам, уже отправилась спать, Босациус наверняка полез искать какие-нибудь новые цветы для Пин, так что за столом можно было увидеть лишь Меногиаса с Бонанас — первый чрезвычайно увлечённо рассказывал что-то об официальных одеждах. — Нет, я уверен, полной безвкусицей эти балахоны ещё не стали только потому, что мы склонны отдавать дань традициям, — невероятно пьяным голосом вещал он, и что-то Сяо подсказывало, что Бонанас пропускала мимо ушей большую часть его речей. Она всеми силами пыталась сосредоточиться, но в глазах то и дело проскальзывало что-то отстранённое. Меногиас вообще обладал огромной долей вкуса — причём неважно, в чём конкретно: в музыке, литературе или одежде — и страстно любил поговорить об этом. Обычно он славился немногословностью, но в определённом подпитии трещал без умолку, едва ли подбирая выражения. И пускай иногда послушать его было презабавно, Сяо мыслями всё ещё пребывал там, у ворот Хулао, в том моменте, когда увидел проблеск золота в беззвёздном небе. Господин Моракс со временем превращался в истинного правителя — все знают о его здравии, но почти никто в глаза не видел. Большую часть времени он проводил в одном из зданий на террасе Юйцзин, где занимался делами государственными и последние силы отдавал на попытки удержать стабильность там, где любой другой опустит руки. Иногда, патрулируя улицы Ли Юэ и наблюдая за работой уборщиков, Сяо оказывался на террасе Юйцзин, и взгляд его неизменно обращался к одному горящему окну. Изредка он замечал тёмный силуэт — господин Моракс восседал у окна и совсем не шевелился. Может, по ночам его охватывали мрачные, как заволочённый облаками небосвод, думы. Каждый раз Сяо пытался найти предлог посетить временные покои нового Гео Архонта, чтобы напомнить себе, отчасти благодаря кому оказался там, где он находится сейчас, и не мог ничего придумать. Пока ещё он не набрался от Тун Цюэ наглости достаточной, чтобы ворваться к господину Мораксу просто так, но что-то ему подсказывало, что такие времена вот-вот наступят. Порой он ловил себя на мысли, что в какой-то степени скучает по редким разговорам с господином Мораксом об общих делах; возможно, на глубинном уровне его привлекали существа на порядок выше него, но в обществе Богов так или иначе в нём пробуждался лёгкий азарт — что следует сказать, как именно они поведут себя от каких-то новостей или действий. Если в первую встречу с господином Мораксом Сяо — тогда ещё Алатус — и вздоха лишнего сделать опасался, всё ожидая подвоха в бесцельной, как ему показалось, встрече, то в последующие разы этот Бог показывал ему всё новые стороны себя. Пожалуй, в тот момент, когда господин Моракс достал из-за его уха мору, Сяо осознал, что Бог Камня, на самом деле, мало чем отличается от молодого благородного мужа, сдавшего экзамен и ставшего чиновником при дворе. На Лунной охоте в господине Мораксе, выпившем несколько пиал рисового вина, промелькнуло что-то от мудреца Ли — незаметно и мимолётно, сразу после цитирования простецкого, как два сапога, стихотворения о дружбе — и тут же исчезло, но оставило на корне языка привкус чая, который Сяо постоянно пил в обществе чиновника при Усадьбе Ночи. Забавно, наверное, наблюдать в одной личности проблески людей, с которыми ты встречался раньше — а может, Сяо обманывает самого себя, полагая, что господин Моракс отнюдь не многолик, что он не выискивал эти схожести специально на подсознательном уровне, что платье небожителей на самом деле имеет швы. Потому и было так странно видеть золотой проблеск в ночном небе — долгие месяцы господин Моракс не покидал Дома собраний, и сейчас у него не было ни единой видимой причины, чтобы вернуться в Заоблачный предел; более того, в форме божественного зверя. Потому Сяо и не мог отпустить эту секунду, застывшую в памяти. Тун Цюэ пихнул его локтем, и видение золотой ленты на чёрной ткани растворилось каплей в туши. Сяо встрепенулся, более осознанно глядя на обративших к нему внимание Меногиаса и Бонанас, и выдохнул: — Что? Меногиас пьяно хихикнул, отводя от него взгляд и подливая Бонанас и себе последние капли байцзю. — У Цзинь Пэн-а, похоже, сегодня был тяжёлый день. В голове ни воробья, ни вороны!.. Сяо вполне мог сказать, что попросту слишком глубоко задумался, чтобы обращать внимание на происходящие вокруг него разговоры, но не успел; Тун Цюэ, отобрав у него одеяло и пустую пиалу, поставил это всё на стол, обхватил его за плечи и развернул лицом к выходу. — Раз уж шисюн слишком устал, не будем его болтовнёй грузить! Завтра сам всё узнает, а пока пускай спать пойдёт. Как там говорится, «весна утомляет, лето вызывает дремоту, осень изнуряет, зимняя спячка длится до весны»? Может, весной его разбудим, и дело с концом? Последний вопрос он проговаривал, уже вытолкнув Сяо за дверь кухни, и только после захлопнул её. Сквозь тонкую пожелтевшую бумагу был ясно слышен его лёгкий хохот, который быстро прервался неразборчивым пьяным шёпотом Меногиаса, из которого было сложно выцепить хоть что-то. Сяо понятия не имел, как относиться к произошедшему; ему показалось, будто кто-то огрел его мешком с рисом по голове — возможно, он всё ещё пьян достаточно сильно, чтобы стать неспособным на размышления, а может, снова настал один из тех дней, когда всё сознание погружается в янтарь осенней хандры, и ему было необходимо найти самое тихое место в Заоблачном пределе, где даже птицы клювом не щёлкают. Знавал Сяо такое место — туда и направился, не вслушиваясь в разговор на кухне. В тёмной, сухой пещере, где оба источника света — солнце и свеча — погрузились в сон до подходящих времён, во мраке кое-как различим лишь один силуэт, больше похожий на груду испорченной бумаги, чем на покрытого защитными талисманами ребёнка. Сяо не так уж часто приходил сюда, как хотел бы — отчего-то ему казалось, что свидетелем пробуждения девочки должен быть не кто иной, как он сам; как тот, кто стал отчасти виновником её смерти. Он приблизился к небольшому постаменту, на котором разложили бамбуковую циновку — тонкую, не больше цуня, — и сел на колени. Поясницу огладил промозглый сквозняк, но сдвигаться не хотелось. Сяо пригладил привычным движением защитный талисман на бескровном лбу девочки: её лицо посерело, всех красок лишившись ещё год назад, губы потрескались, но зато грудь вздымалась от лёгкого, неглубокого дыхания. Задышала она всего пару месяцев назад, и новость эта заставила Творца Гор напиться в хлам на радостях. Иногда Сяо задавался вопросом, ждёт ли её мать пробуждения своей дочери. Конечно, никто ей не рассказывал о настоящем положении дел — ни к чему предавать доверие простых жителей, когда дело касается ребёнка у врат Диюя. А может, её мать отчаялась или вовсе погибла, смешавшись с десятком замотанных в ткань фигур на скрипучей телеге, которую таскают ночами уборщики. Он и при большом желании не вспомнит имя той женщины, но единственное, что застыло в памяти с первой и последней встречи — большие глаза абрикосовой формы. Когда Творец Гор в разговоре с ней тщательно отсеивал правду и запутывал похуже яо-ху, та глядела на него с таким видом, будто не понимала ни слова; даже при большом желании эти глаза никогда не смогут отразить хоть какую-то долю сосредоточенности, не смешав с младенческой наивностью. Конечно, она не виновата, что родилась с таким лицом, но Сяо смотрел на неё, едва ли понимающую длинный поток завуалированных объяснений Творца Гор, и почему-то не хотел с ней больше встречаться никогда. Вслушиваясь в тихое и частое дыхание девочки, Сяо сам не заметил, как провалился в сон, и проснулся он гораздо позже петухов почему-то в своей постели. На полу у самого изголовья он нашарил рукой стакан не слишком холодной воды и смятую записку. Развернув её двумя пальцами, Сяо вчитался в раскосые, жирные иероглифы Тун Цюэ, который, похоже, слишком сильно спешил, чтобы обращать внимание на пунктуацию: «Не спи на холодном умрёшь!!!» Тихо фыркнув, Сяо спрятал записку под подушку и поспешил одеться.

***

Под вечер город вновь заполонили бесформенные человеческие фигуры в чёрном. Они растворялись в темноте переулков, сбивались в кучки и о чём-то шептались, резко замолкая, когда кто-либо проходил мимо них. Сяо заглянул одному в глаза, отчего-то испытывая жгучее желание поудобнее обхватить древко копья. Прищуренные, недобрые глаза незнакомого уборщика обвила сеть морщин, но большего из-за плотной ткани углядеть было невозможно. — Сколько у нас всего уборщиков? — послышался совсем тихий вопрос Тун Цюэ над самым ухом, и Сяо первым отвёл взгляд. — Три тысячи? — протянул он, наблюдая краем глаза за группой уборщиков до тех пор, пока они не остались позади. — Зарегистрированных. Большинство жителей Ли Юэ выбирали такую грязную работу ради жалования, но кто-то становился ведомым высокой цели. Благодаря этой инициативе, предложенной Владыкой Лун, многие люди находили профессию уборщика возможностью внести вклад в процветание нового государства. По правде, это знание должно были принести Сяо спокойствие — люди отказались сидеть, сложа руки, и объединились перед лицом чумы, охватившей город, — но все эти подозрительные шепотки возымели обратный эффект. — Завтра будут проводить суд, — заговорил после небольшой паузы Тун Цюэ. — Трое уборщиков дом на окраине ограбили и убили там семью. С этим объединением какое-то падение нравов произошло! Сяо чуть нахмурился. — Всегда была опасность, что кто-то воспользуется одеждой уборщика, чтобы безнаказанно воровать. Хорошо, что этих троих удалось найти. И никакое объединение тут не при чём. Тун Цюэ убеждённо помотал головой. — Говорят, они из Дуньюй. А там все такие. Ступив на террасу Юйцзин, Сяо заметил, что все уборщики исчезли. В нос забивался запах стоялой воды из канав с закрытыми шлюзами, а в небольшом храме можно было заметить двух молящихся монахов. Таков был изначальный план господина Моракса — объединив на одной территории жителей разных земель, он убедился, что в столице есть хотя бы одно место, напоминающее людям об их культуре. Минует несколько поколений, прежде чем разрозненные обычаи и традиции сольются во что-то единое, но пока Сяо мог только наблюдать за крошечным храмом на границе террасы Юйцзин, который соседствовал с ресторанчиком, который словно вырвали из долины Тяньцю. На веранде, укутавшись в тёплые одежды, престарелый рассказчик вещал историю об изгнании призраков из долины и постукивал деревянным молоточком по столу в самых напряжённых моментах. — Эту историю вашему покорному слуге поведала дева Хуа, лицом к лицу столкнувшаяся с золотым фениксом, о котором я вам расскажу далее… Сяо несдержанно выдохнул и отвернулся. Тун Цюэ, заметив это, прыснул и пихнул его локтем. — Что, не хочешь про себя послушать? — хитро протянул он и получил в ответ возведение глаз к сгущающимся сумеркам. — Если мне захочется послушать небылицы про себя, я дам тебе два кувшина байцзю и сяду напротив. В фальшивом возмущении Тун Цюэ округлил глаза и распахнул рот, притворно задыхаясь. Сяо невольно фыркнул. — Неужели Цзинь-сюн обвиняет своего шиди во лжи?! Да я никогда!.. Он резко замолк, когда Сяо, краем глаза заметив знакомую фигуру, остановился, как мешком по голове ударенный. У палатки, за которой обычно стояла Тяньхэн Хуалань и раздавала уборщикам жалование, проводила на бумаге какие-то расчёты девушка с собранными в небрежную косу светлыми волосами. На румяных щеках расцвели весенние цветы, а на губах заиграла улыбка в ту же секунду, что она повернулась сказать что-то Тяньхэн Хуалань. — Это Грета? — спросил он, прекрасная зная ответ на свой вопрос, и в тот же миг Тяньхэн Хуалань пару раз похлопала Грету пальцами по плечу и указала на него. Тун Цюэ почесал голову и деланно улыбнулся, но Сяо этого уже не увидел. На её животе платье топорщилось; совсем немного, как будто она набрала вес, но особенно пытливому взгляду станет очевидно, что Грета уже какое-то время была в положении. Она крепко обняла его, рассмеявшись, и Сяо несколько запоздало коснулся ладонью её лопаток. Её волосы пахли мылом, а платье — дальней дорогой. — Святая Селестия, Алатус, совсем тебя не узнала! — воскликнула она, резко отстраняясь и осматривая его с ног до головы. Отчего-то Сяо совершенно растерялся, а потому не догадался рассказать о новом имени. Он прекрасно знал, что Тяньхэн Хуалань и Грета весь этот год вели переписку, обмениваясь какими-то личными новостями и постоянно приглашая «как-нибудь» друг друга в гости. Обычно, когда люди используют в каком-либо предложении слово «как-нибудь», это означает, что лучше сразу забыть о любом начинании, ведь оно никогда не исполнится. Потому и было так странно видеть Грету в столице Ли Юэ — пускай и прошёл всего год с их последней встречи, где-то глубоко внутри Сяо успел отнести её к знакомствам из прошлой жизни. Судя по всему, Тун Цюэ и остальные прекрасно знали о её прибытии, но специально не стали рассказывать, надеясь устроить такой сюрприз. Другое дело, что Сяо был к этому совсем не готов. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, и Грета надулась. — Вот так оно и бывает, — заворчала она, уперши кулаки в бёдра. — Несколько дней в пути, а тебя даже видеть не рады. С силой зажмурившись на долю секунды, Сяо покачал головой и вскинул открытую ладонь. — Это не так, — произнёс он медленно. — Просто не ожидал тебя увидеть. Ты давно здесь? Тун Цюэ, похлопав его по плечу и пробормотав что-то неразборчивое, неловко почесал затылок, кивнул Грете и бодрым шагом направился в сторону Дома собраний — уже через несколько секунд он растворился в толпе, будто его вовсе здесь никогда не было. Наверное, Сяо следовало как-то утянуть его в разговор тоже, но, стыдно признавать, он совершенно позабыл о существовании Тун Цюэ за его левым плечом. Грета повернула к нему голову и легко улыбнулась. — Вчера вечером приехала, — сказала она, коснувшись ладонью низа живота. — Рагнвиндр сейчас занят строительством нашего дома, так что со мной отправился Аллен… Сяо нахмурился. Грета, заметив это, хихикнула. — «За этим столом Аллен перепил Анемо Архонта»? — протянула она заговорщически, и Сяо, вспомнив рослого мужчину с хитрым прищуром, любящего покручивать усы, молча кивнул. — Он, кстати, на Гуннхильдр женится весной, представляешь? Оба скрытные, как мыши полевые, никто и подумать не мог, что они встречались ещё со времён правления Декарабиана! Сяо помнил Гуннхильдр, пускай и видел её всего один раз — эта белокурая дева сидела за столом напротив него и всем своим видом излучала воинственное спокойствие. Ему отчего-то подумалось в тот вечер, что из неё вышел бы отличный управленец: одним размеренным голосом она могла обратить на себя внимание всех, кто находился с ней в одной комнате. И всё равно целые куски речи Греты сейчас проходили мимо него, словно кто-то со спины накрыл ладонями его уши. Вдруг Грета похлопала себя по губам и мотнула головой. — Заболталась. Вообще, я не просто так приехала. Кто-то убрал широкие ладони с его ушей, и звуки вечернего города обрушились на Сяо драконьим рёвом. В носу закопошился запах стоялой воды из засорённых канав с закрытыми шлюзами, смешиваясь с пылью и острой стряпнёй из ресторанчика, соседствующего с храмом. Шуршали ткани палаток, шоркали десятки пар истоптанных ботинок, но это нисколько не отвлекало. Сяо смотрел, как Грета заглядывает за его плечо, а затем трёт лоб. — Дея успела рассказать мне, как у вас тут дела, и я бы не стала отвлекать, знай об этом с самого начала, но раз уж приехала… — Грета устало выдохнула. — Есть несколько мелких дел, с которыми нам обычно помогал Барбатос. Я подумала, раз он не отвечает на семена одуванчика, значит, вы тут занимаетесь чем-то более важным, но прошло уже два месяца. Ты можешь передать ему, чтобы он хотя бы на несколько дней вернулся домой? У Сяо слова в горле сбились в бессвязный ком. Не заметив, как всё лицо застыло известью, он разомкнул губы, но с них сорвался только беззвучный выдох. Только скрестив руки на груди и стиснув плечи, ему удалось заговорить гораздо тише обычного: — Но… В последний раз мы виделись где-то год назад. Когда война закончилась. Я думал, он всё это время был в Мондштадте?.. Чем больше он говорил, тем сильнее в груди нарастало что-то, что издалека походило на беспокойство, только в разы сильнее. Это ощущение спирало дыхание и вызывало мутную дымку в голове, мысли затмевающую. Но даже не это Сяо заметил в первую очередь — Грета побледнела и покачнулась так, словно собиралась сесть там, где стояла. В расфокусированном взгляде не было ни единого намёка, что она смотрела на что-то конкретное. — Что, прости? — тихо выдохнула она, но у Сяо язык не повернулся повторить. — О, Архонты. Она с силой провела ладонями по лицу и шмыгнула носом. — Ты хочешь сказать, что никто не видел его целый год, а мы узнаём об этом только сейчас? — медленно, словно не до конца осознавая значение собственных слов, произнесла Грета. Она заторможено отпрянула. — Прости. Я… Мне надо найти Аллена. Прости. Голос её словно застревал в горле. Не смотря на него больше, Грета побрела прочь с террасы Юйцзин, кое-как подняв ладонь в сторону Тяньхэн Хуалань в бессловесном прощании. Сяо смотрел ей вслед, едва ли замечая, что всё его тело вдруг окостенело, будто он превратился в цзянши, и только заострённая ветка персикового дерева, загнанная в самое сердце, вернёт ему прежнее обличье недвижимого мешка с костями. Он сделал шаг назад, обернулся и бросился к Дому собраний.