Даруя любовь

Юнги порой думает о Чимине. Правда, не так часто, просто время от времени ловит себя на том, как его мысли возвращаются к сидящему рядом с ним парню. Или даже когда тот не сидит рядом с ним, его мысли возвращаются к нему. Это не проблема, во всяком случае, пока, но иногда Юнги не может перестать думать о Чимине. Пока что всё в порядке. -- В этом нет ничего плохого, иногда Юнги вспоминает, как Чимин улыбается. Его глаза изгибаются в форме полумесяцев, губы растягиваются над зубами в широкой улыбке. Участники дразнят его из-за того, что у того исчезают глаза, но Юнги нравится улыбка Чимина. Она всегда полна радости и тепла и заставляет сердце Юнги замирать. В этом нет ничего плохого, иногда Юнги украдкой бросает взгляды, когда знает, что не должен этого делать. Но, тренируясь перед массивными зеркалами, обнажая все свои ошибки и мельчайшие детали в хореографии, трудно не смотреть. Чимин танцует так, словно всё его существование в этом мире стекается к танцу. Его тело движется в такт музыке, не пропуская ни единого такта, и Юнги часто отвлекается тем, насколько страстным выглядит Чимин. Черты его лица очерчены чёткими линиями, взгляд полностью сосредоточен на себе в зеркале; он следит за тем, чтобы каждый шаг и поворот были идеальными. Юнги чувствует себя беспомощным и спотыкается о собственные ноги, музыка внезапно прекращается, а остальные участники бросают усталые взгляды. Он смущён — у него всегда так — но потом Чимин улыбается ему, едва заметной улыбкой, просто чтобы успокоить Юнги, и музыка снова начинается, и всё становится в порядке. -- Сегодня они выступают вживую. Стоят в зале ожидания. При макияже и полном параде. Но Чимин сидит на полу, скрестив ноги, с компактным зеркальцем в руках. Юнги не сложно заметить, как парень хмурится, глядя в крошечное круглое стёклышко, прежде чем вытащить маленький тюбик из кармана кардигана. Сначала он немного смущён — едва ли не знает, что им не следует ничего с собой брать, — но когда замечает, что это за тюбик, чувствует, как у него отвисает челюсть. Чимин медленно приоткрывает губы, пододвигает зеркальце чуть ближе и одним движением снимает крышку с тюбика большим пальцем. Он наносит гигиеническую помаду со вкусом вишни: бальзам с бордовым цветом легко скользит по губам Чимина, придавая им красноватый оттенок. Юнги автоматически переводит взгляд на его губы и не может оторваться от того, как тот водит ей по коже. Это так глупо, но даже когда Чимин заканчивает, убирает тюбик и просто начинает болтать, Юнги не может отвести глаз. Красноватый блеск по-прежнему на месте, из-за чего полные губы Чимина выглядят ещё пухлее обычного. Юнги уверен, что Чимин что-то говорит, его губы шевелятся, и время от времени на них отражается свет, но, похоже, что он пока что не может сосредоточиться ни на чём другом. Порой Чимин ухмыляется, открывая рот, чтобы рассмеяться, а порой он проводит языком по нижней губе, а иногда прикусывает её, и, чёрт возьми, неужели в комнате всегда было так жарко? — ...ги-хён, — слышит он издалека. — Йа! Юнги-хён! — снова кричит Чимин, и на этот раз Юнги поднимает взгляд вверх, чтобы посмотреть Чимину прямо в глаза. Брови парня слегка нахмурены, а уголки губ опущены в лёгком расстройстве: — Ты в порядке? Ты отключился на какое-то время. Юнги чувствует, как сам собой расслабляется: — Да, я в порядке. Чимин смеётся: — Хотел одолжить мою гигиеничку? Ничто не мешает лицу Юнги мгновенно вспыхнуть, и он уверен, что Чимин замечает, но не задаёт вопросов, тут же вставая на ноги и протягивая маленький тюбик. Юнги тянется за ней, забирая гигиеничку у Чимина и заставляя себя слегка улыбнуться в знак благодарности. Он понимает, что губы у него всё равно немного суховаты, но потом наносит бальзам, а Чимин продолжает ему улыбаться, и всё становится в порядке. -- Юнги обычно не нравится скиншип. Ему не нравится, когда его прижимают к людям, кладут руки им на плечи или талию и заставляют смеяться и выглядеть естественно. Руководство постоянно говорит ему стараться быть ближе, чтобы фанатам понравилось, но он всегда чувствует, как его тело напрягается от чьего-либо прикосновения. И всё же, когда Чимин стоит к нему слишком близко, он находит утешение в тепле, исходящем от их одежды. Чимин одаривает Юнги улыбкой, прежде чем обнять за талию столь естественно, что Юнги почти завидует ему. Но затем он закидывает руку Чимину на плечо, и всё становится в порядке. -- Не то чтобы Юнги намеренно пялился на Чимина, вовсе нет. Просто есть что-то в том, как Чимин целиком забирает на себя его внимание, будто он — единственный человек в комнате и требует, чтобы на него смотрели. Юнги чувствует себя почти виноватым, не его выбор беспрестанно пялиться на Чимина, пока тот, по-видимому, не почувствует себя неуютно и не начнёт задаваться параноидальными вопросами, есть ли у него что-то на лице. Он правда не хочет этого, и всё же, даже когда он знает, что творит, то не может остановиться. Он пытается отвести глаза, прежде чем Чимин поймает его взгляд, но ему почти никогда это не удаётся. Как только глаза Чимина встречаются с его, Юнги не может сдержаться, у него перехватывает дыхание, а щёки медленно румянятся. Чимин постепенно начинает привыкать к этому, и его взгляд смягчается, когда он видит, что Юнги смотрит на него. И сам начинает смотреть в ответ ободряющей улыбкой и таким же пристальным взглядом, и всё кажется в порядке. -- Юнги не говорит остальным, но его любимые моменты — когда они с Чимином наедине. На самом деле он мало говорит, но пустая болтовня, исходящая от Чимина, заполняет все пробелы. Он притворяется, что не слушает, вместо этого пытаясь сосредоточиться на незаконченном тексте, лежащем перед собой, пока сам сидит спиной к Чимину. Несмотря на порой совершенно раздражающее Чиминово поведение, его тихий голос повышается до глупо высокой громкости, тот факт, что его голос создаёт собой мягкое фоновое гудение, помогает Юнги сосредоточиться. Прослушивание на фоне чужой музыки с лирикой слишком отвлекает, когда пытаешься написать свою собственную, а полная тишина ещё и оглушает. Чимин до сих пор разглагольствует, а Юнги до сих пор зациклен на своих текстах. Он поворачивается на стуле, чтобы посмотреть на парня, и сдерживает смех, когда видит, в какой странной позе находится младший. Чимин сидит на старом изношенном мягком диване вверх ногами, его голова свисает с диванных подушек, а ноги задраны на стену. Юнги не может представить, в каком мире такая поза может сказаться удобной, но Чимин всё ещё разговаривает, так что, должно быть, у него всё замечательно. Затем Чимин замолкает и смотрит на Юнги из своей странной позы. — Всё в порядке? — спрашивает Чимин, в его голосе витает немного напряжённости. Юнги пожимает плечами: — Просто зациклился на тексте. Чимин хмурится, прежде чем сменить позу, предпочитая теперь сидеть нормально. Юнги игнорирует лёгкий румянец на родном лице. — Напиши о своих чувствах, хён, — предлагает Чимин, махая рукой в направлении Юнги. С его губ срывается вздох: — Я не знаю, что чувствую. Чимин прикладывает указательный палец к губам и постукивает по ним, думая о том, что сказать дальше. — Ах! Я знаю! — Чимин взволнованно подпрыгивает вверх-вниз на диване, пружины издают под ним тревожные звуки. — Напиши обо мне! Разум Юнги лихорадочно гоняет мысли, прежде чем отключиться, и парню удаётся выдавить из себя “нет”, прежде чем развернуться обратно к столу. Ему не хватает обиженного выражения на лице Чимина, но тот всё равно не воспринимает всё слишком серьёзно, прежде чем снова усмехнуться: — Тогда, хён, пиши о любви. Юнги думает о милых улыбках, мимолетных взглядах и нежных прикосновениях, и всё становится в порядке. -- Юнги трудно не задаваться вопросом, что если бы он не оказался там, где он сейчас, что бы он делал вместо этого. Ему хотелось бы думать, что у него были бы стабильные отношения, милая с длинными тёмными волосами и стройным телосложением девушка, которая обожала бы его. Ему хотелось бы думать, что у него была бы отличная работа, которую он любил, работал бы с 9 до 5 и приходил домой к ужину ждущему на столе. Ему хотелось бы думать, что у него было бы двое детей, мальчик и девочка, и идеальная жизнь за белым заборчиком загородного дома. Юнги думает и думает, но не может представить себя живущим такой жизнью. Он не променял бы то, что у него есть сейчас — шестерых лучших друзей, своих поклонников и свою музыку — на какой-то домашний образ жизни. Иногда он лежит без сна в постели, уставившись в потолок, и думает о Чимине. Не такая уж редкая или мимолетная мысль, а целый план, который со временем созревает в его голове. Он думает о поцелуе с Чимином, о возможности целовать его, когда ему захочется, вместо того, чтобы лежать и мечтать. Он думает о том, как держит его за руку, их пальцы переплетаются, а ладони жмутся друг к дружке. Он думает о том, чтобы пойти на свидание с Чимином, иметь возможность пялиться столько, сколько ему заблагорассудится, не подвергаясь расспросам. Юнги думает о многих вещах, в которых он никому бы не признался (в которых он едва ли может признаться самому себе), поэтому он, наконец, закрывает глаза, а Чимин всё ещё продолжает существовать рядом, но всё в порядке. -- Однажды ночью ему снится его свадьба, образы расплывчаты, а голоса невнятны, но он видит себя в начале прохода, терпеливо ожидающего, когда его невеста подойдёт к нему. Юнги чувствует напряжение, хотя это всего лишь сон, и он не может остановить нарастающее в нём ощущение паники. Он прирос к земле, его блестящие ботинки не двигаются с места, а смокинг всё везде невероятно сковывает и холодит кожу. Он просыпается от того, что Чимин, смеясь, плюхается на него сверху, и всё становится в порядке. -- Юнги снова отвлёкся. Участники группы куда-то ушли, что-то там с кинотеатром, а ему было слишком лень вставать с кровати. Чимин ворвался немного позже, устраиваясь поудобнее рядом с Юнги, откинув одеяло и ложась рядом с ним. Они оба смотрят друг на друга, и они так близко, что Юнги чувствует дыхание Чимина на своём лице, но Чимин не перестаёт говорить, и сейчас ещё даже не полдень, так что он просто хочет спать и... — Юнги-хён, ты вообще слушаешь? Он хмыкает, натягивая одеяло повыше на их головы. Внезапно всё кажется таким сокровенным, даже более интимным, чем раньше, и Чимин придвигается ближе. Под одеялом кромешная тьма, и Юнги чуть не подпрыгивает, когда чувствует, как холодные пальцы обхватывают его запястье. — Ты ледяной, — выдыхает он вместо этого, пытаясь стряхнуть холодное прикосновение Чимина, чувствуя, как по его руке пробегают мурашки. Юнги пытается убедить себя, что это просто потому, что Чимину холодно, и ничего больше. — Можем мы просто. — Чимин ёрзает, пока его грудь не прижимается к груди Юнги, а их колени не соприкасаются. — Полежать вот так немного? У Юнги перехватывает дыхание, и хотя слишком темно, чтобы разглядеть лицо Чимина или его глаза, он чувствует себя так, словно оказался в ловушке в собственной постели. Путь к спасению прост, он мог бы просто откинуть одеяло, и всё было бы в порядке. Но рука Чимина больше не на его запястье, она обхватывает его лицо, а пальцы Чимина всё ещё холодом лежат на его раскрасневшейся коже. Юнги задаётся вопросом, видит ли Чимин, как краснеет его лицо, но Чимин ничего не делает, только успокаивающе водит большим пальцем по кругу. — Ах, хён, — шепчет Чимин, придвигаясь ближе, пока их носы не соприкасаются. Юнги ждёт, что Чимин продолжит, но понимает, как тянется собственная рука, пока не оказывается на талии Чимина. Когда его ладонь касается обнажённой кожи, он чувствует, как подпрыгивает собственное сердце. Чимин согревается, его пальцы оттаивают и становятся почти до неприятного горячими на его и без того тёплой коже. Но всё в порядке, потому что это Чимин, и Чимин — его лучший друг, и он ему действительно нравится, и они здесь только вдвоём, и... — Юнги-хён, можно я кое-что сделаю? — голос звучит так тихо, что Юнги приходится напрячься, чтобы его расслышать. Он открывает рот, чтобы заговорить, но не произносит ни слова, и вместо этого только кивает. — Просто не двигайся, хорошо? — Юнги знает, что это риторический вопрос, но он обнаруживает, что снова кивает. Ему не приходит в голову, что давление на его губы исходит от Чимина, но когда оно, наконец, ощущается, он чувствует раскат дрожи по спине и тихий вздох, срывающийся с собственных губ. Чимин отстраняется, и Юнги впивается пальцами в его бок, как бы произнося, пожалуйста, не останавливайся. Юнги сбит с толку, в его голове всё перепуталось, и Чимин снова целует его, а собственное сердце трепещет, и в животе бурлит, и так много всего происходит одновременно, но ему удается поцеловать Чимина в ответ с полной отдачей. Он напуган и нервничает, но это всё, о чём он мечтал — Пак Чимин — и ощущение того, как Чимин прижимается ближе, а его губы движутся всё отчаяннее, успокаивает его. Чимин здесь, Юнги здесь, и всё становится в порядке.