Ты засела так глубоко

      Сон. Наконец после стольких месяцев страданий я могу наконец поспать со спокойной душой. Врач прописал мне успокоительные, но и они мне не всегда помогали. Однако все же после отъезда из Нижнего я чувствую себя куда более лучше, чем тогда. В полудрёме активно проскакивали мои мысли о прошлом, которое до сих пор является мне в кошмарах. И мне до смерти страшно за это. В мыслях я вновь видела его — свой страх. Этот человек держал меня в своей квартире целые сутки, то всячески признаваясь в безграничной любви, то унижая и оскорбляя за все, что я делала и не делала, кем была и не являлась. В его синих глазах я видела лишь ненависть ко всему прочему, не только ко мне, и даже когда он разбрасывался теплыми словами, все равно в его голосе присутствовали нотки агрессии. Мне до сих пор вспоминается, как он пускал мне в лицо сигаретный дым, как он на моих глазах колол себе препарат, как улыбался мне своей кривой и противной улыбкой... Но самое страшное то, что я до боли в груди любила его. Мой взор был настолько затуманен воздушными замками, насколько я пыталась спасти его, что сама начала тонуть в этом омуте с ним. Но мне помогли... Или не помогли... Да черт его знает. — Вик, вставай. — послышался добрый и ласковый голос моей мамы. — Мы приехали. Нужно разгружаться.       Я нехотя встала. Протерев глаза, отстегнула ремень и вышла из отцовского «Nissan'a». Я хмуро повесила на плечи свой черный рюкзак марки «Puma», взяла мамин чемодан и неспешно направилась к подъезду нашего нового жилья. — Двадцать третий этаж, Вик! — крикнул мой отец и продолжил выгружать из просторного багажника сумки.       Поздоровавшись с любезной вахтершей, я направилась к лифту. Вокруг все было бледным, как после дозы. Поначалу мне казалось, что вещества ещё били в голову, заставляя вновь и вновь окунуться в эйфорию. Зайдя в кабину грузового лифта, я нажала на нужный этаж и прикрыла глаза. От перепадов давления закружилась голова. Я вздохнула и очнулась от темноты. «Все хорошо.» — попыталась убедить саму себя я.       Зайдя в дом я поставила вещи на белый мраморный пол и печально улыбнулась. Весь интерьер выглядел в типично белом стиле: стены, потолки, двери, пол. Все было однообразно. Сразу же у входа в квартиру находилась дверь, ведущая в ванную, а чуть подальше нее, прямо возле телевизора, висели верёвочные шторы серебристых оттенков. Впрочем, меня это устраивало. Я благодарна своим родителям за тоя что пытаются всеми силами меня вытянуть из грязи, осчастливить меня. И у них, как мне лично кажется, это получается. Возможно, в Москве все будет иначе, ведь в Нижнем Новгороде меня знали как чокнутую сектантку и наркоманку.

***

      Вечером я лежала в своей комнате и слушала Децла в наушниках. Как по мне, да и не только, этот парень был, есть и будет всегда легендой, и никто не сможет его переплюнуть в стиле читки рэп- и хип-хоп музыки. В жёлтом приглушённом свете настольной лампы я подошла к настенному зеркалу и увидела свое отражение, покрытое имеющими различную символику и ценность для меня татуировками тело, пирсинг, длинные темные африканские косички да и простого подростка, которого очень любят родители и который интересуется музыкой. Я улыбнулась своему отражению, обнажая зубы, на которых вот уже практически год висели брекеты. У меня с детства была такая проблема с передними клыками. Они криво росли, уходя в сторону. Естественно, мне поначалу не нравилась идея носить брекеты, но мама меня быстро убедила, что это очень даже неплохо и, если можно так выразиться, необычно. Понемногу я перестала стесняться и смирилась. Ведь это ж не навсегда, правда?       Я вышла из комнаты и направилась к родителям. Те уже готовились ко сну, сидя на бортике кровати. Отец читал журнал о рыболовстве, а мама смазывала свои морщинистые руки кремом. Я сняла наушники и повесила их на шею. Первой на меня подняла глаза мама. — Ты чего не спишь? — спросила она.       Я молча и с прежней улыбкой подошла к ним, залезла на кровать и обняла их за плечи. — Я вас очень люблю. — моя голова припала к отцовскому плечу, отчего тот смущённо улыбнулся.       Мама обняла меня за талию, похлопывая по спине. Отец отложил журнал и переключился на меня. — Ты ж наша радость. — он любя поцеловал меня в лоб и они с мамой обняли меня со всех сторон, согревая своим теплом, которое скоро пропадет и заменится мрачным холодом.